Детка Мороза в поисках Санты

Александр Ступин

«В старину люди знали, что обижать просто так никого нельзя, и особенно духов: лесных, зимних, летних, морских… Они безобидны, если их понимаешь и принимаешь, как природу, что нас окружает, как весь Божий мир».

Глава I

За старым сараем с его северной стороны ветра насобирали здоровенный сугроб. Он вырос почти до крыши, закрыл окно и ослепительно сверкал на солнце, если оно выглядывало из плотных декабрьских туч. Зимой к старому сараю никто не ходил, и поэтому снег вокруг был чистый, без следов неряшливых дорожек.

Раньше к саду бегали зайцы. Не то чтобы им так уж нравилась кора яблонь, но голод не тётка. С южной стороны кора была потеплее и даже оттаивала от льда. Они грызли её немилосердно, и случалось, что дерево погибало. На злодеев ушастых ставили силки, натравливали собак, охотились. Один зоолог, который тоже имел дачку в том районе, соорудил кормушку вроде шалашика и стал зайцев подкармливать: картошки им насыплет, яблок мелких, припасённых с осени, капусты, моркови нарезанной. Они и перестали по садам шастать.

Лежит снег чистенький, ровненький. Только складочки, что ветра вывели, его гладь нарушают. И сугроб вышел на загляденье, будто вовсе не из снега он, а из дорогого итальянского белого мрамора сделан. Прислонился к сараю одной стороной, и над крышей вершина его возвышается. Никого. Тишина. Вот солнца круг сквозь облака-тучки, как нарисованный блёклой краской. Смотришь на него и глаза не прикрываешь — не слепит. Даже птицы куда-то подевались, а вроде и мороз не сильный, так, слегка щёки прижигает и за нос дёргает.

«Хрусть-хрусть… Уф-уф…» — кто-то завозился в сугробе. Один склон его дал трещину и даже осыпался чуть-чуть. Пыхтит, сопит странный зверь-незверь, силясь выбраться наружу. Из трещины полетели комочки снега и покатились по склону. «Уф-уф… Шур-шур…» Снег летит уже из небольшой норки, а никто не показывается, застрял, наверное, и расширяет проход. «Хрусть, хрусть… Фыр-хряп…» Проход стал расширяться, расширяться, пока оттуда не показались лапки и мордочка с забавными чуть оттопыренными, но гладкими будто изо льда ушками какого-то зверька величиной с крупного кота. Или не зверька? Если судить по тому, что он был без одежды, то, пожалуй, это был зверёк. Люди всегда ходят в одежде, если они живут не в Африке или не моются в ванной. Этот же был без ничего. Тело его было покрыто шёрсткой-шубкой, да и как зимой без шёрстки, замёрзнешь! Голова была похожа на человеческую, но тоже покрыта шёрсткой, мордочка-личико напоминала изображение гномика в детских книжках. Только там это были старички, а у этого было детское лицо и конечно же шаловливые, проказливые глазки с короткими ресничками и бровками.

Существо наконец полностью выбралось из норки и скатилось по склону. Ух! Было оно действительно необычное, странное. Например, его шубка была удивительных цветов, и они постоянно изменялись, как северное сияние. У незнакомца были две ручки с пятью пальчиками, на концах которых были маленькие прозрачные коготки, ножек тоже было две, на каждой из них по пять пальчиков, и тоже с коготками. Можно было предположить, что он легко передвигается по снежному насту и льду. У него не было хвоста, усиков, острых зубов. Скорее всего, это был маленький человечек, которых рисовали в народе на небольших картонках, снабжая разными пояснениями вроде этого: «Дух лесной зимний. Детка Мороза». Такие картинки вешали у себя в избах крестьяне.

У Детки Мороза не было пышной шубы, бороды и посоха, которые почему-то пририсовывали Деду Морозу на поздравительных новогодних открытках. Детка Мороза был от Мороза и ничего лишнего не имел, чего не было бы в богатейшей природной кладовой-гардеробе. Из сотен тысяч разнообразных по форме снежинок было сплетено его одеяние, которое восхитительно переливалось на солнце, как самые дорогие брильянты. Глазки его — цвета еловых шишечек, а губки — цвета озёрного льда. Красавец со всех сторон.

* * *

«Эй, ко мне, Линда, Гера! Ко мне! Не бойтесь, они не кусаются. Вам — налево, и дальше по аллее номер двенадцать, там найдёте свой дом!» — за забором зашумел сторож дачного посёлка, отгоняя собак и помогая кому-то найти дорогу. «Ну что, дурочки, что пристали к людям? А-а-а… Пахнет приятно. Вам бы только брюхо набить. Вы так работали бы, как за куском скачете. Да хватит, хватит прыгать. Новый год люди справлять приехали, продукты несут. Потому и запахи такие. Не дали вам ничего, вы уж и так, и эдак… Обидели псинок. Погодите, после нанесут остатков, обожрётесь ещё. Пойдёмте. Вперёд!»

