Дядя самых честных правил. Книга 4

Александр «Котобус» Горбов (2024)

Мир, где дворяне гордятся магическим Талантом, князьям служат отряды опричников, а крепостные орки послушно отрабатывают барщину. Мир, где кареты тащат магомеханические лошади, пушки делают колдуны, а масоны занимаются генетикой. Мир, где подходит к концу XVIII век, вместо Берингова пролива — Берингов перешеек, а на Российском престоле сидит матушка-императрица Елизавета Петровна. Константин Урусов должен закончить войну с Фридрихом, чтобы вернуться в своё поместье, выполнить задание Смерти и постараться не попасть в жернова дворцовых интриг.

Глава 8 — Гвоздь

Защитная татуировка на груди полыхнула морозом, отгоняя колдовской жар. А следом наружу рванулся Анубис, в диком бешенстве от нападения зелёной гадости. Через пальцы, кожу, вместе с выдыхаемым воздухом из меня потёк эфир. Щит, не лопнувший, а сдувшийся, будто проколотый шарик, начал раздуваться. Зелёная дрянь отшатнулась, покатилась прочь и выплеснулась за пределы редута. Вот только для моей батареи было поздно.

Возле пушек лежали мёртвые. С искажёнными от муки лицами, скрюченными руками и раскрытыми в последнем крике ртами. Все как один убитые зелёной хмарью. Я окинул взглядом погибшую батарею, всё больше впадая в ярость. Ух, найду, кто это сделал, и порежу. На ленточки для бескозырок!

— Мяу!

Мурзилка, весь бой прятавшийся у денщика за пазухой, стоял у моих ног и требовательно мяучил. Кот отбежал к лежащему Ваське, потрогал его лапой и снова мяукнул. Живой? Не теряя ни секунды, я кинулся к нему.

К счастью, зелёная дрянь не оставляла последствий. Никакого вторичного отравления я не чувствовал. Так что через несколько минут я уже привёл в чувство и Ваську, и Сидорова, лежавшего рядом.

— Вашбродь, — губы унтера тряслись от обиды, — да как же это? Почитай, всех одним махом положили…

— Соберись, — я ткнул его кулаком в плечо, — теперь батарея только на нас.

— Мяу!

Кот зыркнул на меня зелёными глазищами и побежал к одной из пушек. Там-то мы и нашли последнего выжившего — прапорщика Саблина. Парня ранило в плечо, он потерял сознание, но продолжал держать щит вокруг орудия до последнего. Унтер и Васька оттащили его в безопасный угол, уложили на шинель и перевязали. На мой взгляд, раз выжил в такой мясорубке, значит, будет жить до старости.

Осторожно, стараясь не показываться на глаза пруссакам, я обошёл редут по кругу, осматривая обстановку. Ничего хорошего там не было: пруссаки заняли наш холм, подтянули артиллерию, магов и долбили позиции Румянцева. А пехота пыталась перебраться через овраг и взять русские полки в штыки. Поганая ситуация! К тому же через сгоревшую деревню противник собирался зайти во фланг нашей армии. Если я не ошибся, даже полубатарея Корсакова вступила в бой, лупя по войскам Фридриха.

Анубис ткнулся мне в грудь, требуя внимания. Не дожидаясь реакции, он начал указывать эфирным щупальцем в сторону наших орудий, силясь что-то сказать. Я повернулся, и у меня по спине пробежал холодок. Ёшки-матрёшки! Они все здесь. Ещё не заложные покойники, но уже на грани. Обида и тлеющая жажда мести не давала им уйти за грань, заставляя кружить возле мёртвых тел.

— Сидоров.

— Я, вашбродь!

— Играй подъём.

— Что? — унтер часто заморгал.

— Возьми трубу и сыграй побудку.

Унтер уставился на меня, хлопая глазами. Несколько секунд он открывал и закрывал рот, силясь что-то сказать, но так и не смог выдавить ни звука.

— Сидоров!

— Так точно!

Он бросился прочь, заметался по батарее, как кролик, отшатываясь от трупов. Нашёл трубу, помятую, но всё ещё целую.

— Вот, вашбродь!

— Играй.

Сидоров, косясь на меня, как на безумца, поднёс трубу к губам. Хриплый звук полетел над редутом, сливаясь с шумом близкого сражения.

— Громче.

Он набрал побольше воздуха и дунул изо всех сил. К трубе присоединился громкий мяв Мурзилки, вздыбившего шерсть на спине. Я медленно поднял руки и призвал Анубиса.

— Встаньте, — прошептал я всплывающие в голове слова, — встаньте и закончите своё дело. Отомстите за смерть и боль. Воздайте за полученное, зуб за зуб, глаз за глаз, смерть за смерть. Чашу ярости да изопьют обидчики ваши в день гнева и боли. Встаньте!

