Парадокс

Александр Каравдин, 2013

Действие романа «Парадокс» происходит в мире, находящемся в параллельной вселенной. Главный герой Биф не помнит своего прошлого, и не знает, где находится. Единственное, что может дать ему ответы на эти вопросы – навязчивые кошмары, преследующие юношу. Судьба ведёт героя к открытию тайны его происхождения, сталкивая с чудесными существами и загадочными личностями, в итоге оставляя за ним выбор: спасать мир или свою любовь. Что выберет Биф?

170 день 900 год

Август прислонился к стене:

— Понравилось представление? — видя немое восклицание юноши, он продолжил. — На этом давай закончим. Я сильно устал. Все вопросы завтра. Хорошо?

— Д-да, — ответил Биф.

Белый ландыш кивнул и направился в сторону спальни, по пути снимая верхнюю одежду. Громко хлопнула дверь.

Потом ещё раз… Ещё… Под ритмичные хлопки двери в окошко залезла наглая рожа белой козы:

— Бе-е-е! А ты чего разлёгся?! Бе-е-е!

Биф резко вскочил с кровати. Ошарашенно посмотрев вокруг и не увидев поблизости наглого животного, лёг обратно. Всё же какие бывают сны?! Реальные… Нет! Начало сна, вплоть до появления козы, было повтором окончания вчерашнего вечера. А вот само животное — просто отсебятиной…

— Ты, что, оглох?!

…хотя нет. На полу сидел Уродец и орал во всё горло.

— Хозяин дрова колет, а он тут, видите ли, бока отлёживает. А ну, встал!

Биф повернулся на бок.

— Будь ты хоть трижды ведьмаком, но я не люблю, когда на меня орут! — сказал он, не подумав.

Юноша ожидал грома, молний, от разгневанного колдуна в кошачьем теле, но Уродец лишь поднял вверх нос:

— Ведьмаком? Хм! — и удалился из комнаты.

«Ведьмаки — вредный народец. Чуть что — сразу в лягушку тебя или в муху превратят. Мало ли какой нрав у них? С ведьмаками надо поосторожней. Поуважительней. Тогда не тронут», — размышлял юноша.

Решив в дальнейшем следовать этому правилу, Биф вышел во двор. Август и вправду колол дрова.

— Ты уже проснулся? — взмах колуном. — Позавтракал?

Удар. Огромный узловатый комель развалился пополам.

— Нет. Пока не хочется, — ответил Биф. — Может, помочь?

— Спасибо, — сказал альбинос, поставив колун, — я сам справлюсь. А тебе дам другое задание. Но прежде… — откинув с лица прядь волос, Август присел на комель, — …что вчера хотел спросить?

— Я, — Биф опустил взгляд. — Да…

— Правда ли, что я — Белый ландыш?

Юноша сразу закивал.

— Да, это так. Что-то ещё?

Немного помолчав, Биф произнёс:

— Не знаю. Нужно подумать.

— Вот и подумаешь. Только не здесь.

— А где?! — испуганно спросил юноша, мгновенно представив, какое наказание может придумать Белый ландыш за разоблачение.

— На рынке, — Август встал с комля. — Сейчас я познакомлю тебя ещё с одним членом нашей семьи. Вместе с ним ты и отправишься на рынок. Пойдём.

Размеренным шагом они подошли к амбару. Оттуда доносилось чьё-то сопение.

— Ваня, выйди, пожалуйста! — крикнул Август, подмигнув Бифу. — Познакомить тебя кое с кем нужно!

— Иду! — послышалось в ответ, и из амбара вышел Ваня.

Среднего телосложения мужчина с пышными чёрными усами. В старых потрёпанных с вертикальными бело-красными полосками шароварах, заправленных в припорошённые чем-то сапоги. Ситцевая рубаха с закатанными рукавами навыпуск. Странная, похожая на блин, шляпа, завершала облик мужчины.

— Ваня, знакомься. Это — Биф. Я тебе о нём говорил. Вы вместе пойдёте на рынок. Поэтому будь добр, покажись, как ты есть.

— Думаешь, надо, — Ваня почесал затылок. Отчего «блин» съехал набекрень.

— Думаю — да.

— О чём это вы? — спросил ничего не понимающий Биф.

— Сейчас увидишь, — пообещал Август.

Ненавязчиво подул ветерок. Слегка встрепенулась пыль под ногами. Где-то поблизости прожужжала муха.

— А что я должен уви… — собственный вопрос у Бифа застрял в горле.

Напротив, вместо усатого Вани, стоял бледный навий. С тёмно-синими губами и взъерошенными волосами. Юноша отшатнулся в сторону.

— Который раз смотрю, а всё не могу поймать момент, когда он меняет облик, — Август покачал головой. — Как умудряется? Не понимаю.

— Это… это… это навий! Мертвец! — вскричал Биф.

— Опять двадцать пять! — хлопнул по ноге себя Ваня. — Ей-Богу! Как что, сразу — труп. Надоело уже… Я же говорил: «Не надо», — последняя фраза, по-видимому, относилась к Августу.

— Ладно. Хватит на сегодня мальчика шокировать. Давай обратно.

— С превеликим удовольствием, — за этим последовал наигранный поклон.

— Вот опять, — произнёс альбинос, увидев вместо навья усатого Ваню. — Может ты поймаешь его? А, Биф?… Биф!… Биф!

— Да, — дрожащим голосом отозвался юноша.

— Помоги Ване в амбаре. Потом, когда всё сделаете, вместе сходите на рынок. Надеюсь, справитесь.

— Я тоже… надеюсь, — пересохшее горло однозначно требовало воды.

— Да, ещё, — Август обернулся. — Ваня, не смей есть Бифа. Вечером я тебя накормлю. Ясно?

— Так точно! Не есть Бифа! — Ваня с бравадой топнул ногой.

Белый ландыш одобрительно кивнул, и… оба расхохотались.

— Не боись! — когда Август ушёл, усач дружелюбно похлопал юношу по плечу. — Не ем я людей. По мне уж лучше курочки жареной или картошечки. Сам понимаешь.

— Понимаю, — Биф нервно сглотнул. — А теперь пойдём… поработаем. А?

— С энтузиазмом? Уважаю, — Ваня повернулся в сторону амбара. — Пошли! Покажу, что делать надо.

Биф медленно выдохнул, собираясь с силами. Мысленно поплевав через левое плечо и на полусогнутых ногах направился вслед за навьём — Ваней. День обещал быть длинным. Если, конечно, усач не солгал о предпочтениях в пище.

Сорок лет назад изменившую беременную жену продал в публичный дом собственный муж. Услышав такое, многие нордорцы прокляли бы этого недочеловека. Вендийцы же наоборот — назвали бы его почти святым, или же убогим.

Этот гордый народ, обитающий далеко за Кряжным лесом, имел совершенно иные нравы. Проживая маленькими общинами где-то в Вендетских горах, они редко контактировали с окружающим миром. Да и с другими вендийцами общались исключительно из-за запрета на кровные браки. В противном случае о горцах (как их прозвали жители Нордора) никто бы не знал…

Но, тем не менее, женщине от этого легче не стало. Её ребёнок должен был родиться от безродной проститутки, не имеющей и медяка за душой. Назвать матерью ту, которая, по заветам пращуров, должна быть убита мужем. Стать прислугой в развратном доме, если, конечно, хозяин разрешит жить…

Ему разрешили. С тех пор прошло сорок лет…

Азор раздражённо воткнул нож в землю. Да, с тех пор прошло сорок лет. И именно с тех пор он ненавидит не только развратные дома, но и огромные нагромождения камней, называемые в Нордоре жилищами. Даже маленькая деревянная избушка, в которой поныне живёт Ратрон, вызывала у него волну отвращения. А что говорить про жилище Гивуса — обширные каменные хоромы?

