Пётр второй

Александр Омельянюк, 2012

Эта книга является первой частью серии «Платон Кочет XX век» романа-эпопеи «Платон Кочет», действие которого происходит от Древнего Египта Амарнского периода до Москвы наших дней. Эта книга также является основополагающей и фундаментальной частью всего произведения, завершая многовековую историю предков главного героя романа-эпопеи по отцовской линии. Действие книги охватывает период с 1901 года по 1946 год. В этой части, описанные реальные события в нашей стране с реальными известными и малоизвестными личностями нашей истории и семьи отца главного героя, переплетаются с вымышленными событиями и придуманными второстепенными героями, гармонично дополняющими картину жизни нашего общества в первой половине прошлого столетия. И в этой книге автор выделяет главный конфликт: всеми людьми, кем бы они ни были, где бы они ни жили, чем бы они ни занимались, управляют их личные интересы, прежде всего экономические. И найти золотую середину между моралью, честью и совестью, служением стране и идее с одной стороны и благами материального и морального благополучия с другой, удаётся далеко не всем и не всегда. Главный герой этой части тоже считает, что в жизни нет ничего важнее, чем семья: дети, жена и родители; дом и Родина; светлая идея. И нет ничего почётнее, чем самоотверженное служение им; и нет ничего более омерзительного, чем чванство и лицемерие, зависть и подлость, трусость и предательство. Со всем этим главному герою этой части романа было суждено неоднократно сталкиваться в своей повседневной жизни, преодолевая трудности, всегда оставаясь самим собой – человеком. Читателям данной книги предстоит прожить описанными в ней многогранными событиями, разнообразными жизненными ситуациями, примеряя на себя варианты поведения и решения различных жизненных вопросов и проблем, вместе с героями сделать нравственный выбор, примерив на себя и разные ипостаси главного героя этой книги – Петра Петровича Кочета (Петра второго). Некоторые исторические экскурсы, неизвестные ранее страницы нашей истории, глубокое освещение нюансов взаимоотношений людей различных взглядов, должностей и возможностей, тонкий анализ мелких деталей и оригинальные философские рассуждения украшают книгу, делая её чтение увлекательным. Книга написана в редком жанре историко-публицистического романа и должна вызвать живой интерес широкого круга читателей.

Глава 3

Страдания (август 1915 — декабрь 1916 гг.)

Если сомнения всех членов семей Кочетов о необходимости их эвакуации на Восток теперь рассеялись, то у германского военного командования сомнения о вариантах дальнейшего ведения боевых действий против русских войск, наоборот, на этот раз возникли, ибо единодушия у военного руководства не было.

Теперь немецкие военачальники бурно обсуждали и строили новые планы по дальнейшему развитию кампании 1915 года в Беларуси.

— «Господа, — начал совещание Начальник Германского Генерального штаба генерал пехоты Эрих фон Фалькенхайн — ещё 9 августа имелась, казалось, прочная надежда, что удастся помешать прорваться к востоку большим русским силам, стеснённым в пространстве Нарев, Висла, Вепрж, Влодава, и уничтожить их. Но скоро, однако, выяснилось, что от этого придётся отказаться. Противнику, очевидно, удалось своевременно извлечь свои главные силы из опасного для него района. В этом ему помогла сохранившаяся у него оперативная свобода в пространстве к северо-западу и северу от Брест-Литовска. Я считаю, что теперь, после вытеснения русских из Польши, крупных операций предпринимать не стоит».

— «Господа! А мы с Эрихом категорически не согласны с такой точкой зрения! — кивнул на генерала Людендорфа генерал Пауль фон Гинденбург — Нужно немедленно развивать наступление вглубь российской территории. Ибо спасение Германии — только в скорейшем выведении из войны России».

Но окончательное решение этого вопроса осталось за Верховным Главнокомандующим — императором Вильгельмом II-ым — занявшим сторону Гинденбурга и Людендорфа.

Он приказал им провести в Беларуси новую наступательную операцию.

И германское командование сменило направление главного удара. Его теперь планировалось нанести в районе Свенцян, севернее Вильно, с общим направлением на Минск.

А два вспомогательных удара планировалось нанести от Ковно на Двинск, и от верхнего течения Немана на Лиду и Барановичи.

И 24 августа 1915 года германской 10-ой армии был зачитан приказ по германскому Восточному фронту:

— «10-ая армия переходит в наступление своим левым крылом с 27 августа. Генерал Гарнье с 1-ой и 9-ой кавалерийскими дивизиями, а также с 3-ей, что переводится из Неманской армии, энергично действует с того же числа от района Вилькомира в полосе Кукуцишки — Уцяны. Армии стараться, возможно, всё усиливать наступающее левое крыло».

Так 27 августа немцами началась Виленская операция по прорыву русского фронта и захвата важнейшего железнодорожного узла — города Молодечно.

Эта цель была выбрана не случайно. Ведь в Молодечно сходились и линии секретной военной и правительственной связи.

Поэтому его захват мог создать неразбериху и посеять панику, срывая управляемость русскими войсками, приводя их к катастрофе.

И 27–28 августа немцы, воспользовавшись не плотностью расположения русских войск, прорвали фронт в районе Свенцян. В этот прорыв и были брошены крупные конные подразделения — кавалерийская группа генерала Отто фон Гарнье.

Однако, неделю назад ставший главкомом Западного фронта, генерал от инфантерии Алексей Ермолаевич Эверт вовремя разгадал замысел противника и бросил наперерез немецкой кавалерии только что воссозданную 2-ую армию под командованием генерала от инфантерии Владимира Васильевича Смирнова.

Поэтому углубить прорыв на этом участке фронта немецким войскам не удалось.

Зато им, в это же время, удалось оттеснить русские армии Юго-Западного фронта, заставив их отступить с прежней линии, оставив города Владимир-Волынский, Ковель, Луцк и Пинск.

А 2-ая русская армия, восстановленная после разгрома, и уже опять сильно потрёпанная в арьергардных боях, сумела не только своим контрударом ликвидировать прорыв немецкой конницы здесь, под Свенцянами, и разбить её, но и задержать продвижение противника вглубь Беларуси, отбросив его назад. И к середине сентября русские армии уже освободили города Сморгонь и Вилейка.

Таким образом, Виленское сражение было проиграно Германией, не выполнившей ни задачу по выведению России из войны, ни задачу разгрома её армий.

А к тому времени стабилизировалось положение и на Юго-Западном фронте, так как Австро-Венгрия была теперь больше отвлечена боями в Сербии и на Итальянском фронте.

Наступление противника на всём Русском фронте захлебнулось, и на всём его протяжении наступило затишье.

Это случилось к концу сентября — началу октября 1915 года, когда наступательный порыв германской и австро-венгерской армий окончательно иссяк, а потенциал был исчерпан, и линия русского Западного фронта стабилизировалась от Браславских озёр на севере до Полесских болот на юге, пройдя по территории Беларуси на рубежах около городов Поставы — Сморгонь — Крево — Барановичи — Пинск.

Обе стороны стали зарываться в землю, возводя мощную линию обороны.

А Россия начала восстанавливать свои сильно пострадавшие в боях воинские части и укреплять оборонительные рубежи.

Но неудачный для российской армии ход войны летом 1915 года вызвал массовую и ещё большую волну переселенцев с западных окраин Российской империи в её внутренние районы.

Стремительность изменения стратегической обстановки в ходе отступления русских войск сопровождалась не меньшей внезапностью выселения жителей.

В действиях чиновников, участвовавших в эвакуации населения, царила полная неразбериха, отсутствовала какая бы то ни было система и согласованность действий.

Гражданские власти не только не оказывали существенной помощи выселенцам, но иногда наносили им ущерб, приказывая бессистемно передвигаться, то назад, то вперед.

Многие направляемые полицией беженцы месяцами блуждали на пространстве нескольких десятков километров.

А власти всё ещё не были готовы к появлению такого количества беженцев.

До сих пор всё ещё не существовало каких-либо правовых документов и программ действий по оказанию помощи беженцам, не были определены лица, ответственные за облегчение участи пострадавших от войны, отсутствовала координация взаимодействий в этом деле со стороны различных учреждений и организаций.

Первоначально беженцы направлялись за Днепр, однако приближение фронта привело к последующей их отправке далее вглубь России.

Всё это привело к нищенскому положению и массовой гибели беженцев, и потребовало от царской администрации сделать всё возможное, чтобы улучшить их положение.

С этой целью был создан целый ряд организаций по оказанию помощи переселенцам, массово эвакуировавшимся из западных губерний России с лета 1915 года.

Для эвакуации населения из районов Северного, Западного и Юго-Западного фронтов царским правительством были созданы две государственные организации — «Северопомощь» и «Югобеженец» под общим руководством главноуполномоченных.

«Северопомощь», в частности, оказала помощь и некоторым семьям Кочетов, двигавшимся гужевым транспортом по важнейшей артерии беженского движения через Могилёвскую губернию в районе города Рогачёв, через который всего проследовало около семисот тысяч беженцев.

Через местные отделы Всероссийских благотворительных организаций, таких как Татьянинский комитет, Всероссийский земский союз, Всероссийский союз городов, государство финансировало мероприятия, связанные с массовым передвижением беженцев во внутренние губернии страны.

Среди таких мероприятий были и создание врачебно-питательных пунктов на железнодорожных и почтовых станциях по пути движения беженцев, и приёмных пунктов для инфекционных больных, помещений для временного размещения транзитных пассажиров, и даже бюро для оформления проездных документов.

Всего до конца 1915 года, без учёта земских и уездных управ, в России действовало 1.300 учреждений и обществ по оказанию помощи беженцам.

А тем временем, ещё 26 августа, семья Петра Васильевича Кочета вместе с оборудованием Гродненских предприятий и сотрудниками с семьями прибыла в Калугу теперь по железной дороге. Этот переезд гродненских учреждений в Калужскую губернию стал уже четвёртым с начала войны. Первые три переезда осуществлялись сначала в уездный город Слоним Гродненской губернии, а затем уже в Калужскую губернию.

Причём все расходы по этой эвакуации несла государственная казна.

Местные администрации Гродненской губернии в основном заботились об эвакуации лишь учреждений и служащих, оставляя на произвол судьбы население своих уездов. Так что семье Петра Васильевича просто повезло.

Стихийное, а отчасти принудительное, беженство охватило, прежде всего, православное население не только Гродненской, но и соседних Виленской, Витебской и Минской губерний.

Католики и иудеи гораздо реже, чем православные, оставляли свои селения, и зачастую, после того как фронт перемещался дальше, возвращались обратно домой.

Остальные же сознательно выезжали вглубь России.

По прибытии на место некоторые учреждения Гродно (гимназия, реальное училище, 2-ая Варшавская гимназия и типография) и Белостока были размещены в Калуге, а все остальные — в уездных городах Калужской губернии.

Учреждения Слонимского уезда оказались в Жиздринском уезде; Волковысского уезда — в Медынском; Бельского уезда, откуда были родом Кочеты, — в Мещовском; Кобринского уезда — в Мосальском; Пружанского уезда — в Козельском; Брест-Литовского уезда — в Малоярославецком и Боровском; Сокольского уезда — в Тарусском уезде.

Иногда деревня сама готовилась к въезду беженцев и, скорее, не запрещала им брать то, что они хотят. Но в отдалении от фронта дворы выставляли дозорных с вилами и собаками.

Газеты писали о моральном разложении беженцев и ярости местных жителей. Атмосфера, как сообщалось, накалилась до такой степени, что в любой момент могли вспыхнуть бунты.

Например, власти Могилева просили армию прислать казаков для охраны имущества, утверждая, что иначе может пролиться кровь.

Столь же плачевно выглядела обстановка вокруг железнодорожных станций, где появлялись импровизированные лагеря. Оттуда беженцев, которые жили в телегах и наскоро сооруженных шалашах, планировалось развезти по всей России.

Гуманитарные организации открыли пункты питания, бани, больницы, приюты для детей, но люди продолжали страдать от голода, холода, болезней и отсутствия воды.

После жаркого лета наступала холодная осень. Вокруг станций начали появляться кладбища. Размеры лагерей поражали воображение: у Рославля с населением в 28 тысяч человек кочевало 80 тысяч беженцев, у аналогичного по размерам Бобруйска — 100 тысяч.

В окрестностях города Кобрин (10 тысяч жителей) — 200 тысяч! Через чуть более крупный город Рогачев, ставшим одной из важнейших артерий эвакуации, только за один месяц прошло 700 тысяч зарегистрированных беженцев!

И Кочеты теперь с содроганием вспоминали, как всего несколько дней назад долго ждали в Барановичах поезда, идущие на Восток, и как долго этих поездов не было. А когда на станцию пригнали несколько вагонов, то получить место в них можно было только за взятку.

А до этого всем крестьянам предписывалось сдать телеги, лошадей и скот. Но пунктов скупки было мало, так что многим пришлось оставить своё имущество на станции. И только некоторым, в том числе и Петру Васильевичу Кочету, удалось телегу, лошадей и инструмент продать по дешёвке местным жителям, у многих из которых постепенно стала нарастать неприязнь к беженцам.

Некоторые жители населенных пунктов, которые Кочеты миновали по пути, говорили:

— «Это же саранча, после которой остается только конский навоз и человеческие отходы. А еще они воры: пасут скот на чужой траве, забирают сено, выкапывают картошку, пилят деревья и ломают заборы на дрова».

Пётр Васильевич был свидетелем того, как пойманный на краже дров для обогрева своей семьи, один из беженцев оправдывался перед местными жителями:

— «Знаете, я никогда не крал, я был честным человеком, а сейчас превратился в вора».

А его подельник оказался смелее и наглее, вовсе и не думая каяться:

— «Мы забрали, ну и что? А наше добро немцы не забрали?».

И действительно, беженцы порой испытывали тяжёлую нужду в крове, тепле и еде. И далеко не всем беженцам удалось доехать до новых мест без потерь. В дороге умирали, в основном от холеры, старики и маленькие дети.

По дороге к Барановичам и посадке в вагоны в колонне из одиннадцати крестьянских беженских семей Белостокского и Бельского уездов Гродненской губернии из-за холеры был потерян каждый пятый беженец.

Погибали и лошади. Тогда военные помогали таким беженцам, оставшимся без лошадей, и сажали их с собой на попутные подводы, обеспечивая и продуктами.

И хотя военная обстановка в этот период была тяжелой, но порядок, безопасность и питание беженцев были организованы неплохо.

По разнарядке властей, как правило, все беженцы из Белостокского уезда Гродненской губернии пересаживались на поезда в Барановичах.

И, уже находящегося в вагоне, Петра Васильевича Кочета теперь немало также волновало и то, что их товарный поезд часто останавливался по дороге на переформирование и вроде бы даже менял направление движения, из-за чего на полустанках некоторые крестьяне отставали от поезда и теряли свои семьи.

Несколько дней поезд Кочетов от Барановичей до Калуги шёл медленно и с остановками. У пассажиров этого товарняка не было печек и, соответственно, возможности приготовить себе горячую еду и обогреться уже холодными августовскими ночами.

Но они выдержали, ибо заветная цель была близка.

К тому же на некоторых питательных железнодорожных пунктах им всё же давали горячий обед (картофельный суп или борщ на мясном бульоне), по одному фунту на человека чёрного и до полуфунта белого хлеба, который пекли в соседних деревнях, и выдавался чай с сахаром.

И это всем помогло выжить в тяжёлых условиях.

Прибыв в Калугу, Кочеты, как и все беженцы, пошли на регистрацию.

На этот день в Калуге было зарегистрировано уже более двух тысяч беженцев из двенадцати западных губерний России.

Но буквально ещё через несколько дней, когда подошли пассажирские поезда с новыми беженцами, их количество сразу утроилось.

В их числе оказались семьи Василия Климовича и других Кочетов из деревни Пилипки.

Радость встречи с родными и некоторыми односельчанами пополнилась взаимными рассказами о новых напастях и впечатлениях.

Крестьянин соседнего села из того же Белостокского уезда Гродненской губернии Антон Козловский делился с самым старшим Кочетом — Василием Климовичем:

— «Василь Климович, а мне ведь теперь совершенно ясно, что мы бы собственным гужевым транспортом сами бы не добрались до этих мест в России!».

— «Так, як и большасць нашых землякоув-бежанцаув!» — согласился тот.

В итоге, и семья Василия Климовича и семьи его остальных детей тоже в конце августа 1915 года эвакуировались в Калужскую губернию.

Подавляющее большинство беженцев добралось до мест назначения в довольно короткое время. Здесь они, в месте своего нового временного проживания, наконец, получили долгожданные деньги по квитанциям за отставленные дома, сданный армии скот и имущество.

И эта эвакуация на всю жизнь врезалась в память всех их, включая и братьев-школьников Бориса и Петра Кочетов.

Во время вынужденного путешествия им тоже на многих станциях давали горячую пищу, а из вагонов поезда периодически выносили больных тифом и холерой, размещая их в пристанционных бараках для инфекционных больных.

Такая работа по созданию врачебно-питательных пунктов и оказанию на их базе помощи беженцам, следовавшим к местам своего временного пребывания, проводилась во всех губерниях Европейской России, через которые осуществлялось массовое переселение. Более половины этих беженцев составляли русские, а более трети — поляки.

Но главной проблемой беженцев теперь стала их полная дезориентация о месте их нахождения.

