Взрослеть – так взрослеть

Александр Николаевич Лекомцев (2024)

Личность главного героя романа Абрана Кадабракина в определённой степени можно считать не только трагикомической, но и карикатурной. Но подобных ему и даже более застенчивых в эротическом плане молодых людей в реальной жизни предостаточно. Зачастую их поступки и действия бросаются в глаза и вызывают улыбку и недоумение. Повествование не только об эротике и сексе, в пучине которых люди ведут себя не только эгоистично, оригинально и не совсем адекватно, но и о медленно наступающем взрослении слишком уж застенчивого парня. Приходится ему пройти через целых ряд жизненных испытаний и неурядиц, прежде чем стать мужчиной.

И вкривь, и вкось

Частенько, накачиваясь палёной водкой с яркими этикетками на бутылках, Кадабракин младший, уже дипломированный специалист с высшим образованием, по производству мебели, впадал в полную откровенность перед своим другом и постоянным собутыльником Филимоном. Как обычно, в свободное время, они «квасили» по вечерам в собственной квартире Абрана. Всё чаще и чаще, уже парень двадцати чётырёх лет, Кадабракин исповедовался перед другом, жаловался ему на своё непутёвое существование. Не жизнь получалась, а насмешка какая-то.

Он в расстроенных чувствах за бутылкой спиртного говорил Филику обо всём том, что на душе наболело. Правда, Если визуально наблюдать, со стороны, то всё, вроде бы, и не так плохо. По устойчивому мнению многочисленных наблюдателей со стороны, у Абрана, примерно, до двадцати трёх лет жизнь складывалась почти превосходно, то есть, если выражаться по-простонародному, довольно таки даже очень неплохо. Родители поддерживали его и морально. И материально.

Но последние год-полтора жизнь у Абрана потянулась беспросветная, серая и почти никудышная. Такого количества тупиков в студенческие годы у него, всё-таки, не наблюдалось.

Он пропадал в них везде и всюду были. Чтобы упереться в один из них и получить очередную неприятность, даже из дома можно было не выходить.

Пошёл в туалет, например, зацепился за дверь левой ногой, на которой сломал большой палец. На кухне обварился кипятком, менял в люстре перегоревшую лампочку — на голову упала люстра, поливал на лоджии цветы — уронил с пятого этажа керамический горшок с кактусом…

Не очень плавно опустившись на голову соседа, артиста кино и театра Худобрейкина, горшок разлетелся на мелкие части. К радости, Абрана тот самый, очень звёздный Худобрейкин не заметил никаких перемен.

Каким был, таким и остался. Довольно гордо и даже, в какой-то мере, звёздно продолжал шествовать по проспекту, явственно представляя, что следом за ним гонится тысячи полторы почитателей его таланта. Понятно, что они страстно и неудержимо желают получить от великого лицедея автограф, но никак не могут его догнать.

Спасибо Анфисе Олеговне, маме Абрана. Она старалась сделать всё, чтобы её сынок не скучал и ни в чём себе не отказывал. Ведь не напрасно же эта славная симпатичная и даже обаятельная дама совокуплялась с кем надо и сколько надо. Лишние связи никогда не бывают… лишними. Возможно, когда-нибудь они пригодятся и её сыну. Правда, пока не пригождались. С мебельщиками Анфиса Олеговна пока тесно не сближалась, потому Абран пока был безработным и… в личном плане, неудачливым.

Она в тайне надеялась и верила, что Абран пусть не так часто, но дружит организмами с девочками, не боится их и прочее такого, что они всегда имеют при себе… «Пока не женись сынок, лоханок много, осмотрись, обживись в квартирке, — наставляла она сына, — а любовь к тебе придёт… нечаянно нагрянет».

Это она ему так говорила, а внутри себя думала: «Трахай их всех в три дыры, но презервативы не забывай менять, как протухшие носки».

Но перемен в сексуальной жизни Абрана не наблюдалось. Взросление его шло медленно и тяжело. Как был он скромником и девственником, так им и оставался. Пожалуй, это и был самый главный и страшный тупик, из которого выбраться он уже даже и не мечтал.

Личная жизнь молодого человека казалось Абрану не очень-то удачной, нелепой, одним словом. То есть фортуна всегда поворачивалась к нему задницей, а могла бы ведь и обнять, и приголубить. Вроде бы, внешне окружающим казалось, что жизнь у Абранчика нормальная, а вот внутренне…

Одним словом, всё шло вкривь и вкось. Конечно же, его мужское естество кипело и бурлило, но не радовало ни юных дев, ни умудрённых опытом седовласых дам. Понимал Абран, что его существование складывается так, что, получается, не живёт он, по сути, у бога за пазухой, а так… прозябает. Но, к слову сказать, всем бы вот так… прозябать.

Он довольно часто с любовью и нежностью вспоминал ту самую красивую и молодую женщину Машу, которое имела счастье или неосторожность среди милых полевых ромашек насрать на его симпатичное, мужественное и одухотворённое лицо. Чего только ни случается в нашей суетливой жизни. А был бы он посмелей и порешительней в сексуальном плане, то непременно отыскал бы её, вручил бы Маше букет ромашек и проникновенно бы и задорно произнёс: «Вот и я! Здравствуй, любимая, и снимай трусы!».

Но такая вот своеобразная закомплексованность Абрана продолжала оставаться главным тупиком в его непутёвой и неудачной жизни. Оставалось только мечтать и не больше, возбуждать и радовать самого себя, что у него прекрасно получалось.

