За чертой

Александр Можаев, 2022

Новый роман выдающегося современного русского писателя Александра Можаева рассказывает о воюющем Донбассе, о братоубийственном конфликте на Юго-Востоке бывшей Украины. Это рассказ из-за «черты», которая автору знакома не понаслышке. Много автобиографического несёт в себе центральный образ романа – образ Атамана, проводника групп российских добровольцев, идущих тайными тропами в ополчение Донбасса. В обход украинских растяжек и айдаровских засад.

Приходила в Деркул полая вода…

«А поедем-ка короткой дорогой!» — о, сколько весёлых и не очень весёлых приключений начинается с этой фразы!

Ранним мартовским утром иду на «зоревой» автобус. На автобус мне гораздо ближе, чем к поезду, да и дорога лучше — пески. Ночной дождик подъел на полях снег, и где-то в балке шумит вода.

— Сань… — окликает из-за своей калитки Натаха. — В Луганск, к отцу, едешь? — спрашивает она.

— К отцу… — отвечаю я.

— Решил короткой дорогой?..

— Ну да — сюда ближе…

— К Носачу заедешь?… — задаёт Натаха свой окольный вопрос.

— Собирался. Если успею…

— Вчера по Луганскому телевидению его показывали… Важный такой, со значком… В гору попёр…

Я вижу, ей хочется спросить совсем о другом, только к этому «другому» она никак не может подобраться.

— Что Кудину сказать? — напрямую спрашиваю я.

Натаха вздыхает, и, махнув рукой, молча, уходит во двор.

— Понятно!.. Передам! — весело кричу вслед.

Переходя Деркул, на минуту задерживаюсь на мосту, смотрю на быстрое течение. Вода в реке помутилась, но всё ещё в своих берегах.

«Значит, можно и на обратном пути возвращаться этой же дорогой» — думаю я. Поездом мы ездим только во время разлива.

На автостанции Кудина не было, он подсел на заводской остановке.

— Что там в хуторе? Все живые?.. — задаёт он свой обычный вопрос.

— Кто как… — отвечаю шутливо. — Кто жив, кто чуть жив…

— И кто ж там доходит?

— Да есть одна особа… Ещё не померла, но… Спасать надо…

— Давно видел?

— Давно. Утром, как шёл к автобусу.

— Чего сказала?

— Ничего не сказала… Глянула в сторону Ольховой, да и захрипела при смерти… Может, к отпеванию и успею сейчас…

Кудин никак не оценил моих шуток. О чём-то раздумывая, он долго молча смотрел в окно.

— Скоро Ольховая, не проспи… — говорю я.

— А поеду-ка я проведаю мамку! — наконец, обернувшись, весело произносит он. — Сёдни пятница, два выходных впереди…

На остановке у станишанской больницы стоит Людка. У них с Бармалеем трое детей — все пацаны, живут в хуторе у дедов-бабок. Людка на каждый выходной ездит их проведывать. Бармалей ездит редко — служба…

Неуверенно взойдя на первую ступеньку, Людка заглянула внутрь автобуса. Заметив нас, приветливо машет рукой.

— Как там Деркул? Мост не закрыло? — всё ещё не решаясь зайти в салон, спрашивает она.

— Утром был в своих берегах, — отвечаю я.

— Тогда еду!

По салону Людка проходит к нам.

— Целую неделю «бармалят» не видела… — говорит она. — Еле дождалась выходных…

— А Бармалей увольнительную подписал? — строго спрашивает Кудин.

— А как же — подписал!

— Ну, тогда ты пропала, Людка!

— С чего это я вдруг пропала?!

— Людка, ты меня давно знаешь, хохлушки — моя слабость! — хватая за бока Людку, хохочет Кудин.

— Кудин! Совсем одурел?! Вот же дуралей!.. — отбивается от него Людка. — Люди смотрят…

— Люди — не Бармалей, чего их бояться… — смеётся Кудин.

Усадив Людку на колени, он неожиданно произнёс:

— Меня, Люд, всё время одолевают маниакальные мысли: хоть один из твоих бармалят на меня похож?

