Короткая зима. Сборник рассказов

Александр Львович Гуров

Надо сказать, что походка у Феникса всегда была клёш, клёш – это, разумеется, не фасон брюк, это манера ходьбы. Ещё только проносясь мимо вас семилетним вихрем в коротеньких штанишках, положим, где-то на Покровке, он уже производил впечатление мальчика, способного пересекать континенты с той же лёгкостью, с какой он сейчас приближается к пенной кружке кваса или идёт по другим делам, о которых нам, его тяжеловесным согражданам, и думать не приходится.

Сумасшествие — это такая зараза!

Вася Итальянец сидел на зелёной траве Гоголевского бульвара, раздумывая, почему он со временем так ни на кого и не стал похож. Теперь перед окружающими особенно остро стоял выбор: принять его таким, как есть, или погнать прочь. Лучше бы погнали. Так ведь нет, весь день принимают за своего, улыбаются и продают газировку. Приспособленцы. Каждой твари норовят продать газировку.

Первые несколько дней после рождения Вася совсем не помнил, был выше крыши занят. Но на второй неделе жизни в Москве его память уже фиксировала натянутые сравнения: «Как же он похож на маму, папу, бабушку, дедушку», — радостно восклицали вокруг него те же дедушка, папа, мама и бабушка. Похож он был определённо глазами, полом, носом, лбом и ушами, доходило и до прадедушки на фотографии над комодом, в нём тоже что-то было. Но веры им, конечно, никакой. Над люлькой склонялись явно заинтересованные сходством лица, а в таком состоянии чего только не измыслишь.

Вчера Вася, по меткому выражению предков, «слетел с катушек». Проще сказать, свихнулся. Внезапно перестал понимать окружающих: что ими движет, зачем они всё это делают и всё это говорят стало для него абсолютно неясным, утратило твёрдый каркас, на котором кое-как, но всё таки держался весь смысл. Теперь он изгой. Просто пока ещё никто этого не приметил. Продавцы товаров не в счёт, они никогда не покажут виду, беспринципные люди.

Сегодня он почти не понимал речь, слова складывались в какую-то абракадабру или же, напротив, были настолько очевидны, что даже не стоило их произносить вслух, и так всё было предельно ясно. Но окружающие с упорством ослов всё равно их произносили. А день был летний, и всё могло бы быть совсем иначе, на Гоголевском бульваре каждый мог бы пребывать в хорошем расположении духа, шурша деньгами в кармане.

В схожих случаях его друг Николай Иванович советовал садиться на ближайший пароход и не оглядываясь отбывать из мест пребывания. Советовал он это, правда, и когда ровным счётом не происходило никаких катаклизмов. Уже давно никто не ходит на пару, а совет всё ещё действует безотказно.

Вася решительно поднялся с крутого бульварного склона и двинулся в сторону метро Кропоткинская, стараясь не выделяться и в точности повторять за прохожими все их лишённые смысла действия, перенимая на короткий срок и чуждую манеру речи. Он должен был добраться в порт и последовать совету старика. К счастью, без каких-либо злоключений ему удалось проникнуть в метро и сесть в поезд, идущий к ближайшему порту. Если вдруг вы не помните или вам забыли сообщить, то Москва — порт пяти морей и добраться к кораблям и баржам здесь не кажется такой уж невыполнимой задачей. Повторяя за всеми и расталкивая недоброжелателей локтями, Вася сумел занять место в углу вагона. Специальные места для интровертов и бездомных. У бездомных не было проблем с коммуникацией и они разгоняли всех запахом, расчищая вагон ровно на треть, одновременно оставаясь скромными людьми, забившимися в угол. Для поездок интровертов конструкторами тоже всё было продумано до сантиметра. На угловом сидении могли поместиться, не вторгаясь в личное пространство друг друга, ровно два с половиной человека, эти двое счастливцев комфортно рассаживались по обоим концам лавки и думали о своём. Входящие на станциях пассажиры старались не претендовать на узкий промежуток между ними, а полчеловека наверно не так уж и часто спускалось в метро.

