Переговоры с удовольствием. Садомазохизм в делах и личной жизни

Александр Кичаев, 2014

Успешный исход переговоров вдвойне приятен, если общение с партнером доставляет удовольствие, не так ли? Новая книга популярного российского психолога Александра Кичаева станет для вас проводником в мир секретных психологических трюков, планирования победных стратегий и алгоритмов выгодных сделок, причем не только в деловой, но и в личной жизни. С ее помощью вы научитесь воздействовать на партнера таким способом, чтобы он с удовольствием уступал вам, а вы с неменьшим удовольствием обыгрывали его. В книге вы также найдете множество полезных рекомендаций по созданию персонального бренда и усилению личной энергетики, а также вопросы и задания для работы над собой. Готовить, планировать и проводить переговоры – непросто, но всегда интересно и захватывающе! Для широкого круга читателей.

Склонность к садизму и мазохизму в общении

Переговоры должны приносить удовольствие! Наверное, с этим никто не будет спорить. Но ведь бывают переговоры, приносящие неудовлетворенность, дискомфорт, страдания? Бывают. А как у вас, что чаще: удовольствие или неудовлетворенность?

От чего обычно получают удовольствие на переговорах? От игры интеллекта (шлифовки своих мозгов о мозги других), воли, креатива, от решения сложных задач, от предвкушения будущих выгод (повышения статуса, получение барышей, власти, беззаботности, еще больших удовольствий и пр.). Таким образом, в зависимости от мотивации, одни получают удовольствие в большей степени от процесса, другие, от результата переговоров. Или не получают, если цели не достигнуты, а в общении — вместо ожидаемой роли, вам пришлось сыграть другую, неприятную, неудобную.

В любом общении (даже если оно декларируется как равноправное) всегда рано или поздно кто-то начинает доминировать (скрыто или открыто), а кто-то подчиняться (осознанно или неосознанно). Но не каждый хочет и готов подчинить другого, бывает и наоборот: вдруг начинаешь чувствовать зависимость, благоговение и… с удовольствием подчиняешься. И если человек испытывает потребность доминировать или подчиняться, что это значит?

А это значит, что нам надо для начала разобраться с садомазохизмом. Почему?

Потому что это две крайности установок: подчинить или подчиниться, возвыситься или унизить, продемонстрировать силу или слабость (физическую, моральную, интеллектуальную, статусную).

!!!

Конечно, ярко выраженных (паталогических) садистов или мазохистов встретишь нечасто. Эти обозначения условны, и обстоятельства могут перемешать полюса, но склонность обычно заметна…

И все же, как вы думаете, кто встречается чаще: садисты или мазохисты?

По результатам личных наблюдений и ряда исследований получается, что мазохисты преобладают. Причин несколько. Это и религиозно-социальные стандарты, по которым более добродетельно быть наказанной жертвой, чем доминирующим агрессором. А страдания являются неотъемлемой вехой на пути к мудрости, просветлению и очищению от пороков: «Бог терпел и нам велел», «За одного битого двух небитых дают», «БИтие определяет сознание», «Если долго мучиться, что-нибудь получится» и пр.

☺

Вчера ОМОН разогнал демонстрацию мазохистов. Такого удовольствия давно не получали ни те, ни другие.

Это и закон стада, по которому альфа-самцов или альфа-самок — единицы, и именно они обладают сильной энергетикой, волей, наглостью, хитростью, дающими возможность и право возвышаться над остальными. А остальные (стадо) готовы терпеть свою зависимость и более низкое (унизительное) положение в общении, и связанные с этим наказания за непослушание или нерасторопность. Ну и, конечно же, весь воспитательный процесс построен на методе кнута (именно кнут стоит вначале!) и пряника. И, тем самым, с младенчества программируется ощущение мазохиста по отношению к более сильному физически, энергетически или социально.

Затем дальнейшая социализация или укрепляет, усиливает эти установки, или, наоборот, разрушает и создает противоположные.

Так, статусные мужчины, проявляющие себя во всех ролях как лидеры, в сексе могут испытывать потребность в ощущениях мазохиста (подробнее об этом мы поговорим позже). И наоборот, «маленький человек», неудачник, классический сантехник или мелкий клерк становится тираном в семье, с наслаждением унижающим родных и близких. Да и в сексе он может выбирать роль садиста, если, конечно, социум не успел раздавить его либидо. А если с либидо проблемы, но есть неутоленная жажда психологической сатисфакции, тогда это потенциальный маньяк.