Азор по-отечески посмотрел на своё убежище — войлочную юрту, любовно поставленную во дворе рядом с каменным жилищем. Конечно, стоило отказаться и от высоких стен, окружающих дом, но элементарная безопасность говорила об ином.

— Извините за дерзость… — вот что происходит, когда забываешь вовремя спуститься с небес! — … но у нас плохая весть.

Азор окинул взглядом появившихся людей.

Огромный мускулистый Базур с чёрной кожей стоял, смиренно опустив голову. Хан — низкорослый бородач, застыл в низком поклоне. Барбарис — гордый обладатель голубых татуировок, припал на правое колено. А Гризелл — иссохший старец, внимательно смотрел на короля, скрестив пальцы. Ба! Да тут все члены Собрания!… А это ещё кто?!

Азор различил за спинами своих людей троих мужчин, растянувшихся на земле:

— Кто это?!

— Один из них — корчмарь «Гнилого окорока»; а двое других — люди Хитрого, — ответил Гризелл.

— Ну, и что они здесь делают?! А?! — Азор начинал вскипать.

«Вот радости-то, в дом вваливаются члены Собрания, с какими-то безродными», — подумал он.

— Если позволишь, то мы присядем и всё расскажем тебе, — старец, не торопясь, опустился на траву рядом с Азором.

Члены Собрания незамедлительно последовали его примеру.

— Ну? Я жду.

— Вчера ночью бригада Акведука убила Хитрого и ещё шесть человек. Эти двое, — Гризелл головой качнул в сторону лежащих людей, — оставшиеся в живых хитрецы.

— Чего?! Акведук посмел нарушить соглашение? — Азор посмотрел на старца. — Соболезную.

Все сочувственно опустили голову. Хитрый был единственным внуком Гризелла. Единственным упоминанием о давно умершей дочери. Единственным сокровищем…

— Пусть подойдут, — Азор вытащил нож из земли, вытер лезвие о штанину и заткнул за ремень. — Обсудить кое-что нужно.

Хищно блеснув глазами, чернокожий Базур, опёршись на правую руку, приподнялся над членами Собрания. Не торопясь, развернулся и ленивой походкой направился к лежащим на земле безродным. Он не стал себя утруждать, объясняя безродным, куда нужно проследовать, а просто схватил их за шиворот (одного — правой рукой; оставшихся двоих — левой), да бросил в самый центр импровизированного круга. В отличие от перепуганного корчмаря, по-лягушачьи распластавшегося на земле, хитрецы вовремя подставили ноги.

— Присядьте.

Гости, не мешкая, приняли необходимую позу.

— Я бы хотел узнать, как это произошло, — Азор указательным и среднем пальцами ткнул в одного из хитрецов. — Вот ты. Рассказывай.

Слегка смутившись, вор произнёс:

— Почтенный Азор, вчера вечером мы сидели в «Гнилом окороке». Всё было хорошо, пока к нам не ворвались западники…

— Что вы делали в «Окороке»? И кто к вам ворвался? Имена, прозвища.

— Брасс задолжал Хитрому, почтенный Азор.

— Кабальная ночь, — зло сплюнул негласный король. — Это правда, корчмарь?

— Да, почтенный Азор. Правда, — Брасс склонил голову.

— Ну, и кто к вам ворвался?

— Виви, а с ним ещё четыре человека, — на лбу вора проступили крупинки пота.

— Кто он такой? — Азор окинул взглядом присутствующих.

— Правая ручка бригадира — Акведука. Вора из западников, — ответил Хан. — Так, пешка.

— Пешка, говоришь! — король снова вскипал. — Почему же тогда он убил Хитрого?!… Ладно, — Азор попытался успокоиться. — Кто остальные?

— Грен и Болл, — но, увидев немой вопрос Азора, Хан продолжил: — они из Акведуковской шайки.

— А другая пара?

— Мы не знаем. Они ушли, — развёл руками бородач.

— Так. Как те западники выглядели?

— Один из них был вроде Густавом, — дрожащим голосом ответил второй хитрец.

— Вроде?!

— В кабаке было темно. Я плохо разглядел. А второй… Я ни разу не видел его среди акведуковцев, почтенный Азор.

— А ты? — король перевёл взгляд на первого.

— Я тоже его раньше не видел. Но у него, кажется, татуировка была. Да! Чёрная слеза на правом веке.

— «Скорблю по усопшим родителям», — задумчиво произнёс Азор. — Ещё что-нибудь?

— Нет. Больше я ничего не разглядел.

— Ясно. А что ты скажешь, корчмарь?

— Извините. Но я ничего не знаю, почтенный Азор.

— Почему же?

— Я всю драку просидел на кухне. А когда вышел — никого, кроме Стражников Короны не было.

Азор окинул взглядом троих мужчин. Навряд ли они лгут. Незачем это им. Слишком уж они зависят от него.

— Покиньте нас, — король прикрыл глаза. — Встаньте у стены и ждите. Живо!

Гости покинули круг, словно их и не было.

— Что скажете? — Азор обратился ко всем членам Собрания. — Я слушаю.

— Нарушено соглашение, следует наказать безродных западников, — инфантильно произнёс Барбарис.

— А если Акведук ни при чём? — Хан чуть не соскочил с места. — Я считаю, нужно во всём сначала разобраться, а потом уже резать глотки! Вдруг его подставили? Мы и так с Ратроном не в хороших отношениях!

— Хм! — громко хмыкнул Базур, прерывая бородача.

— А ты почему молчишь, Гризелл? — удивился Азор.

— Я думаю, моё мнение и так ясно, — старец положил руки на колени.

— Значит, смерть.

— Нельзя же так! — вскричал Хан. — Этим мы можем объявить войну Ратрону. Ведь его человек!

— Тихо! Большинство решило, — сурово произнёс Азор. — А теперь сиди и наматывай на ус! — он сменил тон на более мягкий. — Мы поступим следующим образом. Ты, Хан, вместе с хитрецами отыщешь этого Густава. Гризелл, — тот склонил голову, — устрой прощальный вечер своему внуку. Корчмарь тебе поможет. Барбарис, надеюсь, сможешь найти пятого. Со слезой на веке.

— Сделаю, — благородный погладил шпагу, висящую у бедра. — Можешь не сомневаться.

— Замечательно. А ты, Базур, — Азор улыбнулся, — убьёшь Акведука. Ясно?

— Да! — пробасил гигант. — Убью!

— И вот ещё, — король протянул два медяка. — Возьми.

— Зачем это ему? — не понял Хан.

— Цена за убитого пса.

И два медяка упали на огромную ладонь Базура.

Биф ведром зачерпнул зернисто-травяной сор, названный Ваней отходами, и направился к противоположной стороне амбара. Подойдя к перегородке, он, перевесившись, высыпал сор за прибитые доски. Затем снова пошёл за отходами. Усложнялась работа тем, что Бифу приходилось поглядывать на Ваню, а то кто его знает. Укусит со спины, не сдержавшись, или ударит чем-нибудь, дабы после пообедать. Навий он и есть навий. Ничего хорошего от него не жди.

