Тайник вора

Александр Жигалин, 2023

За три лагерные ходки Николай Волков ни разу не прогнулся ни перед администрацией зоны, ни перед беспределом отморозков и по праву заслужил прозвище Матёрый. Именно Матёрому доверил свою тайну зэк-доходяга Дохлый.А тайна такая, что как только Матёрый вышел на свободу, его тут же обложили, как волка. Тут и братва, и менты, и ФСБ. Но Матёрый не из тех, кто слушает щёлканье чужих клыков у своего горла. Он и сам умеет обнажать клыки….

Глава 4

В западне

— Ну а дальше-то что было? — не выдержал очередного затянувшего молчания Матерый. Он чувствовал, насколько тяжело сейчас Дохлому, наверняка он вновь, уже в который раз переживает то, что пришлось испытать в ту роковую ночь. Но любопытство оказалось сильнее сострадания.

— Дальше, говоришь? — ухмыльнувшись, произнёс Дохлый. — А дальше началось самое страшное. Весь день я просидел на том богом проклятом чердаке. Так закоченел, что не только говорить, соображать не мог. Тут еще лифт, чтоб ему сгореть, катается туда-сюда, и с таким грохотом. Мне и без того не по себе, а тут ещё эта железная коробка….

В общем, как я до вечера дожил, не знаю, но когда народ с работы домой начал возвращаться, я понял, ещё одной ночи не выдержу. Да и не вечно же мне на чердаке прятаться.

Дождался, когда стемнеет, осторожно спустился в подъезд и — на улицу.

Прикинь, иду по проспекту, а на плече сумка с миллионами баксов! И только когда ментовский «уазик» мимо меня пролетел, тут я и врубился, совсем страх потерял, богатеем себя почувствовал. Тормознул первую попавшуюся тачку и рванул на хату. За квартал от дома вышел и давай, как заяц, следы путать. Иду, оглядываюсь, всё кажется, что кто-то по пятам тащится и вот-вот за руку схватит.

Как только в комнату вошёл, на диван — бух и всё, как в пропасть провалился. Сколько спал, не помню. Проснулся от стука, будто кто-то в дверь ломится. Соскочил, глаза квадратные, что к чему, понять не могу, кинулся к двери, шепчу: кто там? Никого. И только тут сообразил, форточка открылась и по окну створкой хлопает, будь она неладна.

Нормально соображать начал, когда пузо к спине прилипло, я ведь больше суток ничего не ел. Ну, думаю, надо что-то делать, а то так можно и ноги протянуть. Если Валет объявится, то у него свой ключ есть, ну а если меня менты на улице заметут, значит, судьба у меня такая невезучая и ничего с этим не поделаешь.

В общем, еще, наверное, с час себя уговаривал, на часы посматривал, надеялся, что вот сейчас дверь откроется и появится мой друг. Хрен там, не открылась и не появился.

Часам так к девяти, когда окончательно стемнело, вылез я на улицу и в магазин, затарился и рысью обратно. Как только в хату зашёл, от сердца отлегло.

Сообразил ужин, водяры бутылку на стол поставил, сижу и думаю, за что же мне пить — за здравие или за упокой. Подумал, подумал, решил, что за упокой рановато будет, а вот за удачу в самый раз. Как-никак, миллионы баксов мы всё-таки сняли, это же сумасшедшие деньги.

Настроение поднялось, я решил телевизор включить, чтобы, значит, окончательно хандру стряхнуть. Щелкнул выключателем, и только за стакан взялся, смотрю, а из ящика на меня морда Валета смотрит. Смотрит и во весь экран улыбается. Я ничего понять не могу, глазам своим не верю и, только приглядевшись, врубился, это же фотография.

От такого кино полстакана заглотил. И тут диктор, будто специально для меня, говорит: вчера в ночь с такого-то на такое-то было совершено ограбление частного акционерного предприятия. Злоумышленники, завладев большой суммой денег, попытались скрыться, но благодаря профессиональным действиям охраны предприятия и своевременному проведению милицией операции «Перехват» уже через несколько минут удалось выйти на след преступников. Во время задержания водитель автомобиля «Жигули», на котором преступники пытались скрыться, не справился с управлением, и, пробив ограждение, машина упала в Неву. Через несколько часов автомобиль был поднят со дна…

И представляешь, показывают, как нашу тачку краном из реки вытаскивают и на асфальт ставят.