!!!

Когда в нас встроено табу на удовольствия, тогда мазохистское поведение избавляет нас от чувства вины и стыда. Ведь человек получает удовольствие одновременно с наказанием, либо вначале страдает, чтобы заслужить, получить право на приятные ощущения.

Обычно в сознании мазохиста наказание неразрывно связано с любовью и заботой. Родители наказывают ребенка, сообщая, что делают это для его же блага, строги с ним, потому что любят. Поэтому любовь и боль в подсознании уравниваются и становятся неразделимы. И получается, что человеку проще, привычнее, приятнее (!) страдать, чем бороться, чтобы устранить причину его страданий…

Садист часто не ощущает своей значимости и в глубине души считает себя ущербным, неполноценным. И пытается опровергнуть это, самоутвердиться, унижая, подчиняя, оскорбляя других. Девочки стараются уязвить насмешками, травлей, игнорированием, мелкими пакостями (что свойственно и мальчикам, не готовым к открытым конфликтам). Мальчики дерутся, хулиганят, мучают животных, обижают девочек (также и девочки при возможности могут мучить и обижать тех, кто слабее, кто зависим от них). И обычно за этим стоит защитный механизм — базовое неприятие окружающих, а то и психические отклонения.

Потом, повзрослев, они пытаются моделировать этот стиль отношений в семье. И если мужчине-садисту попадается женщина, склонная к мазохизму, то их союз может быть долговременным и по-своему счастливым. Но если у женщины нет такой склонности или, наоборот, если ей нравится доминировать, то такая семья — в постоянных конфликтах и быстро распадается, зачастую с серьезным морально-физическим ущербом для обоих.

☺

Мужик идет мимо песочницы и видит, как маленькая девочка методично разрывает на куски плюшевого медведя и приговаривает: «Уронили мишку на пол, оторвали мишке лапу».

— Девочка, неужели животных не любишь?

Она смотрит на него тяжелым взглядом:

— Я и людей-то не очень…

Существует парадокс перемены ролей. Часто при смене статусных отношений садист легко может превратиться в мазохиста, так же, как и в мазохисте внезапно (?) может проснуться агрессия.

Садиста можно определить по излишней строгости и придирчивости, по частой склонности к наказанию и дурному настроению. Старается привязать к себе жертву, внушая (или усиливая) комплекс неполноценности. Любит нравоучения, нередко бывает занудлив и скрупулезен и вызывает страх или отторжение. При этом может быть излишне сентиментален и наивен, преклоняется перед силой, т. к. на глубинном уровне испытывает потребность в мазохизме.

Мазохист любит, когда его жалеют (не ожидая или отказываясь от реальной помощи, сомневаясь в искренности), а предварительно может специально провоцировать оскорбления и унижения. Это дает основания считать себя никому не нужным, беспомощным, никчемным, отверженным и лишает права и уверенности отказать в том, что ему не нравится.

Это может быть и взрывом, когда его «довели до этого» по принципу последней капли, а может быть и рациональным включением в другую роль. Некоторые делают это искусственно, принимают какой-нибудь «Озверин», как герой мультика кот Леопольд, у других это получается естественно и расчетливо, как у графа Монте-Кристо.

☺

Сидят мазохист и садист в одной камере:

Мазохист: Уда-а-а-арь меня.

Садист: Не-а.

☺

Молодец — против овец, а против молодца — сам овца.

☺

— Завтра, товарищи, вас будут вешать! Вопросы есть?

— А веревку свою приносить или профсоюз обеспечит?

В любом обществе имеется целый класс или социальная группа, которую гнобят, которая становится массовым исполнителем мазохистских сценариев. Помните «Униженные и оскорбленные» Достоевского?

Но наступает момент, когда нет сил терпеть, возмущенный разум начинает кипеть, и тогда слышится: «Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов!» Верхи не могут подчинять, низы не хотят подчиняться. Кто был ничем, тот станет — всем! Так что, в основе всех революций, бунтов и индивидуальных сценариев мести, помимо социально-политических и экономических факторов лежит психологический феномен трансформации мазохистов в садистов.