— Всё, перекур, — скомандовал Ваня и сел на перевёрнутое ведро.

Биф, немного потоптавшись, сделал то же самое.

— А знаешь, — махнув правой рукой, произнёс усач, — здорово ты Снежка-то утихомирил! Ходит, словно в воду опущенный. Первый раз его таким вижу. Молодец!

— Да он сам провалился, — засмущался Биф.

— Знаю, знаю. Сегодня всё утро крышу чинил. Огромная дырень была.

— Так он сам не маленький.

— Да, м-м-м, — причмокнул Ваня. — Не маленький.

Наступило неудобное молчание…

— Ваня, а как называется твоя шляпа? — задал спасительный вопрос Биф.

— Мне её Август подарил. Кепка, говорит, называется. Удобная, я тебе скажу, вещь.

— Кеп-ка, — словно пробуя на вкус, повторил юноша. — Слушай, Ваня. Я могу тебе задать личный вопрос?

— Почему же нет? Задавай. Я люблю вопросы… — усач, прищурив глаз, согнул-разогнул указательный палец, — … с подковыркой.

— А ты, правда, того… ну… навий?

Ваня добродушно улыбнулся:

— Ты всё с этим, — положил руки на колени. — Ладно. Скажу, чтоб не волновался. А то спать не будешь, — он потёр руки. — Нет. Я не навий. Я — лавр. Народ такой. Нас ещё мертвяками называют или, по-другому, болотными людьми.

— Почему?

— В смысле? Почему мертвяками?

— Нет. Болотными людьми.

— А-а-а-а! — Ваня чуть не упал с ведра. — Дык, мы на болоте живём. В Белийских топях. Это недалеко от Нордора. С западной стороны, если смотреть.

— Ясно. А я-то думал…

— Так все думают. Ты — не первый. А нас знаешь, сколько в Нордоре?!

— Нет.

— Сотни. Тысячи. Много, короче. И некоторые даже очень уважаемые люди. Очень.

— Понятно, — решив воспользоваться моментом, пока Ваня разговорчив, Биф задал давно терзающий вопрос. Он появился у юноши с начала работы. — Зачем мы это делаем?

— Что? — не понял усач.

— Ну, перетаскиваем отходы от одной стены амбара к другой.

— Ты там большую воронку видел?

Биф отрицательно качнул головой.

— Э-э-эх! Пойдём, покажу, — Ваня встал с ведра. — Так понятней будет.

Усач лихо перелез через перегородку и стал усердно разгребать отходы. Потом довольно хмыкнув, приподнял лежащую в зернисто-травяном соре доску. Отошёл в сторону:

— Теперь, видишь?

— Да, — произнёс Биф.

Большая, в несколько обхватов, воронка, сбитая из досок, странно поблёскивала серым листом металла, покрывающим её внутреннюю сторону.

— Вот, по этой штуковине, — Ваня похлопал по краю воронки, — отходы поступают к свиньям, коровам, курам. Короче, ко всей живности, которую мы держим.

— Но зачем? — удивился Биф.

— Как зачем?

— Так. У вас же есть волшебный стол, — но, увидев недоверчивый взгляд усача, поправился. — Или нет?

— Как тебе сказать, — Ваня перелез через перегородку, прикрыв предварительно воронку. — Он, конечно, волшебный, но… в меру, что ли? Или… — лавр задумался, пытаясь найти нужные слова. — Как же сказать-то? М-м-м. Готовит он сам, но мясо, картошку, рыбу, как бы даём ему мы. Понял?

— Да, — и, немного подумав, добавил: — вроде.

— А-а-а! — махнул рукой Ваня. — Легче показать.

Он подошёл к стене, расположенной напротив входа в амбар, нагнулся, и, пробормотав что-то о матери криворукого строителя, открыл маленькую дверцу. Такую крошечную, что Биф едва мог протиснуться в образовавшийся лаз.

— Добро пожаловать! — распрямившись, произнёс усач. — Лезь давай. Я следом за тобой.

— Может, обойдёмся без этого? — Бифа не прельщала затея застрять в узком проходе.

— Не получится, — Ваня подтолкнул юношу. — Тем более чуть подальше он расширяется. Ты даже соскучиться не успеешь. А теперь — давай! Лезь.

Осознав, что отказаться не получится, Биф на коленях пополз по узкому лазу. Ругая при этом себя за глупый вопрос.

Как ни странно, Ваня не обманул, и вскоре они вместе шли по широкому проходу. Старые доски, устилавшие пол, мерно поскрипывали под ногами. Голубоватый свет, изливающийся откуда-то сверху, приятно успокаивал взгляд. А запах сырости медленно, но неумолимо сменялся на непереносимую вонь, режущую глаза.

— Чувствуешь, — усач носом втянул воздух. — Так пахнет только мясо. Непередаваемо. Правда?

— Да. Непередаваемо, — Биф прикрыл нос ладонью. — Слишком уж непередаваемо.

— Ничего. Скоро принюхаешься, — пообещал лавр.

— Угу… А откуда здесь свет?… Он такой приятный.

— Это люминесцентные лампы.

— Люм… сцент… Чего?!

— Приспособление такое. Напоминает стеклянные трубки. Их Август принёс. Говорит, у купца одного приобрёл.

— И отчего же они работают?

— А чёрт его знает! — Ваня почесал затылок. — Я как бы не задумывался над этим. Да и зачем? Работают же.

— Как зачем? А если сломаются?

— Это к Августу, — усач повёл головой в сторону, — он у нас мастер на всё руки. Во всём разбирается.

— Поня-я-ятно, — растянул слово Биф. — Долго нам ещё идти?

— Нет. Ты только зенки протри. Да, вперёд посмотри. Белмес?

— Что?

— Тьфу на тебя! — вскричал Ваня. — Перестань на меня пялиться, говорю. Вперёд взгляни!

Внезапно осознав, что и вправду смотрит зачем-то на лавра, Биф смущённо перевёл взгляд.

Пережаренной глазуньей полуденное солнце висело над полем. Где-то вдалеке, на горизонте, тянулись тёмно-зелёной полосой пышные леса. От них кровеносными сосудами по полю расстилались прямоугольные загоны, стоящие впритирку друг к дружке. В одном беззаботно рыли почву свиньи, в другом — лениво жевали траву коровы, в третьем — расположились возле чана, наполненного водой, утки, в следующем произрастала пшеница. И так можно перечислять долгое время.

Но Биф не стал себя утруждать столь нудным занятием — его взору предстало кое-что интересное. А именно, небольших размеров куб голубовато-небесного цвета, стоящий в одном из загонов. В соседнем — чуть поменьше. В следующем — вообще огромный. В четвёртом — …

— Для чего это? — вырвалось из уст удивлённого Бифа.

— А кубы, брат, — Ваня поднял вверх указательный палец, — Подают «волшебному столу», как я тебе говорил: мясо, рыбу, картошку. Короче, всё, что ты видишь сейчас перед собой.

— Но, как?

— Магия… по крайне мере, я так думаю! А вообще, Августа спроси. Это он их тут поставил.

— Один?

— Почему же? — лавр поскрёб пальцем лоб. — Вместе с Тароном. Как мне помнится. Да и неважно это. Главное вот что, — он сменил шутливый тон на заговорщицкий. — Запомни: голубой цвет — всё хорошо. Зелёный — куб наполовину полон. А жёлтый — значит всё, пустой донельзя. Запомнил?

