Танго метанойи. Тексты

Александр Малько

Это тексты за 40 с лишним лет. Самому названию более 10. Тексты разные. Я менялся вместе с ними, они вместе со мной. Танго без партнёра — это нонсенс. Всё личное я старался убрать в гримёрку. Некоторые сюжеты живут только на кончике пера. Бумага, сколько ты терпела!

СТРАННЫЙ МАЛЬЧИК

Не спрашивай — ответа нет,

во все века всяк сущий спрашивал,

но даже миллионы лет

не разгадают чувства нашего.

до дна

Нет прежней боли, выстрадал до дна

свою чужую, раненую душу,

и падает прозрачно глубина

на плоскую безрадостную сушу.

И обнимает сушу глубина,

такой же плоской становясь и серой,

любви стирая лик и имена

не глубиной, а пористою пеной.

сотни

Я сотни раз произносил,

я сотни раз превозносил,

на сердце камень не носил

и всё же выбился из сил.

И всё же вылетел из душ,

и всё же вылился из глаз.

И в зеркалах не отражён,

я проклинал себя не раз,

я ненавидел сотни раз,

я кулаками в злобе тряс.

И всё же что-то упустил,

и всё же выбился из сил,

совсем не то произносил

и не того превозносил.

туман

Погнавшись за белым туманом,

за пылью осенних дождей,

я был околдован обманом,

прилежностью ласки твоей,

твоим безрассудством и страстью,

твоим бесконечным добром.

И всё, что хотело остаться,

осталось не в сердце моём.

поезд

Умчится поезд — не догонишь.

Пройдёт минута — не вернёшь.

Уйдёт любимая — не вспомнишь,

не назовёшь, не позовёшь.

И перекрёсток встреч ненужных

другой тропинкой обойдёшь,

хотя в любви дорог окружных

искать не надо — не найдёшь.

Искать не надо объяснений,

чужих ошибок, лишних бед,

не ваших горестных сомнений,

не ваших радостных побед.

Я не советчик.

Ради Бога,

живите, совесть заглуша.

Но если дальняя дорога,

то, значит, чистая душа.

боимся

Боимся

грусти и усталости,

открытых глаз и тишины.

Себе признаться в самой малости —

что неточны —

боимся мы.

Боимся

чуткости и жалости,

любви, сомнений и борьбы,

не замечая нашей слабости:

ведь за себя боимся мы.

Почему я люблю осень

Почему я люблю осень?

Потому что воздух прозрачен и свеж,

как хрупкий цветок лотоса,

а позднее курящимся ароматом приправлен

горящих костров.

Потому что бальзам исцеляющий

тихим

рубиновым утром

каждый цветок запоздалый

нам дарит,

прощаясь с теплом.

Почему я люблю осень?

Потому что пора наступает ничем

не стеснённых фантазий,

и ум, не жалея причудливых красок,

расходует их,

и слабые грани стираются между

реальным и сказкой,

и призраки фарс исполняют

на гибких подмостках мечты.

И снова я жгу на кострах

ароматом цветущие сучья,

и снова в рассвет полусонный

с букетом стихов прихожу,

в бесчисленный раз

задавая вопрос

и терзаясь сомненьем,

отвечу ли так,

чтобы не было фальши

в исполненной пьесе.

Почему я люблю осень?..

крылья

Звон фиолетовых дождей

и шорох радужного снега,

и смех вернувшихся грачей,

и зной полуденного неба.

Всё в долгий год один вплелось,

и письма крыльями махали.

Пусть, что осталось, назовёшь

ты не чужими именами.

спектры

Незнакомки в воздушных вуалях —

обжигающе гордый анфас —

вас во сне мои мысли ваяли

из мозаик восторженных фраз.

В теллурическом свинге проспектов,

в высоте одиноких колонн

я искал идеальные спектры

для своих идеальных икон.

Но смахнув пелену летаргии,

наколдованный куклами сглаз,

отражаются взгляды другие

в зеркалах моих суток и трасс.

Отмечтав безупречные лики

с куполов опрометчивых снов,

забываю волшебные блики

и игру отшлифованных слов.

Забываю венцы и вуали,

серебристые сумерки глаз.

Забываю, что мысли ваяли

из мозаик восторженных фраз.

скука

Всё ломается, мелькая

непонятной чередой.

Я в смятенье, я не знаю,

как мне быть с самим собой.

Эти дни однообразны:

утро, вечер, день и ночь.

И пытаюсь я напрасно

воду в ступе не толочь.

Скука вечных разговоров

о любви, деньгах, вине —

день прожит в бесцельных спорах.

День сгорел. По чьей вине?

Все попутчики — случайны,

все знакомые — скучны,

все любимые — печальны,

даже сны — лишь только сны.

В чём спасенье? Где же выход?

Где души моей покой?

Неужели чья-то прихоть

так глумится надо мной?

Неужели эта скука —

чья-то власть, чужой навет?

Кто шаманит, как старуха,

наколдовывая бед?

В сердце кто раздор бросает,

в душу вносит маету,

надо мной собакой лает,

кружит вороном в ветру?