Долгие и великие страдания воспитывают в человеке тирана.

Фридрих Ницше

Как я спасал рыжего гаишника от тюрьмы

А теперь приведу пример из моей практики на эту тему.

(Имена и обстоятельства в целях конфиденциальности изменены.)

Как-то после тренинга по переговорам ко мне обратился участник — руководитель рекламного агентства, назовем его Сергей. У него в Крыму живут родители, и теперь каждое лето он обязательно приезжает туда на машине с семьей навестить их, оставить на лето детей и немного отдохнуть на море.

Сергей попросил о срочной консультации — хотел посоветоваться, как лучше подготовиться и провести переговоры с… гаишником.

Мы встретились в тот же день.

— Перед постом ДАИ под Харьковом я не заметил и, соответственно, не остановился у знака «стоп». Гайцы забрали документы и отвели в «допросную» на разборки. Я пытался быть честным и просил выписать мне штраф. Но в первой части марлезонского балета рыжий прапорщик с хитрой, наглой физиономией сообщил мне, что по закону он вынужден изъять мои права, выдать временные, а потом, через несколько недель мне необходимо будет приехать в Харьков на заседание суда, где мне выпишут штраф и вернут права. Потом мне сказали, что можно решить вопрос неформально, по-человечески. И запросили довольно кругленькую сумму. Как я потом выяснил, изъятие прав за это нарушение — наглая ложь, — рассказал Сергей.

Он зло хмыкнул и стал объяснять, что дело не в деньгах, а просто обидно… за себя и всех законопослушных граждан:

— После вашего тренинга я понял, что совершил ошибки на всех этапах переговоров. Настроя на отстаивание своих интересов не было. Энергетика была крайне низкая — укатали Серегу крутые горки, и после 600 км дороги от Москвы я уже был никакой. Я не прояснил, чего реально стоят его аргументы. Хотя этот блеф можно было сразу снять просьбой показать таблицу штрафов. Я подстроился в слабой, невыгодной статусной роли. Не провел торг, поддался на его зацикленный аргумент насчет дальнейшего путешествия без прав. И, самое ужасное, что я внутренне понимал, что это развод. Но мне было неудобно.

Я поинтересовался у Сергея, чего он хочет от нашей консультации.

— Я хочу, во-первых, понять, почему я так лоханулся. А во-вторых, хочу обсудить с вами план реванша. Мне нужно теперь провести переговоры по моим правилам и отомстить этому муд…ку! — воскликнул Сергей.

Мы стали анализировать произошедшее.

— Из-за этого прапорщика я, можно сказать, потерял покой и сон!

— Такое бывает или от любви, или от ненависти.

— Пожалуй, вы правы, давно я уже ни к кому не испытывал такой сильной ненависти…

— Диагноз: невроз навязчивых мыслей.

Я попросил Сергея сделать пошаговый разбор своих неудачных переговоров.

— Надо отдать должное прапорщику, он вел себя грамотно: вначале выяснил, куда еду (на отдых, значит, есть «лишние» деньги), с кем (с семьей, значит, не стану их мучать долгими разборками), кем работаю (художник — ну, это безвредные, странные существа). Затем, как по нотам, прошел все этапы разводки вплоть до завершения — получения взятки.

— Значит, он был достойным противником и такому не стыдно проигрывать?

— Во-первых, он действовал по шаблону и просто исполнял все, что у них отработано на сотнях таких же страдальцев, как я. А во-вторых, стыдно, обидно и противно, потому что он использовал нечестные приемы. Он — подл, лжив и алчен… я не считаю его достойным… В былые времена я бы вызвал это ничтожество на дуэль, на поединок, и смыл бы он оскорбление кровью!

— А у вас разные весовые социальные категории, не с руки, вам — условно говоря, художнику-аристократу, состоявшемуся человеку — связываться с не самым успешным представителем гаишной братии.

— Но если плебей-стражник хамит аристократу, как должен тот поступить? Утереться?

— Раньше вызывать на дуэль дворянин мог только равного, а нерадивому стражнику, разночинцу или холопу — или игнор, или по морде, или высечь, — и весь разговор.

После мы поговорили о том, что месть — это способ доказать свою значимость, переиграть проигрышную ситуацию, вернуть упущенный шанс.