— Та-рон. Я вроде слышал о нём. Немного. Кто он такой?

Ваня сморщил нос:

— Был тут один. Правитель, так сказать. Был, да сплыл. Семнадцать лет назад. Исчез. И туда ему дорога.

— А-а-а. Вспомнил! Но тогда — почему? — спросил Биф.

— Что «почему»?

— Почему ты о нём так отзываешься? Тарон же, как мне рассказывали, был великим колдуном, ведьмаком; справедливым негласным королём Нордора, да и человек хороший. — увидев суровый взгляд лавра, юноша осёкся. — По крайне мере, мне так говорили, как я помню.

— Мало ли, что тебе говорили! — вспылил Ваня. — Урод он был! И больше никто! Ясно тебе?! У-род! Всё, пошли. Отходы ждут.

Махмут — тридцатилетний мужчина с длинными усами и вздорным характером, с наслаждением отхлебнул крепкого пива. Ночная смена закончилась, и поэтому Стражники Короны забежали в «Восьминогую собаку», чтобы пропустить по кружечке. Перед сном полезно, да за удачную сделку выпить не грех. Как бы оно ни было, но раскрасневшиеся Стражники сидели в кабаке уже значительное время.

— Так как ты продал его? — спросил в сотый раз не унимающийся юнец.

— Ладно, ладно, Янг, — Махмут вытер рукавом пену с усов. — Расскажу. Так что: слушайте и учитесь! Пока я жив.

Сидевшие Стражники дружно заржали, принявшись стучать кружками по столу. В знак одобрения.

— Было так, — Махмут сложил руки на грудь. — Пока вы бегали по всему Нордору в поисках шустрого убийцы, я, как всё знают, остался стеречь трупы. Ходил по кабаку взад-вперёд, думал.

— О чём?! — надеясь услышать развратные фантазии старшего по званию, спросил Янг.

— Тебе скажи, — Стражник крякнул.

Покраснев, Янг по привычке втянул голову.

— Не отрывайся по пустякам, Махмут. Интересно же, — произнёс умоляющим тоном Трассо.

— Так вот. Ходил я по кабаку, никому не мешал. Работал, одним словом. Как вдруг, — Стражник сделал лицедейскую паузу, — в кабак вошёл неизвестный мужчина.

— Ну, и что ж ты его не прогнал?

— Да я хотел, — стал оправдываться Махмут. — Но он на колени пал. Стал умолять, чтобы я отдал ему тело племянника.

— Зачем это? — удивился Трассо. — Ведь ровно через три дня труп всё равно бы отдали родственникам. Как ни крути.

— Ага. А эти три дня оно бы спокойно разлагалось в труповозке, — ответил Янг.

— Тоже самое и сказал мне незнакомец, — поддержал юнца Махмут. — Да и какая разница. Три дня раньше, три дня позже. Главное — у кого золото!

— Всё равно не понимаю, — произнёс Трассо. — Но ладно, рассказывай, что дальше.

— Апасле этот хмырь предложил мне пять золотых, — Махмут поднёс кружку, надеясь выпить. Но, увидев пустое дно, слегка расстроился. — Эй, принесите мне пиво! Пиво! — Стражник вскочил на ноги. — Быстрее! Я ждать не намерен!

Стоило лишь Махмуту опуститься на стул, как возле него появилось желаемое. Полнотелая женщина в вызывающем платье умело поставила возле Стражника кружку, слегка коснувшись бедром.

— Эх! — Махмут, отдав несколько медяков, хлопнул служанку по попке. — Я сегодня к тебе зайду. Обязательно.

Хихикнув, женщина скрылась на кухне.

— Ну, — не сдержавшись, произнёс Трассо. — Что дальше-то?

— Да, поторговались мы с ним чуть-чуть. Самую малость. Сошлись в цене. И забрал он труп. Вот, — Махмут сделал глоток. — Вот так всё и было.

— А цена-то какая? — загорелся Янг.

— Всё тебе хочет… — Махмут, попытавшийся погрозить кулаком, неуклюже пал на стол.

Стражники, решившие, что это очередная шутка их сотоварища, дружно загоготали, откинувшись на спинки стульев.

— Вот, лицедей-то!

— Хох-мач!

— Ну, даёт! — слышались их одобрения.

— Мужики, — Янг прикоснулся к шее Махмута, — он не дышит! Совсем!

— Как?! — Трассо вскочил со стула. — Как «не дышит»?

Стражник приподнял голову Махмута. Пальцами разлепил веки.

— Зрачки закатились, — Трассо положил два пальца на шею. — Отравили! Гады! — окинув сотоварищей, он через зубы скомандовал: — За мной! — и мгновенно рванул на кухню.

Нерастерявшиеся Стражники единым порывом побежали за Трассо. К сожалению, было поздно. Служанка, подавшая Махмуту пиво, лежала на полу с перерезанным горлом.

Центральный рынок Нордора имел необычайную историю возникновения. Она начиналась задолго до появления самого города. И со временем стала восприниматься нордорцами как обычный миф. Но тем не менее, эта история имела место быть.

Когда-то, совсем давно, от самих Вендетских гор и до истоков, породивших Белийские топи, согревали округу горячие пески пустыни. По ним, не жалея сил, проходили многие караваны, тем самым сокращая путь до столицы могучей страны — Кряжницы.

Правивший по ту пору князь — Святослав, обеспокоившись чистотой пустыни, был вынужден издать указ, в котором запрещалось справлять нужду в горячих песках. Конечно, навряд ли кто-нибудь стал исполнять прихоти властедержавца, если бы не карающие отряды. Словно мухи, они находили одного отступника за другим и предавали казни. Купеческие караваны стали всё реже проходить через пустыню.

Скорей всего, торговцы бы вовсе забыли кратчайший путь до Кряжницы, но благодаря одному человеку этого не произошло. Получив, неизвестным никому способом, разрешение от князя, спаситель расположил в ходе дня друг от друга выгребные ямы. А рядом с ними стал приторговывать различными безделушками и необходимой для столь пикантного дела бумагой.

Вскоре возле одной из ям, находящейся в дне пути от Кряжницы, начал появляться маленький рынок. Со временем он стал разрастаться, и многие купцы, не доходя до столицы, с выгодой продавали весь товар именно там. Смекнув, что с рынка можно получать весьма недурные доходы в казну, князь Святослав объявил его крепостью великой Кряжницы.

Никто не спорил. Вернее, не имел права.

Со временем крепость стала городом, с собственным наместником и стражей. Спустя ещё какое-то столетие Нордор объявил себя самостоятельной державой, отделившись от Кряжницы.

Сменивший Святослава Ярополк не стал возражать, по слухам, будучи уверенным, что отступник-град очень скоро вновь вернётся в великую державу. И тогда Нордор можно будет по праву удушить справедливыми налогами.

На самом же деле истинной причиной беспрепятственного обособления одного из городов Кряжницы послужила банальная война, а не уверенность князя в возвращении. Ярополк был просто не в силах стянуть боевые отряды для усмирения нордорцев, и поэтому согласился на их отделение. Оставалось только ждать.

Но время проходило, а Нордор, окружённый со всех сторон горячим песком, не думал возвращаться под крыло кряжницкого князя. Внук Ярополка, Мстислав, пытался исправить ошибку деда, но смута в великой державе и многочисленные войны с другими государствами не позволили ему вернуть всё на былые места. Вскоре Кряжница исчезла со всех карт мира, а вместо её столицы появился густой лес, прозванный Кряжным.

