Селлтирианд. Путь скитальца

Александр Петрашов, 2019

Он – Серый скиталец. Могущественный некогда Орден доживает последнее в тенях былого величия. Время Серебряных стражей ушло. Лишь верный клинок и необыкновенные способности выдают истинное происхождение того, кого умело скрывает походный плащ скитальца. Все же Эйстельд не один на своем долгом и непростом пути. Сможет ли настоящая и крепкая дружба уберечь мир от новых ударов? Или быть может тьма, рожденная из света, непроглядна только в самом начале?

Болота

Вечерние сумерки отступали, отдавая свои тени во власть приближающейся ночи. Эйстельд устало лежал в зарослях кустарника, именуемого здешним народом клочницей. В его колючих объятиях странник пытался хоть немного укрыться от моросящего дождя, но зеленовато-мутная дымка все же терпеливо пробиралась к нему и неприятно оседала на коже.

Прохладный ветер тянул за собой гнилостный запах несостоявшейся реки, который ни с чем невозможно было спутать. Болота… Эти дикие места были безлюдны и опасны, впрочем, как и все те, что уходили в сторону от древних трактов и хожих путей.

Эйстельд не мог понять, какое внутреннее чувство подтолкнуло его свернуть в сторону, к незнакомой тропе. Или это была не интуиция, а нетвердо стоящие ноги из-за ведра отборного пойла накануне вечером… Но укорять себя в уже содеянном скиталец не любил, да и явной пользы в этом не усматривал. Так что сейчас, в промокшем плаще и с тюком за спиной, Эйстельд осматривал разветвление полузатопленной тропы со вздувшимися неопрятными холмами над нею.

По болотистым топям его нога ступала куда чаще, чем порою хотелось вспоминать об этом, однако, не смотря на постоянную изменчивость вязкого мира, Эйстельд умело находил нужные ориентиры. Юность в Серых Лесах и долгие странствия в Бурых Пределах оставили следы не только на его облике, но также наградили непростым жизненным опытом и навыками следопыта.

Но сейчас, лежа в зарослях, он не мог отступиться от навязчивой мысли, что все-таки сбился с пути. Потуже затянув тесемку насквозь промокшего мешка, он нехотя стал выбираться из своего укрытия. Делать нечего, ведь о возвращении назад и поиске других тропинок не могло быть и речи. Он хорошо знал: болота слишком обманчивы, особенно после сумерек, даже для Серых скитальцев.

— Не кажутся мне эти холмы безобидным наслоением пород… Раздери меня Изначальный, если я вздумаю карабкаться по их склонам! — пробормотал Эйстельд и провел рукой вдоль гарды своего клинка. Полуторный меч был куда старше самого скитальца, и с Эйстельдом его связывали долгие годы.

Осторожно, слегка пригнувшись и стараясь держаться вытянутых теней, что напоминали черные вуали, ниспадающие с покатых заросших плеч новоявленных хозяев тропы, Эйстельд двинулся в сторону мрачных холмов. Он не раз слышал все те байки, которые так любили травить за кружкой пива в тавернах… Особенно в той, где вчера он пытался перепить, а возможно и перепеть местного барда. Еще немного и он урвал бы победу, но вместе с «Исчезнувшими Первыми Народами», очень трогательной и лирической песней, исчез и его кошель.

Отбросив печальные воспоминания, скиталец начал припоминать перешептывания троих кжиников, которые рассказывали о болотах, о слишком долгих ночах и блеклом тумане, что не возвращает заплутавших путников. «Местные разогреваются за кружкой-другой», — так тогда решил Эйстельд, однако реальность оказалась недалека от выдумок.