Военные власти заранее не информировали беженцев — куда их отправляют. Им было пока не до этого, хотя на решение беженского вопроса армией было выделено два миллиона руцблей.

Хоть беженство 1915 года и не оказало существенного влияния на ход боевых действий, но беженцы, учёт перемещения и смертности которых был плохо налажен, стали дополнительной заботой для военного руководства в этой войне.

А народ стал называть эту войну Великой.

Она была несравнима с войнами прошлого, и воспринималась, как страшная и непоправимая катастрофа, приведшая к психологическому надлому в сознании миллионов людей, для которых теперь вся жизнь разделилась на «до» и «после».

Исключением не были и крестьяне Западного Полесья, ставшие и наиболее пострадавшей от войны категорией мирного населения — беженцами прифронтовой зоны, вынужденно покинувшими родные места.

Их численность превысила полтора миллиона человек.

В 1915 году большинство беженцев из-под Белостока, Гродно, Вильно и Брест-Литовска впервые в своей жизни покинули родные места и, теряя самых близких, подались в неизвестные им края, переживая голод, холод, лишения и неустроенность.

Однако самые первые партии беженцев, в числе которых оказались и все семьи Кочетов, были уже в конце августа благополучно доставлены в пункты своего временного размещения. Для семьи Петра Васильевича Кочета это теперь был Мещовский уезд Калужской губернии.

Но поначалу Петру Васильевичу, как имевшему двоих сыновей — учеников школ, предложили временно разместиться в Калуге, предложив на выбор помещение одной из местных церковноприходских школ: Космодемьянской, Спасозаверхской, Георгиевской или при монастыре Святого Лаврентия.

Прибывшим позже предлагали уже Тихонову и Оптину пустынь, Сергиев скит, помещение общины «Отрада и утешение» и некоторые церковно приходские школы в части уездах губернии.

Для этих же целей предлагались также церковные дома сельских священников, и даже церковные сторожки.

Посовещавшись с семьёй, Пётр Васильевич Кочет для временного поселения выбрал такую школу в Мещовском уезде.

— «Ну, што, сынки! Куды паедзем?» — для начала спросил он свою семью.

— «Я — в лесную деревню!» — первым высказался старший Борис.

— «А я хочу остаться в Калуге!» — в противовес ему и чуть обиженно возразил младший Петя.

— «А я предлагаю выбрать богатую землёй деревню!» — в корне не согласилась с ним мачеха Гликерия Сидоровна.

— «Ну, тады мы паедзем… у Мещовский павет!» — подытожил отец.

Такие метания в выборе возможного места поселения были характерны лишь для первой поры расселения беженцев. Ибо, это было в то время, когда гражданские власти до беженского вопроса ещё не дозрели.

Только 30 августа 1915 года было принято Постановление «Об обеспечении нужд беженцев». По нему руководство беженскими делами возлагалось на органы самоуправления и общественные организации.

Этим законом впервые официально определялся статус беженца.

Ведь среди тех, кто эвакуировался на восток, были люди разные, и по разным причинам оставившие свои родные места.

Кто-то были лицами, «оставившие местность из-за угрозы неприятеля», или местность, уже занятую врагом; кто-то, «выселенные распоряжением военных или гражданских властей из района военных действий», а кто-то и в результате принудительной политической депортации, как «выходцы из враждебных России государств».

Разные причины выезда делали беженцев и носителями разных правовых возможностей.

Но всех беженцев объединяла потеря имущества, нахождение вне территории своего бывшего постоянного проживания, неопределенность в будущем, необходимость обустройства своей семьи на новом месте с решением вопросов нахождения жилья, трудоустройства, обеспечения питанием и медицинским обслуживанием, установления связи с родными, в том числе с мобилизованными в армию, а также установления отношений с организациями, оказывающими им помощь.

В числе таких организаций оказались не только государственные и общественные, но и естественно церковные.

В частности Епархиальный комитет Калужской губернии контролировал условия размещения и питания беженцев. Он уполномочил благочинного калужских церквей протоиерея Щеглова организовать среди городского духовенства сбор одежды и обуви для беженцев.

Его помощью пришлось воспользоваться и семье Петра Васильевича Кочета. К моменту прибытия в Калугу у его сыновей поизносилась обувь.

Но помимо своей главной задачи, епархиальный комитет организовал и обеспечил на железнодорожных станциях «Сухиничи», «Тихонова пустынь» и «Калуга» непрерывное дежурство всех пастырей из этих городов с целью утешения, ободрения и пастырского врачевания всех нуждающихся в этом прибывающих беженцев.

Членам семьи Петра Васильевича Кочета и самим пришлось поучаствовать в приёме и устройстве своих земляков из Гродненской губернии.

В количестве пяти тысяч человек они прибыли на земли Мещовского уезда в начале сентября, когда железнодорожные перевозки беженцев достигли своего максимума.

В одной из церковноприходских школ ближайшего села устроили временный приют с питанием и распределительным пунктом.

Грамотная и отзывчивая Гликерия Сидоровна под руководством местного священника А. Смирнова помогала учителям этой школы в регистрации беженцев и в выдаче им суточных.

А тем временем повсеместно приходские попечительские советы организовывали сборы пожертвований от прихожан в пользу нуждающихся и занимались поиском помещений для размещения беженцев.

И в этом благородном деле попечительский совет Мещовского уезда оказался в числе самых активных советов Калужской губернии.

И только 10 сентября, когда беженский поток резко возрос, при Министерстве внутренних дел было образовано «Особое совещание по устройству беженцев» с функциями высшего совещательного органа.

А на местах тогда же начали работать губернские совещания. И теперь в вопросы беженцев включились земские и городские самоуправления.

Эвакуация значительных масс людей на Восток, как и отступление русской армии, и оставление врагу западных территорий России оказало негативное влияние на экономику страны.

В то время оставленные Привислинские губернии давали России около четверти добычи каменного угля, и потеря этих месторождений привела к тому, что с конца 1915 года в России начался топливный кризис.

И хотя Россия и оказалась в тяжелом экономическом положении, но эвакуация беженцев была доведена до конца.

Беженство с территории Беларуси длилось до конца октября 1915 года, когда в результате централизованной поставки поездов основная масса беженцев, вынужденно оставившие родные места, была отправлена за пределы северо-западных губерний России, и благополучно доставлена в пункты своего временного размещения.

Россия и её жители произвела на белорусских крестьян огромное впечатление. Больше всего их удивила небывалая приветливость и щедрость россиян, которые одаривали беженцев едой и одеждой, принимая их на постой в свои дома.

Беженцев из Беларуси, землям которой были, естественно, нанесены наибольшие потери в войне, удивлял быт и уклад жизни крестьян Центральной России и урожайность их полей. Поэтому не только Кочеты, но и многие другие белорусы нашли на новых землях и постоянное место жительства, и новую работу, и местные школы для своих детей.

Вице-губернатор Калужской губернии коллежский советник Герман Александрович Ермолов и предводитель местного губернского дворянства действительный статский советник Николай Иванович Булычов вместе провожали колонну беженцев в уездный город Мещовск, насчитывавший в то время всего три с половиной тысячи жителей.

И Кочеты влились в население этого уезда, составлявшее теперь более ста тридцати тысяч жителей, поселившись в деревне Космыново, находящейся в шестидесяти километрах юго-западнее Калуги и в восьми километрах восточнее Мещовска на правом берегу извилистой реки Серёна.

Семье Петра Васильевича Кочета на четырёх человек для временного проживания был предоставлен ещё не старый пустующий дом на окраине этой совсем небольшой молодой и пока малонаселённой деревни.

Дом хоть и был целым, но кое-где требовался ремонт, с коим деловитый и мастеровой Пётр Васильевич вместе с сыновьями справился довольно быстро.

И теперь у его семьи был хоть и временный, но «свой» дом.

С сентября младший Петя, на родине проучившийся лишь три класса, теперь пошёл учиться в четвёртый класс начальной деревенской школы (одноклассного начального училища), размещавшейся в селе Нестеровка в двух километрах юго-западнее от Космыново.

В этой двухкомплектной школе четырёхгодичного обучения из окрестных деревень было собрано около шестидесяти учеников, размещавшихся в двух классных комнатах, и всего двое учителей.

Петя Кочет только свой первый класс в 1912–1913 годах обучался в ближайшем селе Пасынки в церковноприходской школе, коих в России было примерно треть от общего количества начальных школ.

Там за ним присматривал и лелеял надежду, что растит себе помощника и смену, его двоюродный дед — настоятель местной Православной Церкви Рождения Святого Иоанна Крестителя — Сергей Климович Кочет.

Но второй и третий класс Петя уже обучался в родной деревне Пилипки в обычной деревенской начальной школе, невольно сменив там своего старшего брата Бориса. Тогда в большинстве губерний России ещё не было введено земство. К таким губерниям относились все азиатские и северные губернии России, Астраханская губерния, Кавказ, Правобережная Украина, Белоруссия, Польша и Прибалтика.

А в отсутствие и при недостатке средств, отпускаемых государством на народное просвещение, и при отсутствии закона о введении всеобщего обучения земствам лишь кое-где удавалось ввести всеобщее обучение детей.

Ещё к 1914 году в российской империи насчитывалось уже 123.745 начальных учебных заведений. В них, в возрасте от восьми до одиннадцати лет, обучалось примерно до 28 процентов детей крестьян.

В городах же обучалось уже до половины от всех детей этих возрастов.

Однако в центральных и западных губерниях этот процент был выше.

Более того, в этих губерниях было практически обеспечено полное обучение мальчиков. Но Петя Кочет не ходил в земскую школу, в которой тоже обучались дети от восьми до одиннадцатилетнего возраста, и которая была намного лучше обычных сельских и деревенских начальных школ.

Иногда земства даже специально строили новые школьные здания, в которых имелись квартиры для учителей.

А в новой школе Пети Кочета был явный недобор учеников третьего и четвёртого класса, так как многие из них не доучивались до конца. После двух классов, научившись писать, читать и считать, они уходили из школы заниматься производительным трудом на благо своей семьи.

Но Пётр Васильевич твёрдо решил дать полностью выучиться обоим своим сыновьям.

Но теперь долгая дорога в школу из их маленькой деревни Космыново сначала вела, извиваясь, в общем направлении на северо-запад по мосткам или вброд через реку Серёна в сторону деревни Глинное.

На развилке юго-западнее этой деревни детский поток утраивался, и оттуда они вместе шли по дороге на юго-запад в сторону села Нестеровки.

А, закончивший ещё дома в Пилипках 2-ой класс «высшего начального училища» (или 6-ой текущий класс), Борис к своей радости, наконец, пошёл работать. Ибо в ближайших деревнях не было этой 4-ёх классной школы следующего уровня системы элементарного образования и следующих за ними по уровню образования — низших ремесленных, технических и торговых училищ. И теперь его, любящего лес и природу, определили в помощники к местному лесничему, хотя лесов в окрестностях Космыново было совсем мало.

Высшие начальные училища стали учреждаться в России ещё по закону 1912 года. Они заменили собой устаревшие городские училища, введённые по положению 1872 года.

Высшие начальные училища открывались и в сельских местностях. В 1915 году в России было уже 1.547 высших начальных училищ, среди которых была и школа в Пилипках, в которую Борис перешёл в 1913 году.

И это было связано лишь с тем, что в их деревне жила семья учителей с соответствующим уровнем подготовки и рядом с начальной школой имелся свободный дом под эту новую школу, в которую стали ходить дети и из соседних деревень.

Высшие начальные училища имели 4-летний срок обучения после 3-ёх или 4-ёх летней начальной школы и были мужскими, женскими или смешанными.

Ученики первого и второго классов этих училищ могли поступать соответственно в средние учебные заведения, но со сдачей экзамена по иностранному языку, который в этих училищах не преподавался.

В высших начальных училищах изучались закон божий, русский язык и словесность (литература), арифметика и начало алгебры, геометрия, география, история России с некоторыми сведениями из всеобщей истории, естествоведение и физика, рисование и черчение, пение и физкультура. А для девочек, кроме того, рукоделие.

Окончившие эти училища могли поступать в средние технические учебные заведения и в учительские институты. Но такой школы в Космыново не было, Так что Пете Кочету, в отличие от его старшего брата Бориса, проучившегося всё-таки два года в такой школе, грозила остановка в образовании на уровне 4-го класса начальной школы.

А пока Петя Кочет в новой школе изучал закон божий, в котором естественно оказался лидером и русский язык (чтение, письмо и грамматику), в коем уже не уступал местным ребятишкам. Преподавали также арифметику (счёт и четыре арифметических действия с целыми числами) и пение, в котором он, совершенно не имевший слуха, естественно не преуспел.

На его, как любознательного человека, счастье, на уроках русского языка ученикам во время чтения одновременно сообщались и элементарные сведения по природоведению, истории России и физической географии.

Основными методами обучения в начальных школах тогда были беседы с учениками, их работа с учебником, рассказ учителя с демонстрацией наглядных пособий, в частности картинок, и письменные и графические работы учащихся.

А осенью и весной ученики на пришкольном участке занимались садоводством и огородничеством, в чём они ещё с самых малых лет привыкли помогать своим родителям.

По арифметике они изучали устный счёт, употребляемые в жизни дроби и умение пользоваться счётами, что особенно нравилось Пете Кочету.

Дома он показывал отцу, как лихо щёлкает костяшками, прибавляя и вычитая разные числа.

В начальной школе изучались также элементарные геометрические понятия и фигуры.

Грамоте обучали с помощью аналитико-синтетического звукового метода.

При изучении русского языка бόльшую часть времени уделяли усвоению грамматики и орфографии.

Поэтому на чтение оставалось меньше времени. Тем более учащихся мало учили чётко, ясно и, главное, грамотно излагать свои мысли, в том числе письменно.

Но, с детства полюбивший слушать устные рассказы матери и чтение книг, Петя Кочет в этом компоненте знаний и умений оказался самым сильным учеником школы. Его способности к учёбе и ранее полученные знания быстро снискали ему авторитет среди одноклассников, учителей и соседей по деревне Космыново.

А пока Кочеты обживались в Космыново, стабилизируя свою жизнь, к концу 1915 года стабилизировалась и линия фронта, превратившись почти в впрямую линию, соединяющую Балтийское и Чёрное моря.

Германия заняла Варшавский выступ и Курляндию.

Линия фронта теперь проходила около Риги и далее шла по Западной Двине до укрепрайона Двинск.

Дальше фронт проходил по территориям Ковенской, Виленской и Гродненской губерний и по западной части Минской губернии.

На юго-западном направлении фронт отрезал западную треть Волынской губернии с Луцком, но город Ровно остался за Россией.

Далее фронт проходил по территории Австро-Венгрии, оставляя за русскими войсками часть района Тернополя и Галиции.

В районе Бессарабской губернии фронт проходил по границе России с Австро-Венгрией и заканчивался на границе с нейтральной Румынией.

Теперь линия фронта с обеих сторон была плотно заполнена войсками, и война стала позиционной.

А на захваченных у России территориях была создана германская оккупационная администрация.

Поначалу казалось, что опасность немецких репрессий против гражданского населения, в том числе против православных западных белорусов, которые преимущественно становились беженцами, была необоснованной.

И получалось так, что в 1915 году сначала в большей степени пострадали те, кто отправился в беженство, нежели те, кто остался под немцами.

Зато потом население, оставшееся на оккупированных территориях, почувствовало на себе ограничение своих гражданских прав, испытало тяготы принудительного труда, иногда и за пределами родины, став свидетелем разграбления материальных ценностей и природных ресурсов.

Но всего этого Кочеты ещё не знали, потому о своей судьбе и не жалели. Жалел лишь весь российский народ об итогах военной кампании 1915 года.

В уходящем году противник смог добиться существенных военных побед и захватить значительную часть территории России.

Однако, не смотря на очевидное тактическое преимущество в манёвренной войне, Германия не смогла нанести полного поражения России и вывести её из войны, которая теперь затягивалась, превращаясь в позиционную.

Не добившись побед над противником, все ведущие державы подорвали свои экономики. Но Россия, не смотря на большие потери в территории, в живой силе и наступательном духе армии, ещё сохранила способность к продолжению войны.

К концу Великого отступления в России был преодолён кризис и в военном снабжении. И к концу 1915 года нормализовалось снабжение войск артиллерией и боеприпасами.

А вот перенапряжение из-за больших человеческих потерь экономик Германии и Австро-Венгрии стало весьма заметным.

За весь 1915 год Германия потеряла около ста тысяч человек убитыми и умершими от ран, и почти шестьсот тысяч человек ранеными и пленными.

И теперь не только семьи Кочетов, но и многие миллионы россиян, как и многие миллионы жителей других воюющих государств, пострадавших от войны, в той или иной степени испытывали лишения и страдания.

Ведь, несмотря на масштабность мероприятий, проводимых царским правительством для оказания помощи беженцам, положение этой огромной массы людей всё ещё оставалось тяжёлым.

Во многих губерниях России к приёму миллионов беженцев, среди которых было много больных и голодных людей, ещё толком ничего не было готово. Существовали серьёзные проблемы с жильём и расселением беженцев. Не хватало больниц, чётких директив и готовых правовых решений.

Но кое-где местные власти пытались даже отказаться принимать беженцев.