Счастливое стечение обстоятельств, вызванное непониманием среди держав-победителей, позволило стать Нордору единственным владельцем земель сгинувшего государства. Хотя и ненадолго.

Спустя десяток лет ослабшая, но всё же взявшая верх над остальными союзниками, держава потребовала от Нордора передачи всех земель Кряжницкого государства. Нигмунд IV — монарх страны-города отказал. Разгорелась война.

Наступили пять лет самых кровопролитных лет в истории Нордора, решивших дальнейшую судьбу города. И вот в 191 день 800 года состоялась грандиозная битва, поставившая жирную точку в существовании Норландского государства. Оно было стёрто на веки вечные.

А Нордор стал неоспоримым владельцем земель Кряжницкого и Норландского государств, которые очень скоро пришли в запустение. Так началось существование единственного в мире города-державы.

На этой фразе сказители доставали из-под стола лиру, либо другой музыкальный инструмент, и начинали петь.

Бифа, не раз слышавшего миф о появлении центрального рынка, интересовало на данный момент лишь одно. Что именно попросил купить Август? Ведь продуктовые лавки остались далеко позади, вместе с другими продающими различную утварь для дома. А впереди уже маячили ворота Красного угла — той самой части рынка, куда простые нордорцы не ходили. И причиной тому была непомерная плата в десяток золотых монет за вход, кои следовало отдать Стражникам.

— Мы идём в Красный угол? — спросил семенящий за лавром Биф.

— Да. Не отставай, — ответил Ваня, ускорив шаг.

Ворота Красного угла не были никакими воротами, и даже не дверцами, а обычным лежащим поперёк прохода бревном. Возле которого дремали, откинувшись на спинки стульев, Стражники. Но стоило лишь подойти, как они сразу же соскакивали с места, моментально принимая бодрый вид, словно и не спали вовсе!

— Добрый день, уважаемый, — внезапно появившийся Стражник преградил путь. — Вы желаете войти?

— Да, — Ваня отсчитал два десятка золотых монет. — Он, — лавр головой указал на Бифа, — со мной.

— Сейчас, — улыбающийся Стражник пересчитал монеты, хмыкнул и вручил Ване два клочка бумаги. — Всё хорошо, уважаемые. Проходите.

— Спасибо, — лавр спрятал купленные билеты под кепку, заспанно зевнул. — Ну, пошли, Биф. Познакомлю тебя с ци-ви-лиза… тьфу! Как же там говорил Август? — прикусив язык, задумался. — Короче, покажу, как жить надо!

С этими словами лавр перешагнул лежащее на пути бревно. Биф незамедлительно последовал за ним. Конечно, юноше доводилось видеть Красный угол ранее, сквозь узкие щели в заборе. Да и что скрывать, был он в нём. Вместе с другими уличными мальчишками. Они тогда пытались обчистить одного скрягу, но, увы, ничего не вышло. Бдительные Стражники быстро отбили у них охоту появляться здесь.

Но сейчас же, когда билет куплен, Красный угол представился Бифу совершенно в ином обличии. Широкие проходы, устланные каменой плиткой, не были запружены людьми, как это обычно происходило на рынке. Торговцы совершенно спокойно занимались своими делами, не обращая внимания ни на прилавок, ни на прохожих. Одни пили горячий взвар из пиал, другие курили диковинку из далёких краёв — чем-то похожий на самовар кальян. А иные безбожно храпели, спрятавшись под прилавком.

Мимо прошёл купец, татуировки которого говорили о низком происхождении, однако, его плащ — расшитый золотыми фразами из страниц Имущественного Уложения — кричал о высоком положении в управленческой иерархии над корпорациями.

— Вот это — рынок! — восхищённо произнёс Ваня. — Ни толкучки, ни криков озверевших купцов. Лепота! А ты что думаешь?

Биф хотел было ответить, но…

Зелёноволосая девушка с голубыми глазами внимательно что-то рассматривала возле одного из прилавков. Стоящий рядом с ней мужчина бережно держал на руках ярко-алый плащ, явно принадлежавший ей.

— Кто это? — завороженно спросил Биф, не отводя взгляда от незнакомки.

Без плаща девушка выглядела ещё привлекательней. Голубая безрукавная рубаха, доходящая незнакомке до пояса, плотно обтягивала тело, подчёркивая фигуру. Тёмно-зелёные, вышитые жёлтыми нитями, штаны были старательно заправлены в бескаблучные сапоги с узким носом.

— Это Роксана, дочь Ратрона.

— Роксана, — повторил Биф.

— Да, — согласился лавр. — Народ поговаривает, что она того, — он пальцем повертел у виска. — Сумасшедшая, в общем.

— Не смей так говорить!

Ваня вопросительно посмотрел на юношу.

— Извини, — Биф виновато опустил голову. — А почему… почему так говорят?

— Во всём виноват Тарон. Он, знаешь ли, когда родилась Роксана, стал очень часто навещать Ратрона. Ну, и с ребёнком, естественно, нянчился, — лавр бросил последний взгляд на девушку. — Пошли, по дороге расскажу. Нам ещё много дел предстоит выполнить.

— Хорошо, — с неохотой согласился Биф, — пошли.

— Так вот, — продолжил усач, стоило им немного отойти, — за время, которое он нянчился с Роксаной, ребёнок научился разговаривать вполне, как рассказывают люди, смышлёно, а потом Тарон исчез. И с тех пор Роксана не говорит даже с родным отцом, — закончил Ваня. — Я думаю, этот старый урод украл у неё душу. Не зря же колдуном был.

— Почему ты так ненавидишь Тарона?

— А за что его любить? — наступила пауза. — Ладно, хватит об этом. Тем более мы уже пришли.

Старенький покосившийся прилавок, возле которого остановился лавр, находился вблизи забора, отделявшего Красный угол от остального рынка. Худощавый купец с широким шрамом во всю щёку, удобно расположившись на маленьком стульчике, задумчиво ковырял в носу.

Ваня, ничуть не смутившись, кашлянул:

— Я, надеюсь, не помешал?

Купец, оторвавшись от увлекательного занятия, посмотрел на лавра. Изучил и расплылся в улыбке:

— Ваня! Это ты?

— Нет, блин. Не я, — пробурчал усач. — Не видишь, что ли? Сам Нигмунд VI пришёл к тебе в лачугу, поэтому падай ниц и целуй пятки.

— Ты всё остришь? Не надоело ещё? Сколько лет прошло, а ты всё как ребёнок, — купец махнул рукой. — Да ладно. Зачем пришёл-то?

— Меня Август послал. Сказал, что всё готово.

— Ясно, — мужчина залез под прилавок и достал мешок, наполненный чем-то под завязку. — Вот, держи.

— А что там? — спросил любознательный Биф.

— Это ещё кто с тобой? Что-то раньше я его не видел.

— Неважно, — ответил усач. — Меньше знаешь — крепче спишь.

— И то правда, — согласился купец. — Ладушки. Берите товар да уходите. Мне работать нужно.

— Согласен, — лавр передал мешок Бифу. — Ещё свидимся. До встречи!

— Ага, — согласился мужчина, присаживаясь на стульчик, — Ты, если что — заходи ко мне вечерком. Вина попьём. Былое вспомним.