Я еще полстакана заглатываю одним глотком. А диктор смотрит с экрана, и кажется мне, что он в одной со мной хате сидит и байку мне про Валета лопочет.

Так, мол, и так, говорит, Дохлый, машинку-то вашу мы со дна подняли, а в ней все твои подельники, но только мертвые. Тут у меня совсем крыша поехала, а он, сволочь, всё не унимается. И денежки краденые, те, что вы сперли, мы тоже нашли все до копеечки, они в багажнике лежали. Так что, всё, Дохлый, труба твое дело. Я как такое услышал, сразу к сумке кинулся, открываю ее и вижу, что баксы-то все на месте. Все пачки, одна к одной, как живые лежат и на меня смотрят.

И только тут я сообразил, что мусора на куклу клюнули, ведь те баксы, которые Валет для компьютерщика приготовил, в багажнике машины остались.

Ну, нет, думаю, не такие они дураки, что фальшь от настоящих отличить не смогли. Что-то здесь не так. Но что? Если по ящику на весь город объявили, что бабки возвращены, значит, им это зачем-то надо. Может, решили народу мозги попарить? Мол, вот какие мы доблестные, строго стоим на страже частной собственности, оберегаем, так сказать, покой граждан.

Но мне тогда, в те минуты, как понимаешь, особо не до денег было. В смерть корешей своих я поверить не мог, особенно в гибель Валета. В голове не укладывалось, что больше нет на свете этого шального, полного жизни человека.

В общем, не помню как, но пузырь я вылакал. С последним глотком водяры в один момент с катушек свалился.

Утро разбудило страшной головной болью, может от водяры, может от ночных кошмаров. Пол ночи сейфы вскрывал, потом от мусоров бегал и в Неве в обнимку с баксами купался. Пытался Валета со дна реки поднять.

Эх, если бы можно было вернуть всё назад, уж я бы постарался Валета отговорить… Хотя хрен его знает, слишком рисковый он был. На дело шёл, не думая о последствиях, всё кураж искал. И где нашел-то? На дне реки. Царство ему небесное! — Дохлый перекрестился. — Встретимся на том свете, выскажу всё в глаза..

К вечеру, успокоившись, начал я думу думать, как дальше быть. Явно в Питере вся милиция на ушах стоит: шутка ли, милионы долларов хлопнули и где-то в городе зарыли.

Выходить с сумкой на улицу — было делом заведомо гиблым. Ориентировка на меня уже точно по всем районным отделениям милиции разослана, да и фотография наверняка у каждого постового имелась.

И ведь, как в воду глядел. Включаю телевизор, и вот она, рожа моя во весь экран. И диктор, паскуда, опять на всю страну орёт, разыскивается такой-то. Проходит по делу ограбления фирмы как подозреваемый, если кто знает о местонахождении, следует сообщить по таким-то телефонам. А еще говорит, за его поимку объявлено вознаграждение, и сумму называет — двадцать тысяч долларов.

Я ещё тогда подумал: что, если самому сдаться, бабки заплатят?

Смех смехом, а дело принимало такой оборот, что выход у меня был один: идти сдаваться. Не мог же я вечно сидеть в этой конуре.

Но как быть с деньгами? Вопрос этот тогда был для меня самым главным. В милицию сдать? Ненормальным надо было быть, чтобы самому себе приговор подписать. Так ещё шанс оставался под дурака закосить, мол, знать не знаю, про какие такие деньги толкуете. Всё, что было, Валет в сумку сложил и в багажник бросил, а что это кукла была, знать не знал. Представляешь, если бы я сам с баксами в мусарню приперся? Да меня после такого номера на зоне последние петухи бы засмеяли. Срок так и этак корячился, дело было ясным, но ведь после освобождения я ещё мог пожить как король. К тому же последние слова Валета покоя не давали. Сберечь, Дохлый, деньги, вот твоя главная задача, так он мне перед смертью велел.

Всю ночь мучился, не зная, что предпринять. Надо было придумать что-то такое, что помогло бы добычу сберечь. Думал, думал и придумал.