— Да, упущенный шанс! Пока мы общались с прапорщиком, в комнату вошел лейтенант, пожурил меня, сказал, что я их должник и мне надо срочно где-нибудь остановиться и отдохнуть, и уже собирался меня отпустить. Но прапорщик вцепился в меня мертвой хваткой: «Нам еще кое-что надо выяснить», — чуя, что я повелся на его «доводы» про изъятие прав. Наверное, он у них там серый кардинал и имеет вес больший, чем старший по званию. Кстати, я думаю, что он скрысятничал и своей «добычей» не поделился с коллегами, сказав, что отпустил меня, сделав предупреждение, — объяснил Сергей.

Мы выяснили, что у Сергея была подстройка снизу (по образованию он художник-дизайнер, и, назвавшись художником, рассчитывал на снисхождение и великодушие). Но просчитался и лишний раз убедился, что «художника обидеть может каждый». В той ситуации эффективнее была бы или подстройка сверху — намек на связи с местной властью (благо, дорогое авто говорит, что он непростой человек), или на равных — например, журналист (с этой категорией предпочитают не связываться).

— Да, у меня был полулегальный лобовик «Пресса», так как я внештатник одной газеты, но он уже давно просрочен и я его снял! — сожалел Сергей.

Мы представили, как если бы ситуация происходила по его сценарию, самый благоприятный исход.

— Ну, для начала, я бы заметил этот гребаный знак и остановился — показал бы свое почтение доблестным гаишникам. А если бы не заметил и меня остановили и отвели в допросную в их скворечник, то надо было сказать, что я журналист. И даже потом как художник, когда мне назвали сумму, сказал бы, что моя жена — журналистка и она отказывается платить, а если мы через пять минут не продолжим путь, она будет звонить в Киев своим знакомым и подключать местную журналистскую братию или их службу собственной безопасности. Прапорщик ссылался на третью силу — закон (я бы рад отпустить, но ведется видеозапись на дороге, и стереть будет очень сложно), я — на жену (я бы рад отстегнуть, но сварливая жена не велит), — мечтал мой собеседник.

Сергей еще немного поимпровизировал, дойдя до версий личного знакомства с самим президентом, а потом вздохнул:

— Вот он, закон жизни: ездишь на дорогой машине — будь добр, готовься к соответствующему к тебе отношению — зависть и желание тебя поиметь. Выделился, нескромный, успешный, — получай!

Он замолчал, нервно постукивая пальцами по столу.

— Мне надоело постоянно отстегивать тупым и самодовольным людишкам при должности. Надоело играть в их игры, унижаться и чувствовать, как падает самоуважение после каждой такой ситуации! — воскликнул Сергей.

Я предположил, что в лице гаишника он хочет отомстить всем коррупционерам мира.

— Не стоит иронизировать! Начну с гаишника, а потом возьмусь и за более крупных властных падальщиков! — прозвучало в ответ.

Затем Сергей попросил оценить свой план. Он хочет вооружиться скрытой камерой, под видом поиска места для ночлега (устал в дороге), снова встретиться с прапорщиком, получить подтверждение в разговоре факта взятки. Затем выложить видео в «Ютуб» и дать на него ссылку местным силовым структурам. А потом и вовсе создать антикоррупционный видеоканал.

Я заметил, что план достаточно креативный, но стоит ли его воплощать — это другой вопрос. Мы выяснили, почему Сергей тогда не стал бороться, отстаивать интересы. Было неудобно перед прапорщиком, застрял в роли жертвы. Так же, как и неудобно было несколько лет назад перед менеджерами автосалона, когда не стал проверять на сервисе б/у машину, повелся на их обиженные лица и, в итоге, «попал» на ремонт двигателя. Сергей вспомнил еще множество неудобных ситуаций… А потом снова заговорил о лейтенанте, который уже был готов отпустить Сергея, но тот, как зомби, велся на манипуляции прапорщика: «затупил» от слов «решим по-человечески», да еще и смалодушничал.

— Я поступил как мазохист, лузер, неудачник, и мне нужно доказать, что это не так! Самому себе!

— Только себе?

— Ну, и ему, наверное…

— Разрушив его карьеру и, может даже, лишив свободы? И что лично вам это даст?

