2020

Александр Овчинников

Страна изменилась. Общество разбито на касты. Большой брат, воспетый в известном романе, стал реальностью. Власть ставит над населением опыты с применением генной инженерии и планирует построить электростанцию, элементами питания которой станут обычные люди. Найдется ли сила, способная справиться с произволом и вернуть надежду на счастье? Книга содержит нецензурную брань.

Глава 8. Сопротивление не спит

— Вадик, как прошло?

— Кажется, успешно. Будет видно завтра. У нашего объекта сегодня самый сложный день. Предписание на поверку труб готово?

— Да, Вадик, все, как ты и просил. Печати на месте.

— Ну что ж, ждем завтра. Надеюсь, нейтрализатор подействует.

— Можешь не сомневаться. — Глеб гордился тем, что бросил работу на кафедре генетики в Стэнфорде и вернулся в Россию, когда на родине вспыхнул пожар гражданской войны. Как же давно это было. Больше двух лет прошло. Он успел проделать огромную работу. Его состав должен победить. Или они все проиграли.

Вадик уселся на кровать и расшнуровал ботинки. Кажется, их миссия приближалась к концу. Если все пройдет удачно, телевизор покажет людям правду. Он предпочитал не думать, что случится после этого. Леня говорил, что всем пофигу, никто и с места не двинется.

Вадик надеялся на другой исход. Больше верить было не во что. Он закинул ноги на кровать и улегся. Сказалось напряжение последних дней — уснул моментально. Глеб заботливо накрыл его пледом и отвернулся.

Даже во сне тревога не отпускала. Вадику виделось что-то размытое, какой-то калейдоскоп из искаженных злобой лиц, беспрестанно мельтешащих вокруг. Постепенно круговерть замедлилась, и незаметно превратилась в построение солдат спецназначения на Красной площади. Они цепью вставали вдоль стены Кремля, поднимаясь со стороны Васильевского спуска, куда их подвозили автобусы. У каждого на ленте автомат.

И вдруг увидел себя в толпе людей, выливающейся на открытое пространство перед ГУМом из Никольской улицы. На лицах окружавших его покорность судьбе, на некоторых — страх. Матери прижимают к себе детей, в глазах у них слезы.

— Прости, внучок. — Старик напирает сзади, вынося Вадика на площадь. Морщинистое лицо, неопрятная борода.

— А что случилось, куда мы идем? Почему все идут?

— Говорят, пора, нужно идти. Ну, вот и идем. Да ты иди, иди, все равно летать не умеешь. — Последняя фраза старика заставила его вздрогнуть. Он ощутил возможность полета. И только подумал об этом, как ноги оторвались от земли. Его тело, вибрируя, зависло в воздухе в полуметре над землей. На лице старика удивление смешалось с ужасом.

— Внучок, внучок, что ж это делается-то? — Он затравленно стал озираться, но толпа вокруг оставалась равнодушной. Лишь слышалось шарканье ног да невнятный гул. У кого-то на руках ревел младенец. Сквозь толпу к нему спешили двое вояк в малиновых беретах, немилосердно лупя всех, кто не спешил убраться с их пути.

Вадик понял, что солдаты проталкиваются вовсе не к заливающемуся слезами ребенку, а к нему. Толпа расходилась перед ними и тут же смыкалась за спинами. Почувствовал, как в плечи вцепился старик. Пальцы костлявые, но неожиданно сильные. Обернулся и увидел жуткий оскал и стеклянные глаза. Борода топорщилась. Военные почти рядом. Один вытаскивает оружие, другой расталкивает толпу перед ним. Еще чьи-то руки схватили его за одежду. Те же невидящие глаза — зомби, которым управляет кто-то еще. Просто дергает за ниточки.

Каким-то звериным чутьем Вадик понял: сейчас нельзя лететь. Что есть мочи рванулся вниз, держащие его руки сорвались, куртка треснула, чей-то палец, пытаясь удержать беглеца, прочертил на ней длинную отметину, пух клоками неряшливо свесился по краям. Упал на колени, пополз между ногами, отбивающими марш. Люди безучастно шагали и шагали, а он пробирался между ними, пробуравливался головой, втянутой в плечи, расталкивал руками, срывался и оступался.

Сначала Вадик двигался вместе с толпой в сторону Кремля, лишь немного наискосок, но потом резко сменил направление. Пробираться сразу стало труднее. Тела, словно забор, сомкнулись перед ним. Силы иссякали, а он, судя по зданию Исторического музея, чья крыша мелькала в просветах между чужими головами, оставался практически на том же месте, где его едва не сцапал старик, превратившийся в зомби.

Осознав это, Вадик перестал проламываться сквозь людей. Поднялся с четверенек и огляделся. Оказался за спиной у солдат, которые бросились к нему, когда он оторвался от земли, но сейчас там и сям среди толпы торчали береты других вояк. Все они довольно далеко, и никто его пока не замечал. Вадик напрягся и взмыл в воздух.

Что бы ни служило для него тягловой силой, оно было очень мощным. Почти моментально оказался выше крыш и продолжал удаляться от земли. Задранные головы уже не различались, людское море внизу из разрозненных фигур превратилось в единую массу, как вдруг свист ветра изменился. Стрекот автоматов подсказал, что военные спохватились и пытаются остановить его. Восприятие окружающего изменилось, время словно замедлилось. Вадик замечал полет пуль и усилием воли уходил с траектории огня.

