Волшебник Изумрудного города. Все сказочные повести

Александр Волков

В книгу Александра Мелентьевича Волкова вошёл весь сказочный цикл о волшебнике Изумрудного города: «Волшебник Изумрудного города», «Урфин Джюс и его деревянные солдаты», «Семь подземных королей», «Огненный бог Марранов», «Жёлтый туман» и «Тайна заброшенного замка». Однажды девочку Элли вместе с собачкой Тотошкой занесло ураганом в Волшебную страну. С этого и начались все приключения. Элли предстоит обрести верных друзей, исходить вдоль и поперёк всю Волшебную страну, победить злых волшебниц и коварных завоевателей, разгадать тайну Волшебника Изумрудного города и благополучно вернуться домой. Для среднего школьного возраста.

Урфин Джюс и его деревянные солдаты

Одинокий столяр

Юго-запад Волшебной страны населяли жевуны — робкие и милые человечки, у которых взрослый мужчина ростом не превышал восьмилетнего мальчика из тех краев, где люди не знают чудес.

Повелительницей Голубой Страны Жевунов была Гингема, злая волшебница, обитавшая в глубокой темной пещере, к которой жевуны боялись приближаться. Но среди них, ко всеобщему удивлению, нашелся человек, построивший себе дом неподалеку от жилища колдуньи. Это был некий Урфин Джюс.

От своих добрых, мягкосердечных соплеменников Урфин еще в детстве отличался сварливым характером. Он редко играл с ребятами, а если вступал в игру, то требовал, чтобы все ему подчинялись. И обычно игра с его участием оканчивалась дракой.

Родители Урфина умерли рано, и мальчика взял в ученики столяр, живший в деревеньке Когида. Подрастая, Урфин становился все неуживчивее, и когда изучил столярное ремесло, то без сожаления покинул своего воспитателя, даже не поблагодарив его за науку. Однако добрый ремесленник дал ему инструменты и все необходимое для начала работы.

Урфин стал искусным столяром, он мастерил столы, скамейки, сельскохозяйственные орудия и многое другое. Но, как это ни странно, злобный и сварливый характер мастера передавался его изделиям. Сделанные им вилы старались боднуть своего владельца в бок, лопаты колотили по лбу, грабли норовили зацепить за ноги и опрокинуть.

Урфин Джюс лишился покупателей.

Он стал делать игрушки. Но у вырезанных им зайцев, медведей и оленей были такие свирепые морды, что дети, взглянув на них, пугались и потом плакали всю ночь. Игрушки пылились в чулане Урфина, никто их не покупал.

Урфин Джюс разозлился, забросил привычное ремесло и перестал показываться в деревне. Он стал жить плодами своего огорода.

Одинокий столяр так ненавидел своих сородичей, что старался ни в чем не походить на них. Жевуны жили в круглых домиках голубого цвета с остроконечными крышами и с хрустальными шариками наверху. Урфин Джюс построил себе четырехугольный дом, выкрасил его в коричневый цвет, а на крышу посадил чучело орла.

Жевуны носили голубые кафтаны и голубые ботфорты, а кафтан и ботфорты Урфина были зеленого цвета. У жевунов шляпы были остроконечными, с широкими полями, а под полями болтались серебряные бубенчики. Урфин Джюс терпеть не мог бубенчиков и ходил в шляпе без полей. Мягкосердечные жевуны плакали при всяком случае, а в мрачных глазах Урфина никто никогда не видел слезинки.

Жевуны получили свое прозвище за то, что их челюсти постоянно двигались, как будто что-то пережевывая. Была такая привычка и у Джюса, но он, хотя и с большим трудом, отделался от нее.

Урфин по целым часам гляделся в зеркало и при первой же попытке своих челюстей приняться за жевание тотчас останавливал их.

Да, большая сила воли была у этого человека, только, к сожалению, он направлял ее не на добро, а на зло.

* * *

Прошло несколько лет. Однажды Урфин Джюс явился к Гингеме и попросил старую колдунью взять его в услужение. Злая волшебница очень обрадовалась: в продолжение столетий ни один жевун не вызывался добровольно служить Гингеме, и все ее приказания исполнялись только под угрозой кары. Теперь у колдуньи появился помощник, с охотой исполнявший всевозможные поручения. И чем неприятнее были для жевунов распоряжения Гингемы, тем с большим усердием передавал их Урфин. Угрюмому столяру особенно нравилось ходить по деревушкам Голубой страны и налагать на жителей дань — столько-то и столько змей, мышей, лягушек, пиявок и пауков.

Жевуны ужасно боялись змей, пауков и пиявок. Получив приказ собирать их, маленькие робкие человечки начинали рыдать. При этом они снимали шляпы и ставили их на землю, чтобы бубенчики своим звоном не мешали им плакать. А Урфин смотрел на слезы своих сородичей и злобно хохотал. Потом в назначенный день являлся с большими корзинами, собирал дань и отвозил ее в пещеру Гингемы. Там это добро либо шло в пищу колдунье, либо употреблялось на злые волшебства.

В тот день, когда домик Элли раздавил Гингему, Урфина не было возле колдуньи: он ушел по ее делам в отдаленную часть Голубой страны. Известие о гибели волшебницы вызвало у Джюса и огорчение, и радость. Он жалел, что потерял могущественную покровительницу, но рассчитывал воспользоваться теперь богатством и властью волшебницы.