Анубис внутри меня завыл. Жутко, тоскливо и страшно, как плачут собаки на кладбище. Нити эфира вокруг меня задрожали. Сидоров уронил трубу и застыл, бледный как мел, а Мурзилка зарычал не хуже дикого зверя.

Мёртвые артиллеристы шевельнулись. Они медленно вставали, глядя в пространство белёсыми бельмами пустых глаз.

— Матерь Божья, — Сидоров перекрестился, закрыл глаза и зашептал молитву.

А мертвецы поднимались на ноги и, шатаясь, становились возле орудий, готовые выполнить приказы. Увы, только половина из погибших ответила на мой зов. Но те, что вняли, будут сражаться до конца, каким бы он ни был.

— Батарея!

Поднятые уставились на меня, ожидая приказа.

— Заряжай! По готовности! Беглым! Огонь!

Двигаясь заторможенно и неповоротливо, мертвецы заряжали орудия. Я не сомневался — они сделают всё правильно, не забыв устав даже в посмертии.

— Сидоров!

Я дёрнул унтера за плечо и притянул к себе.

— Вашбродь… — просипел он, глядя на меня с ужасом.

— Возьми моего денщика, вдвоём обеспечьте поднос боеприпасов расчётам. Понял меня?

Он захлопал глазами, и я тряхнул его ещё раз, приводя в чувство.

— Сидоров, выполнять!

— Есть, вашбродь!

Военная выучка и приказ пересилили в нём страх, и унтер кинулся исполнять приказ. А я на секунду прикрыл глаза и отослал довольного Анубиса. Кажется, только сейчас, подняв мертвецов, я стал настоящим некромантом.

* * *

Наша батарея крохотным островком стояла посреди вражеских войск. Ещё два раза пруссаки пытались взять наши позиции, но с помощью треножника и «близнят» кое-как удалось отбиться. Больше желающих соваться через горы трупов не нашлось, а залпы чужих пушек не могли второй раз убить мёртвых артиллеристов.

Батарея продолжала огрызаться редкими выстрелами. Большого урона четырьмя орудиями мы не могли нанести, а через некоторое время закончились и ядра, и картечь. Я отдал приказ стрелять «пустым боем» — выстрелы Печатью без ядра били недалеко, но нервы врагу портили. А сам взял «огнебой», устроился на бруствере и отстреливал офицеров в марширующих мимо колоннах, лошадей под кирасирами и орудийную прислугу.

Судя по звукам боя, пруссаки штурмовали русские позиции на соседнем холме. Впрочем, без особого успеха, подтягивая всё новые и новые резервы. Чаши на весах битвы колебались, раскачивались, но пока не склонялись ни в одну из сторон.

* * *

Я выстрелил в очередного офицера, окинул взглядом поле, выбирая новую жертву, и чуть не заорал. Он! Вот он!

Между шагающими колоннами прусских резервов двигалась группа всадников. Судя по генеральским мундирам, золотым эполетам и аксельбантам, это была свита прусского короля. Припав к магическому прицелу, я нашёл и его самого. Вот он, Фридрих! Прямой длинный нос, глаза чуть навыкате, тонкие губы. Точно он, без сомнения!

Вытащив small wand, я резкими росчерками нарисовал Знак и швырнул в сторону короля. А затем и второй, подавая сигнал Кижу. Давай, дружище, делай что должно.

Чтобы не спугнуть Фридриха, я прекратил стрельбу и только наблюдал за его передвижениями. Прошло пять минут, десять, а Кижа всё не было видно. Да где его черти носят? Я обвёл взглядом местность и наконец увидел своего личного мертвеца. Скрытый полупрозрачной дымкой, Киж уже проделал половину пути от леса к свите короля. Неудивительно, что я его так поздно заметил — издалека он казался облитым жидким стеклом. Только напрягая зрение, я смог рассмотреть его.

К несчастью, не я один оказался обладателем уникального зрения. Один из сопровождавших Фридриха, грузный усатый мужчина в чёрной треуголке, тоже увидел Кижа. Он обратился к королю, указывая на несущегося всадника, но Фридрих лишь отрицательно покачал головой. Усатый продолжил настаивать, что-то выкрикивая. Король нервно дёрнул головой, кивнул, развернулся и поскакал со свитой прочь от приближающегося Кижа. А вот усач наоборот двинулся навстречу.

Я не успел ничего сделать. Усач резко вскинул руки и метнул в Кижа зеленоватый комок эфира. Ёшки-матрёшки! Тот же почерк заклинания, каким били в нашу батарею. Вот ты где, гад!