Голос был совсем рядом, слышался лай и поскуливание собак. Детка Мороза быстро огляделся и легко, как на коньках по льду, заскользил к забору. «Вот они, люди… Вот они какие. Лохматые и с хвостами. Совсем на нас не похожие», — шептал он, цепляясь за штакетник, чтобы получше разглядеть новых знакомых, но забор со стороны аллеи закрывал сугроб.

«Ну, давайте знакомиться», — хихикнул снежный мальчишка, когда огромная рыжая псина подбежала к забору, за которым он стоял. Цепляясь коготками за доски, Детка перелез через заборчик и упал прямо на собаку. Хрум! Снежная шапка обрушилась на собаку. Она отскочила испуганно и затрясла головой, пытаясь стряхнуть снег. Детка Мороза лежал прямо перед ней, но она его не видела. Его прекрасная шубка сливалась со снегом. А почему же сливалась? Она и была снежной, точно такой же, из таких же снежинок, как и тот сугроб, и снежный пласт.

«Здравствуй, человек! Меня зовут — Детка Мороза. Я давно хотел с тобой познакомиться. Какой ты большой и пушистый! Шубка у тебя, как мох на болоте. Носик чёрненький такой. — Он погладил её нос, и собака визгнула, отскочила от него, опустила морду вниз и стала тереть нос лапой. Холодно. — Ой, какая ты игривая, скачешь…» Скользнув по снегу, Детка Мороза оказался сзади и дотронулся до её хвоста.

— Ух, какой пушистый!

— У-у-у-гав, — завизжала собака и, поджав хвост, бросилась за угол аллеи.

— Куда же ты? Играем в догонялки? Я — за тобой!!!

Зрелище было великолепное. По аллее летела, поджав хвост, собака Гера, огромная, рыжая, мохнатая, а за ней — то словно позёмка февральская, то как вихрь снежный январский, то книзу, то вверх столбиком, да крутит, крутит снежную пыль, и по сторонам разбрасывает весело. Ух как весело, особенно когда ветерок с морозцем. Догнала Гера сторожа, потом подружку Линду, и дальше несётся. Холодно.

«Эй, куда это ты так, словно стая волков за тобой гонится? Гера! Ах, голову совсем потеряла псина». Вихрь налетел на сторожа и промчался вперёд, обморозив идущего и бегущую рядом Линду, вторую собаку. Лицо сторожа от снега стало белым, нос прихватило, и он стал судорожно хватать воздух ртом — кислорода не хватало. «Ух, ох, да что же это? Дышать нечем. Ой, как нос-то прихватило и щёку обморозило». Собаке тоже досталось: она чуть присела на задние лапы, поджав подмороженную переднюю, и жалобно заскулила. «Что, тоже досталось? Откуда только налетел морозец? Прям дух перехватило. Пойдём-ка быстрее в нашу берлогу, а то замёрзнем совсем. Ну его к лешему, обход этот, кто в такой мороз к нам припрётся?» Они развернулись и быстро скрылись в ближайшей аллее. Детка Мороза остался один.

Кто заезжал в дачное товарищество зимой, тот помнит эту грустную картину зимнего запустения. Домики, сарайчики, всё больше недостроенные, недоделанные, но уже состарившиеся, прятались смущённо в снегу; серые заборчики из редкого штакетника, покосившиеся в разные стороны или уж совсем упавшие, обозначали границы участков; торчали из-под сугробов какие-то ржавые бочки, горки досок полусгнивших, кучки старого кирпича и много другого, что давно нужно было бы выбросить, да жалко. Когда придёт весна, деревья покроются бурной листвой, а от земли потянутся травы, то этот хлам не так будет бросаться в глаза. А сейчас это — картины поля после битвы.

Детка Мороза брёл по заснеженной аллее, растерянно трогал стволы вытянувшихся сосен и елей. Нижние ветки у них были срезаны, потому что мешали проезду машин, а там, повыше они были припудрены снежной пылью и инеем. Треск-треск, треск-треск — звенело дерево от морозца. Никого. Тихо и печально. Вдали, в морозном тумане прятались берёзовые околки, и зимнее солнце уже клонилось к горизонту. День кончался. «Для первого дня достаточно. Устал. Скоро папенька придёт. Пойду и я спаточки», — Детка Мороза потянулся, сладко зевнул и, выбрав сугроб побольше, нырнул в него. Морозное облачко вырвалось из сугроба и опустилось на ближайшие деревья и кусты колючим инеем. А потом пришёл настоящий Мороз и зашагал по крышам домов, верхушкам деревьев. Всё в морозном тумане. Даже луна на небе в круге холодном, и звёзды подрагивают.