В окрестностях пещеры было безлюдно. Элли с Тотошкой ушли в Изумрудный город.

У Джюса появилась мысль поселиться в пещере и объявить себя преемником Гингемы и повелителем Голубой страны — ведь робкие жевуны не сумеют этому воспротивиться.

Но задымленная пещера со связками копченых мышей на гвоздиках, с чучелом крокодила под потолком и прочими принадлежностями волшебного ремесла выглядела такой сырой и мрачной, что даже Урфин содрогнулся.

— Брр!.. — пробормотал он. — Жить в этой могиле?.. Нет уж, благодарю покорно!

Урфин начал разыскивать серебряные башмачки колдуньи, так как знал, что Гингема дорожила ими больше всего. Но напрасно он обшаривал пещеру, башмачков не было.

— Ух-ух-ух! — насмешливо раздалось с высокого насеста, и Урфин вздрогнул.

Сверху на него смотрели глаза филина, светившиеся желтым светом во мраке пещеры.

— Это ты, Гуам?

— Не Гуам, а Гуамоколатокинт, — сварливо возразил тщеславный филин.

— А где другие филины?

— Улетели.

— Почему ты остался?

— А что мне делать в лесу? Ловить птиц, как простые филины и совы? Фи!.. Я слишком стар и мудр для такого хлопотливого занятия.

У Джюса мелькнула хитрая мысль.

— Послушай, Гуам… — Филин молчал… — Гуамоко… — Молчание. — Гуамоколатокинт!

— Слушаю тебя, — отозвался филин.

— Хочешь жить у меня? Я буду кормить тебя мышами и нежными птенчиками.

— Не даром, конечно? — буркнула мудрая птица.

— Люди, увидев, что ты мне служишь, посчитают меня волшебником.

— Неплохо придумано, — сказал филин. — И для начала моей службы скажу, что ты напрасно ищешь серебряные башмачки. Их унес маленький зверек неизвестной мне породы.

Зорко оглядев Урфина, филин спросил:

— А когда ты начнешь есть лягушек и пиявок?

— Что? — удивился Урфин. — Есть пиявок? Зачем?

— Затем, что эта пища положена злым волшебникам по закону. Помнишь, как добросовестно Гингема ела мышей и закусывала пиявками?

Урфин вспомнил и содрогнулся: еда старой волшебницы всегда вызывала у него отвращение, и во время завтраков и обедов Гингемы он под каким-нибудь предлогом уходил из пещеры.

— Послушай, Гуамоко… Гуамоколатокинт, — заискивающе сказал он, — а нельзя ли обойтись без этого?

— Я тебе сказал, а дальше твое дело, — сухо закончил разговор филин.

Урфин со вздохом собрал кое-какое имущество колдуньи, посадил филина на плечо и отправился домой.

Встречные жевуны, завидев мрачного Урфина, испуганно шарахались в сторону.

Вернувшись к себе, Урфин зажил в своем доме с филином, не встречаясь с людьми, никого не любя, никем не любимый.

Чудесный порошок

Необыкновенное растение

Однажды вечером разразилась сильная буря. Думая, что эту бурю вызвал злой Урфин Джюс, жевуны ежились от страха и ждали, что их домики вот-вот рухнут.

Но ничего такого не случилось. Зато, встав утром и осматривая огород, Урфин Джюс увидел на грядке с салатом несколько ярко-зеленых росточков необычного вида. Очевидно, семена их были занесены в огород ураганом. Но из какой части страны они прилетели, навсегда осталось тайной.

— Давно ли я полол грядки, — проворчал Урфин Джюс, — и вот опять лезут эти сорняки. Ну, погодите, вечером я с вами расправлюсь.

Урфин отправился в лес, где у него были расставлены силки, и провел там целый день. Тайком от Гуамоко он захватил с собой сковородку и масло, зажарил кролика и с наслаждением съел.

Вернувшись домой, Джюс ахнул от удивления. На салатной грядке поднимались в рост человека мощные ярко-зеленые растения с продолговатыми мясистыми листьями.

— Вот так штука! — вскричал Урфин. — Эти сорняки не теряли времени!

Он подошел к грядке и дернул одно из растений, чтобы вытащить его с корнем. Не тут-то было! Растение даже не подалось, а Урфин Джюс занозил себе руки мелкими острыми колючками, покрывавшими ствол и листья.

Урфин рассердился, вытащил из ладоней колючки, надел кожаные рукавицы и вновь принялся тянуть растение из грядки. Но у него не хватило силы. Тогда Джюс вооружился топором и принялся рубить растения под корень.

«Хряк, хряк, хряк», — врубался топор в сочные стебли, и растения падали на землю.

— Так, так, так! — торжествовал Урфин Джюс. Он воевал с сорняками, как с живыми врагами.

Когда расправа была кончена, наступила ночь, и утомленный Урфин пошел спать.

На следующее утро он вышел на крыльцо, и волосы у него на голове стали дыбом от изумления.

И на салатной грядке, где остались корни неизвестных сорняков, и на гладко утоптанной дорожке, куда столяр оттащил срубленные стебли, — везде плотной стеной стояли высокие растения с ярко-зелеными мясистыми листьями.

— Ах, вы так! — злобно взревел Урфин Джюс и ринулся в бой.

Срубленные стебли и выкорчеванные корни столяр рубил в мелкие куски на чурбаке для колки дров.