В конце концов оказался в недосягаемости солдат и, по широкой дуге огибая Кремль, направился к Храму Христа Спасителя. Там в неприметной нише располагался один из тайных ходов. Москва с высоты казалась нарядной и красивой. Вымытые блестящие дома, украшенные яркой иллюминацией, дорогие машины на улицах. Вдруг его взгляд выпал за пределы центра. Будто из помпезного королевского дворца он перенесся в бедную деревню: столь разительным было отличие. Пораженный увиденным, не сразу осознал, что на границе слышимости появился и нарастает странный гул.

За спиной раздались выстрелы, но не такие редкие, как раньше. Вадик резко вильнул вниз и влево. И вовремя: несколько пуль скользнули по куртке. На хвосте у него висел вертолет. Огонь вели из сдвоенного пулемета. Он выдал серию виражей, резко снижаясь и все равно каждый раз чудом ускользая от очередей. Обострившиеся чувства позволили услышать, как где-то под ним пуля разбила стекло на чердаке дома, залаяла собака.

Идти к убежищу с неприятелем на спине не имело никакого смысла. Сил на маневры тоже оставалось не так много. Вадик чувствовал, что с каждым поворотом вражеский стрелок предугадывает его движения лучше и лучше. Паузы между очередями все меньше, а злые косяки пуль пролетают все ближе.

В очередной раз заложив вираж, он скорее почувствовал, чем увидел или услышал, как над облаками несется смерть. Стремительные тени истребителей промелькнули над ним. Развернулся и, выписывая спирали разного диаметра, ринулся к вертолету. План привести к нему ракеты казался идеальным.

Пилот боевой машины оказался не лыком шит — когда Вадик оказался в левой нижней точке своей траектории и стал выходить на следующий виток, он бросил аппарат ему навстречу и влево-вниз так резко, что непристегнутый пулеметчик вылетел из кабины. Он чудом успел ухватиться за турель и нелепо дрыгал ногами, пытаясь попасть обратно.

Вертолетчик снова резко сменил направление, еще больше подныривая под Вадика, не давая ему поравняться с кабиной, и закрепленный на рельсах пулемет вместе с уцепившимся за него стрелком забросило обратно в чрево гудящей лопастями машины.

Шипящая смерть была уже совсем рядом, а поток воздуха от винта не давал снизиться. Времени на раздумья не оставалось вовсе. Вадик, превозмогая страх, полетел к земле. Пилот потерял его из виду и закрутился на месте. Почти поравнявшись с вертолетом, Вадик обогнул его по касательной, чуть не налетев на лопасти, и продолжил падение.

Очнулся он, видимо, почти сразу. Тело нестерпимо болело: чувствовал себя будто тесто, которое раскатали по столу. О новой попытке взлета не могло быть и речи. В голове стоял гул. По шее бежали струйки крови, стекающие из ушей. Вытер их рукавом и отлепился от кирпичной башенки на крыше дома, к которой его прибило взрывной волной. Рядом солидный кусок крыши провалился — похоже, туда попали остатки взорвавшейся ракеты. Место вокруг него напоминает решето. Откуда-то снизу доносятся вопли. Вертолета не слышно и не видно.

Перебрался на четвереньки и заглянул в дыру. Отверстие небольшое, пролом ведет и дальше, внутри дома догорает пожар. Везде пляшут маленькие язычки пламени, но все, что могло гореть, кажется, кончилось, и огонь, не находя пищи, угасает.

Похоже, на чердаке никого, и можно поискать там убежище. Вадик развернулся к провалу спиной, лег на живот и осторожно стал сползать вниз. Судорожно цепляясь за край пролома и едва не сорвавшись сквозь пробитые перекрытия дальше вниз, спрыгнул на чердак.

Сделал пару шагов и повалился на пол: сил не осталось. Оказавшись в темноте и относительной безопасности, хотел поспать. Подложил руку под голову и стал ерзать, чтобы улечься поудобнее. Ниже этажом или двумя кто-то не переставал голосить, но не успел Вадик прикрыть глаза, как к крикам присоединился гул вертолета — значит не разбился. А может, прилетел другой.

Практически перед его глазами в провал спустилась веревочная лестница. Откуда только взялись силы. Вскочил и ринулся прочь от пролома в крыше, через который влез сюда. Чердак большой и практически пустой. Пол устилает каменное крошево и голубиные экскременты. Он спрятался за несущей колонной и привалился к ней спиной. Не успел затаиться, как увидел луч прожектора, рыскавший по помещению в поисках его следов.

Через несколько секунд или, может, минуту, выстрел из пистолета заставил смолкнуть не прекращающиеся до этого вопли. Вадик беззвучно выругался. Сколько трупов на счету этих ублюдков? Луч прожектора давно замер на месте, он светил на соседнюю колонну. Солдат крался к ней, оглушительно громко хрустя камнями, иногда попадавшимися под ноги. Держась в тени своей колонны, Вадик выглянул.

Боец в полной экипировке, камуфлированная броня, темный шлем с щитком, в руках автомат. Вдалеке натянута веревочная лестница, на которой держится прожектор. Похоже, ее сняли с вертолета и закрепили где-то на крыше, иначе она бы болталась и луч света двигался в такт ее движению.

Конец ознакомительного фрагмента.