Абран даже не замечал того, что женщины, порой очень настойчиво, тянулись к нему. Как-то, до него это не доходило. Однажды к нему явилась молодая рыжая и фигуристая соседка Хельга, живущая под пятым, на нижнем четвёртом этаже. Женщина замужняя, но супруг в постоянных экспедициях, усиленно ищет на территории России следы Снежного человека, причём, с такой силой, как будто этот самый гуманоид разбойным и неприличным способом снял с его кредитной карточки последние полторы тысячи рублей.

В общем, её Сева был одержимым и увлечённым человеком и до такой степени, что и виагра здесь была бессильна, да и, пожалуй, совершенно не уместна. А Хельге очень хотелось… романтики, пусть не регулярно, но, хотя бы, периодически. Впрочем, у Севы, почему-то, даже на самых страшных баб… вставало. А вот на Хельгу — нет. Приелась, наверное, поднадоела.

Войдя в квартиру молодого Кадабракина, она почти с порога и с волнением заявила:

— Вы знаете, дорогой сосед, Абран Плюсович, я так спешила к вам, что даже не успела надеть трусики, в одном халатике и в тапочках.

Для убедительности она распахнула полы халата и на короткое мгновение продемонстрировала Абрану рыжую и густую шевелюру, находящуюся немного ниже пояса. Конечно «штырь» Кадабракина мгновенно стал большим и твёрдым, как кусок арматурины диаметральным сечением в девять с половиной сантиметров.

Но его сейчас больше волновало не это обстоятельство, а суматошная озабоченность молодой соседки. Ведь не зря же она так спешила и даже не звонила, а ногами стучала в дверь квартиры Абрана. Явно, что-то стряслось.

— Что-то случилось, Хельга Борисовна? — спросил он.

— Ещё как! — ответила она. — Вы заливаете мою квартиру водой!

— Но как такое возможно? Ведь ваша квартира находится не под моей, а в стороне.

— Вы, как человек с высшим образованием, Абран, должны знать, что вода имеет свойство и способность передвигаться зигзагами. Или вы ничего не читали про Ниагарский водопад?

Ему было стыдно признаться в том, что он, на самом деле, ничего про славный американский водопад не знает и не стремиться к этому.

Хельга пристыдила не очень любознательного соседа и решила лично проверить все те места, которые могли бы являться источником затопления её квартиры. Проверила все радиаторы, краны, заглянула в унитаз… Всё нормально.

— Странно, — сказала она, проходя в большую комнату, — значит, мне всё это показалось. Переутомление, знаете ли. Я ведь занимаюсь в нашем институте компьютерными программами. А там, простите, почти одни… бабы. А среди мужиков — сплошные лютики. Поговорить даже не с кем.

Обратив пристальное внимание на старый и основательно залитый вином и остатками пищи диван, Хельга с восторгом прошептала:

— Какое чудо! Такой отличный дизайн у этого дивана. Это же — раритет и одновременно старинная вещь. Великолепный антиквариат! Я больше, чем уверена, что здесь легко и свободно поместятся два человека.

Сказав это, она с разбегу плюхнулась на диван, легла, задрала вверх ноги и закатила глаза. Она предвкушала.

— Идите же сюда! И мы приляжем по-соседски, — прошептала она. — Я расскажу вам, Абран Плюсович, что-нибудь интересное.

— Нет, спасибо, — прохрипел молодой Кадабракин, перебирая ногами, как паук — косиножка, — я лучше постою. Пожалуй, я пойду на кухню и приготовлю кофе. Чем дольше оно вариться, ем питательней.

А ногами он перебирал потому, что правая штанина его домашнего трикотажного костюма увлажнилась. Разумеется, ни кофе, ни чай здесь не причём.

Мало ли существует в природе и другой жидкости, более густой и летящей из определённого отверстия со скоростью полёта отечественного истребителя Пятого поколения.

— Ну, давайте, хоть кофе, мать твою за ногу! — проворчала Хельга, — я ведь просто хотела проверить уместится ли на этом сра… прекрасном диване два взрослых и самостоятельных человека разных полов.

— Наверное, поместится, — пролепетал Абран. — Можно даже и не проверять, и так всё ясно.

— С одной стороны приятно, что ты, Абран, большой и симпатичный ребёнок.

— Не знаю почему, но так многие говорят.

Окончательно успокоившийся, Абран дрожащими руками приготовил кофе, и при этом даже ни разу не ошпарился. Надо сказать большая удача. Принёс его в кофейнике с чашками и конфетами на журнальный столик. Теперь можно было и побеседовать о музыке, литературе и политике…

Что ж, кофе так кофе. Но в тайне Хельга не оставляла надежды на возможную интимную связь с «застенчивым здоровяком». Такое мысленное определение она дала своему молодому и симпатичному соседу. Надо же ему когда-то взрослеть.

Чтобы раззадорить Кадабракина, она спросила его, может ли иногда приходить к нему в гости. Она в виде рассказов будет делиться с ним своим эротическим опытом, и тогда Абран Плюсович раскрепостится и станет, в конце концов, её постоянным сексуальным партнёром. Никуда не денется, если, конечно, не произойдёт что-то непредвиденное.

В общем, за чашкой кофе она довольно подробно и красочно рассказывала Абрану о своих эротических похождениях. После этого он ночью долго не мог заснуть и постоянно теребил свой возбуждённый «конец».