— Ладно. Приду, — пообещал Ваня, направившись прочь от прилавка.

Взвалив мешок на себя, Биф поспешил вслед за лавром.

— А куда мы идём? — спросил Биф гордо вышагивающего Ваню.

Они уже давно покинули рынок, и, судя по направлению, в котором шёл лавр, пока, по-видимому, не собирались домой.

— К Южным воротам, — не скрывая, ответил усач.

— Зачем?

— Ну, ты непонятливый, — возмутился лавр. — Зачем нужны ворота? Чтоб можно было покинуть город, или наоборот — войти в него. Зачем же ещё?

— Но как нас пропустят? Уже поздно ведь. Караваны приходят только по утрам, поэтому войти и зайти в Нордор можно только с ними. А так — ворота ни за что не откроют. Тем более ради двух человек.

— Откроют, — успокоил Ваня, — Уж поверь мне.

— Хорошо, — согласился Биф. — Ну, допустим, выйдем мы из Нордора, и дальше что?

— Да, так. Нужно кое-какие травки сорвать, — уклончиво ответил лавр. — А ты что волнуешься? Боишься чего?

— Нет. Просто так спросил.

— Вот оно что. А то смотри — можешь в Нордоре остаться. Я быстро.

— Нет. Лучше с тобой пойду. Подсоблю, коль надо.

— Как хочешь, — произнёс усач, поправив съехавшую кепку. — Кстати, ты сегодня с Уродцем не говорил?

— Только утром. Да и то, это разговором не назовёшь. А что?

— Обиженный ходит, — пояснил лавр. — Говорил, у тебя спросить, коль интересно.

— И? — не понял Биф.

— Вот я тебя и спрашиваю.

— А-а-а. Так, не знаю. Он меня разбудил, мягко говоря. Я немного вспылил, сказал, что не потерплю, когда на меня орут. Даже ведьмаки! Без разницы.

— Ясно, — улыбнулся Ваня. — Ты его ведьмаком назвал.

— А что, он разве не ведьмак? — удивился Биф.

— Не-е-ет. Уродец — не ведьмак. Он — кот! Просто раньше у него был хозяин… Ну, до Августа. Вот… так тот хозяин был ведьмаком. И однажды, видимо, перепив малость, решил позабавиться. Взял да и наделил Уродца человеческой речью.

— Что в этом плохого-то? — наморщил лоб Биф. — По-моему, наоборот — доброе дело совершил.

— В том, что говорить научил, ничего плохого, конечно, нет, — согласился лавр. — Но, понимаешь, вместе с этим пьяный ведьмак немного изменил и желания кота.

— Как так?

— Ну, — усач закусил губу, — с тех пор, как Уродец научился говорить, ему, так скажем, перестали нравиться кошки.

Юноша округлил глаза:

— И кто же ему сейчас нравится?

— Женщины, — подтвердил догадку Ваня. — Думаю, сам понимаешь. Какая женщина захочет с котом? Вот поэтому Уродец и ненавидит ведьмаков. Всех. Без разбору. А насчёт того, что он обиделся. Не волнуйся. Уродец у нас отходчивый. К вечеру перестанет дуться.

Биф хотел ещё что-то спросить, но усатый Ваня приложил палец к губам. Тс-с-с-с! Южные ворота уже близко…

Помнится, ещё Эльнер Земмурский писал в своих «Путеводных заметках» об опасностях, таящихся при посещении Нордора. И самой первой, как указал он, являлись ворота, а точнее, те, кто поджидал уставшего путника за ними.

«Будь осторожен странник, идущий вне каравана, — писал Эльнер, — ибо за воротами, в Нордоре, тебя поджидают дети греха — проститутка и юрист. Первая, воспользовавшись твоей усталостью, украдёт последние медяки, а второй — уличит прилюдно в воровстве и унижении благородной женщины, за что ты, путник, можешь сыскать смерть в тех краях».

К сожалению, Эльнер был прав. В чём Биф неоднократно убеждался. Правда, с тех времён, когда странник Земмурский посещал город, кое-что изменилось, в худшую сторону. Появился третий встречающий, прозванный среди нордорцев «мясником». Этот радушный человек почти за бесценок потчевал усталых путников. Два-три медяка за чашу жареного мяса. Разве голодный странник пожалеет их, чтобы насытить желудок? Конечно же, нет. А вот нордорец — да. И не потому, что жаден до медяков. Не поэтому. Просто каждый нордорец знает: жареное мясо, предлагаемое за бесценок, позавчера ночью разлагалось в труповозке. В лучшем случае вчера, что не намного лучше, как ни крути.

Хотя, впрочем, если уж на то пошло, нордорцам было абсолютно наплевать — выживет чужеземец или нет после радушного приёма встречающих. Их не касается — и ладно. А остальное — гори синим пламенем!

Причиной такого отношения к чужеземцам были многочисленные караваны, испокон веков оставляющие в городе грязь да болезни. Вороватые дети, сопровождающие торговые обозы, создавали проблемы горожанам и Стражникам Короны. Аферы, проворачиваемые нечистыми на руку караванщиками. Жуликоватые торговцы, увозившие из города большое количество золотых. Всё это привело к инфляции казны. С караванами стали меньше торговать, а со временем — и вовсе разрешили въезд только по утрам.

Подобное отношение к торговцам постепенно перешло ко всем, кто входил в город. Если богатому приезжему прощалась его «пришлость», то обычные странники несли двойную ношу унижений и хамства. Даже просто проходящий мимо города путник, решивший пополнить запасы провизии на рынке, подвергался оскорблениям со всех сторон, вплоть до отказа торговать с ним.

Эту ненависть общества использовали в своих целях многочисленные главы гильдий, которые на очередных выборах переключали внимание людей на вопрос эмиграции, отвлекая народ от действительно важных вопросов.

Вот поэтому Бифа, стоящего возле сторожевой башни, волновало сейчас совершенно иное. Каким образом Ваня решил покинуть Нордор?… Был, конечно, ещё один вопрос: «Что в мешке, болтающемся за спиной от самого рынка?». Но он откладывался, до разрешения первого.

Лавр осторожно постучал в обитую железом дверь стражи, металлический звон огласил тихий вечерний переулок. Прошло некоторое время, прежде чем за ней послышалось неспешное шорканье сапог, затем скрип отодвигаемого засова, и дверь распахнулась. В проёме показалось небритое лицо стражника, с заспанными покрасневшими глазами, расстёгнутым воротом ливреи.

— Что-то ты припозднился, лавр, — стражник окинул взглядом Бифа, убедившись в его безобидности, кивнул и пропустил их внутрь.

Сторожка представляла собой деревянный пристрой к крепостной стене, с низким, закопчённым потолком, освещённым тусклым светом лучины.

Биф и Ваня присели на грязную лежанку, на которой спали дозорные, а сам страж сел на низкий табурет, затянувшись кислым дымом из трубки.

— Хенон, плата обычная, но за двоих. Вернёмся к концу твоей смены, — сказал Ваня стражу и подал тому мешочек с золотом.

Дозорный разорвал тесьму, которой был перевязан кошель, заглянул внутрь, ухмыльнулся, положил в карман. Затем, помогая себе рукой, поднялся на ноги, прошёл к стене и стал вынимать из неё кирпич за кирпичом. Ваня присоединился к нему, спустя несколько мгновений появился лаз, глубокий, но узкий, из которого сквозило свежим ветром. Ваня кинул в него мешок, Биф вполз следом.