В конце огорода, за деревьями, был пустырь. Туда Урфин Джюс таскал изрубленные в кашу растения и в гневе расшвыривал во все стороны.

Работа продолжалась целый день, но наконец огород был очищен от захватчиков, и усталый Урфин Джюс пошел отдыхать. Спал он плохо: его мучили кошмары, ему чудилось, что неизвестные растения окружают его и стараются поранить колючками.

Встав на рассвете, столяр первым делом отправился на пустырь посмотреть, что там творится. Отворив калитку, он тихо охнул и бессильно опустился на землю, потрясенный тем, что увидел. Жизненная сила незнакомых растений оказалась необычайной. Неплодородная земля пустыря была сплошь покрыта молодой порослью.

Когда Урфин накануне в ярости разбрасывал зеленое крошево, его брызги попадали на столбы забора, на стволы деревьев: эти брызги пустили там корни, и оттуда выглядывали молодые растеньица.

Пораженный внезапной догадкой, Урфин сбросил с себя сапоги.

На их подошвах густо зеленели крошечные ростки. Росточки выглядывали из швов одежды. Чурбак для колки дров весь ощетинился побегами. Джюс бросился в чулан: рукоятка топора тоже была покрыта молодой порослью.

Урфин сел на крыльцо и задумался. Что делать? Уйти отсюда и поселиться в другом месте? Но жалко покидать удобный вместительный дом, огород.

Урфин подошел к филину. Тот сидел на насесте, прищурив от дневного света желтые глаза. Джюс рассказал о своей беде. Филин долго покачивался на жердочке, раздумывая.

— Попробуй изжарь их на солнышке, — посоветовал он.

Урфин Джюс мелко изрубил несколько молодых побегов, сложил на железный лист с загнутыми краями и вынес на открытую площадку под жаркие солнечные лучи.

— Посмотрим, прорастете ли вы здесь! — зло пробормотал он. — Если прорастете, я уйду из этих мест.

Растения не проросли. У корней не хватило силы пройти сквозь железо. Через несколько часов жаркое солнце Волшебной страны обратило зеленую массу в бурый порошок.

— Все-таки не напрасно я кормлю Гуама, — сказал довольный Урфин. — Мудрая птица…

Захватив тачку, Джюс отправился в Когиду собирать у хозяев железные противни, на которых пекут пироги. Он вернулся с тачкой, доверху наполненной противнями.

Урфин погрозил кулаком своим недругам.

— Теперь-то я с вами разделаюсь, — прошипел он сквозь стиснутые зубы.

Началась прямо каторжная работа. Урфин Джюс не покладал рук с зари до зари, только днем делая короткий перерыв.

Он действовал очень аккуратно. Наметив небольшую площадку, он тщательно очищал ее от растений, не оставляя ни малейшей частички. Выкопанные с корнями растения он измельчал в железном тазу и раскладывал сушить на противни, расставленные ровными рядами на солнечном месте. Бурый порошок Урфин Джюс ссыпал в железные ведра и закрывал железными крышками. Упорство и настойчивость делали свое дело. Столяр не давал врагу ни малейшей лазейки.

Участок, занятый ярко-зелеными колючими сорняками, уменьшался с каждым днем. И вот настал момент, когда последний куст обратился в легкий бурый порошок.

За неделю работы Джюс так измотался, что еле стоял на ногах. Переступая через порог, Урфин споткнулся, ведро накренилось, и часть бурого порошка просыпалась на медвежью шкуру, лежавшую у порога вместо ковра.

Столяр не видел этого; он убрал последнее ведро, закрыл его, как обычно, доплелся до кровати и уснул мертвым сном.

Проснулся он оттого, что кто-то настойчиво теребил его за руку, свесившуюся с кровати. Открыв глаза, Урфин оцепенел от ужаса: у кровати стоял медведь и держал в зубах рукав его кафтана.

«Я погиб, — подумал столяр. — Он меня загрызет… Но откуда в доме взялся медведь? Дверь-то была закрыта…»

Минуты шли, медведь не проявлял враждебных намерений, а только тащил Урфина за рукав, и вдруг послышался хриплый басистый голос:

— Хозяин! Пора вставать, слишком долго спишь!

Урфин Джюс был так изумлен, что кубарем скатился с кровати: медвежья шкура, раньше лежавшая у порога, стояла на четырех лапах у постели столяра и мотала головой.

«Это ожила шкура моего ручного медведя. Она ходит, разговаривает… Но отчего это? Неужели просыпанный порошок?..»

Чтобы проверить свою догадку, Урфин обратился к филину:

— Гуам… Гуамоко!..

Филин молчал.

— Послушай, ты, наглая птица! — свирепо заорал столяр. — Довольно я ломал язык, полностью выговаривая твое проклятое имя! Если не хочешь отвечать, убирайся в лес и сам добывай себе пищу!

Филин ответил примирительно:

— Ладно, не кипятись! Гуамоко так Гуамоко, но на меньшее я не согласен. О чем ты хотел меня спросить?

— Правда ли, что жизненная сила неизвестного растения так велика, что даже его порошок оживил шкуру?

— Правда. Об этом растении я слыхал от мудрейшего из филинов, моего прадеда Карито-филакси…

— Хватит! — рявкнул Урфин. — Замолчи! А ты, шкура, убирайся на место, не мешай мне думать!

Шкура послушно отошла к порогу и улеглась на привычном месте.