До Нового года оставалось три дня. Самые напряжённые деньки, когда у всех жителей страны была одна забота: пробежаться по ёлочным базарам, рынкам, супермаркетам, чтобы купить ёлку, игрушки, подарки, продукты к столу. Потоки машин и покупателей на площадях перед торговыми центрами смешались: одна река неслась к дверям, другая — из дверей; тележки, коробки, пакеты, в которых звенело, хлюпало, трещало, перемещались в багажники, в салоны автомобилей более состоятельных граждан, у автобусных остановок стоял народ попроще одетый: с сумками и рюкзачками за спиной. В больших залах торговых центров бродили Деды Морозы, зазывая покупателей, занудно пели, подёргиваясь и приседая, заграничные электрические Санта Клаусы у дверей модных бутиков. Огромные ели блистали мишурой и блеском гирлянд. Всё шло, как всегда из года в год. Может, только скромнее и менее тяжёлыми стали нынче мешочки с новогодними подарками для большинства детей. А в самом городе о Новом годе напоминали не больше десятка ёлочек, установленных у дверей офисов богатых компаний и у городской Администрации. Ни тебе гирлянд между столбами вдоль городских дорог, ни растяжек «С Новым годом!» — это стало роскошью для местного бюджета и ушло в прошлое. Только мороз и снег не изменились: один — всё такой же крепкий, а другой — в большом количестве.

От города до дачного товарищества в летние месяцы ходили автобусы и маршрутные такси. В зимнее время туда добирались на своих машинах в основном те, кто жил там постоянно в своих загородных домах. У большинства же дачников-огородников если и были домики, то неказистые, бестолковые, больше напоминающие казённые сторожки-полуземлянки, чем жильё счастливого человека, в них только летний дождь переждать, да от зноя спрятаться можно было.

Сугроб, где расположился на ночь Детка Мороза, был как раз у такого полувагончика-полусарайчика. Если бы кто видел этих хозяев, то не смог бы удержаться и задал вопрос: «А зачем вам, милые люди, этот шалашик и грядки с картофелем и помидорами? Вы ведь тратите столько сил и средств для того, чтобы добраться сюда, садите, копаетесь в земле, убираете сорняки, а осенью вывозите и пытаетесь сберечь и съесть эту скудную прибавку к вашему столу». Вот ведь хозяйка напротив, всё лето гнулась над грядками с картофелем, осенью собрала урожай, наняла машину, вывезла пять мешков картофеля, спустила их в погреб гаража. Дочка её, фармацевт, когда взносы за сад оплачивала, жаловалась: пять мешков картофеля обошлись им, вместе с перевозкой и лечением маменьки, которая надсадилась, в пять раз дороже, чем если бы они покупали этот продукт в магазине. Ох уж эта традиция делать всё, как у людей. А всегда ли это правильно копировать бездумно? Вот в такие-то домики зимой никто не ездил, и Новый год хозяева справляли в городских квартирах. Поэтому аллеи были занесены снегом, по ним никто не ходил. Видны были только следы от лыж, да и то давнишние, еле заметные.

Детке Мороза никто не мешал отдохнуть ночью, и поутру он вывалился из сугроба на свет в чудесном расположении духа, молодой, здоровый и крепкий. Это сразу же почувствовали присевшие на забор две сороки. От крепкого морозца они поперхнулись, закашлялись и целую минуту молчали, чего раньше с ними не случалось. Разволновавшись, они замахали крыльями и быстренько улетели. И уж когда долетели до рощицы, застрекотали, перекрикивая одна другую. «Куда же вы!» — крикнул он им в след, и струя холодного воздуха понеслась за сороками, постепенно растворяясь в утреннем воздухе.

Солнца не было. Небо было низкое и серое. Вскоре пошёл снег. Конец декабря. Куда деться одинокому, полному сил и жажды приключений? Где то место, где его ждут и надеются с ним встретиться? Оно есть, непременно. «Я отправляюсь на его поиски! Ждите меня, я скоро буду!» И зимний мальчик заскользил по снежной аллее, а передвигался он быстро, как на коньках по ровному льду, выписывая пируэты у сугробов, взлетая на их вершины и срываясь оттуда вихрем, осыпая деревья, домики снежной блестящей пылью. «Ух, как прекрасна жизнь! Какой замечательный я и всё вокруг!»

Детка Мороза искренне радовался жизни и всему, что его окружает, потому что он не был книжным героем, из сказки; сказочным немного — да, но настоящим, таким же реальным, как зима, снег, лёд, зимнее небо и солнце, уснувшие до весны деревья и кустарники, реки и ручьи, озёра, покрытые льдом. Его можно было потрогать и убедиться, что он-то не выдуман. И если кто-то может его не видеть, то не почувствовать его присутствия не может. Он хоть и детка, но Мороз!

Впереди была целая зима, чтобы повеселиться, и Детка был настроен провести время весело и интересно прежде, чем спрячется за высокие горы там, на Севере, куда он вернётся, как только пригреет солнце и потекут ручьи. Вернётся без грусти, чтобы отдохнуть и набраться сил. Но это будет потом, а сегодня…