Три выстрела я сделал почти без паузы, заряжая Печать в «огнебое» от Анубиса. И все три разбились о щит проклятого прусского колдуна. Вот ты пакость такая! А он сближался с Кижом, швыряя в него эфиром. Киж пока успевал уворачиваться, на ходу вытащил палаш и собирался атаковать мага по-кавалерийски.

Запустив руку в карман, я достал короткий стальной «гвоздь» без шляпки. Сунул его в ствол «огнебоя» и шомполом загнал в зарядную камору. Ну держись, погань!

Кижу не повезло. Очередной зелёный сгусток ударил в грудь его коня и разорвал несчастный механизм на клочки. Киж вылетел из седла, перекувыркнулся в воздухе и рухнул в какую-то канаву. Лови, вражина! Я задержал дыхание и плавно надавил на спусковой крючок.

Бух! Выстрел получился неожиданно громким. Магический заряд, обернувшись вокруг «гвоздя», огненным метеором полетел в колдуна. Чтобы расписать стальной сердечник мелкими Знаками, мне потребовался целый час, зато и эффект получился выше всяких похвал. Эфирная оболочка расплескалась по щиту прусского мага, а «гвоздь» легко проник внутрь. И на огромной скорости вонзился в грузное тело.

Маг взмахнул руками, пошатнувшись в седле. С трудом удержавшись от падения, он схватился за луку седла и раскрыл рот в беззвучном крике. Его лицо побледнело, а на его мундире расплывалось тёмное пятно вокруг раны.

Эфирные потоки подле пруссака закружились в танце. И трёх секунд не прошло, как бледность ушла с лица колдуна, губы сжались, и он начал оглядываться в поисках обидчика. Да, слухи не врали — сильные и опытные Таланты способны излечивать сами себя.

Но я не спешил стрелять ещё раз. Пять. Четыре. Три. Два. Один. Получи за мою батарею, гад!

Прусский колдун вздрогнул всем телом. «Гвоздь» в его теле, подчиняясь крохотным Знакам, нагрелся добела и взорвался на капли раскалённого металла. Маг захлебнулся собственной кровью и рухнул на землю. Убитые им артиллеристы были отомщены. А в мои «часы» водопадом посыпался чёрный песок.

* * *

К сожалению, Фридрих успел скрыться за складкой холма. Кижа тоже видно не было, и я разочарованно махнул рукой. План закончить сражение и войну полетел в тартарары, и я вернулся к обороне батареи.

Следующие три часа я стрелял, стрелял и стрелял. В офицеров, унтеров и знаменосцев, чтобы сбить полкам Фридриха управляемость и моральный дух. Поднятые артиллеристы не отставали: лупили «пустым боем» по кому могли достать, заставляя пруссаков тратить на нас пули и ядра. Вот только урона они нанести не могли — мертвецам безразличны попадания и взрывы. Они стояли, смотрели пустыми глазами на противника и с какой-то страшной ненавистью наводили орудия. Расплачиваясь за свою смерть в сто крат.

— Вашбродь! Вас господин прапорщик зовёт.

Я дал «огнебою» отдых и подошёл к Саблину. Парень лежал на шинели, бледный и страшно несчастный.

— Константин Платонович, — слабо прошептал он мне, — прошу, передайте моим родителям, что я погиб как настоящий офицер. Отцу скажите, что я не струсил, чтобы он не сомневался.

Мне хотелось его взбодрить, отвлечь от тёмных мыслей. Я наклонился над ним и на секунду увидел — нет его смерти рядом. Проживёт семьдесят лет, станет полковником и спокойно уйдёт из жизни в окружении многочисленных внуков и правнуков.

— Отставить умирать, Саблин! Я не отдавал такого приказа.

Он удивлённо открыл глаза.

— Ч-что?

— Вы, Саблин, паникёр. Вам ещё жить да жить, а не переживать из-за царапины.

Прапорщик обиженно поджал губы.

— Я…

— Вы, именно вы. Лежите спокойно и перестаньте изображать барышню, порезавшую пальчик. Если вы под огнём противника смогли держать щит, то и с этим справитесь легко. Вы меня поняли?

— А-а-а, — он слабо улыбнулся, — вы шутите!

— Так же как и вы, когда строите из себя умирающего.

Он кивнул, разом потеряв несчастный вид.

— Вот, уже лучше.

Я похлопал его по руке и встал. Хотел вернуться на бруствер, но взгляд зацепился за вершину холма. Над редутами, занятыми пруссаками, поднималось тёмное облако эфира, похоже на огромный гриб. Кто-то могущественный творил страшное колдовство, не сулящее русским войскам ничего хорошего.