— Вот так штука! — бормотал Урфин Джюс, усевшись у стола и подперев лохматую голову руками. — Вопрос теперь в том, полезная для меня эта штука или нет?

После долгих размышлений честолюбивый столяр решил, что эта штука для него полезная, так как дает ему большую власть над вещами.

Но надо было еще проверить, как велика сила живительного порошка. На столе стояло сделанное Урфином чучело попугая с синими, красными и зелеными перьями. Столяр достал щепоточку бурого порошка и посыпал голову и спину чучела.

Произошла удивительная вещь. Порошок с легким шипением задымился и начал исчезать. Его бурые крупинки словно таяли, всасываясь в кожу попугая между перьями. Чучело задвигалось, подняло голову, осмотрелось… Оживший попугай взмахнул крыльями и с резким криком вылетел в открытое окно.

— Действует! — в восторге заорал Урфин Джюс. — Действует!.. На чем бы еще попробовать?

К стене в виде украшения были прибиты огромные оленьи рога, и Урфин щедро посыпал их живительным порошком.

— Посмотрим, что из этого будет, — ухмыльнулся столяр.

Результата пришлось ждать не очень долго. Опять легкий дымок над рогами, исчезновение крупинок… Затрещали выдираемые из стены гвозди, рога свалились на пол и с дикой яростью бросились на Урфина Джюса.

— Караул! — завопил испуганный столяр, удирая от рогов.

Но те с неожиданной ловкостью преследовали его повсюду: на кровати, на столе и под столом. Медвежья шкура в страхе сжалась у закрытой двери.

— Хозяин! — закричала она. — Открой дверь!..

Увертываясь от ударов, Урфин отодвинул засов и вылетел на крыльцо. За ним с ревом неслась медвежья шкура, а дальше дико подпрыгивали рога. Все это смешалось на крыльце в вопящую и кувыркающуюся кучу, покатилось по ступенькам. А из дома неслось насмешливое уханье филина. Рога вышибли калитку и огромными скачками понеслись к лесу. Урфин Джюс, помятый и ушибленный, поднялся с земли.

— Черт побери! — простонал он, ощупывая бока. — Это уж чересчур!

Шкура с укором молвила:

— Разве ты не знаешь, хозяин, что сейчас самая пора, когда олени страшно драчливы. Еще хорошо, что ты остался жив… Ну, теперь и достанется оленям в лесу от этих рогов! — И медвежья шкура хрипло захохотала.

Из этого Урфин заключил, что с порошком надо обращаться осторожно и не оживлять что попало. В комнате был полнейший разгром: все было поломано, опрокинуто, посуда перебита, в воздухе кружился пух из распоротой подушки. Джюс сердито сказал филину:

— Почему ты не предупредил меня, что опасно оживлять рога?

Злопамятная птица ответила:

— Гуамоколатокинт предупредил бы, а Гуамоко не хватило для этого проницательности.

Решив рассчитаться с филином за его коварство позднее, Урфин начал наводить в комнате порядок. Он поднял с пола когда-то сделанного им деревянного клоуна. У клоуна было свирепое лицо и рот с оскаленными острыми зубами, и потому его никто не купил.

— Ну, я думаю, ты не натворишь столько бед, сколько рога, — сказал Урфин и посыпал клоуна порошком.

Сделав это, он поставил игрушку на стол, а сам сел рядом на табуретку и замечтался. Опомнился он от острой боли: ожившая игрушка вцепилась ему зубами в палец.

— И ты туда же, дрянь! — рассвирепел Урфин Джюс и с размаху швырнул клоуна на пол.

Тот заковылял в дальний угол, спрятался за сундук и остался сидеть там, мотая для собственного удовольствия руками, ногами и головой.

Честолюбивые планы Урфина Джюса

Однажды Урфин сидел на крыльце и слушал, как в доме переругивались медвежья шкура и Гуамоко.

— Ты, филин, не любишь хозяина, — ворчала шкура. — Нарочно молчал, когда он оживил рога, а ведь знал, что это опасно… И все-то ты хитришь, филин, все хитришь. Насмотрелся я на вашего брата, когда жил в лесу. Вот погоди, доберусь до тебя…

— Ух-ух-ух! — издевался филин с высокого насеста. — Ну и напугала, пустая болтушка!

— Что я пустая, это верно, — сокрушенно призналась шкура. — Попрошу хозяина набить меня опилками, а то уж очень легка я на ходу, никакой устойчивости, любой ветерок свалит с ног…

«А это хорошо придумано, — заметил про себя Джюс, — надо будет так и сделать».

Голоса в доме становились все громче, и Урфин гневно прикрикнул:

— Ну, вы там, разгалделись! Замолчать!

Спорщики продолжали браниться шепотом.

Урфин Джюс строил планы на будущее. Конечно, он должен теперь занять более высокое положение в Голубой стране. Урфин знал, что жевуны после смерти Гингемы выбрали в правители уважаемого старика Према Кокуса.

Под управлением доброго Кокуса жевунам жилось легко и свободно.

Вернувшись в дом, Урфин заходил по комнате. Филин и медвежья шкура умолкли. Джюс рассуждал вслух:

— Почему жевунами правит Прем Кокус? Разве он умнее меня? Разве он такой искусный мастер, как я? Разве у него такая же величавая осанка? — Урфин Джюс гордо выпрямился, выпятил грудь, надул щеки. — Нет, Прему Кокусу далеко до меня!

