Пушка-полковушка, или Выстрел от Немана до Берлина

Александр Никифоров

В первые дни войны, которую потом назовут Великой Отечественной, мало кто думал, что она станет самой большой катастрофой и самым большим триумфом для нашей Родины. Но уже тогда, несмотря на катастрофу Красной армии, появлялись первые герои, которые своим подвигом приближали такую еще далекую для всех Победу.

***

Время уже было послеполуденное, ярко светило солнце, и птицы насвистывали на деревьях трели. В этот летний месяц птенцы начинают покидать свое гнездо. «Тсить-тсить» щебетал слеток мухоловки, с любопытством разглядывая непрошеных гостей к его кусту.

— Вона красота-то какая, товарищ сержант. Навроде того, что и войны-то никакой нет, жуя травинку и рассматривая маленькую птаху, блаженным голосом говорил рядовой.

Потом как-то задумался о своем и снова начал всхлипывать:

— Митьку тоже, вбили, друзяка моего, чего я теперь его мамке скажу? Я ему даже глаза не закрыл, бо нема у него их теперь, все лицо осколками порубило.

Митька — «ездовой» с соседнего орудийного расчета, был родом с той же донской станицы, что и Мозговой. Он еще со старшиной воевал на «Финской» войне. А когда осенью их дивизион перебрасывали на запад, на дислокационном пункте он встретил земляка и уговорил Перетятько, похлопотать за станичника, чтоб его приписали к ним в батарею.

Зная, как плохо к нему относятся сослуживцы, Петька общался только со своими лошадьми, да с Митькой. Тот был постарше, его призвали весной 38 года. Он должен был сейчас демобилизоваться и поехать домой на Дон, но это вторжение немцев спутало его планы. Теперь вот он лежит не в копне свежескошенного сена на берегу Дона, а в окопе, посеченный осколками на берегу Немана. Митька приходился Мозговому каким-то дальним родственником, потому, он как мог, заботился о нем и учил воинской науке. Пройдя «Зимнюю войну» и будучи старослужащим, он пользовался авторитетом у своего «расчета». Несколько раз он приходит к соседям заступаться за земляка, но в глазах того же Артема, Митька тоже был лапоть. Однажды за такие слова Тёма огреб по полной, оказывается, негоже казака лаптем называть. Петрухе тоже навалял за то, что тот терпит такие обзывательства и службы не знает.

Многие солдаты на тот момент носили ботинки с обмотками. Самые козырные, типа Артема, имели кирзовые сапоги, а эти два станичника носили «яловые», чем не раз вызывали зависть у сослуживцев. Спокон века считалось, казаку без сапог не можно, это как девка без юбки. Какая может быть верховая езда без сапог? Вот и приходили казаки на сборные пункты со своей обувью.

Теперь Петька выл, сидя под кустом, о своем защитнике и друге донце, вспоминая станицу и всю родню. Только очередной окрик Николая вывел его из этого упадочного состояния.

— Чего ревешь, как баба? Сходи к реке, принеси воды в котелке. Освежить немного надо капитана, а то он совсем квелый. Заодно посмотри, что там, немцев на той стороне не видно? А я пока ему еще одну перевязку сделаю.

Капитан вроде бы дышал ровно и какие-то звуки издавал, но в себя так ни разу еще не пришел.

— Как думаешь, товарищ сержант, не помрет командир?

— Типун тебе на язык, — цыкнул Николай. — Давай дуй за водой, стоишь тут, панихиды поешь. Заскочи по дороге не третью огневую позицию, там у них санинструктор лежит, а рядом сумка с медикаментами, вроде бы целая. В общем, что там найдешь — тащи сюда.

Получив задание, Петька обрел осмысленный взгляд, утер рукавом слезы и затараторил:

— Я сейчас мигом, одна нога здесь, другая там. Может еще чего надо?

— Да иди ты уже быстрей, тебя хорошо за смертью посылать, сроду не дойдешь, — выругался Орлов и подтолкнул «ездового».

На самом деле Петька очень быстро обернулся, причем вода в его котелке была чистая и холодная. Санитарную сумку он тоже притащил.

— Ты где воду черпал, казак? — отпив несколько глотков, спросил Николай.

— Да я еще с ночи, как мы разворачиваться начали, приметил у берега родник. Немцев совсем не видно, я у товарища старшины бинокль забрал, ни души на той стороне, — рассказывал он, отдавая бинокль. — Можно я пойду лошадей напою?

— Каких еще лошадей? — видно Николай пропустил этот момент, в рассказе Мозгового.

