Соль

Александр Вячеславович Цехомский (2024)

Соль — это путешествие через бескрайний океан на Эсмеральде — зараженном корабле в милой компании капитана, надзирателей, доктора и, конечно, трехсот заключенных. Кто вы в этой истории? Читатель? Часть команды? Или, может, добрый доктор? Не думаю, что сейчас вы понимаете весь ужас, в который погружаетесь, но тем лучше. Добро пожаловать, мы отправляемся…

Глава 1. Ненужные

— Доктор!

— А? — Врач с нетерпением обернулся на юнгу, который не удосужился даже постучаться.

— У нас там это.. того.. — паренек немного стушевался под суровым взглядом доктора, которого оторвали от его записей.

— Что? Что произошло?

— У нас в каюте двоим заключенным стало плохо!

— Драка?

— Никак нет, сэр! От боли корчатся на полу, не дрались вроде!

— Так вроде, или не дрались? — доктор привстал со своего места. В глазах его отразилась небольшая тревога, но в то же время и усталость и нежелание разбираться со своими служебными обязанностями.

— Не дрались, доктор! Просто им очень больно, аж шевелиться не могут!

— Веди. — Лев Асгордьевич накинул халат на плечи, не продевая руки в рукава, и направился за семенящим юнгой.

Утро выдалось благостным. Ни драк, как позже выяснилось, ни попыток саботажа, все достаточно спокойно. Перекличка прошла, заключенные уже были на зарядке, и сейчас отправились на завтрак. Все, кроме двоих. Именно те, что корчились от боли в камерах семьдесят три и семьдесят четыре.

— Что же у вас со здоровьем, доктор? — начал было Надзорщик, завидев в конце коридора слегка запыхавшегося врача.

— Слегка не привык к активным физическим действиям.

— Ну-ну, надеюсь это не помешает Вам с Вашей работой. Вот эти двое. — Надзорщик гордо кивнул в сторону двух ранее обозначенных камер, видимо, его положение доставляло ему некое удовольствие, в чем сложно его винить.

— Да, сейчас. — доктор подумал закурить, но нащупав пачку в кармане халата отказался от этой идеи. Нет, не сейчас.

Он вошел в камеру семьдесят три и попросил усадить заключенного на койку. В каждой камере находилось четыре койки, один умывальник, совмещенный с туалетом, иллюминатор и лампочка на потолке. Так как остальные заключенные в этот момент завтракали, в камере остался лишь номер 344. Двое крепких охранников одним движением ловко подхватили корчевавшегося зека подмышки и усадили его. Раздался сиплый скрип пружин. Доктор начал осмотр.

Что мы видим? Поза эмбриона, испарина на лбу, перитонеальный живот, симптом Щеткина-Блюмберга положительный. Перитонит? Но второму тоже плохо. Дрались, разорвали друг-другу аппендиксы? Нет, глупо, или они невезучие сукины-дети. Но что тогда? Ага..

— Кейс, вы это видите? — Доктор указал за шиворот номера триста сорок четыре.

— Сифилис?!

За воротником у заключенного была отчетливо видна сыпь.

— Нет, конечно. Это больше похоже на брюшной тиф. Его гастроинтерстицинальную форму…

— Проще?

— Сейчас осмотрим второго и все станет ясно.

Нахмурившись охранник пропустил доктора перед собой в следующую камеру, в которой заключенный уже был поднят с пола. Его силой уложили на нары, сам разогнуться он уже не мог. И, конечно, все подтвердилось. Напряженный, тугой, деревянный живот, сыпь подмышками и на шее, невыносимая боль.

— Мне нужно будет собрать анализы, но я бы не ставил на полное выздоровление. Это самая опасная форма брюшного тифа. И дайте им это — нужно сбить температуру. — врач протянул надзорному два пузырька с прозрачной жидкостью. — Здесь по грамму интрафена в суспензии, пока этого должно хватить, а к вечеру я разморожу сыворотку и, если успеем, они, наверное, выживут. У нас есть возможность изолировать этих двоих от остальных заключенных? — неуверенно спросил врач.

— Разве что в трюме. — иронизировал Надзорный. — Откуда ж у нас свободные места? Мы идём последними и почему-то самые перегруженные. Я вообще жаловаться хотел по этому поводу… — положив руку на плечо врача Офицер повел его вдоль по коридору. Речь его была негромкая, а потому создавалась интимная обстановка. — Но мне там ясно дали понять, что лучше этого не делать.

— Но эти двое опасны! — воскликнул врач, смяв пачку сигарет в кармане. Интимная обстановка было груба нарушена.

— Не опаснее корабельной крисы!

— Вы не понимаете.

— Может и действительно не понимаю, но куда Вы прикажите их деть? быть может за борт?