Немало было опасений на местах и у простых людей. Не заразят ли беженцы их семьи тифом? Не съедят ли все их запасы продовольствия?

Кто будет их содержать? Ведь, говорят, что они не хотят работать!

Рассказывают, что они даже отказываются пить кофе с молоком и требуют сливок!

Газеты писали о беженцах, которые днём нанимались на работу, а ночью сбегали от своих работодателей.

А ведь эвакуировали не только нормальных людей, но и заключенных.

В прессе, кроме сообщений о «настоящих» бедных и честных беженцах, появились также и сообщения о тех, кто себя за них выдаёт.

Однако вместе с беженцами появились слухи и толки о большой военной силе немцев и о возможно скорой новой эвакуации ещё дальше на Восток.

Российские власти между тем старались, чтобы изгнанников приняли хорошо, и пытались разными методами успокоить местное население, часть которого считало чрезмерным оказываемое беженцам внимание. Но местная администрация расценивала это лишь как проявление обывательского невежества.

Появились дешёвые брошюры, в которых рассказывалось, что беженцы — это простые добропорядочные люди, которых выгнал из домов злой немец.

А в газетах стали печатать трогательные фотографии матерей с детьми и стихи о тяжёлой изгнаннической судьбе.

В либеральных кругах, которые активно подключились к помощи беженцам, начались дискуссии, как помогать им, но чтобы не избаловать.

Можно ли принуждать их к труду, как каторжников? Чем считать помощь: актом милосердия или обязанностью государства?

Если оно само ведёт войну, жертвами которой стали эти люди, не должно ли оно теперь само окружить их заботой?

От беженцев ожидали покорности и благодарности за милосердие. Но как им можно было быть благодарными, если весь их мир разрушен, имущество уничтожено, а близкие погибли?

И российское общество смирилось с беженцами. В подавляющем большинстве местное население с самого начала с большим пониманием и сочувствием отнеслось к ним, и беженцы довольно быстро освоились на новых местах проживания.

Основная масса беженцев из Беларуси осела в центральных губерниях России и в Поволжье.

Но их размещали и по всей остальной территории империи, преимущественно в плодородных районах на Волге и Дону, а также в Сибири. Это были деревни, где земли было много, а рабочих рук, из-за того, что мужчины отправились на фронт, недоставало.

В этих местах люди часто строили два дома: летний и зимний. И теперь один они уступали новым жителям и делились с ними едой. Беженцы занимались сельскохозяйственными работами, нетрудоспособные получали пособие, а дети ходили в школу.

А доброжелательное отношение населения на новом месте проживания и относительно высокий достаток запомнились очень многим беженцам, в том числе и членам семьи Петра Васильевича Кочета.

Ведь работая в поле с хозяевами, можно было неплохо заработать.

В общем, жизнь начинала налаживаться.

Но ещё к середине сентября 1915 года, когда уже была налажена полноценная регистрация всех беженцев, и когда количество направленных в Калужскую губернию беженцев достигло 50 тысяч человек, губернатор распорядился «до особого распоряжения» прекратить их дальнейший приём.

А прибывающие новые партии беженцев, были им перенаправлены в соседние Тульскую и Рязанскую губернии.

И уже по распоряжению Министерства внутренних дел часть Гродненских учреждений и, имеющих государственное значение, производств вместе с сотрудниками и членами их семей были направлены не только в Рязанскую и Тульскую, но и в Тамбовскую губернию.

Это было связано с тем, что в это же время решался вопрос о переводе в Калугу Ставки Верховного главнокомандующего.

Некоторые губернии пытались хоть как-то, всеми правдами и не правдами, отбиться от беженского потока.

Руководством соседней Орловской губернии была предпринята попытка направить беженских поток в обход их губернии, о чём сам Губернатор хлопотал в Петрограде.

И местные земские деятели тоже, пытаясь сдержать наплыв беженцев в свою губернию, убеждали, направлявшего беженские потоки, уполномоченного по беженским делам Северо-Западного фронта о бездорожье и бесхлебье в западных уездах их Орловской губернии, мотивируя это её близостью к линии фронта и недостаточным обеспечением губернии продовольствием.

Во многом и поэтому, для упорядочения процесса приёма и устройства беженцев, в ноябре этого же года территория Российской империи была разделена на двенадцать районов, в том числе в глубине России.

А губернскими отделениями Татьянинского комитета в губернских и уездных центрах были открыты распределительные пункты.

Весь процесс распределения беженцев был теперь весьма неплохо организован.

Прибывавших по железным дорогам беженцев на станциях уже встречали крестьянские подводы, развозя их по уездам.

А в отведённое для беженцев жильё с помощью полиции их уже размещали земские начальники, волостные старшины и сельские старосты.

Однако с наплывом беженцев на местах справились не сразу.

Этому мешало и транзитное перемещение через Калужскую губернию беженцев на своём гужевом транспорте, которое прекратилось лишь в конце октября.

На всём пути их следования были устроены питательные пункты, на которые свозили продукты крестьяне из окрестных деревень.

Но на этих пунктах часто не хватало заготовленных кормов для скота.

Таким путём прошло около четырёх с половиной тысяч беженцев, двигавшихся со средней скоростью около пятнадцати километров в день.

Но основные, массовые перевозки беженцев осенью 1915 года осуществлялись маршрутными поездами прямо до пункта назначения.

Для этого в течение двух месяцев наиболее интенсивного движения этих маршрутных поездов потребовалось 115 тысяч вагонов, подавляющее большинство которых было оборудовано нарами и печами.

О таких поездах и вагонах мечтали все беженцы, простаивавшие очень длинные очереди на станциях посадки.

Но простаивали не только они, но и их поезда — от нескольких часов до нескольких суток.

Однако, по свидетельствам большинства самих же беженцев, именно благодаря усилиям властей в довольно короткое время они добрались до мест своего временного размещения.

И с осени 1915-го года до начала 1916-го была успешно завершена массовая перевозка беженцев маршрутными поездами во внутренние районы России. А финансирование всех мероприятий, связанных с массовым перемещением беженцев во внутренние районы страны государство осуществляло через Татьянинский комитет, Всероссийский Земский Союз и Всероссийский Союз Городов.

Кроме того эти комитеты и союзы сами собирали пожертвования.

Именно и из таких пожертвований была оказана новая финансовая помощь и семье Петра Васильевича Кочета.

На эти деньги и на ранее полученные по распискам деньги он, прежде всего, закупил необходимый ему плотницкий и столярный инструмент, кое-что из сельхозорудий труда, посуду, одежду и домашнюю утварь, продукты, а также кур, гусей и молодняк скота.

Вокруг дома Кочетов был небольшой приусадебный участок, но другой земли им не было выделено по причине её отсутствия.

Так что Пётр Васильевич стал работать в усадьбе местного помещика и на крестьян-землевладельцев, или попросту батрачить на них.

После помощи всем им в сентябрьском сборе урожая и в его переработке, Пётр Васильевич помогал в подготовке земли к зиме и весеннему севу: в уборке завядшей травы, в пахоте, и во внесении удобрений.

Но в октябре эти дела завершились, и Пётр Васильевич занялся своим любимым делом.

Поначалу он стал плотничать, в основном ремонтируя местным жителям их скотные дворы и овины, готовя эти строения к зиме.

А зимой Пётр Васильевич Кочет стал для местных жителей настоящим спасителем, ремонтируя им старую и делая новую мебель, а их детям — нехитрый спортивный инвентарь и игрушки.

Сыновья иногда помогали отцу, но чаще пропадали на улице в компании местной детворы.

Детей в их деревне было мало, но зато дружили они крепко.

В их компании братья Кочеты играли в снежки и в «царь горы».

Катались они и по замёрзшей речке на смастерённых их отцом коньках, а с её берегов и со склонов ближайших холмов — на санках. Частенько на самодельных лыжах ходили они и по окрестным полям и холмам.

Местная детвора была благодарна Петру Васильевичу за его умелые руки и добрый нрав, а его сыновей приняла как своих за их общительность и повышенное чувство справедливости.

И новый 1916 год семья Кочетов спокойно встретила в домашнем уюте, в своём уже отремонтированном, тёплом доме, с некоторой уверенностью в завтрашнем дне, и в надежде на лучшее для всех членов их семьи будущее, на скорое окончание всем так надоевшей войны.

Но война продолжалась.

Ещё с октября 1915 года линия фронта, проходившая по территории Белоруссии и делившая её пополам, стабилизировалась.

Ведь противник, желая скорейшей победы на Западном фронте, был вынужден пока устроить себе передышку на Восточном фронте.

Для этого он основательно укрепил в инженерном отношении свои позиции, обеспечив глубоко эшелонированную оборону против возможного наступления русской армии.

Немцы, как правило, отрывали сразу несколько линий окопов вдоль фронта, составляющих укреплённую полосу шириной до полутора километров.

Через каждые почти двадцать шагов в первой линии окопов были сделаны бойницы прямоугольной, трапециевидной, треугольной и щелевидной формы для стрельбы не только из винтовок, но и из пулемётов и миномётов.

А для препятствования прострелу окопов с флангов и для защиты личного состава от осколков и рикошетов пуль, мин и снарядов, они были разделены насыпными перегородками (траверсами).

Первая линия окопов прикрывалась спереди в одну, а то и в две полосы проволочными заграждениями, закреплёнными на рогатках и кольях.

Причём первая полоса этих заграждений проходила на расстоянии до шестидесяти шагов от окопов, а вторая — непосредственно близ бруствера.

На расстоянии около тридцати шагов позади первой линии окопов вырывались землянки на девять человек каждая.

Примерно в полутора сотне шагов от первой линии возводилась вторая линия окопов.

А лощины и рвы заваливались срубленными деревьями.

Так что в случае наступления русской армии, её солдатам пришлось бы тяжело.

А контрнаступление нашей армии готовилось.

Но теперь задача, стоявшая перед её Западным фронтом, была весьма нелёгкой.

Неожиданно для жителей Могилёва 11 февраля 1916 года жизнь в их городе оживилась.

С утра на улицах и в предместьях замелькали усиленные отряды конных казачьих патрулей, а большая группа легковых автомобилей быстро проследовала от здания Губернского правления, размещавшегося на высоком берегу Днепра, на городской железнодорожный вокзал и обратно.

По всему было видно, что что-то здесь произойдёт важное.

На состоявшемся совещании в Ставке Верховного главнокомандующего, размещавшейся в Могилёве с 8 августа 1915 года, наконец, было принято такое долгожданное решение о наступлении.

В связи с тяжёлым положением, сложившимся у стен крепости Верден на французском фронте, было решено оказать союзникам помощь и начать наступление Западного фронта в районе озера Нарочь, с целью оттянуть на себя немецкие резервы и части с французского фронта.

А перед совещанием царь Николай II-ой предложил его основным участникам совместно сфотографироваться перед зданием Губернского правления, где теперь размещалось управление генерала-квартирмейстера.

Позже в одном из старых номеров какой-то Калужской газеты, кои в их деревню попадали весьма редко, вся семья Кочетов с интересом разглядывала высшее командование русской армии.

Особенно эту фотографию любил комментировать младший Петя.

Периодически он брал эту изрядно помятую газету, бегло просматривая заголовки, будто ища на страницах новые новости.

— «Борь, тата! Смотрите, где здесь кто!» — начинал, было, он не по первому разу рассматривать лица военачальников, пытаясь разобраться, где кто из них стоит.

— «Вот, следите за мной! Слева направо: генерал-квартирмейстер Ставки генерал-лейтенант М.С.Пустовойтенко, начальник штаба Западного фронта генерал-лейтенант М.Ф.Квецинский, военный министр генерал от инфантерии А.А.Поливанов, главнокомандующий Западным фронтом генерал-адъютант А.Е.Эверт, начальник Морского штаба Верховного Главнокомандующего адмирал А.И.Русин, начальник штаба Верховного Главнокомандующего генерал от инфантерии М.В.Алексеев, Император Николай II-ой, и.о. начальника штаба Северного фронта генерал-майор М.Д.Бонч-Бруевич, главнокомандующий Северным фронтом генерал-адъютант А.Н.Куропаткин, главнокомандующий Юго-Западным фронтом генерал-адъютант Н.И.Иванов, начальник штаба Северного фронта генерал-лейтенант В.Н.Клембовский» — закончил он перечисление, проводя указательным пальцем по первому ряду лиц на фотографии, не забыв, стоящих чуть в глубине адмирала и бородача в очках Бонч-Бруевича.

На этом совещании главнокомандующий Западным фронтом генерал-адъютант Алексей Ермолаевич Эверт доложил царю о неготовности его войск к операции и на невыгодные погодные условия. Но эти его доводы не были приняты во внимание.

Более того, Нарочскую наступательную операцию теперь было поручено провести генералу от инфантерии Александру Францевичу Рагозе — уроженцу Витебска и выпускнику Полоцкого кадетского корпуса — для этого временно назначенному командующим 2-ой армией.

А 3 марта в штабы армий была передана Директива Ставки, ставившая войскам следующие задачи:

«Государь Император повелел:

1. Армиям перейти в наступление для нанесения энергичного удара германским войскам, действующим против Северного и правофланговых армий Западного фронтов.

2. Общая цель действий при настоящей операции — достижение линии Митава — Бауск — Вилькомир — Вильна — Делятичи.

3. Ближайшая цель действий — овладеть и прочно утвердиться на линии река Лауце — озеро Саукен — Окнисты — Ново-Александровск — Дукшты — Давгелишки — Свенцяны — Михалишки — Гервяты.

4. Главные удары направить: Северному фронту из Якобштадтского района в общем направлении на Поневеж; Западному фронту войсками 2-й армии — в общем направлении на Свенцяны — Вилькомир.

5. Независимо от сего, Северный фронт атакует частями 12-й армии от Пулькарна и местечка Икскюля в общем направлении Бауск — Шенберг; Западный фронт, сообразуясь с развитием операции на главном направлении, наносит удар в направлении Вильны.

6. В интересах нанесения удара решительного и сильного, Северному фронту оставить в районе Валка — Вольмара лишь строго необходимые силы для охраны побережья севернее Риги, если оставление там войск признается нужным.

7. Удар должен быть решительным и произведён с полной энергией и напряжением, оказывая взаимное содействие во фронтах и армиях.

8. Левофланговые армии Западного фронта и Юго-западный фронт удерживают перед собой силы противника, а в случае его ослабления — решительно атакуют.

9. Начало наступления назначается на пятое марта, Северному фронту предоставляется начать шестого числа.

10. Необходимо широко использовать конницу для внесения возможно большего расстройства в организацию тыла противника после прорыва, хотя бы в течение первых двух-трёх дней. Особенно желателен набег в направлении Муравьево — Шавли.

11. Гвардейскому отряду продолжать сосредоточение в указанном ему районе, откуда он будет направлен для развития операции сообразно обстановке.

12. Штабам фронтов озаботиться приближением укомплектований для пополнения потерь в период операции».

В ходе этой грандиозной Нарочской операции Русская Императорская армия должна была решительным ударом вытеснить противника с белорусских земель и развить наступление в Литве и Латвии с выходом к Митаве (Елгаве), Бауску (Бауске), Вилькомиру (Укмерге) и Вильно (Вильнюсу).

Но стратегической целью операции было помешать Германии обрушиться всеми силами на Францию.

И русские солдаты ценой своих жизней в очередной раз должны были спасти французов, проливавших свою кровь теперь под Верденом.

Тем временем самый младший из Кочетов — Петя успешно обучался в четвёртом классе начальной деревенской школы села Нестеровка, с 1916 года ставшей двуклассным училище второго уровня, сеть которых, усилиями министерства народно просвещения, в этом году значительно возросла.

В его школе по русскому языку преподавался синтаксис и ставился небольшой курс литературного чтения.

И если с синтаксисом у Пети было всё в порядке, то с литературным чтением у него были проблемы.

Хотя он и читал тексты с выражением и в лицах, но часто сбивал дыхание, из-за этого заканчивал фразу быстро, почти переходя на задыхающийся скрип, после чего судорожно хватал ртом воздух, вызывая улыбку учителя и смех товарищей.

К этому учебному году в программу по словесности (литературе) были внесены существенные изменения. По прежним программам по русской литературе изучались только произведения писателей первой половины XIX-го века: Гоголя, Грибоедова, Кольцова, Крылова, Лермонтова и Пушкина.

То теперь в программы были включены и произведения писателей второй половины XIX-го века: Гончарова, Достоевского, Некрасова, Салтыкова-Щедрина, Льва Толстого, Тургенева и других.

Кроме русского языка и литературы в его школе теперь преподавали полный курс арифметики, которой был расширен с внесением в него элементов высшей математики.

А курсы геометрии, природоведения и физики, истории и географии были выделены в особые учебные предметы.

В этот учебный год произошёл особенно значительный сдвиг в преподавании истории, которое стало всё больше осуществляться на основе культурно-исторического направления. Теперь учащихся знакомили не только с историей царей, войн и так далее, но и с историей экономического и культурного развития народов, им давали не только одни исторические факты, но и некоторый анализ этих фактов.

Было расширено и преподавание географии, которое было продолжено в старших классах изучением экономической географии.

С интересом ожидая этих предметов, с которыми он познакомился ещё по занятиям Бориса, Петя изучал карту, давно подаренную им дядькой Парфением, по которой он следил за ходом боевых действий на фронте, пытаясь хоть в какой-то мере понять ход событий.