Напротив Васи в вагоне оказалась девушка с ярко-красной помадой на губах, она внимательно читала свежую утреннюю газету. Васю это немного насторожило, что уж там такого может быть гипер-интересного, но он оставил это на потом. Слева от неё основательно и вполне оседло расположился цыган, в точности похожий на гориллу, с полностью отсутствующей шеей, в шлёпках на босых ногах и с перемотанной бинтом рукой. Рядом с цыганом застыл парень в шортах, с головой погружённый в свой новенький телефон. Они были абсолютно нормальны. Именно такими Вася и представлял себе гаджеты и цыган без шеи. Бегло оглядев других пассажиров и не найдя в них ничего примечательного, Вася снова стал разглядывать девушку напротив, к ней ещё оставались вопросы. Ничего примечательного и в ней, казалось бы, не было, всё как у всех, но это только на первый поверхностный взгляд, которым Вася вот уже два дня как не обладал, проникая в самую суть людей и предметов. Так вот, на второй, более внимательный, взгляд всё в ней было по-другому. Всё не так, начиная с красной помады, обведённой жирной линией вокруг рта, как у хорошего ковёрного клоуна, блистающего на арене цирка, заканчивая абсолютно безумным взглядом и тем, что девушка вообще может читать бумажную газету в метро, находясь прямиком в двадцать первом веке. Её глаза со всей очевидностью только имитировали чтение, иногда взгляд отъезжал с территории газетного листа, как каретка древней печатной машинки, и впивался в других пассажиров, проверяя, не раскусили ли её, поняв, что она опасная, не похожая на них сумасшедшая, но никто не обращал на неё никакого внимания, и она продолжала играть в свою игру до тех самых пор, пока не встретилась глазами с изучающим её с лавки напротив безумным Василием. Мгновенно поняв, что раскрыта, она быстро засобиралась на выход и вскоре попыталась смешаться с толпой на ближайшей же станции, и у неё бы это, конечно, получилось, если бы только не безумец, успевший в последний миг вставить ладонь между закрывающимися дверьми и выскочить следом.

«Послушайте, Дженни! Не бегите, постойте», — сказал незнакомец, нагнав Женю и принимаясь шагать с ней в унисон. «Вы безумны, я это видел сейчас. Я новый сумасшедший и я еду в порт, чтобы идти по реке к морю, и зову вас с собой», — сообщил он сразу всю необходимую информацию для знакомства и как в точку попал. «Как он догадался, что я Дженни?» — подумала Женя, разглядывая незнакомца. Он был крепок, наверняка ловок, и безумие его было таким свежим, ещё не покрытым коростой — это всегда можно безошибочно почувствовать. «И откуда он знает, что мне хочется отбывать на кораблях из порта, я даже сама этого ещё не знала до него, а теперь это точно — мне нужно в порт. Я схожу здесь с ума по мелочи, я пропустила свой момент и тону. Конечно, нам нужно в порт!» Всё это промелькнуло в ней в один миг, но никак не отразилось на её внешнем безумии. Красная клоунская помада всё ещё находилась на лице.

«Вы должны опасаться меня, — предупредила она. — Я заражу вас безумием самого худшего качества. Я заразила уже двух взрослых мужчин, стоматолога и психотерапевта. Вот вы новый сумасшедший, и вы не знаете правил, что нельзя называть незнакомого человека Дженни, а вдруг вы угадаете, и она пойдёт с вами в порт и дальше, и дальше и пропадёт в туманной дали, и у меня нет кошки и собаки, чтоб я спешила их покормить и сообщить, что я всё ещё здесь. У меня ничего нет, чтобы отказаться и не знать вас. Теперь пойдёмте же скорее, нас ждёт капитан корабля, он покажет нам японский календарь в рубке и, я почти уверена, даст расположиться в комфортабельной части своей посудины. Я не знаю, почему он будет так добр и почему ждёт, не отходит и смотрит на часы, когда все уже давно на борту».