— Это с чего ж им быть на тебя похожими?.. — оторопев, оборачивается к нему Людка.

— Ну а как же! Столько лет возле тебя трусь, и всё даром?

— Ты б лучше почаще у Светки тёрся, — неожиданно жёстко отвечает она.

Причина бездетности Светки ей известна, но о ней она никому не рассказывает, даже Кудину.

После её слов Кудин приуныл, поскучнел и, оставив свои пошлые шуточки, помалкивал.

Солнце зашло за тучи, вдруг звонко забарабанил по стёклам дождь. Не отрывая взгляда от окна, наблюдаю, как в ближних балках, вскипая и пенясь, несётся под уклон полая вода.

— Деркул точно на месте? — переспрашивает Людка.

— На месте… — уже не столь уверенно отвечаю я. — Деркул так быстро не расшатаешь…

Вот и приехали. Это последний рейс, автобус назад пойдёт только со следующей зарёй, а на месте моста — бурлящий поток.

— О, Господи!.. Влипли, так влипли!.. — причитает Людка. — Вот и повидала бармалят… Я так и знала!..

Где-то далеко, на другом берегу, машет рукой Натаха.

— Ты смотри, живая ещё! — толкая в плечо Кудина, весело говорю я.

Но Кудин уже не слышит меня: он весь там, за полой водой.

— Что будем делать? — спрашивает Людка. — Можно пойти заночевать к моей тётке в Верхний хутор. Или вы к Жеке?..

— Слышь, Сань, а мост-то видно… — не слыша Людки, неожиданно произносит Кудин. — Вон, глянь, вода бугрится. Это перила — там мост…

— Не морочь дурака, — говорю я.

— Сколько той жизни, Сань… — разуваясь и снимая брюки, отвечает Кудин. — Там не выше пояса…

В выплеснувшейся на дорогу тёмной воде он обмакнул босые пальцы ног, тут же отдёрнул, словно ошпарил в кипятке. Оглянулся, подмигнул мне и решительно вошёл в воду.

— Ва-х, — передёргивая плечами, крякнул он. — Давно я на пляжах не кувыркался!..

— Кудин, не ходи! Кудин, не надо!.. — срывая голос, орёт Натаха.

Спешно раздеваюсь. Брюки штанинами завязываю на шее, связав шнурками ботинки, перебрасываю через плечо. Шагаю вслед за Кудином; ноги немеют от холода, голова пылает от жара.

— Саня, верни его! — кричит Натаха.

Приходила в Деркул полая вода

Заливала все крутые берега,

Заливала все дороги, все пути,

До тебя мне не доехать, не дойти, —

не сводя глаз с Натахи, заикаясь от холода, вопит Кудин старую песню. Попробуй теперь верни его.

— Кудин! Кудин!.. — кричит Людка. — Ну, смотри, Кудин, если не утонешь — придёшь ко мне гланды лечить… — грозится она.

— Ой, Люд, знала б ты, что у меня сейчас вместо гланд… — смеётся Кудин. — Будешь драть — не перепутай!..

Наконец догоняю Кудина. Теперь уже отступать поздно — где-то впереди мост.

— Что, Санёчек, испытаем судьбу на прочность? — кривится тот в улыбе.

— Держим на верхнюю перилу, — говорю я. — Если стянет — задержимся на нижней…

Кудин согласно кивает и берёт левее от центра моста. Каждый шаг даётся всё трудней и трудней, но мы уже босыми ногами ощупываем стальной настил моста; половина пути пройдена, и это придаёт силы.

Выше по течению угрожающе трещит и покачивается затор из льдин. Наползая одна на другую, хрипло скрежещут грязно-синие крыги. У меня от предчувствия беды всегда начинают неметь виски.

«Сейчас они обрушатся, и нам хана — в клочья разорвёт о перила…» — успеваю подумать я, и в это время раздаётся протяжный треск. Мы слышим шум, подобный гулу надвигающегося поезда, слышим истошный визг Натахи…

Застыв в ужасе, я вижу, как ледяной затор, круша на своём пути прибрежные тополя, надвигается на нас с диким скрежетом.