А события на фронте опять развивались самым трагическим образом.

На всём протяжении, намеченного к прорыву фронта, нашим войскам противостояла 10-ая германская армия под командованием генерала пехоты Германа фон Эйхгорна.

Это была та самая 10-ая армия, которая осенью 1915-го года рвалась вглубь России. И теперь судьба снова сводила в новом противостоянии 2-ую русскую и 10-ую германскую армии. Но теперь их силы были явно не равны.

В марте 1916 года явное преимущество стало за русскими войсками.

Превосходство по численности пехоты было почти в 1,3 раза; двукратное в кавалерии и в тяжёлых орудиях; и незначительное преимуществом лишь в лёгкой артиллерии.

Наступая, 2-ая армия на протяжении первых двух недель настойчиво взламывала оборону противника на севере Беларуси около озера Нарочь.

Бойцы, проваливаясь по колено в талый снег и воду, под пулями пулемётов шли в лобовые атаки на колючую проволоку.

Но прорвать немецкий фронт не удалось.

В этот период, с 5 по 18 марта, русской армии удалось взять в плен тысячу двести пленных немцев, 15 пулемётов, несколько сотен винтовок и освободить десять квадратных километров территории.

Но эти трофеи были несопоставимы с большими потерями русской армии, как наступающей.

На правом фланге при контрударе немцев было утрачено семьдесят квадратных километров нашей территории.

А убитыми и ранеными русской армией было потеряно семьдесят восемь с половиной тысяч человек, из них более одной тысячи офицеров.

Из них двенадцать тысяч были обморожены и замёрзли, а пять тысяч погибло на проволочных заграждениях и столько же пропало без вести.

Немцы же при обороне в этой Нарочской операции, как обороняющаяся сторона, потеряли около сорока тысяч убитыми, ранеными и пленными.

Таким образом, в этой наступательной операции соотношение потерь атакующей армии против обороняющейся стороны было два к одному.

Притом обычно такое соотношение в те годы теоретически рассчитывалось, как четыре к одному.

Поэтому высшие немецкие военачальники Гинденбург и Фалькенхайн высоко оценили доблесть русского солдата, показавшего, что его противник расположился на Белорусской земле ненадолго.

Эта наступательная операция стала первой после Великого отступления русской армии в 1915 году.

А главное — эта наступательная Нарочская операция вынудила немецкое командование, оценившее ситуацию как критическую, спешно перебросить в район боевых действий под Нарочью четыре свежие дивизии, в том числе две из Бельгии.

Именно эти дивизии готовились вступить в сражение при Вердене, в котором в период с 9 по 16 марта натиск немецких войск существенно ослаб.

Таким образом, главная стратегическая цель Нарочской операции была достигнута, и Франция в очередной раз была спасена ценой жизни русских солдат.

А ведь на состоявшейся ещё 28 февраля во французском городе Шантильи третьей конференции держав Антанты был принят общий стратегический план на 1916 год по взаимодействию союзных армий на различных театрах военных действий во время совместного летнего наступления.

Тогда же было принято совместное решение о начале русского наступления в середине мая, а на французском фронте через две недели.

Но теперь, после относительной неудачи на Нарочи, главком Западного фронта генерал-адъютант Алексей Ермолаевич Эверт пал духом.

И когда на совещании Военного совета 1 апреля 1916 года в Ставке Верховного главнокомандующего в Могилёве он услышал, что его фронту снова предстоит играть роль «тарана», то страшно расстроился.

Он даже не повернулся к объективу фотоаппарата при их коллективном фотографировании.

А решение Ставки о наступлении всех трёх фронтов в середине мая диктовалось двукратным по численности превосходством русских армий Западного и Северного фронта над немецкими войсками.

Это двукратное превосходство в силах севернее Полесья и диктовало направление главного удара, который должны были нанести войска Западного фронта при вспомогательных ударах Северного и Юго-Западного фронтов.

При этом, из резервов Ставки доведённый до штатной численности личного состава и усиленный тяжёлой артиллерией, Западный фронт под командованием генерал-адъютанта А.Е. Эверта должен был наносить удар из района Молодечно на Ошмяны и Вильно.

В это же время Северному фронту под командованием генерал-адъютанта А.Н. Куропаткина поручался вспомогательный удар от города Двинск на Свенцяны и Вильно.

Одновременно и войскам Юго-Западного фронта под командованием генерал-адъютанта А.А. Брусилова предписывалось наступать на Луцк и Ковель во фланг германской группировки навстречу главному удару Западного фронта.

Ставка опасалась, что в случае поражения французов под Верденом и перегруппировки германских войск, те сами перейдут в наступление, перехватив стратегическую инициативу.

Поэтому командующим фронтами было дано указание быть готовыми к наступлению ранее установленного срока.

Но Германия и Австро-Венгрия не планировали на лето 1916 года крупных наступательных операций на русском фронте.

Более того, австрийское военное командование считало, что без существенного усиления русские не начнут наступление южнее Полесья.

Готовясь к наступлению своего Западного фронта, его Главком Алексей Ермолаевич Эверт всё ещё не мог преодолеть, развившуюся в нём после Нарочи, боязнь решительного наступления.

Поэтому незадолго до 18 мая, на которое было назначено наступление, он связался со Ставкой Верховного главнокомандующего и попросил отсрочки, мотивируя это ещё неготовностью его фронта в инженерном отношении.

Но именно опыт этой самой неудачной Нарочской операции великолепно использовал генерал-адъютант Алексей Алексеевич Брусилов при разработке своих планов Луцкого сражения, в дальнейшем получившего название Брусиловского наступления.

При разработке этих планов он решил произвести по одному прорыву на фронте каждой из четырёх своих армий, хотя это и распыляло силы его фронта. Зато противник лишался возможности своевременной переброски своих резервов на направление главного удара Юго-Западного фронта.

Главный удар Юго-западного фронта на Луцк и далее на Ковель должна была нанести сильная правофланговая 8-ая армия под командованием генерал-лейтенанта армейской кавалерии Алексея Максимовича Каледина.

Вспомогательные же удары планировались наноситься тремя другими армиями Юго-западного фронта.

На Броды удар должна была нанести 11-ая армия генерала от кавалерии Владимира Викторовича Сахарова.

На Галич — 7-ая армия генерала от инфантерии Дмитрия Григорьевича Щербачёва.

А 9-ой армии генерала от инфантерии Платона Алексеевича Лечицкого предстояло ударить на Черновцы и Коломыю.

При этом командующим всеми этими армиями была предоставлена свобода выбора участков прорыва.

Для этого они должны были найти относительно удобные бреши в глубоко эшелонированной мощной обороне противника, состоящей из 3 полос, отстоящих друг от друга на 5 и более километров.

Самой сильно укреплённой была первая полоса из 2–3 линий окопов длиной более полутора километров, соединяющих опорные узлы с дотами на высотах, простреливающими вокруг всё пространство, включая свои фланги.

От опорных узлов вглубь обороны шли отсечные позиции, позволявшие брать прорвавшегося противника в огневое полукольцо («мешок»).

От окопов с козырьками вели ходы во врытые глубоко в землю блиндажи и убежища с железобетонными сводами или с перекрытиями из брёвен, засыпанные землёй двухметровой толщины и выдерживавшие попадания любых снарядов.

Для пулемётов устанавливались бетонные колпаки.

Перед окопами тянулись проволочные заграждения по 2–3 полосы, каждая глубиной по 4-16 рядов.

Кое-где иногда через них пропускался электрический ток, подвешивали заряды, ставили мины.

А между полосами и линиями окопов устраивались искусственные препятствия: волчьи ямы, засеки и рогатки.

Командование противника считало такую оборону достаточной, и что русские войска без заметного усиления её не прорвут.

Тем более, как считало оно, нанесение главного удара русскими войсками наверняка было предназначено Западному фронту, а армии Брусилова могли лишь производить демонстрацию и отвлекающий манёвр для сковывания резервов противника.

Ведь в направлении на Вильно были собраны весьма большие силы русской армии и небывалые ещё у неё по количеству артиллерия и технические средства. К тому же войска Западного фронта на глазах у противника несколько месяцев готовили плацдармы для наступления.

Поэтому начавшееся раньше наступление Юго-западного фронта было для него полной неожиданностью. Да и штаб фронта хорошо сохранил тайну подготовки.

Ещё 11 мая 1916 года командующий Юго-Западным фронтом генерал-адъютант А.А. Брусилов получил телеграмму от начальника штаба Ставки Верховного главнокомандующего генерал-адъютанта Михаила Васильевича Алексеева.

В телеграмме от имени Верховного главнокомандующего Николая II-го как раз и ставился вопрос о возможности в ближайшее время начать наступление Юго-Западного фронта с целью оттянуть на себя часть сил противника с итальянского фронта, где итальянские войска были уже на грани полного поражения.

В ответ А.А. Брусилов сообщил о принципиальной готовности всех армий его фронта к такому наступлению 19 мая при условии одновременного наступление и армий Западного фронта для сковывания находящихся на его фронте войск противника.

Через несколько дней в последующем телефонном разговоре по прямому проводу М.В. Алексеев сообщил А.А. Брусилову, что дата наступления его войск назначена на 22 мая, притом, что войска А.Е. Эверта смогут начать наступление только 1 июня.

Но неожиданно, вечером 21 мая, — за несколько часов до начала артподготовки — М.В. Алексеев сообщил А.А. Брусилову своё мнение о наступлении его фронта и просьбу Верховного главнокомандующего Николая II-го изменить первоначальный план:

— «Алексей Алексеевич, я сомневаюсь в успехе вашей атаки противника одновременно во многих местах вместо одного удара всеми собранными силами и всей артиллерией, которая у меня распределена по армиям. И Его Величество желает изменить первоначальный план и вместо одновременного наступления на разных участках фронта начать наступление лишь на одном ударном участке, потому сдвинуть начало вашего наступления на несколько дней позже».

Но Алексей Алексеевич Брусилов категорически отказался:

— «Михаил Васильевич, откладывать вторично день и час наступления не нахожу возможным, ибо все войска стоят в исходном положении для атаки, и, пока мои распоряжения об отмене дойдут до фронта, артиллерийская подготовка начнётся. Войска при частых отменах приказаний неизбежно теряют доверие к своим вождям, а потому настоятельно прошу меня сменить!».

— «Алексей Алексеевич, Верховный главнокомандующий уже лёг спать и будить его неудобно. Я сообщу ему о нашем разговоре только утром. А вы всё же подумайте!».

— «Михаил Васильевич, сон верховного меня не касается, и больше думать мне не о чем. Прошу вашего ответа сейчас!» — резко ответил Главком Юго-Западного фронта.

— «Ну, бог с вами, делайте, как знаете. А я о нашем разговоре доложу государю императору завтра» — закончил начальник штаба Ставки.

И с рассветом 22 мая 1916 года, ещё до пробуждения российского императора, началась артподготовка на выбранных для прорыва армиями Брусилова участках фронта. Лёгкая артиллерия пробивала проходы в проволочных заграждениях, а тяжёлая артиллерия и гаубицы уничтожали окопы первой полосы и артиллерийские батареи противника.

Артиллерийские батареи, выполнившие свои задачи, переносили свой огонь на другие цели вглубь обороны противника, своим заградительным огнём препятствуя ему подтянуть резервы и помогая своей наступающей пехоте продвинуться вперёд.

Эта артподготовка велась непрерывно в течение 54 часов: с 3 часов ночи 22 мая до 9 часов утра 24 мая. В ходе неё первая полоса обороны противника была сильно разрушена, а его артиллерия частично нейтрализована.

Хорошо укрепленная позиционная оборона австро-венгерского фронта под командованием эрцгерцога Фридриха была прорвана в тринадцати местах, после чего армии Брусилова развили наступление вглубь обороны противника и на его фланги.

С небольшим численным перевесом русской армии каждая из сторон имела здесь около полумиллиона солдат и около двух тысяч орудий. Но на направлениях прорывов перевес русской армии был в два с половиной раза в живой силе и в полтора раз в артиллерии.

А перед наступлением было проведено инженерное оборудование плацдармов, тщательная разведка и обучение личного состава.

Огромную роль в успешном подавлении неприятельских сил сыграл инспектор артиллерии 8-ой армии генерал-майор Михаил Васильевич Ханжин, особую роль которого в организации этого огня командующий фронтом А.А. Брусилов выделил в своём докладе в Ставку:

— «Наша артиллерийская атака увенчалась полным успехом! При бесперебойной работе телефонной связи Ханжин, как капельмейстер в оркестре, дирижировал этим огнём! В большинстве случаев проходы были сделаны в достаточном количестве и основательно. Первая укреплённая полоса противника была фактически сметена, и вместе со своими защитниками превращена в груду обломков и растерзанных тел!».

Оставшиеся в живых военнослужащие противника сдавались в плен.

А ведь сначала, начавшаяся по просьбе итальянского командования и согласно директиве Ставки Верховного главнокомандующего, эта наступательная операция Юго-Западного фронта планировалась лишь как вспомогательная для Западного фронта.

Её целью было оттянуть австро-венгерские войска из терпящей поражение Италии.

Ведь страны Антанты давно договорились о координации своих действий на всех европейских фронтах.

Координация этих действий союзников, прежде всего, была нужна для эффективного использования их преимущества в суммарной численности живой силы.

Стремясь одержать окончательную победу в чрезмерно затянувшейся войне, они решили согласованными по времени ударами в нескольких местах фронтов разных стратегических направлений прорвать оборону противника и в манёвренных сражениях полностью разгромить немецкие и австро-венгерские войска.

Одновременное наступление на всех фронтах планировалось начать в июне. Французы, бельгийцы и англичане должны были наступать на Франко-германском фронте, итальянцы — на итало-германском, объединённые войска союзников — в Греции, а русские — естественно на русско-германском фронте.

И теперь войсками Юго-Западного фронта к полудню 24 мая в плен было взято уже девятьсот офицеров и сорок тысяч нижних чинов.

В это же время в числе трофеев оказались 77 орудий, 134 пулемёта и 49 бомбомётов (миномётов).

А к вечеру 24 мая Алексеев вновь передал Брусилову, что вследствие дурной погоды 1 июня Эверт атаковать не может, а переносит свой удар на 5 июня.

Брусилов же был крайне недоволен действиями Эверта и просил Алексеева подтвердить переход 5 июня в наступление армий Западного фронта.

Но Алексеев успокоил Брусилова, ответив, что в этом «не может быть никакого сомнения».

А тем временем, к 27 мая, на фронте Брусиловского наступления число пленных офицеров достигло одной тысячи двухсот сорока человек, а нижних чинов — свыше семидесяти одной тысячи.

В трофеях же числилось уже 94 орудия, 179 пулемётов и 53 бомбомёта, не считая всего прочего военного имущества.

В тот же день, 27 мая, Ставка Верховного главнокомандующего разрешила А.Е. Эверту отложить наступление до 4 июня, однако поставила условие — левый фланг его фронта должен был освободить Пинск и накопить силы для дальнейшего удара на Кобрин. А сил для наступления у командующего Западным фронтом А.Е. Эверта было достаточно.

Тем временем в России заканчивался второй учебный год в условиях войны. Итоговую годовую контрольную работу по математике Петя сделал легко, быстро и без ошибок.

В конце учебного года блеснул он и по предметам, включавшим в себя элементы истории и географии. При этом Петя проявил красноречие, глубокое знание материала и аналитические способности.

И на выпускных школьных экзаменах в мае 1916 года Петя Кочет весьма грамотно написал диктант и сделал правильный этимологический разбор простого предложения.

— «Молодец, Петя, — похвалил его учитель — Если ты так и дальше будешь учиться, то далеко пойдёшь, просто полетишь!».

— «А петухи не летают!» — тут же послышалось завистливое из компании одноклассников, подразумевавших его фамилию Кочет.

А на прощание директор школы и по совместительству учитель Пети Иван Васильевич Извеков посоветовал ему продолжить образование в их открывающейся школе следующей ступени, о чём он и сказал его отцу:

— «Пётр Васильевич, ваш сын очень способный, у него здоровое любопытство, необыкновенная тяга к знаниям, аналитический склад ума. Если он продолжит учёбу — то с его любознательностью, живым и пытливым умом из него может получиться большой человек, может даже учёный!».

В ответ крестьянин лишь молча улыбнулся и, сокрушённо покачав головой, любовно погладил Петю по его волнистым тёмным вихрам.

А дома, уже вечером после ужина, в присутствии всей семьи Пётр Васильевич, гордый за младшего, обратился к сыновьям:

— «Бора и Пеця, Вам бы трэба вучыцца и далей, у новай сярэдняй школе! Але куды нам, бедным селянам!? Там вучацца тольки дзеци чыноуникав и дваран!».

— «Ничего, батька, нам учитель говорил, что в эти школы и крестьян берут. Вот теперь такая школа поблизости будет!» — с надеждой в голосе попытался успокоить отца Петя.

— «А раньше не было…» — чуть с грустинкой добавил Борис, который теперь тоже был не прочь продолжить своё образование, дабы не отстать от младшего брата.

В этот период в царской России ещё не было преемственной связи между начальной и средней школой.

А система средних и высших учебных заведений имелась лишь для имущих классов: дворянства, купечества, чиновничества и духовенства.

