Истории, рассказанные телом

Александр Гиршон

В книге Александра Гиршона описывается всемирно известная практика аутентичного движения, в которой соединяются психотерапия, творчество и медитация. Это первая книга об аутентичном движении на русском языке. Книга адресована специалистам в области танцевальной и телесной терапии, психологам, танцорам и хореографам, а также тем, кому интересно соединение движения, танца и психологии.

Глава 2

Три гранд-дамы Аутентичного Движения: Мэри Старкс Уайтхаус, Джанет Адлер и Джоан Ходоров

У Аутентичного Движения есть три матери-основательницы, три выдающиеся женщины, каждая из которых внесла неоценимый вклад в основание, развитие и понимание практики. Это американки Мэри Старкс Уайтхаус, Джанет Адлер и Джоан Ходоров.

Мэри Старкс Уайтхаус. В молодости Мэри Старкс Уайтхаус (1911—1978) изучала танец и журналистику в Wellesley College, Массачусетс. Завершив обучение, она отправилась в Германию, чтобы танцевать с Мэри Вигман, выдающейся представительницей немецкого экспрессионистского танца. Вернувшись в США, она работала с Мартой Грэм, одной из родоначальниц танца модерн. Вышла замуж, родила двоих детей, переехала в Калифорнию. В 1950-е гг. преподавала танец и проходила юнгианский анализ.

В какой-то момент фокус ее интереса сместился от танца к процессу проживания движения. «Это был важный день, когда я поняла, что не учу Танцу, я учу Людей… Это показало, что мой главный интерес в процессе, а не в результатах, и это уже не искусство, а другой способ человеческого развития» [Whitehouse, 1995].

Работа Уайтхаус оказала большое влияние на многих ее студентов и коллег, включая танцоров, терапевтов и преподавателей, и была развита практиками в США и в Европе.

Сменив в 1950-х гг. свою танцевальную ориентацию с художественной стороны на направление личностного роста и развития в танце, Уайтхаус начала главное дело своей жизни, проживая и описывая процесс «движения и проживания движения» (moving and being moved).

«По-видимому, существуют два противоположных типа людей. С точки зрения психологии, я могу описать тех, кто поглощен бессознательным, и тех, кто отрезан от него… <Первым> очень легко, когда есть свобода импровизации. Они не признают определенной формы или паттерна движения, или любого другого ограничения, кроме того, который они привычно используют, и вначале могут делать лишь упражнение, не требующее точности… На другой же чаше весов находятся люди, которые не могут представить движение, не инициированное сознательно и целенаправленно. Они прикладывают значительные усилия для точного понимания того, что делают, и наиболее счастливы в рамках упражнений, паттернов и форм… Свобода движения вместо того, чтобы радовать, пугает их, поскольку они „не знают, что должны делать“, и даже если и движутся, то склонны ощущать стеснение больше, чем движение» [Whitehouse, 1995].

В этом виде движения, базирующемся на принципах юнгианского анализа, пациенты протанцовывают свое ощущение внутренних образов, что помогает лучше понять движущие силы прошлого и настоящего. «Переполненное сильными эмоциями, наше тело безошибочно реагирует на эти эмоции. И эти движения, как правило, одинаковы у всех… Мы не обнимаемся или не прыгаем, когда мы озабочены, мы не расхаживаем по комнате, когда громкий звук пугает нас. Сами движения выражают суть нашей реакции, даже хотя мы и не осознаем их в явном виде. И именно в этот момент и рождается танец. Какую бы форму он ни принимал, к каким бы традициям он ни принадлежал, он изначально возникает как настоятельная потребность двигаться в ответ на чувственные импульсы, которые зарождаются в более глубоких слоях, чем слова, и эти слои являются бессознательными и бесформенными. Они могут стать осознанными и приобрести форму, когда возникнет само движение. Танец — это не просто движение, но движение как уже нечто определенное. Танцор — я имею в виду всех, кто танцует, не обязательно профессионалов — это человек, в котором этот позыв к движению ощущается как физическая и эмоциональная потребность, потребность его души проявить себя вовне именно таким способом. В процессе танца он ощущает себя настоящим миром, состоящим не из объектов и целей, а из сил, энергии, положений. Природу этих сил, качество этой энергии можно ощутить посредством движения» [Whitehouse, 1995].

Разрабатывая свой подход к движению, Мэри Старкс Уайтхаус учила студентов осознавать специфические двигательные импульсы, которые имели качество телесных чувственных ощущений: «Следование внутреннему ощущению, позволение импульсу принять форму физического действия — это и есть активное воображение в движении, точно такое же, как следование визуальному образу в активном воображении. Это наиболее драматические психофизические связи, доступные сознанию» [Whitehouse, 1963].

Она также интересовалась визуальными образами, которые возникают во время двигательного опыта, как и образами из воспоминаний, сновидений и фантазий. Образы могли быть божественными, человеческими, животными, растительными или минеральными, и в любом случае она поощряла студентов оставаться в своем собственном теле и взаимодействовать с внутренними ландшафтами и существами, которые там появлялись. Были моменты, когда образы, казалось, сами хотели воплотиться в теле, как будто образ можно было узнать лучше, если он входил в тело движущегося. Тогда студенты переживали не только «танец с образом», но позволяли на время внутреннему образу вести их в танце.