Медвежья шкура угодливо подтвердила:

— Верно, хозяин, у тебя очень внушительный вид!

— Тебя не спрашивают, — рявкнул Урфин и продолжал: — Прем Кокус гораздо богаче меня, это правда! У него большие поля, где работает много людей. Но теперь, когда у меня есть живительный порошок, я могу наделать себе сколько угодно работников, они расчистят лес, и у меня тоже будут поля… Стой! А что если не работников, а солдат? Да-да-да! Я наделаю себе свирепых, сильных солдат, и пусть тогда жевуны осмелятся не признать меня своим правителем!

Урфин в волнении забегал по комнате.

«Даже дрянной маленький клоун укусил меня так, что до сих пор больно, — думал он, — а если сделать деревянных людей в человеческий рост, научить их владеть оружием… Да ведь тогда я смогу помериться силами с самим Гудвином…»

Но столяр тут же боязливо зажал себе рот: ему показалось, что он сказал эти дерзкие слова вслух. А вдруг услышал их Великий и Ужасный? Урфин вжал голову в плечи и ожидал, что вот-вот его поразит удар невидимой руки. Но все было спокойно, и у Джюса отлегло на душе.

«Все-таки надо быть поосторожнее, — подумал он. — На первое время достаточно с меня Голубой страны. А там… там…»

Но он даже мысленно не решился простирать свои мечты дальше.

…Урфин Джюс знал красоту и богатство Изумрудного города. В молодости ему довелось побывать там, и воспоминания не покидали его до сих пор.

Урфин видел там удивительные дома: у них верхние этажи нависали над нижними, и кровли противостоящих домов почти сходились над улицами. На мостовых всегда было сумрачно и прохладно, туда не проникали жаркие лучи солнца. В этом сумраке неторопливо прогуливались обитатели города, все в зеленых очках. Таинственным светом сияли изумруды, вкрапленные не только в стены домов, но даже между камнями мостовых…

Столько сокровищ! Волшебник не содержал для их охраны многочисленную армию — все войско Гудвина состояло из одного-единственного Солдата, которого звали Дин Гиор. Впрочем, зачем нужна была Гудвину армия, если одним своим взглядом он мог испепелить полчища врагов?

У Дина Гиора была одна забота — ухаживать за своей бородой. Ну, уж это была и борода! Она тянулась до самой земли, Солдат расчесывал ее с утра до вечера хрустальным гребешком, а иногда заплетал ее, как косу.

По случаю дворцового праздника Дин Гиор показывал на площади солдатские приемы на потеху собравшимся зевакам. Он так ловко управлялся с мечом, копьем и щитом, что привел в восторг зрителей.

Когда парад кончился, Урфин подошел к Дину Гиору и спросил:

— Достопочтенный Дин Гиор, не могу не высказать вам свое восхищение. Скажите, где вы изучали эти премудрости?

Польщенный Солдат ответил:

— В старое время в нашей стране часто бывали войны, об этом я прочитал в летописи. Я разыскал старинные военные рукописи, где рассказано, как начальники учили солдат, каковы были воинские приемы, как отдавались приказы. Я усердно изучил все это, применил на деле… и вот результаты!..

Чтобы вспомнить военные приемы Солдата, Урфин решил заняться с деревянным клоуном.

— Эй, клоун! — закричал он. — Где ты?

— Я здесь, хозяин, — отозвался пискливый голос из-за сундука. — Ты опять будешь драться?

— Вылезай, не бойся, я не сержусь на тебя. И кстати, раз уж ты ожил, я дам тебе человеческое имя: отныне ты будешь называться Эот Линг.

Эот Линг выбрался из своего убежища.

— Сейчас я посмотрю, на что ты способен, — сказал Урфин. — Маршировать умеешь?

— А что это такое, хозяин?

— Зови меня не хозяином, а повелителем! Я это и тебе говорю, шкура!

— Слушаюсь, повелитель! — в один голос ответили клоун и медвежья шкура.

— Маршировать — это значит ходить, отбивая шаг, поворачивать по приказу направо и налево или кругом.

Эот Линг оказался довольно сообразительным и перенимал солдатскую науку быстро, но он не мог взять деревянную саблю, выстроганную Урфином. У клоуна не было пальцев, а кисти просто заканчивались кулаками.

— Придется моим будущим солдатам делать гибкие пальцы, — решил Урфин Джюс.

Ученье продолжалось до самого вечера. Урфин устал командовать, но деревянный клоун был все время свеж и бодр, он не показывал никаких признаков утомления. Конечно, этого и следовало ожидать: разве может уставать дерево?

Во время урока медвежья шкура с восхищением глядела на своего повелителя и шепотом повторяла все его приказы. А Гуамоко презрительно щурил желтые глаза.

Урфин был в восхищении. Но теперь им овладела тревожная мысль: вдруг у него украдут живительный порошок?

Он закрыл дверь на три засова, заколотил чулан, где стояли ведра с порошком, и все же спал тревожно, просыпаясь при каждом шорохе и стуке.

Можно было раздать жевунам взятые у них железные противни, которые теперь были не нужны столяру. Джюс решил свое новое появление в Когиде обставить торжественно. Тачку он переделал в тележку, чтобы запрягать в нее медвежью шкуру. И тут он вспомнил подслушанный разговор шкуры с филином.