Звоню утром в ЖЭК диспетчеру и вызываю на дом сантехника. Кран, говорю, на кухне потек, починить требуется. Через пару часов является работяга в кирзовых сапогах и сразу за работу, поковырялся минут десять и за порог.

Я к нему: выручай, говорю, дружище, мне на дачу ехать, а жена, как назло, просила цемента килограмм десять купить и трубу железную, метра два длиной. А тут представляешь какое дело, мы вчера с товарищами немного погудели, я спьяну-то совсем про наказ жены забыл. Если задание не выполню, труба мне будет, и не железная, а куда похлеще. Сам знаешь, как с бабой ссориться. В общем, уболтал я его. Ну а когда тыщу в лапу сунул, тут уж он совсем ручным стал. Через час приволок всё, что я просил.

Рисковал я, конечно, вдруг он харю мою по телику видел, к тому же за меня двадцать тысяч зеленых обещали. Какой дурак от такого подарка откажется? Но бог миловал.

Ночью завернул я сумку в клеёнку, трубу с цементом в зубы и в подвал. Нашел подходящее место, где труба с горячей водой под самым потолком проходит, вырыл в полу приличную яму, на дно сумку положил. Намешал раствора, песка в подвале полно было, и забетонировал в яме нижний конец трубы, да так, чтобы верхний конец упёрся в трубу с горячей водой. Получилось что надо. Со стороны посмотреть, не иначе как дополнительную подпорку поставили.

Вот так я от денег избавился. А что мне было делать? Другого всё равно придумать ничего не смог бы. На чердаке прятать страшно было, вдруг кто наткнется. В хате оставлять тоже опасно, я ведь не знал, чья она, да и когда я ещё смогу туда вернуться?

— Да нет, думаю, ты всё правильно сделал. — Николай смял в кулаке пустую пачку из-под сигарет и, сожалея, что курево закончилось, отбросил ту в сторону.

— Слушай, Дохлый, а как его звали? Я имею в виду Валета. Какое у него настоящее имя было?

— Имя? — улыбнулся Дохлый. — Имя у него было что надо. Владиславом его звали, а фамилия — Тайфун.

— Вот это да! — присвистнул Матерый. — Вот это имечко!

— Все очень просто. Валет на Сахалине родился. Ни отца, ни матери не знал. Шалава какая-то тайком родила и на крылечко детдома подбросила. Ни имени не обозначила, ни фамилии. А в те дни на Тихом океане тайфун нешуточный разыгрался, вот и решил директор детдома, куда Валета определили, фамилию ему в честь того самого тайфуна дать. Так и появился на свет вор Владислав Тайфун по кличке Валет.

— А тебя как величать?

— Меня? — Дохлый нахмурился. — Меня родители Сергеем назвали. Сергей я, Сергей Владимиров.

— А я Николай Волков. — Матерый поднялся и протянул руку Дохлому.

Тот посмотрел Николаю в глаза, и руки их сплелись в крепком, по-настоящему мужском рукопожатии.

Улыбка заиграла на лицах, и оба вдруг рассмеялись, оттого что на душе стало легко и свободно. И, не существовало в эту минуту вокруг ни высоких заборов, обнесенных колючей проволокой, ни сторожевых вышек, ни злых овчарок…

— Слушай, а почему у тебя такое погоняло странное — Дохлый? — Матерый вновь присел на край бетонной плиты.

— Да это у меня после первой ходки. Я тогда худым был, аж светился весь, хотя еще и не кашлял. Говорят, конституция тела у меня такая, по-народному, не в коня корм. Как сейчас помню, привел меня дубак в камеру, открыл дверь и говорит: принимай, братва, дохлого. С тех пор с такой кликухой и живу. Да она мне не мешает. Привык за столько лет то.

— Да, один человек сказал слово, другой всю жизнь обречен маяться. — Николай вспомнив про рассказанную Дохлым историю, задал вопрос, который почему то казался ему особо интересным спросил: — Валет был по всей жизни один? Ни жены, ни детей?

— Я тоже так думал, пока он мне душу свою в один из вечеров наизнанку не вывернул. До сих пор понять не могу, зачем он тогда со мною о жизни своей разговор завел. Столько лет ни слова, а тут на тебе, взял да и выдал всё как есть.