Москвичам трудно выбрать из пяти только одно море: только Белое, только Чёрное, Балтийское, Азовское или Каспийское. Вдруг оно окажется худшим, мелким, холодным и с плохим сервисом? Именно потому свой летний досуг они проводят на подмосковных дачах с прогретыми солнцем речками, прудами и водохранилищами. Но состоятельный, особенно подверженный чужому влиянию житель может довериться рекламкам о морях заморских и лететь туда на самолётах, беспечно подвергая свою жизнь опасности, не давая себе ни единого шанса при случае утонуть как человеку, твёрдо стоя на палубе идущего на дно корабля, проклиная богов и всё ещё до последнего надеясь на лучшее. Именно так поступали предки, теперь же их бесстрашные дети за несколько секунд просто шмякаются с небес. И всё, никаких надежд.

Сумасшедшие вместе добрались до станции, известной всем своим наименьшим расстоянием до порта. В метро важно, чтобы ты сходил с ума негромко и пах хорошо. Тогда ты просто неопасный чудак, даже если внутри у тебя звёздные войны. На улице действуют те же правила поведения, что и в метро, но здесь на них смотрят сквозь пальцы, имея про запас широкое поле для манёвра. После того, как Дженни стёрла свою клоунскую помаду с лица, она осталась только красивой девушкой. Что до Васи, то он очень точно копировал разговоры окружающих, жонглируя основными словами и другой тарабарщиной, которая только приходила ему в голову. Слово «деньги» произносил чаще всего, говорил, что денег у него на это нет, на что «это» он, конечно, не уточнял. В целом, если не приглядываться, он справлялся. Да и кому приглядываться, когда слова, одетые в хорошую одежду, приятно и знакомо пахнут. Абракадабра магическим образом действовала на окружающих, рассеивая внимание. Пусть едут, куда захотят.

Тот самый капитан, которого, фантазируя, описывала Дженни, действительно существовал. Сегодня всё утро что-то не давало ему покоя, не зная, что с этим поделать, он зачем-то вынес из рубки календарь с японскими женщинами и поджёг. Прикурив от медленно ползущего по толстой бумаге синеватого пламени, капитан смотрел, как долго и неохотно исчезает в огне далёкая незнакомая культура, и ни один мускул не дрогнул на его лице. Этот поступок был единственным, который хоть как-то мог сойти за безумие, если бы конечно кто-нибудь это увидел, но гром не грянул, и зрители не сбежались посмотреть. Баржа уже доверху была загружена чистым песком, но что-то он не сделал, что-то забыл, и календарь не помог, сгорел его любимый май в ярко жёлтом купальнике и сакура в цвету. Раздосадованный, он придирчиво осматривал всё вокруг, ища ключ к своему сегодняшнему беспокойству, и не находил ничего подходящего, как вдруг будто всё наладилось само собой, отпустило это щемящее чувство не сделанного, забытого, важного, всё встало на свои места. Капитан это сразу почувствовал, заметив по правому борту в летнем мареве две отплясывающие джигу фигурки. Скорее всего эта джига только плод его воображения и жары — когда он моргнул, фигурки уже просто стояли, задрав головы вверх, и смотрели на него. Двое, парень и девушка, махали ему с берега. Парень жестом изображал два бегущих пальца и кивал на трап, прося разрешения подняться на борт. Капитан ответным кивком дал добро подниматься. Всё, что угодно, только не это беспокойное чувство, которое мучило его всё утро и уже перевалило в полдень. Видимо, ждал он именно их, ждал, тянул, не отходил от берега.

«Кто бы вы ни были, а мне стало легче. Располагайтесь уже, и к чёрту, и с Богом», — так думал капитан, разглядывая поднимающихся на борт будущих пассажиров. То, что это пассажиры, которых контрабандой нужно будет вывезти из Москвы, у него не вызывало никаких сомнений. Несмотря на то, что никто из них ещё не сказал друг другу ни слова. Наконец парень подошёл к нему и протянул руку, из-за его спины выглядывала длинноволосая девушка. Она улыбалась, а так бы никто и не знал, что у неё на щеках такие смешные ямочки, но она улыбалась, в её глазах кипело варево из множества незнакомых капитану ингредиентов и будоражило кровь. Пожимая протянутую руку, он внимательно всмотрелся и в глаза её спутника, скоро обнаружив в них ничем не прикрытую незлую насмешку, относящуюся ко всему, что попадало в их поле зрения. Сейчас в это поле попал капитан с целой баржей, грузовым портом и ближайшими милями. Весёлые сумасшедшие ребята.