— Послушай, шкура! — сказал он. — Я заметил, что ты слишком легка и неустойчива на ходу, и потому решил набить тебя опилками.

— О, повелитель, как ты мудр! — в восторге завопила простодушная шкура.

В сарае Урфина опилок накопились груды, и набивка прошла быстро. Закончив ее, Джюс задумался.

— Вот что, шкура, — сказал он. — Я тоже дам тебе имя.

— О, повелитель! — радостно вскричала медвежья шкура. — И это имя будет такое же длинное, как у филина?

— Нет, — сухо ответил Джюс. — Наоборот, оно будет коротким. Ты будешь называться Топотун, медведь Топотун.

Добродушному медведю новое имя очень понравилось.

— Как здорово! — воскликнул он. — У меня будет самое звучное имя в Голубой стране. Топотун! Пусть-ка теперь филин попробует задирать передо мной нос!

Топотун грузно затопал из сарая, радостно ворча:

— Вот теперь, по крайней мере, чувствуешь себя настоящим медведем.

Урфин запряг Топотуна в тележку, взял с собой Гуамоко и клоуна и с большим шиком въехал в Когиду. Железные противни грохотали, когда тележка подпрыгивала на кочках, и пораженные жевуны сбегались толпами.

— Урфин Джюс — могучий волшебник, — перешептывались они. — Он оживил ручного медведя, издохшего в прошлом году…

Джюс слышал обрывки этих разговоров, и сердце его переполнялось гордостью. Он приказал хозяйкам разобрать противни, и те, боязливо косясь на медведя и филина, очистили тележку.

— Понимаете теперь, кто господин в Когиде? — сурово спросил Урфин.

— Понимаем, — смиренно ответили жевуны и заплакали.

Дома, поразмыслив, Урфин Джюс решил, что станет расходовать порошок крайне экономно. Он приказал жестянщику сделать несколько фляг с плотно завинчивающимися крышками, пересыпал в них порошок и закопал фляги под деревом в саду. В надежность чулана он уже не верил.

Рождение деревянной армии

Урфин Джюс понимал, что если он один будет трудиться над созданием деревянной армии, даже и немногочисленной, то работа затянется надолго.

В Когиде появился медведь и заревел трубным голосом. Сбежались перепуганные жевуны.

— Наш повелитель Урфин Джюс, — объявил Топотун, — приказал, чтобы к нему каждый день приходили по шесть мужчин заготовлять бревна в лесу. Они должны являться со своими топорами и пилами.

Жевуны подумали, поплакали… и согласились.

В лесу Урфин Джюс пометил деревья, которые нужно было свалить, и указал, как их надо распиливать.

Заготовленные кряжи из лесу во двор Урфина перевозил Топотун. Там столяр расставлял их сушить, но не на солнце, а в тени, чтобы они не потрескались.

Через несколько недель, когда бревна высохли, Урфин Джюс принялся за работу. Он начерно обтесывал туловища, делал заготовки для рук и ног. Урфин задумал на первое время ограничиться пятью взводами солдат, по десять в каждом взводе: он считал, что этого вполне достаточно, чтобы захватить власть над Голубой страной.

Во главе каждого десятка станет капрал, а командовать всеми будет генерал — предводитель деревянной армии.

Солдатские туловища Урфин хотел делать из сосны, так как ее легче обрабатывать, но головы к ним столяр решил приделать дубовые на тот случай, если солдатам придется драться головами. Да и вообще солдатам, которые не должны рассуждать, дубовые головы подойдут лучше всего.

Для капралов Урфин заготовил красное дерево, а для генерала с большим трудом разыскал в лесу драгоценный палисандр. Сосновые солдаты с дубовыми головами будут почитать капралов из красного дерева, а эти в свою очередь станут благоговеть перед красивым палисандровым генералом.

Изготовление деревянных фигур в полный человеческий рост было для Урфина делом новым, и для начала он соорудил пробного солдата. Конечно, у этого солдата было свирепое лицо, глазами послужили стеклянные пуговицы. Оживляя солдата, Урфин посыпал ему голову и грудь чудесным порошком, несколько замешкался, и вдруг деревянная рука, разогнувшись, нанесла ему такой сильный удар, что он отлетел на пять шагов. Разозлившись, Урфин схватил топор и хотел было изрубить лежавшую на полу фигуру, но тут же опомнился.

«Себе работы наделаю, — подумал он. — Однако и силища же у него… С такими солдатами я буду непобедим!»

Сделав второго солдата, Урфин Джюс задумался: много месяцев уйдет на создание его армии. А ему не терпелось отправиться в поход. И он решил обратить в подмастерьев двух первых солдат.

Обучить деревянных людей столярному ремеслу оказалось нелегко. Дело продвигалось так туго, что даже настойчивый Джюс терял терпение и осыпал своих деревянных учеников неистовой руганью:

— Ну и бестолочь! Что за дуболомы!..

И вот однажды на сердитый вопрос учителя: «Ну кто же ты после этого?» — ученик, гулко хлопнув себя по деревянной груди деревянным кулаком, ответил: «Я — дуболом!»

Урфин разразился громким хохотом:

— Ладно! Так и называйтесь дуболомами, это самое подходящее для вас имя!

Когда дуболомы научились немного столярничать, они стали помогать мастеру в работе: вытесывали туловища, руки и ноги, выстругивали пальцы для будущих солдат.