Многое изменилось за прошедшие столетия после Серебряной Войны. Союзы угасли, Орден Серебряных Стражей пал в забвение. Те немногие, кто еще носил в своей крови искры лунного света, скрывались в тенях, передавая древние знания и сохраняя память об истории и искусстве некогда великого братства. Теперь они именовали себя Серыми скитальцами, а остатки их касты — Серым Орденом. Те, кто доживал до старости, носили звание Хранителей. В Совете Серого Ордена им предоставлялось право выносить свое независимое решение. Остальные Серые скитальцы были в основном странниками, в окружении которых Эйстельд и вырос, охраняя вместе с ними границы Бурого Предела.

Доводилось ему встречаться не только с пьяными увесистыми кулаками в придорожных тавернах. Были на его веку и столкновения с многоликою тьмою. Хотя существ послеударной эпохи за долгие годы дозора он почти не встречал, однако их присутствие ощущалось повсюду. Поговаривали, но только сидя у теплого камина, и только после четвертой кружки, о пробуждающихся из старых гробниц. Находились свидетели, якобы видевшие тени высоких королей в тумане. Шепот этих рассказов наполнял каждый угол дома и таверны, пока наконец не добрался до Серого Убежища, что находилось в трехстах пятидесяти лигах по прямой к северо-западу.

В собранном наспех Совете присутствовали немногие, а слухи, которые обсуждались, были полны тревожных известий. Старая крепость Великого Клыка на юго-востоке все также стояла безмолвной. Только болота, с давних лет соседствующие с древней твердыней и раскинувшиеся на многие лиги, пришли в движение. Топь наползала на тракт, исчезали путники, иногда и целые обозы. Зеленая мгла будто оживала и разрасталась куда дальше положенного. Болота начинали собирать дань.

Эйстельд уже тогда догадывался, что питает непроходимые топи и насколько опасным может оказаться такой путь, потому и вызвался добровольцем. По сравнению с остальными, Эйстельд выглядел юношей, тем не менее, все прекрасно знали о том, насколько искусно он обращается со своим клинком. В Совете почти все были согласны, один лишь Гранбурн высказался против. Старик всегда был реалистом:

— Если отправить Эйстельда на юг искать выдумки с дерьмом в тумане, мы здесь сами все захлебнемся. Северные границы нам сейчас куда важней. Одно нашествие мы остановили, но какой ценой? Если последуют другие, то нам не выстоять! Убежище падет!

И теперь, сбившись с пути и пробираясь по зловонной зеленой топи, скиталец с горечью думал о том, что стоило тогда прислушаться к старому ворчуну.

Холмы были совсем рядом…

— Может и проскочу незаметно… В самом деле, много ли видят эти чертовы короли в таком тумане! — сострил он больше для себя. Если холмы окажутся не просто нагромождением старой породы, а древними курганами изменений, тогда дело обретет скверный оборот.

Воздух становился вязким и постепенно сгущался. К сырому испарению примешивался характерный запах пустоты. Сердце сжималось в когтях тревоги и, подходя все ближе, Эйстельд теперь не сомневался, что подкрадывается к стражам-могильникам.

Внезапно воздух задрожал и, словно сомкнувшись тяжестью вокруг, замер. Левой рукой ему почудилось прохладное касание, скорее даже намек на прикосновение, подобно хлопьям невесомого снега, осевшего на запястье. Но и этого было достаточно. Молниеносно пригнувшись, мягким прыжком с оборотом Эйстельд ушел в сторону. В правой руке сверкнул клинок. Сталь, скрипнув о ножны, тихо запела. Прямо в холме чернело отверстие…

— Все-таки вляпался! — бросил сквозь зубы Эйстельд.

Проем не был однородным, тьма в нем колебалась, точно капля в чернильнице. Выждав подходящий момент, она тонкой струйкой начала течь из горловины. Только не вниз, как положено, а вверх, жутковато изгибаясь. Высокая сутулая фигура неясно вырисовывалась из темноты провала. Латунные наплечники блекло сверкнули в зеленоватом мраке, и в них могильным цветом отразился яркий клинок.