Это ты, не сомневаюсь,

мне известна эта грусть:

незнакомкой снова маюсь,

в неизвестность снова мчусь.

Суждено ль тебя увидеть,

суждено ль тебя понять,

в силуэте тонких линий

средь толпы тебя узнать?

И пойти тебе навстречу,

созидая и любя.

Жить, искать, противоречить

для тебя, одной тебя.

А пока что всё ломаю —

жизнь и старую любовь.

Я в смятенье, я не знаю,

как мне быть с самим собой.

Странный мальчик

Ты думала: «Странный мальчик,

мечтатель и фантазёр.

Не слышно в голосе фальши,

но, если вглядеться, позёр».

Легко — орёл или решка —

ты отнимала руку.

Возможно, казалось насмешкой

назвать это — грешен — мукой.

Но снег — без сомнения — резал.

Но шёпот — без фальши — кричал.

Текла — исключительна — небыль

по небу, минутам, плечам.

Кивнув, ты уже уходила,

оставив мечтателя с болью

вопроса: «Не спешкой ли было

назвать это — грешен — любовью?»

Темнело. Позёмкою долгой

я брёл. Засыпало улицы.

Снег резал. И небыль — не смолкла —

меня заставляла сутулиться.

томно

Вы снова вспомнили кого-то,

и тишина качнула воздух —

ни возгласа, ни вздоха.

Волос коснувшись тонко, словно

ладони — это бриз,

смахнули томно

задумчивость ресниц.

И улыбнулись солнцу нежно.

Как будто мне.

отражения

Всё, кажется, было,

но было — неточно:

и ночь многоточий,

и праведность дня.

Изломанность линий,

зеркал бесконечность,

твоя непосредственность,

наша беспечность —

и праведность дня.

Навязчивый блеск

фонарей предподъездных,

оскомина баров

и шуток скабрёзных —

и праведность дня.

И всё в ненасытстве

теряло границы,

всё было неточно,

пристойность храня:

размытые боги,

размытые лица,

и ночь многоточий,

и праведность дня.

чистота

Горным ручьём, чистотой хрусталя,

песней часов предвосходных,

болью моей и любовью была —

радостной и превосходной.

Ныне листвой непогоды осенней,

прелестью горькой легла

на душу, на сердце, каплей последней

выпитого вина.

Разве такое забудется скоро?

В спорах с своею судьбой

будешь моей непорочной опорой

и путеводной звездой.

Будешь собою, как и была —

горным ручьём, чистотой хрусталя.

в зените

Материки и океаны,

в росе жемчужные цветы,

причалы, парки, балаганы,

хрустально-синие дворцы,

созвездий пляшущие нити,

поля нескошенной травы

и ослепительно — в зените — ты.

агат

Смуглый костёр непослушных волос

греет меня в эту осень распутий —

под листопадом сомнений и грёз,

между игрою и поиском сути.

Комнаты сузив, холодный закат

в окна крадётся сиреневой тенью,

кубики судеб смешав невпопад

в старом спектакле с развязкой осенней.

Умерли свечи в загадке кулис.

Сняты все маски, но лица без грима

так же, увы, не доступнее лиц

рыжего клоуна, хитрого мима.

Нам не понять анатомию сцен,

тайны ремарок забыты закатом.

Только мерцают поверхности стен

чёрным агатом.

Рыжий сад

Ты бронзовым садом последней мечты —

за солнцем уставшим —

ушла, не простившись, оставив цветы

под небом упавшим.

Закат, замирая в ночном далеке,

раскинул созвездья.

Луна голубая в своём челноке

качалась на месте.

И звёзды одни пропадали во тьме,

другие — светились.

И мысли, как бабочки, гибли в огне,

и чувства тупились.

И память, вобрав облака неудач,

казалось — взорвётся,

и сердце, по звёздам бегущее вскачь,

казалось — сорвётся.

И ветер, как ворон, над садом кружил,

наверное, зная,

что трижды распятый на нежности пыл

бледнел, угасая.

И небо в лицо опрокинулось мне

дождями косыми,

костёр утопив в безразличной волне.

Ступнями босыми

на мокрые травы сошла темнота.

Я выдохнул жажду,

чтоб с каплей последней в ложбинке листа

забыть, как однажды

ты бронзовым садом последней мечты —

за солнцем уставшим —

ушла, не простившись, оставив цветы

под небом упавшим.

звонок

Как горьких суток отраженье —

наш телефонный разговор.

И мендельсоново круженье,

и православное служенье

сквозь провода впечатал он.

Ну что ж! Идущему — дорога,

обрящет ищущий в пути.

Как говорят — любви до гроба,

друг друга не судите строго,

И да поможет Бог идти.

фалернское

Я буду жить в загадочной долине,

я буду пить фалернское вино,

я буду непосредственным, а ныне

мне не дано. Не всё ль равно?

Я буду истин постигать значенье

и краски слов, торжественный хорал

творений чудных и времён теченье.

А ныне я от прошлого устал.

Я буду сам писать холсты, простые,

как жизнь в стране загадочных долин.

Я буду жить. А ныне я в пустыне,

мне всё равно, я так устал один,

и символы, по-прежнему святые,

уже не манят таинством своим.