— Я отомщу ему за свое унизительное положение, и мне станет… легче.

— А если не станет, если появится чувство вины — кстати, это не противоречит вашим принципам? А может, и чувство жалости? Вдруг у него большая семья или смертельно больной родственник? А ваши энергозатраты — время, силы — не лучше ли применить к полезному и важному?

— Для меня это — важно.

— А не будет мучать совесть, что оставили его семью без кормильца?

— А о чем он и ему подобные думают, когда вымогают взятки? Вот пусть они тоже подумают о семье и о рисках! С коррупционерами надо бороться, это разрушает веру в справедливость и унижает тех, кто с ними сталкивается!

Сергей произнес это пафосно и усмехнулся, увидев мою улыбку, но потом снова стал серьезным.

Я предположил, что он утратил или не нашел еще значимую жизненную цель, и поэтому так загорелся идеей борьбы с коррупцией. Сергей горячо закивал и сказал, что это его по-настоящему наполняет и возвышает.

После этого мы сделали раскодировку подсознания Сергея, освободив от зацикливания на неприятном воспоминании. (Можно это сделать и самостоятельно, используя такую психотехнику. Представьте навязчивую ситуацию в виде фильма на экране. А теперь обесцвечивайте изображение и сделайте стоп-кадр, так чтобы все персонажи этой ситуации — замерли… Всё — в вашем неприятном воспоминании постепенно исчезнут негативные эмоции и вы спокойно (!) станете анализировать ее, возвращаясь к ней все реже и реже.)

На прощанье я попросил его подумать, какое желание в нем сильнее: отомстить, доказать прапорщику, что он зря с ним связался и что Сергей — круче, доказать себе, что не лох, или внести посильную лепту в борьбу с коррупцией и превратить это в проект, обрести новый смысл? И если все не так значимо, а дело в уязвленной гордости, самолюбии, то нет ли других способов восстановить чувство собственной значимости и самоуважения?

На следующий день Сергей поехал на машине в Крым…

Труд делает свободным

«Arbeit macht frei» (труд освобождает) — этот лозунг висел над воротами концлагеря Освенцим, где роли были четко распределены: садисты и назначенные ими мазохисты. Декларировалось, что удел мазохистов — через мучительный труд очиститься и получить в награду свободу и, соответственно, удовольствие.

Мы не будем углубляться в эту тему, понятно, что это крайнее проявление циничного насилия, переходящее в уничтожение других. Но нередко на форумах можно наблюдать сравнения офиса или производства с концлагерем. И хотя обычно это облекается в иронию (горькую или злорадную), но вызвано все же ощущением собственной униженной зависимости и незначительности. А главное, отсутствием удовольствия от работы.

Как вы думаете, кто чаще выигрывает переговоры, а кто находит оправдания своим проигрышам, и какие выгоды при этом получает проигравший?

Как реагирует мазохист на проигрыш? Жалеет себя, обвиняет других, мучается и лишний раз доказывает себе, что он — недостойный. А садист обычно злится на себя и на других и извлекает уроки, чтобы в следующий раз выиграть.

Труд сделал из обезьяны человека, а из человека — лошадь.

Надпись в курилке одного из офисов

Формой садизма на переговорах является и жесткий стиль, и иезуитские, нравоучительные пассажи, затянувшийся монолог в присутствии жертв-партнеров.

В таких случаях я рекомендую «жертвам» отнестись к этому не как к мазохистическому отбыванию повинности, а как к возможности получить максимум информации, чтобы определить сильные и слабые стороны его позиции, и расквитаться за свои мучения, получив итоговый выигрыш в ситуации.

Представьте, что мазохисту-подчиненному начальник поставил задачу. И тот начинает с того, что проникается тревогой по поводу соблюдения сроков, по поводу, возможно, ненадлежащего качества своей работы и т. п. Потом начинается планирование, определение критериев и встраивание в другие процессы. Но страх не соответствовать ожиданиям руководства с приближением момента истины все чаще дает о себе знать и отвлекает энергию и время сотрудника на рефлексирование и дурные фантазии. Если он сделал работу плохо, то с пониманием и даже с удовлетворением воспримет оскорбительные отзывы шефа. И будет недоволен и встревожен, если репрессий не последует, ожидая позже чего-то еще более ужасного. А если все получилось хорошо и успел он вовремя, то все равно успех покажется незаслуженным и не прочувствованным. То ли дело, если он, постоянно перепроверяя и переделывая, притормаживал, опоздал и получил за это взбучку, но поскольку работа была сделана профессионально, то вслед за этим получил благодарность. И вот тогда тревожно-мнительный сотрудник-мазохист ощущает истинное наслаждение от этой ситуации.