Но дело не обошлось без смешных случаев. Однажды Урфину понадобилось отлучиться. Он дал подмастерьям пилы и приказал распилить десяток бревен на куски. Возвратившись и увидев, что натворили его подручные, Урфин рассвирепел. Работники быстро распилили бревна, и так как дела больше не оказалось, они принялись пилить все, что попадалось под руку: верстаки, забор, ворота… На дворе валялись груды обломков, годных только на дрова. Однако и этого не хватило деревянным пильщикам, пока хозяин на свою беду задержался: подмастерья с бессмысленным усердием пилили друг другу ноги!

В другой раз дуболом раскалывал клиньями толстый чурбан. Выбивая клинья топором, который он держал в правой руке, неопытный подмастерье засунул в щель пальцы другой руки. Клинья вылетели, и пальцы оказались намертво защемленными. Дуболом понапрасну дергал их, а потом, чтобы освободиться, обрубил себе пальцы левой руки.

С тех пор Урфин старался не оставлять своих помощников без надзора.

Наладив изготовление солдат, Урфин стал делать капралов из красного дерева.

Капралы вышли на славу: ростом они были выше солдат, с еще более мощными руками и ногами, со злыми красными лицами, способными напугать кого угодно.

Солдаты не должны были знать, что их командиров вытесали из дерева, как и их самих, поэтому Урфин делал капралов в другом помещении.

Воспитанию капралов Урфин Джюс посвятил много времени. Капралы должны были понять, что в сравнении со своим повелителем они — ничтожество, и любой его приказ для них — закон. Но для солдат они, капралы, — требовательные и суровые начальники, их подчиненные обязаны их почитать и повиноваться им. Как знак власти Урфин вручил капралам дубинки из железного дерева и сказал, что не будет взыскивать, если они поломают дубинки о спины своих подчиненных.

Чтобы возвысить капралов над рядовыми, Урфин дал им собственные имена — Арум, Бефар, Ватис, Гитон и Дарук. Когда обучение капралов было закончено, они с важным видом появились перед солдатами и сразу же поколотили их за недостаточное усердие. Солдаты не чувствовали боли. Но они с огорчением рассматривали следы ударов на своих гладко выстроганных телах.

Отобрав нужные материалы и инструменты, Урфин Джюс заперся в доме, поручил Топотуну надзор за деревянным воинством, а сам приступил к работе над палисандровым генералом. Урфин старательно отделывал будущего военачальника, который поведет в бой его деревянных солдат.

Две недели ушло на выделку генерала, а простой солдат получался за три дня. Генерал вышел роскошный: по всему его туловищу, по рукам и ногам, по голове и лицу шли красивые разноцветные узоры, все тело было отполировано и блестело.

Урфин оживил генерала, тот спрыгнул с верстака и, свирепо вращая глазами, двинулся на хозяина. Джюс сначала оробел, а потом, осмелев, скомандовал:

— Стой! Смир-рно! — Генерал замер. — Слушать мои слова! Вы — генерал Лан Пирот, командующий непобедимой армией Урфина Джюса. А Урфин Джюс — это я, ваш господин и повелитель! Понятно? Повторить!

Деревянная фигура хрипло, но четко повторила:

— Я — генерал Лан Пирот, командующий непобедимой армией Урфина Джюса. Вы — Урфин Джюс, мой господин и повелитель… А почему вы мой повелитель? — вдруг усомнился генерал. — Может быть, наоборот? Я повыше вас ростом, да и силы у меня побольше…

Генерал грозно шагнул к Урфину, тот в испуге отступил, а потом сердито закричал:

— Топотун! Покажи этому наглецу, кто здесь повелитель!

Медведь дал генералу здоровую затрещину, тот полетел кувырком. Поднявшись, он смущенно сказал:

— Ну, зачем сразу такие крутые меры, повелитель? Смотрите, какая вмятина получилась на голове…

— Вмятину я заделаю, зато вы теперь знаете, кто из нас главный.

— Да уж буду знать. А где моя непобедимая армия?

Узнав, что у него в подчинении будут пять капралов и пятьдесят рядовых дуболомов, а впоследствии и еще больше, Лан Пирот утешился.

Пока Лан Пирот под руководством Урфина Джюса учился военной науке, овладевал оружием и усваивал генеральские манеры, работа в мастерской шла днем и ночью, благо деревянные подмастерья никогда не уставали.

И вот на дворе появились Урфин Джюс и блестящий, внушительный генерал Лан Пирот. Дуболомы сразу прониклись благоговением перед таким представительным начальником.

Генерал устроил армии смотр и разнес ее за недостаточно бравый вид.

— Я вобью в вас воинский дух, — рычал полководец хриплым начальственным басом. — Вы у меня поймете, что такое служба!

При этом он потрясал генеральской булавой, которая была втрое тяжелее капральских жезлов: одним ударом этой булавы можно было разбить любую дубовую голову.

С этого дня Лан Пирот ежедневно устраивал своей армии многочасовые учения, а Урфин Джюс быстро пополнял ее новыми солдатами.

За упорство, с каким Урфин создавал деревянную армию, хитрый филин Гуамоко начал уважать его. Филин понял, что его услуги не так уж нужны Джюсу, а житье у нового волшебника было сытное и беззаботное. Гуамоко прекратил свои насмешки над Урфином и стал чаще называть его повелителем. Это нравилось Джюсу, и между ним и филином установились хорошие отношения.