— «Трехлучевая корона, неужто сам Кхфаар… невозможно!» — пронеслось в голове странника. Времени на дальнейшие логические цепочки не оставалось. Не держи он в руках Серебряный Шторм, выкованный в глубине эпох из селлестила, необычного и крайне редкого металла (если верить преданиям — сошедшего с оборотной стороны луны), шансов у него бы не оставалось. Они и сейчас были невелики. С полноценными умертвиями страннику еще не доводилось встречаться, а с Коронованными стражами не встречались и старшие Хранители уже сотни лет. «Возможно, я еще успею удрать! Связываться с этим, чем бы или кем бы оно ни было, точно не стоит».

Тень без единого звука скользнула в его сторону. Едва различимый нагрудный доспех из тусклого железа слабо мерцал сквозь черные прорехи. Все это нагромождение металла и высохших костей двигалось куда быстрее ожидаемого, и при этом всем стояла невыносимая тишина.

Быстро! Слишком быстро! Мысли подстраивались к боевому ритму. Два мгновенных шага в сторону, клинок со скрежетом прошел сквозь обрывки черного балахона, дробя кости и встречая… пустоту. Следующий оборот — и длинные скрюченные пальцы в одно мгновение прорвали крепкую дубленую куртку. Отдернув руку, Эйстельд сделал резкий выброс меча от колена до плечей и задел доспех, который, не поддавшись, протяжно завыл. Отскочив в сторону и чудом изогнувшись назад, скиталец пропустил у лица страшную пятерню. Эйстельд попытался разрубить тень и, прокрутившись вокруг противника, рубанул крест-накрест. Гулко звякнул встречный металл, как щепки посыпались сколотые кости вперемешку с рваньем балахона. Тень резко отпрянула, но Эйстельд почувствовал, что это даже не передышка… Сквозь разодранную куртку ощущалась заползающая сырость. Следующий выпад для него наверняка станет последним.

У каждого скитальца есть некоторые знания для борьбы с Измененными, но действенны ли они на одного из Коронованных Эйстельд не знал. «Бежать!» — мелькнула в голове нелепая мысль, которую Эйстельд тут же отбросил. Коронованный двигался в этом тумане проворнее, чем рыба в воде. Оставался последний козырь — призрачная надежда на собственный меч. Серебряный Шторм хоть и проходил сквозь черную завесу, расколоть древний нагрудник ему было не под силу. Уповая лишь на судьбу, Эйстельд вложил всю свою веру в силу крови, что текла в его жилах и жилах его предков.

Вдруг он почувствовал, как клинок тихо вздрогнул в руке. Тепло разлилось по всему предплечью, согревающим потоком устремляясь прямо к сердцу. Энергия, идущая от металла, наполняла его грудь и возвращалась в рукоять обратно. Меч едва заметно отсвечивал лунным серебром, которое дарило искру света в этом безнадежном болотном мире. Ощутив угрозу своему столь привычному мраку, сутулая коронованная тень в судорожных изгибах и все в той же непроницаемой тишине начала заползать обратно в чернеющий провал холма.

Тепло меча, придающего сил и уверенности, исчезло также быстро, как и появилось. Поэтому, когда последний луч черной короны скрылся в темноте, ноги скитальца несли его прочь от холмов сквозь пелену, разбрызгивая мутные потеки по едва различимой тропе, к блеклой полосе рассвета.

Сколько Эйстельд бежал, не знал даже он. Наконец, ощущение ледяных пальцев страха и тоски, что терзали его после мучительного прикосновения, начало постепенно покидать.

— Вот же старый осел! — пробормотал Эйстельд, сбавляя шаг и останавливаясь под иссохшим деревом. Бежать больше не было сил, да и с каждым шагом возвращался здравый смысл. Он знал, что стражи крайне редко покидает пределы своих владений. Хотя, касаемо Коронованных, уверенности не было ни в чем. Древние были способны на многое: пространство для них было подобно податливому полотну, а время служило им также, как смертному — простая дорога. Однако чувства подсказывали, что его давно уже никто не преследует. Будучи следопытом, он всегда доверял своему чутью.