— Может чувствовал, что смерть рядом бродит, потому и захотел исповедаться?

— Я об этом тоже тогда подумал. Семья у него в Воронеже осталась, жена и дочка восьми лет. Ему когда совсем невмоготу становилось, он садился в поезд и катил к ним только лишь для того, чтобы издали на родных посмотреть. Представляешь, несколько дней подряд до темноты у их дома простаивал, пока свет в окнах не погаснет, и ни разу не зашёл. Утром денег по почте отправит и опять, айда, куда глаза глядят. Люблю я их, говорит, всем сердцем люблю, по-настоящему, по-человечески, а не живу потому, что, кроме мимолетных радостей да долгих ожиданий, дать ничего не могу. Я ведь ветер — сегодня здесь, завтра там. И деньги мне только для того и нужны, чтобы на жизнь красивую полюбоваться. у людей взял, к людям и вернутся. Так что, Дохлый, если со мною что приключится, семье моей помочь обязан будешь, и не тайком, а по-людски, с цветами и подарками. Про любовь мою расскажешь, всё до последнего словечка. Не выполнишь, я тебя на том свете найду. Найду и спрошу по всей строгости.

Поклялся я тогда, что сделаю всё, как просит, но, видно, не суждено мне выполнить обещанное. Потому и попросил тебя прийти на эту встречу. Хочу, чтобы ты на плечи свои взял обязанность перед Валетовой семьей и перед тёткой моей. Не забудь, ты мне уже в этом поклялся.

— Я думаю…

— Подожди, я еще не закончил, — перебил Дохлый. — Я тебе адресок дам и схему подвала нарисую, где бабки закопаны. Миллионы из тайника изымешь и можешь распоряжаться как хочешь, но сначала ты должен будешь найти могилу Валета и памятник на том месте другу моему приличный установить. Где его семья живет и тётка моя, я тебе тоже отпишу, съездишь, повидаешься, только не говори им, что мы уже того….

— Чего ты себя хоронишь? Тебе еще жить да жить. Срок отмотаешь, выйдешь на свободу, и всё наладится само собой. Деньги есть, здоровье за границей поправишь и будешь жить, как все люди. Семьёй обзаведёшься, дачу купишь, еще меня в гости позовёшь… — Николай осекся.

Дохлый смотрел широко раскрытыми глазами куда-то далеко, при этом слёзы, словно два ручья — обида и страданье, текли по щекам.

— Ты, Матерый, на меня внимания не обращай, это я так, из-за нервов. Раньше от меня слез хрен дождёшься, теперь, как видишь, слабым стал. Раскис, как баба.

— Да ладно. Я что? Я ничего… Ты только сильно-то не переживай.

— А я и не переживаю. Всё, что можно пережил на тысячу раз. Просто ты сказал то, о чём я все это время думал, то, что мне помогло выжить в этом аду.

Дохлый сплюнул.

–

Ладно, хватит душу рвать, давай ближе к делу. Заныкав деньги, вернулся в хату. Надубасился водки до отказа, утром, чуть оклемавшись, вылез на свет божий.

Иду по улице, и так мне вдруг хорошо стало, что ни от кого прятаться и убегать не надо, шагай себе куда хочу. Зашел в первое попавшееся кафе, съел мороженое. На скамейке в сквере посидел, на мамашек молодых с детьми полюбовался. Два раза мимо районного отдела милиции прошелся, всё думал, что сейчас меня схватят.

Нет, ты знаешь, даже никто не оглянулся. У меня от этого настроение еще больше поднялось и даже интересно стало.

— И где взяли?

На вокзале. Я туда пешим ходом через весь Питер пёрся. Захотелось сесть в первый попавшийся вагон и катить, катить всю жизнь… На перроне, мне ласты и завернули.

Когда брали, казалось, что вся мусорня сбежалась. Крик, шум, гам, будто взвод террористов арестовывают. На асфальт, положили и давай стволами в спину тыкать. Орут: «Сопротивление бесполезно», а я и не думал сопротивляться. Да и чем? Самое обидное было то, что каждый из этих козлов норовил мне в харю сапогом заехать. Всё, думаю, забьют до смерти, но тут, на мое счастье, какой-то полковник прибыл. Меня под белы рученьки и как собаку в ментовский «уазик».