Кроме того, для них же имелись и особые сословные учебные заведения: Пажеский корпус, кадетские корпуса, дворянские институты, институты благородных девиц, училища правоведения, духовные и епархиальные училища, и духовные семинарии.

Так что реальных перспектив на продолжение образования после окончания средней школы у сыновей Петра Васильевича Кочета пока не было, как и возможности получить в будущем хорошую специальность.

Чего нельзя было сказать о самом Петре Васильевиче, весть о высоком столярном мастерстве которого разнеслась уже по всей округе.

О весьма умелом столяре из беженцев вскоре узнал и хозяин здешних мест — отставной подпоручик, гласный в уездном Земском собрании от землевладельцев Мещовского уезда, дворянин Николай Сергеевич Козлянинов, которому на то время стукнуло уже шестьдесят. Он был весьма уважаем в окрýге и не только. Ведь ещё его отец Сергей Иванович в 1870 году был предводителем дворянства Мещовского уезда Калужской губернии.

Поэтому вскоре свободный крестьянин из беженцев, столяр Пётр Васильевич Кочет получил весьма навязчивое предложение поработать непосредственно на барина и блеснуть уже в его имении своим непревзойдённым ремеслом.

Несколько дней работая в имении помещика, Пётр Васильевич вынужден был там же столоваться и ночевать, так как дорога до дому была более тридцати вёрст.

А спал он в помещении, отведённом ему пожилым дворовым по имени Егор, с коим они быстро сошлись и даже подружились.

И теперь перед сном они отводили душу за обоюдно интересными разговорами.

Пётр старался побыстрее разделаться с дорогим заказом и с хорошими деньгами вернуться к своим.

А дома его ждал радостный сюрприз.

Ведь там, наконец-то разыскавший его семью и приехавший к ним из Калуги в гости, старший брат Парфений Васильевич Кочет озаботился возникшей проблемой в семье Петра.

Несколько майских дней гостивший в Космыново в семье брата, Парфений обратил внимание того и на важный экономический аспект для его семьи:

— «Петь, на днях в Калуге при находящейся там канцелярии Гродненского губернатора образован Гродненский ссудный комитет для оказания материальной помощи своим горожанам, оставившим своё имущество в Гродно».

— «Ну и што? Парфений, а ты, дарэчы (кстати), став выдатна (здорово) гаварыць па-руску!».

— «Так я по своей службе и работе давно и постоянно общаюсь с русскими, вот и стал русским! Так вот, я предлагаю тебе через меня передать туда твоё прошение, то бишь, ходатайство о компенсации твоих потерь!».

— «Але (Но) я вжо (уже) атрымав (получил) грошы ад дзяржавы за згубу (утерю) дома, жывёлы (скота) и маёмасци (имущества). Ды и Таццянински камитэт грашанят (деньжат) дадав (добавил)! Куды ж яшчэ-то? Мне не дадуць! Да таго ж (к тому же) я не ведаю, як писаць гэта (это)… хадайництва (ходатайство)!».

— «А я помогу!».

— «А ты ж сказав, што гэта для гараджан Гродна?!».

— «Да, но чем чёрт не шутит! Мы же все всё-таки из Гродненской губернии!».

— «Так яно так! Але чаму ты упэунены (уверен), што мне дадуць кампенсацыю?» — спросил брата Пётр.

— «Так я постараюсь! Я же не сказал тебе главного — я там теперь работаю в акцизном управлении!» — активно напирал на младшего брата Парфений.

— «А-а! Ну, добра, давай, паспрабуем (попробуем)! У (В) рэшце (конце) рэшт (концов), пад ляжачы камень вада не цячэ (течёт)!» — согласился Пётр.

— «Петь, а что это ты никак не научишься говорить по-русски?! Твои же сыны свободно говорят и наверняка пишут!?» — наконец удивился Парфений на всё ещё белорусскую речь брата.

— «Ну, як?! Стараюся! Не усё адразу! Паступова (Постепенно) перайду» — обнадежил всех Пётр Васильевич.

— «Действительно, бать! Давай мы с Петро возьмём над тобой шефство!? Будем тебя всё время поправлять, но ты не обижайся!» — бодро предложил Борис.

— «Добра, — улыбнулся отец — шэфствуйце!».

И уже в начале июня дядя Парфений вновь приехал из Калуги, где отстаивал экономические интересы семьи своего брата Петра Васильевича, ранее пославшего с ним запрос на компенсацию утраченной в связи с войной земли и прочего имущества.

— «Ты знаешь, Петь, мне пока этот вопрос полностью решить не удалось. Вот если бы ты жил в Калуге, тогда бы, я думаю, тебе могли бы дать компенсацию. — Чуть обнадёжил брата Парфений — Тебе надо туда перебираться и попробовать!».

Далее, как человек сведущий, он рассказал, что до 1 июня этого года в этот комитет поступило уже 679 ходатайств от выходцев из Гродненской губернии, в том числе оказавшихся не только в Калужской губернии, но и в соседних губерниях.

Но других ходатайств от жителей сельской местности из самой Гродненской губернии, кроме ходатайства, переданного с Парфением его братом Петром Кочетом, пока не было.

— «Меня даже начальство пожурило, что я занимаюсь кумовством и местничеством» — чуть обиженно, то ли на это начальство, то ли на просителя-брата, то ли на себя самого, то ли на обстоятельства пожаловался Парфений — мне даже сказали: Побойся бога, Парфений Васильевич!».

И он посетовал брату, что поэтому ему и не дали награду за активное и плодотворное участие в приведении в порядок делопроизводства при эвакуации учреждений Гродненской губернии в Калугу.

— «А вот мой коллега — чиновник гродненской землеустроительной комиссии Ерогин — был награжден даже орденом Святого Станислава 3-ей степени!» — чуть завистливо и с обидой доложил Парфений.

— «А за что ж ему дали-то?» — первой не удержалась Гликерия.

— «Да ещё такую высокую награду?» — добавил перца Борис.

— «А он осуществлял контроль за делами по выдаче вознаграждений за уничтоженные при отходе армии посевы и урожай, за реквизированный скот и повозки» — сглотнув слюну, чуть взволнованно пояснил Парфений.

— «А ты што ж?» — на этот раз почти чисто по-русски спросил Пётр Васильевич.

Парфений удивлённо взглянул на брата и, не смотря на скрытый упрёк, чуть улыбнулся, и невольно успокоившись, вызвал ответное удивление:

— «Так я и говорю, что награда меня обошла! Ведь такой же наградой наградили ещё троих моих коллег!?» — Видя вопросительные выражения лиц родственников, Парфений Васильевич продолжил.

— «Такой же наградой наградили и секретаря акцизного управления Хрущёва и ещё двоих помощников их надзирателя» — добавил уже почти упавшим голосом совсем было поникший Парфений Васильевич, который вдруг именно сейчас отчётливо почувствовал свою ущемлённость.

— «Дядь Парфений, а как там наш Шебеко поживает?» — неожиданно пришёл ему на помощь племянник Пётр.

— «Так он же с февраля уже губернатор Москвы! Сейчас у нас Гродненским губернатором в изгнании какой-то Крейтон, Да и то, говорят, он почти всё время в Петрограде ошивается. У нас, в Калуге, он только в апреле и побывал-то».

— «А чего это он там всё время делает?» — опять поинтересовался самый младший и самый любознательный.

— «Так, говорят, занимается вопросами предстоящего возвращения на родину!» — чуть ли не заговорческим шёпотом сообщил дядька Парфений.

— «Ну, а Калужским-то кто?» — ревниво влез с вопросом Борис.

— «А Калужским? Так Ченыкаев Николай Сергеевич и остался же!?» — чуть удивлённо ответил дядя племяннику.

За ужином Парфений Васильевич заметил Петру Васильевичу:

— «Брат, по всему выходит, что пора вам всей семьёй в город перебираться! Земли у вас всё равно нет и здесь никогда не будет! Когда будет компенсация, и будет ли — неизвестно. Да и размер её может слишком малым оказаться — новую не купишь. А сынкам твоим учиться надо. И ты со своим столярным ремеслом нигде не пропадёшь, сможешь там устроиться, столяром работать! А потом, глядишь, и на нашу родину все вместе вернёмся!».

— «Так, брат, ты збянтэжыв (озадачил) мяне. Па усим (по всему) атрымливаецца (получается) — твая прауда! Трэба нешта прыдумаць».

— «Дядь, — попытался перехватить инициативу Петя — и я вспомнил! Ведь Шебеко ещё в пятнадцатом году за отличие в мобилизации был награждён орденом Святого Станислава, но первой степени!».

— «Да, да, помню!» — отмахнулся от него, как от назойливой мухи, отставной унтер-офицер, задумчиво взглянув на брата.

— «Кстати! Хорошо, что ты напомнил мне — с улыбкой повернулся он к младшему племяннику — Помните, я рассказывал вам о моём командире — капитане Александре Арефьевиче Успенском? Я ещё был воспитателем у его сыновей. Так вот, недавно узнал, что он за свои воинские подвиги представлен к ордену Святого Георгия 4-ой степени! Интересно, где он сейчас, и где его семья?! Надо будет разыскать!».

— «А нам трэба будзе за лета гэтае (этот) наш пытанне (вопрос) вырашыць (решить) — сынкам дзесьци (где-то) вучыцца трэба!» — подвёл общий итог Пётр Васильевич.

Пытались решить свой вопрос и войска Западного фронта.

На начало июня в его состав входили:

Базировавшаяся в районе Нарочи злосчастная 2-ая армия генерала от инфантерии В.В. Смирнова в составе шести армейских корпусов: 27-го (генерала от инфантерии Д.В. Баланина), 34-го (генерала от инфантерии В.П. Шатилова), 15-го (генерала от инфантерии Ф.И. фон Торклуса), 37-го (генерала от инфантерии Н.А. Третьякова), 1-го Сибирского (генерала от инфантерии М.М. Плешкова) и 5-го резервного (генерала от инфантерии П.С. Балуева);

Базировавшаяся под Сморгонью 4-ая армия генерала от инфантерии А.Ф. Рагозы в составе пяти армейских корпусов: 20-го (генерала от инфантерии А.И. Иевреинова), 24-го (генерала от инфантерии А.А. Цурикова), 35-го (генерал-лейтенанта П.А. Парчевского), 3-го Сибирского (генерал-лейтенанта В.О. Трофимова) и 2-го Кавказского (генерала от артиллерии С.Б. Мехмандарова);

Базировавшаяся в районе Крево 10-ая армия генерала от инфантерии Е.А. Радкевича в составе пяти армейских корпусов: 38-го (генерал-лейтенанта В.В. Артемьева), 44-го (генерал-лейтенанта Н.А. Бржозовского), 3-го Кавказского (Генерала от артиллерии В.И. Ирманова), 1-го Туркестанского (генерала от кавалерии С.М. Шейдемана) и 7-го кавалерийского (генерала от кавалерии князя Г.А. Туманова);

Базировавшаяся в районе Барановичи 3-я армия генерала от инфантерии Л.В. Леша в составе пяти армейских корпусов: 9-го (генерала от инфантерии А.М. Драгомирова), 25-го (генерала от инфантерии Ю.Н. Данилова), 31-го (генерала от артиллерии П.И. Мищенко), Гренадерского (генерал-лейтенанта Д.П. Парского) и 6-го кавалерийского (генерал-лейтенанта А.А. Павлова). Но уже 10 июня управление этой армией и 31-ый корпус были переданы в состав Юго-Западного фронта;

Кроме того, в резерве фронта находился 23-ий армейский корпус генерала от инфантерии А.В. Сычевского.

К тому же в Белоруссии размещались и резервы Ставки Верховного Главнокомандования — 1-ый и 2-ой Гвардейские, 4-ый Сибирский и 1-ый Гвардейский кавалерийский корпуса.

А.Е. Эверт считал, что наступление его фронта должно проходить южнее, но подчинился директиве Ставки и выделил для наступления по утверждённому плану лишь один Гренадерский корпус генерал-лейтенанта Д.П. Парского из 3-ей армии.

При этом ни сам командир этого корпуса, ни главком 3-ей армии Л.В. Леш, никак не возразили главнокомандующему Западным фронтом. И общее направление удара гренадеров Парского было выбрано на деревню Столовичи, расположенную в четырех километрах восточнее Барановичей.

В состав этого корпуса входили 1-ая и 2-ая гренадерские дивизии общей численностью двадцать шесть тысяч штыков при ста двадцати пяти орудиях.

На этом участке фронта русским войскам противостояли германские из 22-ой пехотной бригады 4-ой ландверной (территориальной обороны из резервистов) дивизии общей численностью девять тысяч штыков при шестидесяти орудиях.

Войска противостоящих сторон занимали укреплённые позиции по холмистым берегам реки Щары.

А передовые окопы немцев находились в двух километрах друг от друга.

Но окончательное решение отказаться от Виленского направления Командующий Западным фронтом Алексей Ермолаевич Эверт принял только 2 июня 1916 года. Он сообщил в Ставку, что из-за ухудшения погоды на фронте — дожди, туман — затруднена артподготовка и подвоз боеприпасов, а район Полесья стал практически непроходимым.

Поэтому он и отвергает идею удара на Пинск и Вильно и предлагает усилия его фронта сейчас сосредоточить в направлении на Барановичи, перебросив на помощь его фронту до трёх корпусов из-под Молодечно.

Начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал-адъютант Михаил Васильевич Алексеев ответил согласием на предложение командующего Западным фронтом генерал-адъютанта А.Е. Эверта, и 3 июня появилась директива Ставки:

— «Хотя войска Запфронта и готовы к удару, но ввиду крайне тяжёлой работы войск при чрезвычайно сильно укреплённом фронте неприятельских позиций и лобовых ударах, обещающих лишь медленное и с большим трудом развитие операции, — Запфронту атаковать не на Виленском, а на Барановичском направлении.

Атака откладывается на 18 дней с соблюдением полнейшей скрытности подготовки».

И уже в тот же день Алексей Ермолаевич издал свой приказ по Западному фронту:

— «Атаку 4-ой и 10-ой армий на Виленском направлении отменить.

Атаки Гренадерского корпуса под Барановичами и 31-го армейского корпуса под Пинском отложить до распоряжения.

Всем корпусам 4-ой армии, ныне занимающим фронт, перейти в состав 10-й армии. Управление 4-ой армии перебросить в Несвиж.

С 24.00. 21.6.1916 — образовать новую 4-ую армию в составе: 25-го армейского, Гренадерского, 35-го армейского, 9-го армейского корпусов, 11-ой Сибирской стрелковой дивизии, 2-ой Туркестанской казачьей дивизии и Уральской казачьей дивизии на фронте Делятичи — озеро Выгоновское.

Армии спешно готовить исходные плацдармы для атаки.

Расположенной правее её 10-ой армии в новом составе продолжать пристрелку батарей и работы для привлечения внимания противника.

Левее, 3-ей армии основательно подготовить к 19.6. удар под Пинском, дабы взять его, во что бы то ни стало, согласуя действия с Юго-Западным фронтом».

А для успокоения взволнованного Брусилова 5 июня Алексеев по телефону вновь сообщил ему, что по данным Эверта «против его ударного участка собраны громадные силы противника и многочисленная тяжёлая артиллерия» и атака на выбранном месте не может быть успешной.

Алексеев также сообщил, что Эверт получил разрешение от государя на перенос атаки к Барановичам.

На это Алексей Алексеевич сокрушённо заметил Михаилу Васильевичу:

— «Случилось то, чего я боялся, то есть, что я буду брошен без поддержки соседей и что, таким образом, мои успехи ограничатся лишь тактической победой и некоторым продвижением вперёд, что на судьбу войны никакого влияния иметь не будет.

Неминуемо противник со всех сторон будет снимать свои войска и бросать их против меня, и, очевидно, что, в конце концов, я буду принуждён остановиться.

Считаю, что так воевать нельзя и что даже если бы атаки Эверта и Куропаткина не увенчались успехом, то самый факт их наступления значительными силами на более или менее продолжительное время сковал войска противника против них и не допустил бы посылку резервов с их фронтов против моих войск».

А.А. Брусилов считал, что для создания новой ударной группы с целью успешной атаки укреплённой полосы противника потребуется не менее шести недель.

А за это время армии Юго-Западного фронта понесут значительные потери и могут быть разбиты.

Брусилов также просил Алексеева доложить государю о необходимости незамедлительно атаковать противника армиями Западного фронта.

На что Алексеев возразил:

— «Изменить решения государя императора уже нельзя. Эверту приказано атаковать противника у Барановичей не позже 20 июня. А вам я пришлю два корпуса на усиление».

— «Два корпуса не смогут заменить упущенных атак Эверта и Куропаткина! А их нескорое прибытие нарушит подвоз продовольствия и боеприпасов, и позволит противнику, используя развитую сеть железных дорог, подвезти против меня целых десять корпусов, а не два!» — возбуждённо в свою очередь возразил ему Брусилов.

Он искренне считал, что это была инициатив не царя, которого он считал младенцем в военном деле, а самого Алексеева, прикрывавшего преступное бездействие своих бывших командиров по русско-японской войне — Эверта и Куропаткина.

А Михаил Васильевич, понимая и свою вину, пытался было успокоить Алексея Алексеевича, но тот продолжил:

— «Запоздалая атака Эверта мне не поможет, а Западный фронт опять потерпит неудачу по недостатку времени для подготовки удара.