Страдание — это побуждение к деятельности.

Иммануил Кант

Подчиненный-садист, получив задание, определит «рабочих лошадок» и «козлов отпущения» (крайних), — постарается перенести работу и ответственность на всех, кто рядом, включая самого начальника. Он может засыпать шефа массой вопросов и предложений или претензий, вызывая у того стресс. В случае неудачи он переводит стрелки, втягивая в мазохистские жернова всех, кого возможно.

!!!

И если сотрудника-мазохиста труд еще больше закрепощает, то сотрудника-садиста он освобождает.

Начальник-мазохист отличается жалостливостью и поэтому в его команде много лодырей-паразитов и манипуляторов-непрофессионалов, среди которых преобладают садисты. Сотрудники-мазохисты обычно исполняют роль рабов на галерах и отдуваются (вместе с начальником) за всех. Рабочие процессы там проходят в обстановке всеобщей скорби, уныния и пессимизма с регулярными истериками и покаяниями.

Почему начальники (и не только) регулярно попадают в казалось бы, некомфортные для себя ситуации?

Интересное объяснение этого феномена можно найти у Бернарда Вербера в «Империи ангелов»:

«…В основе мазохизма лежит страх болезненного события. Человек испытывает страх, поскольку не знает, когда наступит это испытание и насколько болезненным оно будет. Мазохист понял, что одним из средств борьбы со страхом является провокация пугающего события. Таким образом, он знает хотя бы, когда и как это произойдет. Вызывая сам это событие, мазохист думает, что руководит своей судьбой.

Чем больше боли причиняет себе мазохист, тем меньше он боится жизни. Ведь он знает, что другие не смогут причинить ему столько боли, сколько он причиняет сам себе. Ему больше нечего бояться, потому что он сам свой худший враг.

Этот контроль над собой позволяет ему затем легче контролировать других.

Поэтому неудивительно, что большое число руководителей и вообще людей, облеченных властью, в личной жизни проявляют более или менее выраженные мазохистские наклонности.

Однако за все надо платить. В силу того что мазохист связывает понятие страдания с понятием управления своей судьбой, он становится антигедонистом. Он не хочет больше никаких удовольствий, он лишь ищет новые, все более жесткие и болезненные испытания. Это может превратиться в настоящий наркотик…»

Я — мазохист в работе!

Из интервью с Михаилом Прохоровым

По Фрейду, мазохистская конверсия или вторичный мазохизм — садизм, утративший свой внешний объект, и поэтому направленный на самого себя.

Добавлю, что глубинный страх можно сублимировать (преобразовать) в самоотречение, запрет, отрицание страха (оптимизм), вытеснение (игнорирование) и пр.

Как ни удивительно, но мне встречаются чаще начальники-мазохисты, чем начальники-садисты. Почему? Ведь садист стремится к контролю над жертвой, а других контролировать удобнее, чем себя…

Да просто в наше время относительной стабильности начальники-садисты не поднимаются высоко по социальной лестнице, если только их деятельность не связана с работой силовых структур или спецслужб. Хорошую карьеру начальнику-садисту обеспечивает системный кризис и общественные потрясения.

!!!

В каждом начальнике (и подчиненном) уживаются и садист, и мазохист, — и под влиянием обстоятельств одна из склонностей просто актуализируется (кратковременно, периодически или длительно) и придает соответствующую поведенческую окраску.

А сейчас давайте унифицируем терминологию и будем в нашей книге

● людей со склонностью к садизму называть — Злодеи,

● а людей со склонностью к мазохизму — Жертвы.

Есть сложность с идентификацией Героя. «Герой-мазохист» звучит как-то не очень. Но и «Герой-садист» тоже режет глаз. Наверное, сделаем так:

● если Герой страдает за благое дело (страстотерпец), он — мазохист, если уничтожает зло — садист. То есть он может мучить, но «плохих», и может мучиться ради «хороших».