И начались в моей жизни самые страшные и самые длинные, месяцы. Сначала долго били, почти каждый день. Я уже и боль чувствовать перестал, а они меня все по почкам да по почкам.

Издеваются надо мной мусора, а я улыбаюсь в ответ и, как дурачок, хохочу. От одной только мысли, что я мешок баксов спрятать успел, меня смех разбирал. Зубы сожму, чтобы не орать от боли, и шепчу сам себе: бейте, бейте, суки позорные, я срок отмотаю и на свободу выйду, буду в деньгах купаться и жизнью наслаждаться, а вы как были голодранцами, так ими и останетесь.

Только, на допросах, начал осознавать, насколько я богат и какая жизнь ждёт меня впереди. Представляешь, народ в камере гусей гоняет, а я сплю как убитый, и сны мне сняться красивые и сказочные.

Дальше менты совсем озверели. Засунули меня в одиночку и давай по ночам на допросы таскать. Лампу на морду направят и твердят, как попугаи, одно и то же: где деньги, где деньги? Как будто со мной больше и поговорить не о чем. Потом решили попробовать уговорами расколоть. Так они, бедные, старались, что мне их даже жалко стало. А когда увидели, что и это не помогает, давай запугивать. Вот здесь развернулись на полную катушку, такие речи задвигали, что от слов тех у меня сердце замирало.

В общем, они мне одно, а я им своё. В деле был, сейф брал, где бабки, не ведаю. Валет при мне в багажник положил, больше я их не видел. Про куклу молчу, якобы не в курсе. Кстати, мусора сами на допросах частенько недоумение выражали. Никак в толк взять не могли, откуда в машине с убитыми фальшивые доллары. Не мог же Валет заранее куклу заготовить.

Меня же удивляло обстоятельство: откуда у уголовки такое рвение, ведь деньги не государству принадлежали, откуда тогда такая прыть? Рвут и мечут с такой злостью и упорством, будто это на миллионы обули. Причину рвению я узнал только после суда, дубаки в тюрьме поведали. Оказывается, барыга, из которого мы баксы вытряхнули, решил уголовку купить, обещал им треть от всей суммы, если те расколют меня и вернут деньги. Прикинь, Матерый, лимон баксов мусорам только за то, чтобы эти уроды из меня душу вынули.

Кстати, во время допросов следак ни разу не спросил меня о драгоценностях и пистолете. Я все ждал, когда он мне вопросы начнет задавать, уже даже приготовился рожу удивленную корчить, а он хоть бы словечком обмолвился.

Ну, думаю, похоже, камушки неучтенные были, если про них буржуи в молчанку играют, а коли так, след за цацками нехороший тянется…

В общем, много чего хитрого в этом деле плавало, о чём мусорня даже не догадывалась. Времени в тюрьме, сам знаешь, хоть отбавляй, было когда мозгами раскинуть. Так вот, думал я думал и понял, что рано или поздно, должна была быть у меня свиданка с шефом конторы, которую мы с Валетом выпотрошили. Не могло этого не произойти, потому что слишком много вопросов в воздухе висело и только мы двое могли ответ на них найти.

Так оно и получилось. Вытаскивают меня однажды из камеры и прямиком к следаку на допрос. Захожу в кабинет, а там этот самый жук навозный сидит. Я его видел-то всего пару минут, когда он на полу в отключке валялся, но, как ни странно, рожа мне его в память въелась так, что, не стереть и не выкинуть.. Слишком она у него приметная, холеный весь, как только что испеченный пирог с яблоками. В общем, вида не подаю, что знакомого встретил, прохожу, на табуретку присаживаюсь и чувствую, как хлыщ этот своими поросячьими глазками меня сверлит, да так, как будто рентгеном просвечивает. Прошла минута, другая. Мне не по себе стало. Говорю, чего, мол, уставился, чучело огородное? А он, веришь — нет, так вдруг ласково мне отвечает: хочу своими глазами посмотреть на человека, который на такое рисковое дело решился. Мол, истинным уважением проникаюсь к таким смелым людям. Честно сказать, я таких речей не ожидал услышать, и только он песню свою пропел, как я тут же и замер. Сижу и кашу эту перевариваю. Ну, думаю, что-то здесь не то, не иначе решил толстомордый по ушам прокатиться и меня, как последнего лоха, на добром слове изловить. Не может быть, чтобы такая свинья-копилка просто так словами бросался, явно имелся у него ко мне интерес особенный. Какой? Я догадывался. И не ошибся.