Если бы я вперёд знал, что это так и будет, то наотрез отказался бы от атаки в одиночку».

Однако успешное наступление армий Юго-Западного фронта в последующие дни и продолжающаяся пассивность двух других фронтов вынудили Ставку, с целью дальнейшего развития этого наступления, перебрасывать подкрепления Брусилову сначала с Северного, а затем и с Западного фронта. Но за это Ставка настоятельно требовала от Брусилова взять Ковель, к которому тот и так стремился сам. Этим Алексеев хотел подтолкнуть Эверта к началу решительных действий.

Алексей Алексеевич Брусилов считал, что в сражении за Ковель уничтожит значительную живую силу противника, после чего он получит некоторую свободу выбора и действий.

Но, по своему последующему личному признанию, он допустил ошибку в том, что согласился со Ставкой о назначении командующим 8-ой армией А.М. Каледина вместо начальника своего штаба — генерала от инфантерии В.Н. Клембовского, поначалу выбранного им самим.

За разработку планов майского наступления Юго-Западного фронта Брусилов считал Владислава Наполеоновича Клембовского дельным и умным генералом, вполне способным к самостоятельной деятельности на высокой командной должности.

А генерал-лейтенант от кавалерии Алексей Максимович Каледин, по мнению командующего фронтом, всегда стремился всё делать сам, совершенно не доверяя своим помощникам, из-за чего многое упускал, не успевая одновременно находиться в разных местах.

Однако на первом этапе наступления это не помешало его 8-ой армии наголову разбить 4-ую австрийскую армию и в течение девяти дней, продвинувшись вперёд на семьдесят вёрст, 7 июня захватить Луцк.

В связи с тем, что на первом этапе наступления 8-ая армия достигла наибольшего успеха, 9 июня М. В. Алексеев отдал директиву о дальнейшем наступлении 8-ой армии от Луцка в сторону реки Сан с целью отрезать австро-венгерские армии от германского Восточного фронта.

Однако 10 июня А.А. Брусилов заявил ему, что отказывается выполнять эту директиву, беспокоясь за свой растянутый правый фланг и опасаясь оторваться от армий Западного фронта. В конечном счёте, переговоры завершились согласием М.В. Алексеева на предварительное занятие 8-ой армией линии Ковель — Владимир-Волынский.

Так же А.А. Брусилов сожалел, что сразу не сменил генерал-лейтенанта Якова Фёдоровича Гилленшмидта на должности командира 4-го кавалерийского корпуса. Иначе Ковель был бы взят сразу в самом начале Ковельской операции.

Тем не менее, войсками Юго-Западного фронта к 10 июня было взято в плен уже 4.013 офицеров и около 200 тысяч рядовых и младших командиров противника.

Было захвачено 219 орудий, 644 пулемёта, 196 бомбомётов и миномётов, 46 зарядных ящиков, 38 прожекторов и около 150 тысяч винтовок.

А на следующий день в состав Юго-Западного фронта вошла 3-я армия генерала от инфантерии Леонида Вильгельмовича Леша, переданная Ставкой, как и обещал М.В. Алексеев, с Западного фронта.

И теперь А.А. Брусилов поставил задачу передней ней и 8-ой армией по овладению районом Городок — Маневичи.

А 7-ой и 9-ой армиям левого фланга — продолжать наступление на Галич и Станислав.

Центральной же 11-ой армии — по-прежнему удерживать занимаемое ею положение.

На левом фланге Юго-Западного фронта к 13 июня 9-ая армия под командованием легендарного генерала от инфантерии, уроженца Гродненской губернии, Платона Алексеевича Лечицкого прорвала фронт, занимаемый 7-ой австро-венгерской армией и, перемолов её во встречном сражении, продвинулась на 50 км, взяв почти 50 тысяч пленных.

В центре 11-ая и 7-ая армии тоже прорвали фронт, но контрударами противника их наступление было приостановлено.

А на правом фланге фронта 8-ая армия А.М. Каледина к 15 июня фронтом шириной в восемьдесят километров уже наголову разбила 4-ую австро-венгерскую армию эрцгерцога Иосифа Фердинанда, продвинувшись вглубь на шестьдесят пять километров, захватив при этом сорок пять тысяч пленных, 66 орудий, и другие трофеи.

Действующие южнее Луцка части её 32-го корпуса генерал-лейтенанта Ивана Ивановича Федотова захватили город Дубно.

Но в тот же день, 15 июня, А.А Брусилов приказал А.М. Каледину продолжать наступление только на Ковель, а на Владимир-Волынском и Сокальском направлениях его прекратить.

Угроза взятия 8-ой армией города Ковеля, являвшегося важным стратегическим транспортным узловым центром, заставила противника срочно перебросить на это направление две германские дивизии с Западноевропейского театра военных действий, две австрийские дивизии с Итальянского фронта и некоторое число частей с других участков Восточного фронта.

Но начатый 16 июня контрудар германских и австро-венгерских войск против 8-ой русской армии успеха не имел. Наоборот, войска противника сами были разбиты и отброшены за реку Стырь, где и закрепились, отбивая теперь атаки русских войск.

Спустя двое суток, 18 июня, нового успеха добилась 9-ая армия Лечицкого, штурмом взявшая хорошо укреплённый город Черновцы, за свою неприступность названый австрийцами «вторым Верденом». Таким образом, оказался взломанным весь южный фланг австрийского фронта.

Преследуя противника и громя его части, брошенные для организации новых рубежей обороны, 9-ая армия вышла на оперативный простор, занимая Буковину.

Её 12-ый корпус под командованием генерал-лейтенанта Николая Николаевича Казнакова, продвинувшись далеко на запад, взял город Куты.

А 3-ий кавалерийский корпус под командованием «Первой шашки России» генерала от кавалерии графа Фёдора Артуровича Келлера, проскочив ещё дальше, занял город Кымпулунг в Румынии.

В это же время А.Е. Эверт всё откладывал нанесение его Западным фронтом, предписанного ему Ставкой, главного удара.

С согласия начальника штаба Ставки М.В. Алексеева командующий фронтом А.Е. Эверт теперь отложил дату наступления своего Западного фронта до 17 июня.

Лишь 13 июня предпринятой атакой 1-го гренадерского корпуса под командованием генерал-лейтенанта Д.П. Парского из 3-ей армии Западный фронт активизировался. Но, несмотря на все усилия, атака на широком участке фронта под Столовичами оказалась неудачной.

К 15 июня бой закончился для нашей армии большими потерями среди гренадеров, не сумевших прорвать хорошо укреплённую полосу обороны противника.

После этого главком Западного фронта приступил к новой перегруппировке своих сил, из-за чего наступление его фронта было перенесено уже на начало июля.

Но, в то же время, Столовический бой напугал немцев, до конца мая ожидавших наступление Западного фронта русской армии на Ошмяны и Вильно, что подтверждалось и данными их разведки.

Однако одновременно этот бой раскрыл намерения Ставки русского Верховного главнокомандующего нанести главный удар на Барановичи.

А это для немцев было бы самым опасным, так как в случае успеха русской армии, ей открылась бы дорога на город Брест-Литовск, которому с юга уже угрожали войска А.А. Брусилова.

Однако, пользуясь относительной пассивностью армий Эверта и Куропаткина, немцы и австрийцы подтянули резервы и остановили наступление армий Юго-Западного фронта на ковельском и Владимиро-Волынском направлениях.

В районе Маневичи создалась угроза удара противником по правому флангу 8-ой армии.

Теперь необходимо было решительными действиями свести на нет усилия немцев на его Ковель-Мневичевской фланговой позиции.

Поэтому с этой целью 21 июня 3-я армия Л.В. Леша и 8-ая армия А.М. Каледина перешли в решительное наступление на Ковель, прорвав германский фронт и взяв Галузию, Маневичи и Городок, выйдя в нижнем течении на реку Стоход.

Во многих местах наши войска своими авангардами форсировали эту реку, захватили плацдармы и закрепились на её левом берегу. Из-за этого немцам пришлось отступать на север в Полесье.

Но сразу и полностью преодолеть реку на плечах врага нашим войскам так и не удалось. Значительную роль в срыве наступления правого фланга 8-ой армии на Ковель сыграло и наличие в зоне прорыва густых лесов и топких болот. А пригодные для прохода болотистые дефиле были сильно укреплены противником, успевшим подтянуть сюда свежие силы и создать необходимую оборону. Поэтому, чтобы подтянуть резервы к закрепившимся войскам и перегруппировать силы, к 1 июля А.А. Брусилов вынужден был остановить наступление на Ковель.

Но этой операцией войска Юго-Западного фронта упрочили свои позиции на Волыни и нейтрализовали новую возможную угрозу.

С радостью и воодушевлением встретили в России весть о том, что ещё с 24 июня началась артподготовка англо-французских войск на Сомме.

Она продолжилась семь дней и 1 июля союзники России перешли в наступление, которое потребовало от Германии перебросить войска на Запад и увеличить количество дивизий с восьми до тридцати.

А тем временем в центре и на правом фланге Юго-Западного фронта установилось относительное затишье, но на левом — 9-ая армия продолжила успешное наступление.

Наряду с тем, что к 1 июля 3-я армия и правый фланг 8-ой армии Юго-западного фронта уже укрепились на реке Стоход, 7-ая армия продвинулась к западу от линии Езержаны — Порхов, а 9-ая армия заняла район Делатыня.

И только 26 июня, по истечении пяти недель после начала Брусиловского наступления, Ставка Верховного главнокомандующего своей директивой поручила нанесение главного удара Юго-западному фронту.

Но теперь Юго-западный фронт ограничился лишь наступлением 9-ой армии силами 41-го корпуса под командованием генерал-лейтенанта Леонида Николаевича Бельковича. Его корпус 30 июня захватил Коломыю и вышел к Карпатам.

В это же время очень тяжело пришлось частям 11-ой армии генерала от кавалерии Владимира Викторовича Сахарова, занимавшей центральные позиции фронта, на которые было произведено несколько настойчивых атак немцев и австрийцев. Но 11-ая армия отбила все их и сохранила занимаемые ею позиции.

Командующий фронтом А.А. Брусилов высоко оценил успех 11-ой армии. Ведь все свои резервы он уже направил на другие, ударные участки фронта, и Сахарову при обороне приходилось обходиться относительно небольшим количеством своих войск.

Новой директивой Ставки Северному фронту также было предписано перейти в наступление. Но этот фронт под командованием генерал-адъютанта Алексея Николаевича Куропаткина вплоть до 9 июля наступательных действий не предпринимал. Поэтому германское командование начало переброску войск из районов севернее Полесья на юг, против Брусилова.

И лишь 9 июля Северный фронт ограничился попыткой наступления на Бауск силами 12-ой армии под командованием генерала Радко Дмитриевича Радко-Дмитриева. Но шестидневные бои результатов не дали, а потери корпуса составили около пятнадцати тысяч человек.

Западному же фронту директивой предписывалось пока лишь сдерживать противника.

Поэтому Западный фронт, согласно приказу его командующего А.Е. Эверта, изданному ещё 3 июня, в десятых числах начал формирование новой армии, 4-ой, задуманной как ударной наступательной армейской группой.

Эти события невольно невесело напомнили их участникам преобразование 2-ой армии в ударную группу накануне прошлой Нарочской операции.

Руководителем этой операции снова был назначен генерал от инфантерии Александр Францевич Рагоза, имя которого в войсках уже было прочно связано с Нарочской неудачей. Но ему ещё всецело доверял и которого, из-за успешных июньских боёв 1914 года под Таневом, всё ещё высоко ценил А.Е Эверт.

Однако и сам А.Ф.Рагоза не был согласен с командующим фронтом и мог бы ему возразить, но спорить не стал.

По его мнению, после трёхмесячной подготовки к наступлению на Ошмяны и Вильно резко менять планы и наступать на Барановичи не стоило. Единственным отличием для А.Ф. Рагозы было то, что в марте он возглавлял чужую армию, а теперь свою. Но теперь чужой для него стала поставленная перед ним задача, которую он, конечно, выполнит, но без энтузиазма.

Только за неделю непрерывных боёв в ходе Барановичской операции, с 20 по 27 июня 1916 года, наступающая русская армия потеряла более тридцати тысяч человек убитыми, около пятидесяти тысяч ранеными, и две тысячи пленными.

При этом обороняющиеся немцы потеряли восемь тысяч убитыми, тринадцать тысяч ранеными и четыре тысячи пленными.

Кроме того, на этом участке фронта восемь тысяч человек потеряла и Австро-Венгрия.

Немецкое верховное командование считало, что командующий их армейской группой «Войрш», в которую входил один германский и три австро-венгерских корпуса, генерал-полковник Мартин Вильгельм Ремус фон Войрш свои потери и затраты в этом для них блестящем оборонительном и принципиально важном сражении сделал минимальными.

А высшее военное руководство царской России, да и не только оно, поначалу посчитало не проигранную Барановическую операцию самым кровавым и бессмысленным летним вариантом мартовской неудачи под Нарочью, сражение под которой тоже не было проиграно русской армией.

Но больше всех итогами Барановичской операции был недоволен Алексей Алексеевич Брусилов:

— «Атака на Барановичи состоялась, но, как это нетрудно было предвидеть, войска понесли громадные потери при полной неудаче, и на этом закончилась боевая деятельность Западного фронта по содействию моему наступлению».

Однако Нарочская и Барановичская наступательные операции русской армии по прорыву сильно укреплённых оборонительных позиций немцев хоть и привели к большим потерям, но русская армия, имевшая ряд тактических успехов, не была разгромлена. Кроме того, была освобождена часть территории России: в результате сражения под Нарочью — Поставы, а в ходе Барановичской операции — Фердинандов Нос и Скробово.

Важным было и то, что когда с целью прорыва германского фронта в Белоруссии и продвижения на Брест-Литовск Западный фронт начал своё наступление, осуществляя Барановическую операцию, войска Юго-Западного фронта начали своё наступление в Галиции и Буковине, нанеся тяжёлое поражение германским и австро-венгерским войскам, потерявшим там более полутора миллионов человек.

В результате всех этих сражений, ставших примером мужества, храбрости, самоотверженности, призрения к смерти и несгибаемости духа русских солдат, было взято много пленных и значительные трофеи, а несколько воинских частей противника были полностью уничтожены.

Но, главное, эти операции спасли, оказавшихся в тяжёлом положении союзников России — Францию и Италию. А ведь в происходившем в это же время в Западной Европе сражении на реке Сомма британские и французские войска потеряли убитыми и ранеными почти восемьсот тысяч человек, продвинувшись лишь на тринадцать километров.

А тем временем на Юго-западном фронте в период с 1 по 15 июля началась перегруппировка частей 3-ей и 8-ой армий для дальнейшего наступления на Ковель и Владимир-Волынский.

Из вновь прибывших из стратегического резерва, по решению Ставки в качестве подкрепления, двух гвардейских корпусов и одного гвардейского кавалерийского забайкальского казачьего корпуса Брусилов сформировал армейскую группу под командованием генерала от кавалерии Владимира Михайловича Безобразова. Брусилов добавил в её состав и свои армейские корпуса — 1-ый и 30-ый, а также 5-ый кавалерийский корпус, выдвинув эту армейскую группу на стык между 3-ей и 8-ой армиями с задачей форсирования реки Стоход и наступления на Ковель с юга.

В это же время 11-ая армия Сахарова нанесла в трёх местах сильные, но короткие удары по противнику, продвинувшись дальше на запад своим правым флангом и центром, выйдя на линию Кошев — Звеняч — Мерва — Лишнюв.

В результате этих ударов частично разукомплектованной армии было пленено тридцать четыре тысячи солдат противника и взято в качестве трофеев 45 орудий и 71 пулемёт.

Поэтому противник не рискнул снимать войска, стоящие против этой армии, для переброски в качестве подкрепления на другие участки фронта.

За это же время части 7-ой и 9-ой армий Юго-западного фронта завершили перегруппировку для нанесения удара вдоль Днестра на Галич.

Они должны были начать это наступление 10 июля. Но из-за многодневных проливных дождей наступление этих армий было отложено на пять дней.

Эта невольная пауза привела к потере внезапности, и противник успел подвести свои резервы на угрожаемые направления.

Но всё равно главком фронта остался довольным слаженными действиями всех пяти командармов: Леша, Каледина, Сахарова, Щербачёва и Лечицкого.

Он опять отметил отличное применение артиллерии с переносом огня и его увязкой с действиями пехоты, а также устойчивую телефонную связь между этими подразделениями.

Но теперь похвалы А.А. Брусилова удостоились и тыловые службы фронта — санитарные поезда и передвижные бани, а также сапёрные части генерал-майора-инженера Константина Ивановича Величко, за короткий срок соорудившие множество необходимых для наступления переправ и специальных инженерных плацдармов, что оказалось совершенно новым в инженерном оборудовании позиций.

Но теперь в наступлении Юго-западного фронта возникли новые, на этот раз субъективные, трудности.

Алексей Алексеевич, отдавая Каледину разные наступательные приказы — то наступать на Ковель, а то на Львов, или вообще оборонительные, постепенно терял стратегическую инициативу на главном направлении фронта.

И только тогда Ставка, наконец, определилась с направлением главного удара Юго-западного фронта.

Было решено на Львов не наступать, а сосредоточиться на северо-западном направлении и наступать на Ковель навстречу с войсками Эверта, наступавшими на Барановичи и Брест.

