Неуставняк 2

Александр Куделин, 2013

В большинстве книг о войне в Афганистане – это скоротечная интрига с горькой победой на конце, хвастливое мужество писателя или едва прикрытая зависть к рядом стоявшим. А ещё надуманная гадость, облечённая в литературную дрянь.... Я не ставлю себе памятник, а рассказываю про то как нас убивали, превращая в собственное отрицание, которое принимала Родина, чтя нас героями. Содержит нецензурную брань.

Почти ностальгия

Тихая, безветренная, но весьма холодная ночь сменилась резким восходом яркого, жгуче ослепительного солнца. Необычно быстрое пробуждение дня — вдруг всё обрело тени и краски, а светило начало нагревать землю. Видимо, сумерек в этой стороне не бывает.

Мы всю эту ночь, словно пьяные от своей вынужденной бессонницы, ходили по краю неизвестного нам аэродрома и не знали, как согреться. Мороза не было, был пронизывающий холод, который, пройдя сквозь плоть, жрал кости. Причём делал он это с таким смаком, что от его облизывания бросало в мелкую дрожь.

— Мужики, нехуй шляться, — инициатива этой ночи была в руках Димы Смирных из третьего взвода, — давайте расстелим шинели и плотно ляжем друг к другу.

Мы дружно очистили от небольших камней площадку и расстелили шинели. Расчёт был прост — одна шинель — матрас, другая — одеяло. Размещаться на этой постели следовало плотно прижавшись друг к другу. Пока строили этот достархан, надежда грела, но как только легли и замерли, она медленно вместе с нашим теплом улетучилась. Из приличия или из братской скромности мы, в надежде уснуть, согревшись друг от друга, некоторое время промучились и разбрелись по неведомым просторам неизведанной стороны. Быстрый рассвет проявил кучки застывших в оцепенении солдат вида гитлеровских пораженцев, гонимых через Москву в Сибирь. Никогда до этого я так не мёрз, а точнее, не зяб. Холод сковал всё — даже мысли о мыслях, которые до наступления этой ночи роились в моём воспалённом разуме: «Снова смена обстановки, вновь неизвестность, опять чужой строй и чувство усталости, как в момент незавершённой драки. Как там? Кто они? Как они нас? Сможем ли мы их?!»

В ту ночь я, оторвавшись от коллектива, пошёл искать себе убежище.

Пол одинокого домика размером восемь на шесть метров был плотно застелен телами измученных холодом вчерашних курсантов десантной учебки. Пробравшись в центр сего лежбища, я бесцеремонно раздвинул тела и разместился сам.

— Ты чего, блядь, припёрся? — подал голос незнакомый боец.

— Слушай, давай обойдёмся без пизде́жа. Двигай свой зад или сейчас метнёшься изображать засаду снаружи периметра, — скопировал я Илюшу, который три дня назад со счастливым лицом покинул пределы оставленной нами части и начал своё одиночное плавание по просторам гражданки.

Голос и манеры Дембеля подействовали. Тела без лишних разговоров раздвинулись, чтобы освободить просторное место по центру пола этого недавно ещё пустого домишки с заколоченными окнами и выломанной десантниками дверью.

Я лежал меж согревающих меня тел и пялился в далёкий, как казалось в темноте, потолок, листая страницы недавних событий.

… — Вот, смотри, Куделин! — Гарик стоял с непокрытой головой, небеса проливали свою нескончаемую влагу на его короткую причёску, но он словно и не замечал этого. — Там твои штучки не пройдут. Не будь дураком и не лезь на рожон.

— Товарищ сержант, как не лезть, там же война? — Я натужно улыбался, моя фуражка намокла, но из чувства приличия я, как и он, старался этого не замечать.

