Газета в селе

Александр Левитов, 1865

«У почтовой конторы в городе Черная Грязь стояла мужицкая телега, около которой суетились сам хозяин телеги (обтерханный такой мужичонка с рыженькой клочковатою бородой и с каким-то необыкновенно испуганным лицом) и почтамтский сторож, отставной унтер-офицер, с большими седыми усами, серьезный и повелительный старик…»

II

Через час уже мужик ехал широким-широким полем. В нем совершенно терялся и сам мужик, и его лошадь, и телега. Словно муха, ползли эти три существа по тугой дороге, между кособокими вешками, густыми хлебами — и ни эти хлеба и вешки, ни раскаленное небо, ни ослепительно яркое солнце, никто и ничего не подсказывало мужику, что это такое везет он; а он все думает, все это он упорно всматривается в горящую полдневным пожаром даль, не покажется ли там кто-нибудь, кто бы сказал ему, что это такое именно. Зеленый калач пришел к концу, — ничего не осталось делать, как только сидеть и думать, думать и пугаться. Тоска!..

— Надо полагать: штрафные это какие-нибудь? — наконец предположил мужик. — Нонича это пошли все штрафы… Беда!

«Это точно!» — тосковали сожженные солнцем хлеба, деревья и травы.

— А может, и другое что? — продолжалась мужицкая дума тоскливая. — Может, и набор какой, ведь оно не узнаешь.

«Как узнать! — соглашались хлеба, деревья и травы. — Простому, слепому человеку про это никак невозможно узнать».

Но не слышит мужик этих голосов тайных, которые редко кто может слышать. Все молчит около него, — и едет он — и тоскует и думает, что как бы в селе на миру, чего доброго, не притаскали его за такие дела всем миром-собором.

— Тут как раз на поронцы наскочишь, да еще, пожалуй, полведра велят становить. Нонича на этот счет осторожно!..

Но вот впереди показалась небольшая партия солдат, с ружьями, тяжелыми ранцами, в расстегнутых шинелях, в красных ситцевых нагрудниках, толсто подбитых ватой, У редкого из них не было в руках гармоники, а один из партии так даже играл барыню на самоделковой скрипке и в то же время, несмотря на страшную жару, бойко подплясывал. При виде этой веселой группы у мужика немного отлегло от сердца.

— Эй, земляк! — вдруг заговорил скрипач, подбегая к телеге — Как тебя звать-то? Я забыл…

— Был Лука!

— Я так и думал. Купи, Лука, трубку у меня. А? Вот так трубка! Вся она из цельного азиатского камня сделана, а достал тот камень со дна морского один арап, с него после всю шкуру содрали, потому он был кошшунник, которые, знаешь, может, кошшунствуют какие.

— Ах ты черт! — похвалили скрипача товарищи, усаживаясь в телегу к Луке. — Он у нас, дядя Лука, шутник, только злости в нем нет. Ты его не бойся, нас кстати подвезешь.

— Вы вот что, ребятушки, царские слуги, — сказал Лука. — Вы проходите лучше, а то совсем пристанет у меня лошаденка. Где мне вас одному поднять, тут, может, три подводы нужны.

— Ну, ну, ничего! Мы слезем, ранцы-то вот хоть нам успокой.

— Ранцы клади, ребята; а сами так сторонкой идите, потому есть тут у меня в телеге сигналы такие казенные.

— Какие такие сигналы? — живо спросил скрипач.

— Навалил там в городе, а какие — не знаю. Наказали беречь. Надо полагать, что какой-нибудь штраф али бы што…

— Дай-ка я взгляну, что там такое у тебя, — вызвался скрипач, и вслед за тем он растормошил свитку, скрывавшую тюк, важно наморщил брови и по складам прочитал наклеенную на нем надпись: «газ-з-е…»

— Ребята! Бежи в поле, — вдруг вскрикнул грамотей. — Опасно…

Солдаты стремглав прыснули от телеги, а скрипач продолжал, обращаясь к Луке:

Конец ознакомительного фрагмента.