— Прыгаем за перила! — орёт Кудин.

Вслед за Кудином переваливаюсь через стальные брусья и тут же проваливаюсь в чёрную, влекущую за собой бездну. Несомый потоком, каким-то чудом выкарабкиваюсь на поверхность воды уже метрах в тридцати от моста. Огромные крыги успели снесли стальные перила и стремительно приближаются.

— Живой?.. — где-то сбоку я слышу голос Кудина.

— Кажется, потерял ботинки…

Кудин то ли рассмеялся, то ли закашлялся.

Мы уворачиваемся от небольших догнавших нас крыг, но стылая вода отнимает последние силы, а огромная серая льдина, от которой уже не увернуться, продолжает уверенно приближаться.

«Сейчас она ударит нам в спины, подомнёт под себя, и всё…» — успеваю подумать я.

— Саня!.. Саня!.. — приводит в чувства крик Кудина. — Ложись на спину!.. Только настигнет — цепляемся за неё…

Где-то сзади нас верещит в ужасе Людка. Мы уже не видим ни её, ни Натаху — только обломки льда, да на секунду серое рыхлое небо; мутный студёный поток ещё не до конца поглотил нас, но сопротивляться ему с каждой секундой трудней и трудней.

Невесть как нам всё же счастливится ухватиться за края льдины. Окоченевшие пальцы рук уже не слушаются команд. Из последних сил отжимаемся на локтях, взваливаем полтуловища на льдину, на большее уже не хватает сил. Судорожно хватаем ртом воздух; даже на разговоры нет уже сил. Скосив глаза, замечаю, что льдину несёт к повороту, там обрывистая круча.

— Кудин!.. — на последнем издыхании хриплю я. — Задирай ноги — обрубит об яр…

Собрав последние силы, нам удаётся вырвать из воды ноги лишь за миг, как льдина, корёжа и срезая деревья, с треском врезается в обрывистый берег. На какие-то мгновения она застывает на месте, затем её начинает медленно разворачивать. Единственное спасение — тут же выбраться на берег, но нет уж мочи — едва шевелимся. Подобно слепым, обречённым на гибель щенкам, мы, не чувствуя уже ни рук, ни ног, цепляясь за какие-то ветки, хватаясь за торчащие из яра оголённые корни деревьев, в невероятных конвульсиях скребёмся вверх. Сейчас льдина уже отошла от берега — оборвёмся, и из этой тёмной, кипящей под нами бездны нам уже не выбраться никогда.

И когда не осталось уже почти никаких надежд выкарабкаться на яр, чья-то крепкая рука хватает меня за воротник куртки и втаскивает наверх. Там, распластавшись на бурой прошлогодней траве, уже смотрит в небо безжизненно-стеклянными глазами Кудин.

— Дураки! Какие дураки!.. — слышу над собой всхлипы Натахи.

— Конечно, дураки! — шевельнулся Кудин. — Нас Людка на ночь оставляла, а мы попёрлись хрен знает куда…

«Шутит, значит, живой».

Натаха срывает с моей шеи мокрые брюки, хлещет ими без разбора и меня, и Кудина.

— Дураки! Дураки! Дураки!.. — сквозь слёзы кричит она. — И ты, Сашка, такой же дурак…

— Правильно, Натаха! Саня дурак! И меня ведь сманул…

— А ты вообще идиот! — стегая мокрыми штанинами Кудина, кричит Натаха. — Хорошо, что я замуж за тебя не пошла! За Людкой горюешь? Греби к своей Людке! Вон, голосит на том берегу…

— Натаха, не дерись… — оживая, начинает неуклюже заслоняться от Натахиных шлепков Кудин. — Не пойду я сегодня до Людки — у меня все жизненно важные органы отпали. И ты, Натаха, зря тянула меня… Кирдык — к отцу Никодиму буду теперь с лёгкой душой на исповедь приходить…