За Южными воротами располагался огромный величины карьер, вырытый, как поговаривают городские жители, по приказу самого Тарона. Зачем? Никто не знал. Да и не нужно это. Ведь гении часто совершают поступки, неясные простому человеку. А раз так — зачем голову ломать? Лучше уж пожинать плоды. Чем нордорцы без промедления и занялись.

Карьер, прозванный народом Бездонным, имел одно весьма полезное свойство. С Нордорских стен, как бы ни пытались дозорные, нельзя увидеть, что творится на самом дне. Поэтому несколько смекалистых людей живо организовали там известные на всю округу «Потешные бои». Разумеется, с недетской прибылью от ставок.

Как же оказалось, что они не облагались оброком ни одним негласным королём? Загадка не из лёгких. А для Бифа, вообще, нереальная.

Как бы то ни было, «Потешные бои» вызвали огромный интерес народа. Многие купцы стали привозить специально для них искусных бойцов со всего света. А некоторые, особо храбрые, даже сами участвовали, что обычно заканчивались плачевно. Хотя храбрецов при этом не убавлялось.

Но, что интересно, лишь единицы знали о времени проведения «Потешных боёв». Избранные. Элита. Те, кто может, не задумываясь, поставить на кон не один мешочек золота. Такие ни за что не станут трепаться с мелкими сошками, вроде Бифа, о «Потешных боях», если, конечно, эти сошки не бойцы.

Биф сорвал ярко-жёлтый цветок и протянул лавру:

— Я ещё один нашёл.

Ваня, бегло осмотрев его, одобрительно произнёс:

— Молодец. Но больше таких не нужно. Ищи фиолетовый, стелящийся по земле.

Юноша, ещё раз бросив взгляд на цветок, разочарованно выкинул его:

— Я тут подумал. Неужели другие дозорные не увидели нас?

— Почему? Видели.

— Но тогда как? — сердце Бифа стремительно застучало.

— За всё заплачено… Вон, смотри! Фиолетовый! Нужно ещё такой, — усач сорвал бутон и положил в карман полосатых шаровар.

— Как понять: «Заплачено»? — не понял юноша.

— Ну, каждый дозорный пропускает через себя за день до десяти человек. Это, я скажу тебе, огромная прибыль.

— И что? Они её делят между собой? Так получается?

— Зачем? Просто не выдают друг друга. Сегодня, допустим, мне повезло, завтра — тебе. Смысл, стучать? Если заработок постоянный, да ёще нехилый?

— Вот оно что! Я-асно, — Биф нагнулся, чтобы сорвать цветок. — Я ещё один нашёл. Держи.

— Давай, — усач снова положил цветок в карман. — Теперь ищи красный. Он часто в земле зарыт. Прячется, гад.

— Ага. Слушай! — юношу внезапно озарила великолепная мысль. — А зачем мы дозорному заплатили?

— Чего?!

— Ну, сказали бы, что друзья Белого ландыша. И всё. Прошли бы бесплатно.

— Ты, что — шутишь? Хочешь, чтоб нас засмеяли?

— Почему же? Я серьёзно.

— Вот и я… серьёзно. Кто тебе поверит, что ты за ручку здороваешься с Белым ландышем? Тем более ему, да и нам, такая известность ни к чему. Понял? Смотри, не сболтни никому. А то живо засмеют или повесят. Кому что по нраву. О! Смотри! Я его нашёл! — разрыв землю, показал юноше ярко-алый бутон, — Всё, можем идти обратно.

— Можем, — отозвался Биф и хотел было развернуться в сторону Нордора, как внезапно увидел двоих.

Мужчину и женщину. Они находились в нескольких сотнях шагов от юноши. Женщина, присев на корточки, зачем-то передвигала камни, словно что-то искала. Мужчина, сложив руки на груди, гордо смотрел на неё. Ждал.

Наконец женщина, пододвинув к себе плоский булыжник, встала во весь рост. Со смиренностью поднесла мужчине другой, чуть поменьше. С пренебрежением он взял его, слегка сморщив нос. Сплюнул наземь. Поклонившись, женщина встала на колени, невнятно бормоча. Стряхнув с булыжника пыль, она положила на него голову. Подняла ещё один и опустила на висок.

Внезапная догадка заставила рвануть Бифа к ним, но мозолистая ладонь лавра молниеносно схватила его за руку:

— Пошли отсюда!

— Но он же её убьёт! — вскричал Биф. Мужчина поднял камень над головой. — Отпусти!

— Они — горцы. Это нас не касается. Пошли.

— Но как?!

Мужчина со всего маху опустил камень. Послышался треск раскалываемого черепа.

— Пошли, — мрачно произнёс Биф.

Ваня осуждающе покачал головой:

— Как ты не понимаешь? Они — горцы. Мы не имеем права мешать их суду. Ясно?

— Суду?! — вскричал Биф. — Да он просто убил её! О чём ты говоришь?!

— Это их обычай, понимаешь? Эти мужчина и женщина — супруги.

— Ага. Значит муж, по традиции горцев, может вот так запросто убить жену. Я правильно понял?!

— Нет. Так убивают только изменивших жён.

— Но, а куда смотрят её родственники?! Братья, сёстры. Родители, наконец!

— Они, — лавр развернул Бифа и подтолкнул в спину, — отблагодарят мужа.

— За что?!

— За то, что спас их род от бесчестия. А теперь — пошли. Не стоит задерживаться. Это неприлично.

Вечер Бифа оказался на удивление насыщенным. Стоило ему вернуться домой, как Август, забрав мешок, принесённый с рынка, попросил его вместе с Ваней полить цветы в саду. На это ушло около двух сотен вёдер с водой и почти весь матерный запас усача.

Уродец, посягнувший было на честь миловидной девушки, в страхе взобрался на крышу одного из сараев, стоило лишь её отцу показать свой нрав и свежеиспачканные вилы. А слезть, как оказалось, лохматый ухажёр не смог. Пришлось Бифу вызволять горе-любовника.

Но не успел он спуститься, как Белый ландыш, поужинавший, утирая рот платком, пригласил его размяться. На что уставший юноша охотно согласился, и теперь стоял напротив альбиноса, разминая кулаки.

Август снял длинный плащ и бережно положил на кучу колотых полешек:

— Ты готов?

— Да! — ответил Биф, собираясь с силами.

Не зря же его так прозвали?! Бифкейк — мускулы. Да, не зря!

Он, тяжело вздохнув, сжал зубы:

«Надо выложиться. Показать всё, на что способен. Надо! — Пальцы на руках хрустнули, сжимаясь в кулаки. — Так. Позабыть про страх. Про боль. Собраться с силами…»

— Нападай! — голос Августа заставил Бифа рвануть с места, грозно размахивая кулаками.

Юноша, подбежав вплотную к альбиносу, хотел было ударить в подбородок, но внезапно для себя осознал, что правая рука завёрнута за спину. А Белый ландыш, словно в насмешку, поднимает её вверх, отчего стоять на ногах становится всё больнее.

— Ты хоть стойку бы принял, — произнёс скучающим голосом Август, отпустив руку.

— Стойку? Что это? — Биф потёр правое плечо.

— Да-а-а, — стоящий до этого времени в стороне лавр закусил нижнюю губу. — Ты как выжил-то в Нордоре?

Биф непонимающе сдвинул брови.