Субъективные трудности коснулись и личных взаимоотношений между царскими генералами.

Алексей Алексеевич Брусилов считал предательской пассивность любимых военачальников Ставки — командующих Западным и Северным фронтами А.Е. Эверта и А.Н. Куропаткина:

— «Будь другой Верховный главнокомандующий — за подобную нерешительность Эверт был бы немедленно смещён и соответствующим образом заменён, Куропаткин же ни в каком случае в действующей армии никакой должности не получил бы. Но при существующем в стране режиме, безнаказанность полная, и оба всё ещё остаются на своих должностях!».

Недовольным действиями А.Е. Эверта оказался и его подчинённый — бывший командующий 4-ой армией генерал от инфантерии Александр Францевич Рагоза.

После приказа А.Е. Эверта об отмене для 4-ой и 10-ой армий атаки на Виленском направлении и переводе всех корпусов 4-ой армии в состав 10-ой А.Ф. Рагоза недоумевал. Ведь на его армию была возложена задача атаки укреплённых позиций противника под Молодечно с развитием дальнейшего наступления на Вильно. Подготовка к атаке была проведена основательно, и командующий армией был уверен в победе.

Поэтому отмена Эвертом долго готовившегося наступления удивила всех.

Александр Францевич по этому поводу даже съездил в штаб фронта, услышав там неожиданное от А.Е. Эверта:

— «Такова воля государя императора…, с какой стати я буду работать во славу Брусилова».

А теперь всё же прославившемуся А.А. Брусилову была поставлена новая задача.

Его 3-я и 8-ая армии и армейская группа В.М. Безобразова должны были, наконец, разгромить обороняющие Ковель войска противника и взять город.

Его 11-ая армия должна была наступать на Броды и Львов, 7-ая — на Монастыриску, а 9-ая армия, продвинувшись вперёд, должна была повернуть на север, на Станислав.

И 28 июля 1916 года Юго-западный фронт начал своё новое, теперь уже летнее, наступление.

А лето 1916 года перешло свой пик и вступило в пору зрелости.

Крестьяне деревни Космыново, как и везде на Руси, в это время были заняты на сельскохозяйственных работах: косили, сушили и убирали травы, пололи и поливали грядки, а также ходили по грибы и ягоды.

Такими работами были заняты и всё Кочеты. Пётр Васильевич с Борисом периодически ездили на сезонные работы в деревню Алнеры в имение местного помещика, а младший Пётр с мачехой Гликерией Сидоровной работали на своём приусадебном огороде и по хозяйству в доме.

Но своё свободное время двенадцатилетний Петя Кочет проводил на улице.

Летом все деревенские дети играли в подвижные игры на воздухе, в основном в горелки, жмурки, прятки, пятнашки, салочки и в лапту, в которой вместо мяча использовали самодельный «чиж».

Периодически они ходили играть и в соседние деревни Глинное и Нестеровку, или принимали сверстников у себя.

Тем временем, начавшемуся 28 июля очередному наступлению Юго-Западного фронта как всегда предшествовала массированная артподготовка, после которой на прорыв фронта пошла ударная группа в составе 3-ей армии Леша, армейской группы Безобразова и 8-ой армии Каледина.

Но противник упорно сопротивлялся, периодически переходя в контратаки.

Однако, несмотря на это, армейская группа Безобразова одержала победы у населённых пунктов Селец и Трыстень, а 8-ая армия Каледина взяла посёлок Торчин.

В результате трёхдневных ожесточённых боёв наши армии продвинулись на десять километров, и вышли к реке Стоход уже в её верхнем течении, захватив семнадцать тысяч пленных и 86 орудий.

В это же время в центре Юго-Западного фронта и южнее 11-ая армия Сахарова и 7-ая армия Щербачёва при поддержке 9-ой армии Лечицкого, ударившей по противнику с юга во фланг и тыл, совместными усилиями разгромили его и прорвали фронт.

Для сдерживания русских армий германо-австро-венгерское командование стало перебрасывать на этот участок фронта в Галиции резервные части. Даже с Салоникского фронта были сняты две турецкие дивизии.

Но эти резервы вводились в бой поочерёдно, поэтому и разбиты они тоже были порознь.

Всё же не выдержав удара русских армий, противник начал отступление.

Как и было предусмотрено планом операции, 11-ая армия взяла Броды и вышла на подступы к Львову, 7-ая армия захватила Галич и Монастыриску, а левофланговая 9-ая армия заняла Буковину, 11 августа взяв и Станислав.

Однако продолжившееся в августе 1916 года наступление Юго-Западного фронта на Ковельском направлении к успеху не привело.

Ввиду усилившегося сопротивления противника, усталости личного состава и его больших потерь, войска фронта выдохлись, и их наступательный порыв иссяк, потому развить наступление не удалось.

Новые отчаянные попытки Брусилова взять Ковель вопреки предложениям ставки сосредоточиться на южном фланге, где продолжали успешно действовать 7-ая и 9-ая армии, ввиду опять же больших потерь оказались бессмысленными.

И в начале сентября 1916 года на всём протяжении Русско-германского фронта наступила оперативная пауза.

Одновременно наступило время осмотреться и подвести некоторые итоги, и не только на фронте, но и в тылу.

В стране усилились случаи дезертирства из действующей армии, превратившиеся в настоящую, постоянно нарастающую волну, ставшую весьма мощной к осени 1916 года.

Причиной этого в затянувшейся войне, наряду с неудачами на фронте, плохим снабжением и большими потерями, стало снижение общего уровня подготовки личного состава войск, обученный запас которых был израсходован ещё к весне 1915 года.

Падение качества личного состава войск, порой заключавшееся даже в полном незнакомстве с военным делом, и приводило к росту числа дезертиров, добровольно сдавшихся в плен и самопокалеченных.

Хотя Ставка и требовала планомерных и решительных действий против нелегально и без дела шатавшихся в тылу солдат, вплоть до самых суровых наказаний военного времени, но их число всё равно продолжало неуклонно расти.

Борьбу с этим явлением осложняло и укрывательство многими односельчанами сбежавших домой дезертиров.

Ещё одним новым отрицательным явлением стало появившееся сопротивление местным властям и распространение этими обнаглевшими от безнаказанности дезертирами антивоенных настроений среди односельчан, вплоть до призывов к бунтам.

Такой случай произошёл и в деревне Космыново.

Неожиданно вернувшийся с фронта солдат Семён даже не скрывал своего дезертирства.

Он кичился этим, ударяя себя кулаком в грудь, будто бы выбивая оттуда правду и приговаривая:

— «Я за царя и Отечество кровь проливал! Но хватит! Пусть теперь другие повоюют, кто в тылу сидел!».

При этом он своими небесно-голубыми глазами злобно сверкал на живших и работавших в их деревне пожилых мужиков, особенно на почти пятидесятилетнего беженца из Западной Белоруссии Петра Васильевича Кочета, в пьяном угаре обращаясь к нему по-хамски, как к своей ровне:

— «Вот ты Пётр, чего здесь сидишь-то? Тебе воевать надо идти, свою землю освобождать! Мы, что ль за тебя за неё кровь проливать должны?».

— «Да угомонись, ты, ирод проклятый, пьяная твоя башка! Все мы здесь по закону, кровопроливец ты эдакий!» — осадил его отец.

И такое лицемерное поведение было характерным для представителей всех слоёв российского общества. В тылу кругом процветало воровство, взятки и интриги.

А основные тяготы и лишения военных лет легли на плечи трудового народа — крестьянства и рабочего класса.

До деревни Космыново доходили слухи о стачках рабочих в городах.

По причине начавшегося в 1916 году голода, возросших цен на продукты и всё ещё низкой зарплаты повсеместно в стране начались брожения в массах.

И этим моментом воспользовалась нелегальная партия большевиков, во многих городах и губерниях развернув широкую агитацию среди рабочих и крестьян, разъясняя им истинные цели и характер этой империалистической войны.

Большевики пошли даже дальше, призывая солдат повернуть оружие против зачинщиков войны — самодержавия и буржуазии, а войну превратить в гражданскую.

Как-то раз и в совсем небольшую деревню Космыново, видимо проездом, заехал большевистский агитатор. Крестьяне были в поле и на огородах, так что его революционный пыл пришёлся на стариков и детей, в компании которых оказался и Петя Кочет.

Он внимательно слушал дотоле невиданного городского человека, и всё больше проникался осознанием того, что ему надо бы ехать учиться в город.

И хотя хаос войны и голода не доходил до деревни Космыново, но аргументы и доводы пламенного оратора глубоко засели в детскую душу.

Ведь Петя Кочет как раз находился в том прекрасном возрасте, когда ребёнок, как губка, жадно впитывает всю проходящую мимо него информацию, иной раз даже неосознанно.

— «А как же война до победного конца?!» — набрался он смелости на вопрос агитатору.

— Паренёк, как я понял, ты конечно патриот! И таких как ты сейчас много в России. Но власть вас обманывает. Она играет на ваших патриотических чувствах и ради своей наживы толкает таких как ты на бессмысленную бойню! — начал он с понятного — А их поддерживают и социал-предатели, пытающиеся остановить рост революционного движения! — продолжил он для подростка пока непонятным — Так что если вас будут агитировать за продолжение войны — знайте, что это они и есть! Не слушайте их и гоните в шею!» — закончил он теперь вполне ясным.

— «В шею, в шею!» — закричали от радости все остальные подростки, ибо драться за свои интересы им было не впервой.

А агитатор, обрадовавшийся произведённому эффекту, пусть и перед детьми — а они будущее России, стеганул коня и помчался на повозке в соседнюю деревню.

— «Скатертью дорога, агитатор-провокатор!» — только и успел крикнуть ему вслед самый старший из подростков.

Дома Петя всё рассказал своим, получив от отца строгий наказ не лезть в политику:

— «Сынок, таки вось прайдзисвет (прохиндей) затуманиць табе мазги и падабье (подобьёт) на якое-небудзь хулиганства, а адказваць (отвечать) мне давядзецца (придётся). Так што сцеражыся (остерегайся), ня слухай таких вось губошлёпов! Хай начальства само разбираецца».

Но слова агитатора уже вошли в сознание и душу подростка. Он стал всё больше задумываться о жизни, о добре и зле, и о справедливости.

За получением ответов на эти вопросы он поначалу, было, обратился к имевшимся в деревне книгам, но в них ответов так и не нашёл.

Но не могли найти ответов на вопрос — что это за война, и для чего и кого она нужна? — многие жители царской России.

К 30 июля 1916 года Юго-Западный фронт закончил операцию по овладению чрезвычайно сильно укреплённой неприятельской позиции, самим противником считавшейся неприступной.

Войска фронта продвинулись вглубь территории, занимаемой противником, на расстояние от восьмидесяти до ста двадцати километров.

Вновь была отвоёвана почти вся Волынь, часть Восточной Галиции и почти вся Буковина, в результате чего Румыния нарушила нейтралитет и встала на сторону России, видимо пытаясь присоединиться к победителю и успеть к дележу добычи.

А Австро-Венгрия остановила своё наступление в Италии и перешла к обороне.

Также, из-за переброски части своих дивизий против русского Юго-Западного фронта, ослаб и немецкий напор на Верден.

А главный итог подвёл сам главнокомандующий Юго-Западным фронтом генерал-адъютант Алексей Алексеевич Брусилов:

— «Нельзя не признать, что подготовка к этой операции была образцовая, для чего требовалось проявление полного напряжения сил начальников всех степеней. Всё было продумано и всё своевременно сделано.

Эта операция доказывает также, что мнение, почему-то распространившееся в России, будто после неудач 1915 года русская армия уже развалилась — неправильно: в 1916 году она ещё была крепка и, безусловно, боеспособна, ибо она разбила значительно сильнейшего врага и одержала такие успехи, которых до этого времени ни одна армия не имела».

К концу октября 1916 года боевые действия закончились на всём протяжении русского фронта.

И к 1 ноября войсками Юго-Западного фронта было взято в плен уже около полумиллиона военнослужащих противника.

На это же время противник потерял свыше полутора миллионов человек убитыми и ранеными.

Алексей Алексеевич Брусилов невесело шутил по этому поводу:

— «Мы пленили столько солдат противника, сколько стояло перед нами в начале нашего наступления. А сейчас перед нами опять стоят свыше миллиона австро-венгров, германцев и турок. Следовательно, за время нашего наступления против нас было перекинуто свыше двух с половиной миллионов бойцов».

Кроме того, войска Брусилова захватили в качестве трофеев 581 орудие, 1795 пулемётов, 448 бомбомётов и миномётов.

Из-за таких огромных потерь была подорвана боеспособность австро-венгерской армии.

А ведь для отражения Брусиловского наступления Германия, Австро-Венгрия и Турция были вынуждены перебросить с Западного, Итальянского и Салоникского фронтов 31 пехотную и 3 кавалерийские дивизии.

И это спасло терпящую поражения итальянскую армию от полного разгрома, а также облегчило положение союзников в сражении на Сомме.

В итоге стратегическая инициатива окончательно перешла к Антанте.

Союзникам удалось добиться такого взаимодействия, при котором в течение июля — августа Германии приходилось направлять свои ограниченные стратегические резервы и на Западный, и на Восточный фронт.

Но и российские потери в этом сражении были не малые — более семисот пятидесяти тысяч человек, а это больше, чем первоначальный состав Юго-Западного фронта.

И это не считая моральных потерь, в том числе у высшего российского командного состава.

Алексей Алексеевич, подводя итоги наступления своего Юго-Западного фронта, записал в своём дневнике:

— «Из этого ясно видно, что если бы другие фронты шевелились и не допускали возможности переброски войск против вверенных мне армий, я имел бы полную возможность далеко выдвинуться к западу и могущественно повлиять и стратегически и тактически на противника, стоявшего против нашего Западного фронта.

При дружном воздействии на противника нашими тремя фронтами являлась полная возможность — даже при тех недостаточных технических средствах, которыми мы обладали по сравнению с австро-германцами, — отбросить все их армии далеко к западу.

А всякому понятно, что войска, начавшие отступать, падают духом, расстраивается их дисциплина, и трудно сказать, где и как эти войска остановятся, и в каком порядке будут находиться.

Были все основания полагать, что решительный перелом в кампании на всём нашем фронте совершится в нашу пользу, что мы выйдем победителями, и была вероятность, что конец нашей войны значительно ускорился с меньшими жертвами».

Но причины всеобщих неудач были разные.

Это были не только пассивность Северного и Западного фронтов, отсутствие резервов и действия Ставки, но и ошибки самого А.А. Брусилова.

Он, как заколдованный, никак не мог отказаться от первоначальной своей навязчивой идеи, во что бы то ни стало взять Ковель, даже вопреки указаниям Ставки.

И если на первом этапе наступления русские армии действительно достигли значительных успехов, глубоко продвинувшись вглубь территории противника, захватив большое количество пленных и значительные трофеи, то на втором этапе наступления произошёл его провал на главном, Ковельском направлении.

Да и с точки зрения военного искусства, наступление Юго-Западного фронта одновременно на нескольких участках не явилось новаторским — новой формой прорыва фронта. Такой метод применялся и ранее, но чаще всего приводил к большим потерям, дроблению сил и ослаблению главного удара. И именно поэтому Алексею Алексеевичу в итоге не удалось свои отдельные тактические успехи развить в стратегический успех.

Он же сам это и признавал:

— «Никаких стратегических результатов эта операция не дала, да и дать не могла, ибо решение военного совета 1 апреля ни в какой мере выполнено не было. Западный фронт главного удара так и не нанёс, а Северный фронт имел своим девизом знакомое нам с японской войны «терпение, терпение и терпение.

Ставка, по моему убеждению, ни в какой мере не выполнила своего назначения управлять всей русской вооружённой силой.

Грандиозная победоносная операция, которая могла осуществиться при надлежащем образе действий нашего верховного главнокомандования в 1916 году, была непростительно упущена».

Однако итоговая относительная неудача русской армии имела и объективные причины.

Это были и естественно большие потери наступающих войск, приведшие к истощению последних ресурсов, и всеобщее падение морального духа армии, приведшее к её разложению из-за краха надежд на скорую победу.

Смена успехов первых манёвренных сражений в начале наступления на тупую и кровопролитную лобовую мясорубку в последующий период оказалась несоизмеримо дорогой платой за поманившую, было, победу.

Ко всему прочему, как не раз уже случалось на этой войне, все стратегические выгоды от самой успешной русской операции достались в основном союзникам России, а сама же она оказалась не в состоянии ни развить свой успех, ни хотя бы закрепить его.

Во многом, именно поэтому постепенно в российском обществе в 1916 году стал усиливаться пессимизм по поводу возможных перспектив в этой войне и компетенции военного и политического руководства страны.

Другого мнения был сам Верховный главнокомандующий.

В своей телеграмме на имя командующего Юго-Западным фронтом генерала А.А. Брусилова император Николай II-ой сообщал:

— «Приветствую Вас, Алексей Алексеевич, с поражением врага и благодарю Вас, командующих армиями и всех начальствующих лиц до младших офицеров включительно за умелое руководство нашими доблестными войсками и за достижение весьма крупного успеха. Передайте Моим горячо любимым войскам вверенного Вам фронта, что я слежу за их молодецкими действиями с чувством гордости и удовлетворения, ценю их порыв и выражаю им самую сердечную благодарность».