Следак поначалу вел себя как полагается, так сказать, по всем правилам юриспруденции, предупредил о том, что здесь, сейчас состоится очная ставка, потом начал задавать вопросы. Ну а когда закончил официальную часть, пристегнул меня, словно собаку, браслетами к батарее и вышел из кабинета.

Сижу я и чувствую, как по душе моей злость ручьем разливается и комок обиды к горлу подступает.

Толстый, будто ждал этой минуты. Только сука ментовская дверью хлопнула, он вдруг сразу орать начал. Визжит, как поросенок, если, говорит, ты, Дохлый, не скажешь, куда «зелень» заныкал, не жить тебе, сам не сдохнешь, заточку на зоне в бочину получишь. В общем, нёс хренотень всякую. И поверишь — нет, так он меня достал, не выдержала душа моя такого оскорбления и как завернул я ему речь трибунную по фене, да такую, что у него от удивления очки раскалились. Губу оттопырил, смотрит, а сказать ничего не может, губами, словно жаба, шлепает и — ни звука. Я же, наоборот, так разошелся, что напоследок ему даже встречу с Валетом на том свете пообещал. Он, говорю, петух ты гамбургский, тебя не только голосить по утрам заставит, но и яйца будешь нести, как курочка-рекордистка. Опешил жирный от таких слов, сел на стул и платочком рожу потную вытирает, потом достал из кармана бумажку и сует мне ту в руки. Глянул я на каракули и от удивления чуть не кончил, такие там красивые слова были нарисованы, что у меня дух захватило и так сердце от радости запрыгало, что казалось — ещё мгновение, и наружу выскочит.

Смысл записки той заключался в том, что если я соглашусь вернуть всё, что мы с Валетом из сейфов вынули, то могу смело на половину рассчитывать, а самое главное — пообещал за это из тюрьмы под залог вытащить.

Я, как ту бумаженцию прочёл, чуть в тот же миг не сознался. Ну, думаю, мне на старость и полмешка «зелени» хватит. Поверил я тогда этому гондону и уже хотел было рот раскрыть, но, как взглянул в глаза поросячьи, понял, врёт косой, причем без стыда и совести. Представляешь, эта свиноматка меня, как последнего лоха, хотела на жабу поймать, после чего развести по всем ментовским правилам. Как только я это понял, мне вдруг стало смешно и обидно, что не суждено сбыться желанию моему с деньгами и чистой совестью на свободу выйти. Разозлился я и тихо так, сквозь зубы: что чмо позорное, купить меня решил? Ах, говорю, петух ты бройлерный, видать, крепко тебя Валет по репе саданул, если ты, хуй с горы, мне, интеллигентному человеку, такие нехорошие вещи предлагаешь.

Понял толстомордый, что не смог меня на кукан насадить. Улыбка слащавая с потной морды слетела, и давай он мне напоследок будущее моё разрисовывать. Выговорился и выскочил из кабинета, да так, будто я до него домогаться начал.

Дохлый на секунду остановил рассказ, затем, подумав, добавил:

— Как всё дальше происходило, думаю, ты догадываешься.

Он повернулся к Матерому и, внимательно глянув тому в глаза, произнёс:

— Теперь, когда ты знаешь всё, я хочу напомнить тебе о твоём обещании…

— Послушай, Сергей! — перебил его Николай.

За много лет Дохлый впервые услышал своё имя и, оторопев от неожиданности, на мгновение потерял дар речи.

Николай взял Дохлого за плечи.

— Запомни раз и навсегда, я никогда и никому ничего просто так не обещаю, ну а если поклялся, то, будь уверен, выполню до конца. И не за баксы, а за то, что ты обратился ко мне, за то, что душу свою открыл. Так что теперь, когда я знаю всё, я готов еще раз поклясться всем, чем угодно, что выполню все твои наказы, все до последнего слова, если, конечно, судьба не устроит мне какую-нибудь ловушку. Будем надеяться, что этого не произойдет.

Конец ознакомительного фрагмента.