— Хороший из меня бы вышел наставник… по распитию браги, просиранию денег и выбору верных путей! — продолжал он ругать себя за неосторожность, но вскоре на дальнейшие нравоучения у скитальца не осталось ни сил, ни желания. Нравственность не являлась его выдающимся качеством. Медленно шагая через постепенно редеющую зеленоватую завесу дождя, Эйстельд с видимым удовольствием наблюдал первые и осторожные касания робкого рассвета. Внимательно осматривая разорванную куртку и рубаху под низом, он с облегчением отметил, что до плоти страшные пыльцы не добрались.

— Повезло, что еще ноги держат. Иначе, валяться бы мне где-то на этой тропе с черными, как сажа, глазами.

Скиталец хорошо представлял последствия, ожидавшие его после Мертвой Хватки, в одиночестве обширных неприветливых топей. Взявшись за рукоять, он медленно обнажил меч и внимательно осмотрел его.

— Спасибо, старый друг, я опять в долгу перед тобой, — тепло пробормотал Эйстальд, бережно проведя ладонью по клинку. Ни сколов, ни вмятин, к своему удовлетворению, он не обнаружил.

— Как всегда — безупречен. Сколько еще силы в тебе, сколько еще веры. Но достоин ли я их? — последние слова Эйстельд прошептал чуть слышно, точно стыдясь того, что клинок ответит. Спрятав меч в ножны и как следует оглядевшись, он прикинул, что где-то там рассвет уже вступает в полную силу, хоть и здесь, на болотах, его дыхание ощущалось крайне слабо.

Временные колодцы… Неслучайно Хранители предпочитают это название, нежели простонародное — Упокоища. Казалось, что промелькнули считанные минуты, а за границей ночь уже перерастала в утро. Нежить пробуждалась там, где сосредоточения селлестила порождали искажения, способные продавливать пространство к другим измерениям. Потому и проявлялись пертурбации времени — чем ближе к центру, тем явственней. Хранители не могли сойтись в едином мнении, где находился исток этих временных колодцев. Одни высказывались, что это зависит от объема скоплений селлестила, другие предполагали, что там могли действовать неведомые им амулеты и артефакты. Высказывались гипотезы о том, что вплотную к центру время почти останавливается. Однако узнать правду не представлялось возможным, поскольку свидетели данных событий никогда не возвращались.

Мысли текли неспешно. Если все-таки это был один из Коронованных, или даже сам Кхфаар, тогда дела в этих краях идут не то чтобы скверно, а на грани полноценного воплощения. Изначальному не достало бы сил… После Серебряной Войны, он хоть и был побежден, но не уничтожен. Однако печати были сломлены и легионы разбиты. Коронованные исчезли во мраке. Изначальный бежал в глубины и многие сотни лет о нем ничего не было известно. Но теперь первый из Коронованных пробужден, значит силы старой крепости, призвавшие вечного, вновь укрепляются.

С этими невеселыми раздумьями Эйстельд повернул к востоку и застыл, как вкопанный. За поворотом, в паре десятков шагов был виден силуэт, закутанный в видавший виды плащ с низко опущенным капюшоном. Обычный человек не заметил бы никого и прошел бы мимо, но острый взгляд следопыта безошибочно распознал сидящую фигуру, затерянную среди неприхотливых форм темнеющих валунов у обочины.

Загадочная фигура не застала скитальца врасплох. Нередко в странствиях ему доводилось встречать разнообразных путников, да и странноватого народа на пути хватало. Но все они преимущественно держались проверенных дорог. Встреча в глубине болот, неподалеку от крепости Клыка, была весьма необычна. По вязким топям, через удушливые пространства не решались проходить даже самые отчаянные авантюристы. Редкие дозоры местного караула обходили их десятой дорогой, а уж когда стали расползаться слухи о молчаливых тенях и призрачных силуэтах, желающих срезать путь или отыскать легкую добычу поубавилось вовсе.