Уайтхаус применила принцип «пропускать чувство сквозь тело» к своей работе в двигательной терапии, старательно избегая слова «танец», служащее для обозначения результата. Она стремилась к развитию кинестетического осознания, воплощенного внутреннего чувства. Она также использовала юнгианский метод «активного воображения» для того, чтобы привлечь свободные ассоциации в движение. Это позволяет всем уровням сознания и подсознания порождать жесты, импульсы и движения. Тело при этом становится как средством выражения, так и проигрывателем, из которого звучит музыка глубинного чувства себя.

Сама Уайтхаус использовала термин «movement-in-depth» (глубинное, целостное движение) для описания своего подхода.

Джанет Адлер. Одна из учениц Уайтхаус, Джанет Адлер, развивала ее подход и в 1981 г. основала Институт Мэри Старкс Уайтхаус. Именно она предложила использовать термин «Аутентичное Движение» не только для описания определенного качества движения, но и для всей дисциплины в целом. Правда, позднее она признавалась, что тем самым внесла некоторую путаницу в понимание термина, смешала качества и техники. Тем не менее именно это название — «Аутентичное Движение» — прижилось, стало узнаваемым и принятым.

Джанет Адлер училась у Мэрион Чейс, основательницы американской танцевальной терапии, работала с аутичными детьми, и в своем развитии практики Аутентичного Движения постепенно перешла от терапевтической модальности к духовной и трансперсональной.

Два учителя повлияли на нее особенно сильно. От Мэри Старкс Уайтхаус к ней пришло понимание «феномена сознания движущегося», а от психолога Джона Вейра — «основание того, что позднее было названо феноменом сознания свидетеля» [Adler, 1987].

Адлер вывела подход Уайтхаус на другой уровень. Она по-иному определила роль свидетеля, передала ее движущимся, а не терапевтам, что было радикальным решением. Это был первый шаг по работе с группой, коллективным сознанием, выход за пределы терапии. «Мы хотим быть увидены без осуждения, проекции или интерпретации. И, в конечном счете, мы хотим свидетельствовать, увидеть другого». [Adler, 1987].

Для Адлер, в Аутентичном Движении важно стремление свидетеля видеть ясно, тогда как у движущегося есть желание быть увиденным. Свидетель учится культивировать свою способность уделять внимание внутреннему опыту, замечая, как то, что он видит и чувствует, создает импульсы в теле. Появление этих импульсов подтверждает «имманентный хэппенинг, происходящий внутри тела». Адлер говорит о себе в роли Свидетеля: «Мое намерение состоит в том, чтобы двигаться навстречу собственной пустоте, что парадоксальным образом приводит меня к внутренней наполненности, чувствам, мыслям, ощущениям» [Adler, 2002].

В описании своего опыта Свидетель использует «я-язык», язык непосредственного опыта: «я вижу», «я чувствую» и т. д.

Джанет Адлер в определенный момент обозначила цель Аутентичного Движения: развитие внутреннего свидетеля. Этот внутренний свидетель формируется и развивается как у Движущегося, так и у Свидетеля. Адлер утверждает, что мы нуждаемся друг в друге, «чтобы ощутить препятствия на пути к воплощению целостности… Наша способность к состраданию полностью зависит от нашего опыта взаимодействия с другими людьми, наших отношений с целым» [Adler, 2002].

В своей книге «Дар осознанного тела» она определила путь развития внутри Аутентичного Движения, метафорически называя его индивидуальное тело — коллективное тело — осознанное тело. Этот путь проходит через четыре фазы [Adler, 2002]:

отношения Движущегося и внешнего Свидетеля;

отношения Движущегося и внутреннего Свидетеля;

отношения Движущегося (в том числе в роли Свидетеля) с группой;

отношения Движущегося/Свидетеля с Духом.

По Адлер Аутентичное Движение заостряет внимание на процессе взаимопонимания между движущимся и свидетелем. Когда мы чувствуем, что нас слышат, мы начинаем слушать других. Когда мы развиваем в себе тонкого и поддерживающего свидетеля, мы можем позволить другим следовать их собственному опыту движения и переживания движения. Процесс слушания историй движения нашего тела делает нас смелее в познании самих себя.

Джоан Ходоров. Еще одним человеком, внесшим особый вклад в развитие метода, можно назвать юнгианского аналитика Джоан Ходоров. Она считает Аутентичное Движение двигательной формой «активного воображения», одной из техник аналитической терапии.

Джоан Ходоров училась у пионеров танцевальной терапии: Труди Шуп и Мэри С. Уайтхаус, и окончила Институт К. Г. Юнга в Лос-Анжелесе. Она была президентом Американской ассоциации танцевальной терапии (1974—1976) и написала книгу «Движущее воображение: танцевальная психотерапия и глубинная психология», изданную также на русском языке.

Конец ознакомительного фрагмента.