Чтобы всё это так легко определить и сразу принять к сведению, Капитан сошёл с ума гораздо раньше, да и по возрасту ему уже давно было пора, он угадал и не упустил свой момент, это были какие-то минуты безумия, захватившего его тогда в далёкие дни, но он не избавился от них и не бежал как от чумы, а бережно пригрел в своей голове, время от времени посматривая сквозь эту диковинную призму на окружающее, и увиденное ему неизменно нравилось. Но ни тогда, ни сейчас он не показал виду. Всегда оставаясь капитаном.

Нет толка описывать, о чём они там говорили на палубе, Дженни, Вася и Капитан, потому как они не проронили ни слова, бурно обмениваясь мыслями и не отпуская слова на язык. Сумасшествие Капитана освежилось, сбросило со шкуры серебряные капли, перетряхнув себя до кончика хвоста. Вы наверно видели, так всегда делают собаки. Так что после рукопожатия Капитан просто кивнул в сторону загруженных на баржу песчаных дюн и начал подготовку к отплытию. Несмотря на верное расположение и безупречное хождение звёзд по небу, отчалить от берега им удалось только на заре следующего дня. Техническая неисправность судна. Всё наладили к утру. Сколько ни оттягивай это событие, сколько ни подгоняй, а трое сумасшедших и один экипаж точно в срок начали покидать Москву.

Светило пряталось за высотками, ещё слишком тяжёлое, чтобы преодолеть даже пятые этажи, набиралось сил и показывалось на мгновенья только между домами, чтобы указать городу на двух беззаботных беглецов, валявшихся на песочке нагруженной баржи. Капитан в рубке смотрел, как и положено, вдаль, пробираясь под тоннелями скрепляющих берега мостов, установленных с одной лишь только целью, чтобы город не расползался по шву, оставляя по разные стороны детей, матерей, отцов, внуков, бабушек и дедушек.

И всё-таки солнце встало, распрямив свои артритные ноги, шипя плюнув на асфальт прокуренные лёгкие, выпрямилось и облегчённо оперлось на крышу ближайшего дома. Баржа медленно вышла из-под моста. Свет наконец сумел упасть под нужным углом и попасть Васе в правый глаз. Дженни крепко спала рядом, свернувшись на капитанской куртке калачиком. В её размётанных волосах запутался драгоценный чистый песок. Вася отчаянно чихнул от солнца. Вася чихнул! Никакая телесная практика не смогла бы задействовать столько мышц одновременно. Дженни заворочалась рядом, издала какой-то прелестный гортанный звук, перевернулась на спину и прищурилась на солнце.

Их взору предстала картина: на перилах Бородинского моста возвышался над рекой и над баржей закадычный Васин друг, Феникс. Полы твидового пиджака развевались на ветру, контур птичьей фигуры чертило утреннее солнце. Конечно, Вася его сразу узнал. Они подружились с Фениксом ещё в детстве, в первом классе обычной общеобразовательной школы обычного спального Московского района. В школе, где они начали учёбу, затеяли детский праздник. В этот день все пришли нарядные, девочки в бантах, а мальчики в белых крахмальных рубашках. Праздник должен был начаться сразу же после уроков, но, как назло, вышла заминка, рассеянная учительница потеряла ключ от классного кабинета и надолго отправилась искать его дубликат, строго наказав всем вести себя хорошо. В её отсутствие дети, конечно, сразу же азартно приступили к поиску реликвии. Вася, простая душа, на тот момент имел в кармане очень похожий на классный бледно-жёлтый ключ от родного дома. О чём он тут же и заявил во всеуслышание своим одноклассникам, но никто или почти никто ему почему-то не поверил, все разом решили, что он нашёл тот самый злополучный ключ и хочет присвоить его себе, тем самым лишив их всех праздника. Детская душа — потёмки. Они набросились на него как стая злобных шакалят, повалили на классный пол и рвали и терзали его белую нарядную крахмальную рубашку, пытаясь вырвать из рук тот самый ключ, ключ к их празднику, который всё никак не мог начаться.