Но когда дело дошло до реального награждения, царь припомнил генералу его отказ выполнить директиву Ставки о наступлении, и не утвердил представление Георгиевской Думы при Ставке Верховного главнокомандующего о награждении А.А. Брусилова орденом Святого Георгия II-ой степени, ограничившись награждением лишь георгиевским оружием с бриллиантами.

И только один генерал-майор М.В. Ханжин за его роль в разработке операции был произведён в генерал-лейтенанты, а также награждён орденом Святого Георгия III-ей степени и Георгиевским оружием.

Тем временем новый учебный 1916–1917 год братья Кочет встретили вне обещанной им средней сельской школы следующего звена. Новую школу действительно открыли, но… в Мещовске, добираться до которого каждый день было невозможно. Поэтому с продолжением учёбы пришлось повременить.

Но с приходом осени и окончанием сельхоз работ, любознательный Петя, занялся самообразованием, читая всё подряд, что попадало под его детскую руку. Долгими зимними вечерами при тусклом свете лучины он читал, собранные по всей деревне Космыново и взятые у друзей из соседних деревень Глинное и Нестеровка книги, старые газеты и журналы, узнавая много нового и интересного, но постепенно портя себе зрение. Он с удовольствием делился узнанным с отцом, братом, мачехой, друзьями и соседями.

Из газет Петя узнал, что по сведениям Всероссийского союза городов и земств на 1 июня 1916 года общее количество беженцев в России насчитывало 2.757.735 человек. Около 47 процентов от общего их числа, или один миллион триста тысяч человек, были жители Беларуси. Причём 38 процентов составляли выходцы только из одной его Гродненской губернии.

Численность же беженцев в Калуге в августе приближалась уже к восьми тысячам человек.

— «Отец, из газет получается, что если бы мы остались в Калуге, то нас разместили бы или в частных квартирах, или в домах городского управления, или в учительской семинарии, или в высшем начальном училище! Вот! И я бы тогда смог учиться и дальше!» — однажды выбилось жалобное предположение от младшего Петра.

— «Ну, ничога, сынок, з тваёй далейшай вучобай я што-небудзь прыдумаю!» — успокоил Петра младшего Пётр старший.

А в Калужской губернии уже к январю того же года было размещено почти шестьдесят пять тысяч беженцев, из которых, включая Кочетов, более десяти тысяч оказались в одном из самых густонаселённых беженцами Мещовском уезде.

А тем временем жителям, оставшимся в своих домах и на своей земле на захваченной немцами территории Гродненской губернии, теперь пришлось познать все тяготы оккупации.

Несмотря на рекомендации и разъяснения представителей власти и военных о грозящей местному населению опасности нахождения в полосе оборонительных действий армии и агитацию на беженство со стороны православного духовенства, они не покинули родных мест.

Кто-то промедлил с отъездом, а кто-то остался дома сознательно, надеясь на лучшую жизнь, или что пронесёт и как-нибудь образуется.

Теперь оккупированная немцами Гродненская губерния стала называться «Цесарско-немецкая Гродненская губерния», а вся власть перешла в руки военных.

Губернатором назначили немецкого генерала пехоты фон Гелда, а в уездах были созданы цесарско-немецкие управления и назначены бургомистры городов и уездов.

На оккупированных Германией территориях вводился так называемый «Новый порядок».

Согласно ему все народы не немецкой национальности лишались всех имущественных и политических прав, а их движимая и недвижимая собственность передавалась безвозмездно немцам.

Таким образом, немцы пытались превратить наши земли в источник сырья и дешёвой рабочей силы.

А для подавления недовольства и поддержания порядка ими был введён жёсткий оккупационный режим, поддерживаемый местными комендантами с прикреплёнными к ним специальными воинскими подразделениями и полевой полицией для борьбы со шпионажем, саботажем и диверсиями.

За нарушение многочисленных приказов, регламентирующих гражданскую жизнь, оккупационная администрация подвергала местное население штрафам, тюремному заключению и даже смертной казни по решению военно-полевых судов.

А за владение оружием, взрывчаткой и боеприпасами сразу предусматривалась смертная казнь.

Людей обвиняли в шпионаже и диверсиях и сразу же расстреливали.

Применялось также физическое наказание работников, не выполнявших требования многочисленных указов, которые были напечатаны на немецком, русском, польском и еврейском языках и вывешены местной администрацией в людных местах.

Немецкими властями строго контролировалось перемещение местного населения, свободное передвижение которого разрешалось только в дневное время, так как ночью действовал комендантский час, причём пешком и в границах своего населенного пункта.

Для прочих перемещений требовалось специальное разрешение.

Для местных граждан были введены немецкие паспорта. В Беларуси они были сначала на немецком языке, а с декабря 1915 года — на немецком и белорусском языках.

Для населения было установлено множество налогов: личный налог, налоги на торговлю, промышленное производство, и на животных, в том числе на собак.

Был введён также целый ряд косвенных налогов, сбором которых занимались специальные военизированные команды.

В деревнях проводилась фактически реквизиция продуктов питания, животных и урожая, за которые крестьянам выдавалась чисто символическая, просто нищенская плата.

Бесплатно реквизировались все цветные металлы и изделия из них, хотя за это поначалу и полагалась денежная компенсация.

Население привлекалось к принудительному труду, в том числе на строительстве укреплений и хозяйственному, оплата которого также не соответствовала тяжести, трудности и объёму выполняемых работ.

Более того, этих людей содержали в нечеловеческих условиях и плохо кормили.

А поскольку германские оккупационные власти ликвидировали предприятия, в существовании которых они не были заинтересованы, то в городах появилась безработица.

С 1916 года местное население стали отправлять на работу в Германию.

И начался подлинный грабёж национальных ресурсов России.

Усиленно вывозилась, прежде всего, древесина. Лесные богатства Беларуси стали для немецких оккупантов хорошим источником дохода.

Леса Беловежской пущи ими оценивались примерно в 700–800 миллионов немецких марок.

С оккупированных белорусских земель в Германскую империю, в основном безвозвратно и в больших количествах, отправлялись и другие материальные ценности, промышленное оборудование, скотина, прочее различное сырье и продукты питания.

А хлеб в городах уже распределялся по карточкам, но был напичкан различными эрзацами (заменителями), из-за чего некоторые жители часто отравлялись.

Население оккупированных территорий испытывало явную нехватку продовольствия и средств первой необходимости: мыла, лекарств и другого, так как постоянно усиливался их дефицит. Поэтому на эти и на многие другие товары вводились купоны и талоны.

Жителям оккупированных территорий запрещалось продавать мясо и продукты нового урожая, охотиться и ловить рыбу, получать посылки, газеты и журналы, участвовать в сходках и в собраниях.

Хуже было горожанам. Поэтому, чтобы хоть как-то прокормиться они стали обрабатывать землю и выращивать сельскохозяйственную продукцию.

Все белорусы страдали от голода, холода и болезней. Особенно тяжело было старикам и детям. К тому же ситуацию в оккупированной губернии усложняла явная нехватка мужских рабочих рук.

За короткое время белорусские земли были опустошены и разорены немецкими захватчиками, но беженцы с этих земель спаслись.

Количество беженцев в Калужской губернии теперь стало сравнимым с населением самой Калуги или всех вместе взятых уездных городов губернии.

А по удельному весу количества беженцев от общего числа жителей Калужская губерния уступила только Московской губернии.

Однако теперь, после успехов на фронте и освобождения ряда западных земель, наконец, забрезжила возможность возвращения беженцев на родину.

Поэтому Гродненский губернатор Александр Николаевич Крейтон открыл в Петрограде Гродненское отделение Татьянинского и Елизаветинского комитетов, приступив к составлению плана возвращения на родину эвакуированных учреждений.

И ещё в июле, в связи с предстоящим возвращением беженцев на родину, он представил правительству план организации вещевых и продовольственных складов для Гродненской губернии.

А в сентябре того же 1916 года он представил план мероприятий по оказанию помощи населению Гродненской губернии по возвращении на прежние места проживания.

А в конце октября 1916 года Пётр Васильевич Кочет получил от старшего брата Парфения письмо, посланное почему-то из Серпухова.

В письме Парфений сообщал, что окончательно разругался с обидевшим его начальством, уволился и переехал из Калуги в Серпухов, устроившись на другую работу, которая его, отставного унтер-офицера, больше устраивала и была по рангу даже выше.

Он сообщал, что здесь, в Серпухове, он нашёл для Петра отличные варианты трудоустройства, как столяра высшей квалификации.

А самым лучшим, по его мнению, был вариант работы столяром-модельщиком на Серпуховском литейном заводе, так как при этом варианте ему с семьёй будет предоставлено жильё в рабочей казарме.

Он предлагал Петру срочно переезжать в Серпухов и устраиваться на этот завод, так как при этом варианте его сыновей можно будет пристроить на дальнейшую школьную учёбу.

А в качестве конкретного шага Парфений предлагал брату послать письмом ему заявление с просьбой принять на работу и автобиографию с указанием мест прежних работ и своих умений и квалификаций.

И Пётр Васильевич серьёзно задумался.

Доводы брата были весьма убедительны. Да и он сам не видел здесь в Космыново сколь-нибудь для себя и семьи реальных перспектив. Оставалось надеяться лишь на окончание войны и возвращение домой.

Но война затянулась и перспективы размылись. И Пётр Васильевич решил обсудить ситуацию сначала с женой Гликерией.

— «Глаша, ты прачытала лист Парфения?» — начал он риторическим вопросом.

— «Так, Пеця… и цалкам (полностью) з им згодная (согласна)! Што гэта в нас цяпер (сейчас) за жыццё (жизнь)? Мы усё рауна жывем тут як чужыя. Заробкав толкам-то и няма, и дзяцей нарадзиць баимся!» — ответила ему сразу же возбудившаяся жена.

— «Ды (да) вжо (уж)! — согласился Пётр — пагавару аб гэтым з сынка!».

Вечером Пётр Васильевич собрал за столом всю семью.

— «Бора и Пеця, я думаю, хопиць (хватит) нам ля (у) земли сядзець (сидеть), фактычна (фактически) батрачыць. Ды (да) и зямля не свая, не наша, не родная. Правов (прав) брат Парфений. Пара нам усим (всем) у горад падавацца. Я платницки и сталярнае майстэрства добра ведаю — як-небудзь там, ды и владкуюся (устроюсь)!» — неожиданно для сыновей начал настоящий крестьянин Пётр Васильевич.

Сыновья удивлённо переглянулись. По радостному выражению Петиного лица Борис понял, что младший полностью согласен с неожиданной отцовской идеей.

Но сам он поначалу принял предложение отца скептически. С малых лет полюбивший лес, он никак не мог пойти на расставание с ним.

— «Пап, а я не хочу в город, мне и здесь хорошо! Я лес люблю!» — возразил, было, он.

— «Бора, ну, яки ж (какой же) тут (здесь) лес?! Ци то (то ли) справа (дело) в (у) нас раней (раньше) быв (был)!» — не согласился с последним доводом старшего сына Пётр Васильевич.

— «К тому же далеко от дома. До настоящего леса ещё топать и топать, или на кобыле ехать!» — добавил аргументов в свою пользу и младший Петя.

— «Так и наш лес был тоже далече!» — попытался было отбиться и от этого довода Борис.

— «А на што табе здався гэты лес? Табе и Пеци вучыцца трэба, пакуль маладыя! Хочаш, хоць на лесника, ци ящчэ на якой-небудзь лясной вучонага можаш у горадзе вывучыцца!» — весьма смело предположил отец, пытаясь убедить упёршегося сына.

— «Хоть на… лешего!» — засмеялся младший Пётр.

— «Да ну вас… к лешему!» — чуть обиделся такой дружной оппозиции к себе Борис.

— «Так ты падумай добра (хорошенько), астатния (остальные) усе згодныя (согласны). Вернёмся да гэтай размовы пазней» — заключил отец.

Но уже поздним вечером Борис подошёл к отцу и дал своё согласие на переезд в Серпухов.

На следующий день Пётр Васильевич ходил чуть взволнованный и, собравшись с мыслями, сел за письмо брату в Серпухов.

— «Пеця, а ты схадзи да пану и папраси ад яго… прашэнне. Ну, хай ён напиша, што ты вмееш рабиць и што ты добры майстар!» — предложила Гликерия.

— «Так, ну-у… яму не да мяне…» — поначалу возразил Пётр Васильевич.

— «А ты паспрабуй! Ты ж сам любишь казаць, што пад ляжачы камень вада не цячэ!» — не унималась Гликерия.

В конце концов, Пётр Васильевич согласился с настойчивой женой и поехал в деревню Алнеры к их помещику Сергею Ивановичу Козлянинову.

Дорога в его имение, располагавшееся в вотчинной деревне Алнеры, была долгой — больше тридцати вёрст. Но Пётр Васильевич Кочет ехал в повозке, запряжённой резвым молодым жеребцом. Так что по лёгкому морозцу и чуть подмёрзшей дороге до цели он добрался довольно быстро.

У въезда в имение его встретил давно знакомый ему по прошлым посещениям дворовый Егор, который, доложив барину, проводил желанного гостя в дом.

— «Ну, что, Василич, по-прежнему столярничаешь? Барин всё тебя добрым словом вспоминает! Да и барыня, Екатерина Николаевна, похоже… по тебе скучает?!» — со слегка ехидной улыбочкой спросил он Кочета.

А тот чуть было ли распетушился, заметно покраснев от этих слов.

— «Так, ну, цябе!» — отмахнулся он смущённо.

Пётр Васильевич хорошо помнил, как эта великовозрастная незамужняя дочь Николая Сергеевича, внешне чем-то похожая на первую жену Кочета — Ксению, увидев его, крестьянина, за столярным ремеслом, не смогла просто пройти мимо и долго любовалась, как ловкие и сильные руки красивого, крупного и зрелого мужчины буквально ласкали в работе различные деревяшки, шедшие на изготовление мебели.

На удивление Петра барин встретил своего знатного столяра весьма приветливо.

А выслушав просьбу, сразу дал своё согласие:

— «Да, Петро, сейчас как никогда России нужен мастеровитый люд! В твоей ситуации я одобряю твой выбор стать рабочим! Я уверен, что ты станешь знатным модельщиком и много сделаешь для усиления обороны матушки России. Успехов тебе и твоей семье!».

И тут же он стал писать характеристику на Петра Васильевича, периодически задавая тому уточняющие вопросы.

Закончив, он передал бумагу просителю со словами:

— Хоть характеристика и получилась длинной и весьма пространной, но она явно положительная. И тебя точно возьмут на эту работу».

— «Точно, точно. Возьмут непременно!» — радостно добавила и его дочь, с весьма приветливой улыбкой неожиданно вошедшая в кабинет отца.

Растроганный Пётр Васильевич не знал, как ему и благодарить барина.

Радостный и окрыленный высокой оценкой своей личности прилетел он домой, показывая Гликерии:

— «Вось, глядзи, дав! Ты мела (была) рацыю (права)».

Гликерия, улыбаясь, прочитала бумагу и аккуратно сложила её вчетверо для упаковки в конверт.

— «Вось, Пеця, ты завсёды да усих людзей з дабром и дапамогай, усё робишь им якасна (качественно) и акуратна, и яны табе таксама (также) дабром алплацили (отплатили)!» — подвела итог Гликерия Сидоровна.

Они вместе ещё раз проверили наличие необходимых бумаг — письма к брату с согласием, заявления, автобиографии и характеристики от барина, и аккуратно запечатали их в один из подаренных ранее Парфением конверт.

В томительном ожидании прошли почти три недели. Началась зима.

Но вот долгожданный ответ был получен. За чтением, как никогда долгожданного письма из Серпухова, собралась вся семья.

Из письма Парфения Васильевича все поняли, что Пётр Васильевич принят на работу столяром-модельщиком на Серпуховской литейный завод, но с испытательным сроком, после успешного прохождения которого, его семье будет предоставлено постоянное жильё в рабочей казарме.

Причём брат просил Петра выезжать всей семьёй немедля, так как уже договорился о временном размещении его семьи в пока пустующей комнате одного из бараков для чернорабочих.

А местом их встречи по пути в Серпухов он назначил свой прежний калужский адрес.

И снова начались семейные сборы в дорогу. Но теперь всё было гораздо проще. С собой брали только одежду, постельное бельё, посуду и продукты. Всю мебель, в основном чужую, оставляли в доме.

На всякий случай Пётр Васильевич прихватил с собой и кое-что из своего любимого инструмента.

Простились с, приютившим их больше чем на год, домом и отправились в путь.

До ближайшей железнодорожной станции Мещевск их вызвался подвезти на двух санях один из местных крестьян Степан с сыном Иваном.

Со Степаном у Петра Васильевича сразу сложились весьма дружеские отношения. Поначалу их сблизило происхождение рода Степана тоже из Западной Беларуси, а потом эти двое работящих и мастеровых крестьянина сдружились и по совместной работе.

По новой дальней дороге братьев Кочет теперь всё больше охватывало необыкновенное волнение перед ожидавшим их новым, неизведанным и наверно интересным. Ведь впереди их ждала неведомая для них ранее жизнь в городе.

И вся семья Кочетов теперь искренне надеялась, что их страдания, связанные с эвакуацией и жизнью на фактически чужой для них земле, закончились.