Очень охота было сказать ему какую-нибудь гадость, но выработанная за полгода привычка чинопочитания к этому человеку не позволяла оттолкнуть его от себя и уйти, плюнув ему под ноги. По сути своей плохой он или хороший, он был для нас как Харон, ведущий за руку от прошлого к настоящему. Он был больше, чем брат и значительнее врага — учитель, воспитатель, садист, стукач, подлиза, откровенное говно — всё это он, но повода назвать его трусом не было. Я и сейчас, пройдя достаточно долгий путь в своём становлении, считаю удачей, что мне довелось узнать такого человека как сержант Гарифулин. Гарик в своём роде «Эксклюзив»!!!

— Кончай пиздеть и брось свою ненужную иронию! — Гарик в последний раз показал мне свои ровные зубы. — Если ты думаешь, что там война и все братья, ты ошибаешься. Мне пацаны пишут, и я знаю, что Гайжюнай^[1] по сравнению с Афганом отдыхает.

Он немного помялся и, сделав шаг навстречу, раскрыл свои объятия. До этого мгновения я никогда, не считая моего отца, с мужиками не обнимался. Меня захлестнули чувства, и я, бросившись к нему, замер в его сильных руках.

— Не будь дураком! — Он оттолкнул меня от себя и, посмотрев в глаза, добавил: — Чтоб тебе выжить, научись не высовываться.

Дождь резко прекратился, тучи расступились, обнажив зарёванное небо. Гарик развернулся и вошёл в подъезд казармы, возле которого под козырьком стоял старшина срочной службы Радвила и мой недавний однокурсник — младший сержант Белых.

— Ну, Куделин! — Радвила в первый раз не улыбался, гримаса на его лице давала понять, что и он не равнодушная литовская сволочь. — Держи себя достойно. Чигвинцеву привет, он, кстати, твой земляк. Держись его, он мужик конкретный. Вроде тебя, хотя нет — разумней, да, а так — хлюповат!

Он не стал раскрывать объятий, а просто притянул меня за руку, слегка прижал к себе и похлопал по спине, с его ростом это было просто. Я сделал шаг в сторону по направлению к Олегу, с которым мы попрощались более сухо.

— Помнишь первую команду «К бою!»? — Я протянул ему руку.

— Почти забыл. — Он постарался улыбнуться, но заданный мной вопрос привёл его в замешательство.

— Вспомни, Олег, и не забывай. — Я подтянул второй рукой его недотянутую руку и крепко сжал её в своих ладонях.

Чалый примчался от штаба батальона, чтоб поторопить меня с прощанием. Я поправил лямку моего РД^[2], развернулся и, пиная промокшие полы шинели, двинулся в сторону штаба, где нас ожидал дежурный по части.

— Саша, — не смело окрикнул, появившийся из-за спины Радвилы Витька Нерух. — Запиши адресочек, чтобы можно было списаться. — маленькая записная книжка далеко за средину была заложена шариковой ручкой. — Ну, не знаю, может домашний адрес?!

Я оглянулся на удаляющуюся спину Чалова, быстро хватанул этот блокнот и не задумываясь черканул: «До встречи в войсках!».

— Вить, мы же связисты — найдёмся всегда…

Чтобы проводить нас достойно и с почестями, Каунас задвинул облака в пригород и пригрел солнышком.

— Какое же всё-таки глубокое здесь небо, — в очередной раз подумал я, сидя возле заднего борта военного ГАЗ 66, который почти полгода назад привёз меня в эту часть…

Почти двадцать восемь лет этот листок из записной книжки Виктора Неруха ждал своей публикации!

Почти двадцать восемь лет этот листок из записной книжки Виктора Неруха ждал своей публикации!

Примечания

1

Гайжюнай — рота стационарной связи 44 учебной ВДД. Самым страшным наказанием считалось попасть туда. Её не то что не желали — попасть в неё откровенно боялись. Кстати, как раз туда и отрядили Мартышкина… К тому же, за некие неуставные провинности за месяц до нашего исхода из части в неё определили Ипполитова и Курашина, лишив их при этом званий младших сержантов.

2

РД — рюкзак десантника — весьма удачный заплечный органайзер для личных вещей, дополнительного снаряжения и вооружения.