Вася лежал на полу в классической позе эмбриона, прижимая заключённый в кулаке ключ к животу. Он не хотел отдавать его никому, было страшно обидно, что ему не верят и что этот праздник уже не его. По шву затрещал рукав, оторвался и повис на нитках карман, а чертенята всё терзали его душу и тело. И вдруг как гром среди ясного неба в классе где-то под потолком раздался звонкий насмешливый голос: «Дураки, ключ-то у меня, это я его украл! Какие же вы дураки!» Всё мгновенно прекратилось, куча-мала распалась, и маленькие распалённые азартом франкенштейны тотчас переключили своё внимание на худого высокого мальчишку, ещё больше возвышающегося над всеми потому, что стоял он на парте в углу класса. Началась самая настоящая чехарда, но всё-таки они поймали его и тоже повалили на пол. Сидящий на полу ещё не оправившийся от обиды Вася глядел, как сквозь большую шевелящуюся кучу его одноклассников смотрят на него спокойные насмешливые глаза этого мальчика. Его звали Феникс, и он тоже никому не собирался отдавать ключи от этого праздника. Из носа у Феникса уже текла кровь, это кто-то из девочек случайно заехал ему по лицу босоножкой.

Вася наконец пришёл в себя, вскочил на ноги и как разъярённый бык, если такое можно сказать применительно к белобрысому плачущему мальчику, бросился на помощь Фениксу. Всё прекратил властный противоречивый окрик вошедшей в класс учительницы: «Стоять! А ну-ка разошлись!» Дети, минуя команду «стоять», сразу разошлись и наперебой защебетали, указывая пальцами на двух растерзанных на полу героев.

Учительница, как оказалось, вернулась, так и не найдя ни ключа, ни его дубликата, но она привела за собой трудовика, который клятвенно пообещал за время праздника расстараться и врезать новый замок. На всякий случай, наслушавшись сбивчивых рассказов детей, она попросила у Васи его ключ и демонстративно на глазах у всех проверила, вставив в замок, — ключ, конечно, не подошёл, хоть и действительно был очень похож на классный, все его хорошо изучили за долгие часы занятий. Учительница всегда клала его на стол, накрытый толстым стеклом, и часто, рассказывая какую-то тему, водила им по этому стеклу, что-то отстукивала и скрежетала. У Феникса же в кармане оказался ключ, совсем не похожий ни на что, и он, разумеется, тоже не подошёл.

Итак, трудовик остался врезать новый замок, а весь класс, за исключением Васи и Феникса, отправился на праздник в актовый зал. Наших героев благополучно отпустили домой переодеваться, но в этот день они уже не вернулись в школу, а вместо того пошли к районному болотцу и смотрели на головастиков. Что может быть лучше?

Именно так и именно тогда Вася подружился со своим закадычным другом Фениксом, который стоял сейчас на перилах Бородинского моста, а перед ним на расстоянии вытянутой руки завис зелёный воздушный шарик. Ловко балансируя на краю, как будто воображаемой рапирой Феникс сделал красивый выпад. Бах! И шарик исчез, растворился в воздухе.

Дженни уже проснулась и смотрела во все глаза. «Это Феникс, мой друг-закадыка», — пояснил ей Вася. «Думаю, кончается какая-то история, о которой нам с тобой ничего не известно. Наверно, это финал. Неизвестно, чем закончится и наш поход и будут ли зрители. Пусть тогда увидят хотя бы его начало. Эй, Феникс! Дружище!» — окликнул фехтовальщика Вася. Феникс посмотрел вниз на медленно выползающую из-под моста баржу, на песочке расположились двое: Вася и… девушку рядом с ним наверняка звали Дженни, хоть и видел он её впервые. «Привет, Васёк! Не утопи ключ от праздника, он ещё нужен», — крикнул Феникс. «Дженни! — отсалютовал он Васиной спутнице. — Хорошую компанию ты выбрала». «Все, ну просто все в этих сутках знают, как меня зовут, — подумала Дженни, извлекая на свет свои неотразимые ямочки на щеках. — Привет!»

«Сумасшествие — это такая зараза!» — прокричал Феникс во весь голос, вытянул руку вверх в приветствии или в прощании, легко спрыгнул с перил и пружинистой походкой зашагал в сторону министерства иностранных дел.

2016г.