— Тяжело придётся, — альбинос подошёл к юноше сзади. — Руки подними. Да, так. Сожми кулаки. Ну. Видишь, теперь можно легко защитить от удара и тело, и голову. Ноги теперь. Пошире. Да, да. Не так. Куда? Зачем так широко?! Уже. Ага. Смотри. Наклон вперёд-назад. Видишь? И не надо теперь в ногах путаться. А если что, поднял её… Вот так. Да… и сразу ноги защитил от удара. Понял?

— Кажется, — неуверенно ответил Биф. — Только неудобно. Как драться-то?

— Ой! — всплеснул руками Ваня. — Можно подумать, раньше было лучше. Лицо вперёд, руки вниз — и-и-и пошёл по морде получать. Вот веселье-то! Класс!

— Не отвлекайся. Нападай! — альбинос отошёл в сторону.

— Ладно, — выпустив воздух через зубы, ответил Биф. — Иду!

Внезапно всё переменилось.

Ярко-алая кровь текла по зелёной сочной траве, заливая каждую яму, выбоину, окутывала множество обезображенных трупов.

Крики. Стоны. Предсмертные хрипы. Звон стали. Всё сливалось в монотонный гул.

Биф испуганно огляделся. Вокруг бились люди!

Присев, он закрыл голову руками, осознавая, что правая ладонь сжимает окровавленный меч.

Кто-то начинает его тормошить за плечо. Биф в испуге поворачивает голову.

Это худощавый мужчина со сплошь усыпанным голубыми татуировками лицом.

— С Вами всё в порядке? — спрашивает он, помогая юноше встать.

— Да, — почему-то отвечает Биф и берёт меч двумя руками.

С боку, яростно крича, на него надвигается неизвестный мужчина, безумно размахивая секирой. Неподвластное больше Бифу тело, делает выпад вперёд, отсекая мечом человеку голову. Потом делает разворот и разрубает ещё одного пополам. Чужая кровь фонтаном взлетает вверх.

А Биф уже бежит куда-то, на ходу отсекая руки, ноги и даже головы (!) вставшим на его пути людям. Вокруг царит хаос!

Резко остановившись, Биф переводит учащённое дыхание, стараясь не сводить взгляд с человека, ради которого столько бежал. Крепкий коренастый мужчина с длинной рыжей бородой юлой крутится среди перепуганных войнов, с каждым вздохом отступающих назад.

Взревев, Биф врывается в толпу и одним мимолётным движением пронзает бородача. Мужчина непонимающе смотрит на него ещё не остекленевшим взглядом. А Биф, хищно оскалившись, со смехом, вспарывает ему живот. Склизким комком внутренности вываливаются наземь, увлекая за собой мертвеца.

— Стоять! — орёт Биф, нагибаясь к трупу. — Все! Стоять!!! — лёгким движением меча он отрезает рыжую бороду и наматывает её на кулак. — Стоять!!!

Люди внезапно прекращают битву. Все смотрят на Бифа. Кто с неподдельной радостью, а кто с животным ужасом. Юноша переводит взгляд с толпы на свою руку и понимает: она не может быть его. Рыжую бороду сжимают в кулаке иссохшие старческие пальцы!

— Биф!

Юноша сквозь пелену видит усатого лавра. Тот зачем-то хлопает его по щекам. Причём очень больно!

— Эй, хватит! — Биф схватил Ваню за руку. — Хватит! Больно же.

— Ты как? В порядке?

— Да. А что случилось? — осознав, что лежит на земле, юноша соскочил на ноги.

— Ты упал.

— И всё?

— Ну, да.

— И сколько я пролежал?

— Недолго. Несколько вздохов.

— Думаю, на этом разминку закончим. На сегодня, — Август стоял, словно ничего не произошло.

— Нет. Я хочу ещё раз попробовать. Можно? — Биф с вызовом посмотрел на альбиноса.

— Ты устал. Передохни. А завтра продолжим.

— Дайте ещё один шанс. Прошу.

— А вдруг ты упадёшь? Снова.

— Нет. Этого не будет.

— Уверен?

— Да. Не упаду!

Смерив Бифа взглядом, на выдохе Август произнёс:

— Хорошо… Нападай!

Биф моментально отпрыгнул в сторону. Сделал выпад вперёд. Пригнулся. И снова прыжок в противоположную сторону.

Ваня еле слышно присвистнул, удивившись его прыти.

Юноша, в несколько прыжков оказавшись возле Августа, отпрянул назад, уворачиваясь от удара альбиноса. Мгновенно присел и попытался в едином рывке достичь коленями шеи Белого ландыша. Это у него почти получилось, если Август не очутился бы у него за спиной. Резкий удар по позвоночнику, и Биф неуклюже распластался на земле.

— Неплохо. Очень неплохо, — сказал альбинос. — В сравнении с тем, что я видел ранее — просто превосходно.

— Спасибо, — приподнимаясь с земли, поблагодарил юноша. — Может, ещё разок?

— Нет, хватит. Тем более при гостях.

Стоило Августу закончить фразу, как во двор, громыхнув воротами, вошёл незнакомец. Среднего телосложения мужчина с чересчур выпирающим животом и татуировкой в виде двух закрашенных кругов на висках.

— Чем могу помочь? — альбинос, не глядя на незнакомца, поднял свой плащ.

— Мне сказали, что вы можете избавить мир от нескольких людей. За некоторую плату, конечно. Поэтому я здесь.

Август, застегнув фибулу, бросил взгляд на мужчину:

— Люди не лгут. Но Вам я помогать не стану.

— Почему же? Я хорошо заплачу. Сколько Вы хотите? Десять, одиннадцать мешочков золота.

— Убирайтесь из моего дома.

— Да как ты смеешь?! — незнакомец попытался вытащить из петли топор, но альбинос уже стоял возле него. Обнажённая шпага, кончиком, нежно касалась шеи мужчины.

— Я повторять не намерен!

— Ладно. Я уйду, — незнакомец медленно убрал руки от топора. — Но вскоре вернусь. Ты, видно, не знаешь, с кем связался…

— Вы не расслышали? — шпага осторожно проткнула кожу, и алая бисеринка крови скатилась вниз, по шее.

Незнакомец развернулся и суетливо покинул двор.

Молчавший всё время Биф тихо спросил:

— Ваня, а почему Август отказал? Он его знает?

— Нет, — ответил за лавра альбинос. — Биф, ты, видно, плохо рассмотрел его?

— Почему?

— Ты разве не видел у него двух закрашенных кругов на висках?

— Видел. Шутник. «Люблю веселье». Что в этом плохого-то?

— А шрамы на губах и ноздрях заметил?

Биф отрицательно покачал головой.

— Понимаешь, мой мальчик, в Нордоре у насильников, если ты не знаешь, есть на выбор две участи, — нравоучительно начал Август. — Первая — смерть, а вторая — более, так скажем, элегантная. Насильнику отрезают его мужское достоинство и запихивают в рот. Потом губы с ноздрями сшивают специальными стёжками. Наживую. Вот. После, само собой, накалываются два незакрашенных круга на виски — знак насильника, и отпускают на свободу. Выживет — значит, судьба к нему благосклонна. Нет — туда ему и дорога, — альбинос щёлкнул пальцами. — Следующий раз, Биф, будь повнимательней. Порой вовремя замеченная мелочь спасает жизнь. А иногда и не одну.

Конец ознакомительного фрагмента.