— Должен же быть другой вариант…

— Давайте сделаем так: пока они останутся в семьдесят третьей, а мы пока спокойно подумаем, куда их можно деть.

— Хорошо, но перетащите и личные вещи прикрепленных к семьдесят третьей, не хватало ещё, что бы зараза через вещи передалась другим.

— Я Вас услышал.

Вскоре договор был превращен в приказ и выполнен: двоим заключенным был выдан завтрак жаропонижающим, после чего номер 344 затащили в новую для него камеру так сильно напоминавшую ему его прошлую. В связи с нестандартной ситуацией к этой камере был приставлен постоянный дежурный и организован круглосуточный надзор. Дежурные сменялись каждые шесть часов. После чего докладывали о состоянии заболевших старшему по званию и так далее по цепочке.

Решив проветрится Доктор вышел на полетную палубу, ветер умывал его лицо, свитер и халат не справлялись с холодом. Раскрыв смятую пачку доктор достал и закурил сигарету. В течении десяти следующих минут, он просто созерцал утреннее солнце, пока то не стало окончательно застилать его взор.

— Нужно заглянуть в камбуз.

К этому моменту заключенные уже закончили принимать пищу. И плотным потоком шли на работу. Работа на корабле не отличалась разнообразием: уборка, да готовка. В остальное время заключенные были предоставлены сами себе, с одним лишь но — себя у них не было. Постоянные драки за места и еду сопровождались побоями от охранников, пытающихся их разнять. Места было мало, в некоторых камерах спали вшестеро, а то немногочисленное количество карцеров, что присутствовало на месте заключения, никогда не было свободно. Частая качка, спровоцированная негодованием моря, легко вызывала морскую болезнь у большого количества заключенных. На их жалобы о плохом самочувствии охранники незамедлительно выписывали пару ласковых слов, а в особо запущенных случаях помогали болеющему советом. Потому к охранникам обращались, разве что, за спинами и не за просьбой о помощи, а за желанием эту помощь посильными средствами оказать.

— Понял, почему не сообщили ранее?

— Виноват, Капитан, хотел сперва услышать мнение врача об опасности ситуации — докладывал Надзорщик.

— Хорошо, пускай всё будет так. Я не горю желанием ежедневно разбираться ещё и с заключенными, но обо всех изменениях докладывайте мне незамедлительно, от этого может зависеть безопасность всего судна.

С этими словами капитан Майерс повернулся к океану. На его угловатом лице читалось постоянное напряжение ума. Этот человек обязан предвидеть всё. За это ему и платят и притом платят хорошо. В этот раз ему доверили судно совершенно нового уровня: 47 тысяч тон водоизмещения, ледокол, около 240 охранников и 100 человек экипажа для охраны 358 заключенных, перевозимых на континент.

— Можете быть свободны. — не отрывая взгляда от воды скомандовал капитан.

— Так точно!

Надзорщик быстро удалился с мостика, а капитан продолжил наблюдать бескрайние поля льда, будто бы взявшие в плен Эсмиральду. Сегодня было тихо, лишь гул мотора мог потревожить пальцы, тех кто умел слушать не только ушами.

— Сбавьте ход, и соедините меня с землей.

— Привет, Роб.

— О-о, какие люди, проходи-проходи, у нас тут гречка.

— Спасибо, Роб, но я пока не голоден. — Доктор присел на стоящий у стены стул. На кухне готовка шла полным ходом практически в любое время суток. Прокормить почти что 800 голодных ртов — задача не тривиальная. Так и сейчас, готовился первый завтрак для персонала, охранники и зеки уже свое съели.

— Как ты это не голоден? Ты вон какой худой! Спичка. Хотя нет, будь ты спичкой, я бы тебя сразу выбросил, даже на худой день не оставил бы. А зачем? Сразу же сломаешься! — Роб всегда был парнем горячим, таким же как и его кухня.

— Нет, Роб у меня есть дело важнее, сегодня двоих зеков нашли валяющемися на полу своих камер. Есть подозрения на брюшной тиф. — среди ада постоянно бушующей кухни было трудно разговаривать. Потому обоим собеседникам приходилось слегка повышать друг на друга голос.

— Да ну быть не может, откуда у нас ему взяться? Сколько не хожу, ещё ни одного случая не знаю!

— Ну это только подозрения… Я… можно я посмотрю трюм, холодильник?

— Намекаешь, что моя стряпня в этом замешана?

— Да нет же, мне просто, ну…

— Нет-нет-нет! Я тебе отцом клянусь, быть того не может, я же всё пробую! Еда есть еда и не важно кому она подана, ты же знаешь! — оскорбленного кока уже ничего не могло остановить.

Осмотрев всё необходимое и не найдя к чему придраться доктор ретировался в заставленный лазарет, в котором место больных телом судеб сейчас занимали гниющие от сырости тюремные пожитки. Сыворотка уже должна была разморозиться.