— Ну так, «Мишку» и «Мушку». Я же говорил, еще перед бомбежкой всю упряжку отвел в дальние посадки, а как все это началось, я к ним кинулся, только малость глушануло меня, и не успел я добежать. А как налет кончился, добрался до них, уже четырех лошадков нет в живых, а эти живые. «Мишка», правда, на ногу припадает, я посмотрел — так себе царапина, видно осколочком черкануло. Ну я ему уже подорожника нажевал и залепил рану, думаю, заживет скоро. Так пойду, коников попою?

— Так ты же, гад, из-за своих коников позиции бросил! — заорал на него Николай, вспоминая, как бросился укрывать снарядные ящики, хотя это была Петькина обязанность, — я тебя контра, сейчас в расход пущу! А если бы у нас приказ был огонь открывать, а «снарядного» нет на месте?

Он передернул затвор винтовки и направил её на Мозгового. Потом осмотрелся кругом и понял, что говорит глупости. Какой приказ, какие стрельбы, если они даже чехлы со стволов не сняли и, опустив винтовку, уже примирительным голосом сказал:

— Ладно, иди, пои своих лошадей.

В это время, наконец-то, открыл глаза капитан. Видно родниковая живая водица вдохнула в него сил. Он был очень слаб и говорил почти шепотом:

— Доложите обстановку, сержант.

Орлов остановил Мозгового с водопоем, попросив его придерживать голову командира. Потом, раскрыв перед глазами Никитина полевую сумку, показывал на карте их позиции и доложил, что весь личный состав батареи погиб, в живых остались только они с рядовым Мозговым.

— Лично прошел все огневые позиции — живых нет. Думал вообще один остался, потом вот вас нашел, ну а после уже Мозговой с двумя единицами конной тяги проявился. Ждем дальнейших указаний, товарищ капитан.

— Да ты не ори так, я слышу хорошо, говорить тяжело. Значит, всю батарею разбомбили вчистую и что не одного целого орудия нет?

— Наша пушка одна не пострадала, всего-то на бок завалилась. Только что толку-то? Снарядов совсем нет, — докладывал Орлов.

— Скоро немцы здесь будут, надо увозить орудие, что бы этим гадам не досталось. Я так понял, у нас две лошади есть. Постарайтесь поставить пушку на колеса, запрягайте и уходить надо.

Тут Мозговой начал противиться:

— Товарищ капитан, для перемещения орудия нужна шестёрка лошадей, а у нас только двойка. Да и то, «Мишка» припадает на ногу, не можно так над животными, надорвем их.

Никитин закатил глаза к верху, посмотрел на бойца и продолжил:

— Можно, не можно, мы здесь не на параде. «Владимирский тяжеловоз» может с нагрузкой в полторы тонны идти по пересеченной местности, со скоростью километр за пять минут, а у нас их пара. Да и приказ «Об ответственности военнослужащих за сдачу в плен и оставление врагу оружия» никто не отменял. Так что давайте, берите все ценное для военного времени и надо в лес уходить, — он показал на карте лесной массив Райгардасе. — Это приказ, и он не обсуждается, — прошипел комбатареи, глядя, как Мозговой пытается что-то возразить.

— Ну лошадей-то напоить хоть можно? — спросил рядовой.

— Что значит можно? Нужно. Пока будете обходить огневые позиции и пушку поднимать, пусть лошади отдохнут и отопьются, а то потом, конечно, придется им потрудиться. С собой берите только ППШ и боекомплект к ним, винтовки в реку покидайте и торопитесь, немец времени много не даст.

Петька отвел лошадей к реке, а Николай прошел все восемь боевых расчетов и нашел шесть целых автоматов, четыре пистолета ТТ и двадцать «лимонок» Ф-1. Затем собрал все целые винтовки в несколько вязанок, перетянув их ремнями, дождался Мозгового, и они отнесли их к реке, покидав с обрыва. Теперь надо было найти исправный оружейный передок и упряжь. Из трёх более-менее целых передков выбрали один, поменяв на нем только колесо, и там же нашли один ящик с осколочно-фугасным снарядами. Пока Орлов укладывал все добро в оружейный ящик, Мозговой вернулся с двумя тяжеловозами, по-заправски заложив двойку, проверив дышла, вальки и ваги и накинув петлю троса на щит пушки, другой конец привязав к конной упряжке. Петька потихоньку тащил лошадок под уздцы, а Николай контролировал подъем непосредственно у «полковушки». Немного поупиравшись, «Владимирцы» поставили её на колеса. Оставалось только заложить орудие в упряжь, когда Николай заметил на другой стороне Немана поднимающиеся вдалеке клубы пыли. Он приложил бинокль и разглядел несколько десятков бронетранспортеров и мотоциклов.

— Немцы, Петька, валим быстрее до капитана, им ходу минут пять! — закричал Орлов, и, обернувшись, поискал глазами бойца.

Конец ознакомительного фрагмента.