Эйстельд подходил неторопливо, стараясь нарочно держаться подветренной стороны, чтобы ветер сыграл ему на руку. По едва различимым очертаниям, проступающим под изношенным плащом, он уже догадывался, с кем примерно предстоит иметь дело, но по прошествию недавних событий решил, что излишняя осторожность не помешает.

— Судя по тому, как ты суешься под ветер, словно дырявое покрывало на бельевой веревке, уж не рассчитываешь ли ты, что я какой-нибудь пронырливый кжиник, что носом чует, когда задница не мыта?! Тут и носом особо тянуть не нужно, разит от тебя могильником за версту! — с этими словами загадочная фигура откинула капюшон, предъявив миру и обрадованному дождю мокрую путаную бороду, местами укрытую сединой, пару глубоких шрамов на обветренном лице и хитрый глаз стального оттенка. Второй несомненно когда-то был не менее хитрым, но сейчас на его месте сидела тугая, безразличная к происходящему, повязка.

— Эйстельд, чертов бродяга! Как же я рад тебя здесь увидеть, — продолжил он с улыбкой. — Однако, если вдуматься во все эти совершенно «несвязанные» между собой события, то сразу становится ясно, что смердящие больше положенного болота и хрюкающие тени в кустах, заинтересуют Селлтирианд куда больше обыденного. И кто же ринется первым разгребать все эти коварные проделки недремлющей тьмы? Эх Эйстельд, Эйстельд… Внешне ты и повзрослел, но тяга к подобного рода подвигам осталась у тебя с юности.

— И я рад тебя видеть, Гелвин, — улыбнулся в ответ Эйстельд, убирая руку от полированного навершия на рукояти меча. Нестареющего старика бальтора, широкоплечего и низкорослого, даже по меркам его расы, скиталец знал уже не один десяток лет. Гелвин был превосходным охотником-следопытом и с недавних пор — мастерским охотником за головами. Эту новую профессию друга Эйстельд, мягко говоря, не совсем одобрял, но свое мнение держал при себе.

Познакомились они еще в пору молодости скитальца в придорожной корчме, что стояла у границ Бурого Предела, простирающегося на многие сотни лиг к юго-востоку. Внешне эта корчма напоминала месиво из коровьего дерьма и извести, но внутри была на удивление уютной. Именно этот «домашний» уют притягивал проходящие мимо обозы кжиников и купцов, следующих вдоль границ Предела. Они все еще лелеяли надежду выстроить подобие торговых отношений с давно уже одичавшими селениями на северо-востоке. Облюбовали эту корчму и личности более сомнительного вида, до дел которых никто и не проявлял излишнего интереса, разумно понимая, куда он может завести.

Теми днями Эйстельд нес дозоры у этих границ, по большей части обитая на бескрайних пустошах, и лишь изредка появляясь в селениях неподалеку. За это время он научился быть готовым к любым встречам: с отрядами местных мародеров, благородными бандитами, ветеранами всевозможных войн, которые никого не страшились и всегда намеревались брать то, что казалось им своим по праву. Такие встречи (если пытающие удачу были настолько глупы или настолько отчаянны, дабы связываться с Серым скитальцем) Эйстельд и его верный клинок заканчивали быстро, навсегда избавляя «гостей» от сложностей дальнейших набегов.

Порой случалось наблюдать издали силуэты бродячих полутролей, которых нужда и голод уводили все дальше от родных гор. Троллей и их ближайших сородичей Зверодрагуров в те времена было мало, поэтому от селений они старались держаться подальше. Лунный металл они чувствовали не хуже, чем звери охотничьи ловушки, потому и скромное жилище скитальца едва беспокоили.

В той самой придорожной харчевне, куда Эйстельд решил наведаться, дабы вернуть себе человеческий облик, и завязалась крепкая дружба между тогда еще молодым скитальцем и старым, неунывающим охотником бальторовской расы.