А медведь Топотун был вне себя от восторга, видя, какие чудеса совершает его владыка. И он требовал, чтобы все дуболомы выказывали повелителю величайший почет.

Однажды Лан Пирот не очень быстро встал при появлении Урфина Джюса и недостаточно низко ему поклонился. За это медведь отвесил генералу такой тумак своей могучей лапой, что тот покатился кубарем. К счастью, этого не видели солдаты, и авторитет генерала не пострадал, чего нельзя сказать о его полированных боках.

Но с тех пор Лан Пирот стал необычайно почтителен не только к повелителю, но и к его верному медведю.

Наконец дуболомная армия в составе генерала, пяти капралов и пятидесяти рядовых была обучена строю и обращению с оружием. У солдат не было сабель, но Урфин вооружил их дубинками.

Для начала этого было достаточно: дуболомов нельзя было застрелить из луков или заколоть копьями.

Поход дуболомов

В одно злосчастное для них утро жители Когиды всполошились от сильного топота: это маршировала по улице деревянная армия Урфина Джюса. Впереди важно шагал палисандровый генерал с огромной булавой в руке, за ним шло войско с капралами перед каждым взводом.

— Ать-два, ать-два! — командовали капралы, и солдаты дружно отбивали шаг деревянными ступнями.

Сбоку ехал на медведе Урфин Джюс и любовался своим воинством.

— Ар-р-мия, стой! — оглушительно рявкнул Лан Пирот, деревянные ноги стукнули одна о другую, и армия остановилась.

Испуганные обитатели деревни, высыпав из своих домов, стояли на крылечках и у ворот.

— Слушайте меня, жители Когиды! — громко про-возгласил Урфин Джюс. — Я объявляю себя правителем Голубой страны! Сотни лет жевуны служили волшебнице Гингеме. Гингема погибла, но не исчезло ее волшебное искусство, оно перешло ко мне. Вы видите этих деревянных людей: я сделал и оживил их. Достаточно мне сказать слово, и моя неуязвимая деревянная армия перебьет вас всех и разрушит ваши дома. Признаете вы меня своим повелителем?

— Признаем, — ответили жевуны и отчаянно зарыдали.

Головы жевунов тряслись от неудержимого плача, а бубенчики под шляпами подняли радостный трезвон.

Этот трезвон так не подходил к мрачному настроению жевунов, что они сдернули свои шляпы и повесили их на специально врытые у крылечек столбики.

Урфин приказал всем расходиться по домам, но задержал кузнецов. Кузнецам он приказал выковать сабли для капралов и генерала и остро отточить.

Чтобы никто из жителей Когиды не предупредил Према Кокуса и чтобы тот не смог приготовиться к обороне, Урфин Джюс приказал дуболомам окружить деревушку и никого из нее не выпускать.

Урфин Джюс выгнал всех из дома старосты, поставил медведя у дверей на караул и лег спать.

Спал Урфин долго, проснулся только к вечеру и отправился проверять караулы.

Его удивило неожиданное зрелище. Генерал, капралы и солдаты были на своих постах, но все они прикрывались большими зелеными листьями и ветками.

— В чем дело? — резко спросил Урфин Джюс. — Что с вами случилось?

— Нам стыдно… — смущенно ответил Лан Пирот. — Мы — голые…

— Вот еще новости! — сердито закричал Урфин. — Вы — деревянные!

— Но мы же люди, повелитель, вы сами говорили об этом, — возразил Лан Пирот. — Люди носят одежду… И они нас дразнят…

— Не было печали! Дам вам одежду!

Деревянное воинство так обрадовалось, что трижды прокричало «ура» в честь Урфина Джюса.

Отпустив свою армию, Урфин призадумался: легко было обещать одежду пятидесяти шести деревянным воинам, но где ее взять? В деревушке, конечно, не найдется материи для мундиров, кожи для сапог и ремней, да и мастеров нет, чтобы выполнить такую большую работу.

Урфин рассказал о своем затруднении филину. Гуамоко поводил по сторонам большими желтыми глазами и бросил одно лишь слово:

— Краска!

Это слово все объяснило Урфину. В самом деле: зачем одевать деревянные тела, которые не нуждаются в защите от холода, когда можно их просто раскрасить?

Урфин Джюс призвал к себе старосту и потребовал принести ему краски всех цветов, какие есть в деревне.

Расставив вокруг себя банки с красками и разложив кисти, Урфин принялся за дело. Он решил выкрасить на пробу одного солдата и посмотреть, что из этого получится. Намалевал на деревянном туловище желтый мундир с белыми пуговицами и ремнем, на ногах — штаны и сапоги.

Когда повелитель показал свою работу деревянным солдатам, те пришли в восторг и пожелали, чтобы их привели в такой же вид.

Одному Урфину трудно было управиться с работой, поэтому он привлек к ней всех местных маляров.

Дело закипело. Через два дня армия блистала свежей краской, от нее за милю несло скипидаром и олифой.

Первый взвод выкрасили в желтый цвет, второй — в голубой, третий — в зеленый, четвертый — в оранжевый и пятый — в фиолетовый.

Капралам для отличия от солдат были пририсованы ленты через плечо, соответствующего цвета, которыми капралы очень возгордились. Плохо только то, что у солдат не хватило ума дождаться, когда краска высохнет. Восхищаясь друг другом, они тыкали пальцем один другому в живот, в грудь, в плечи. Получались пятна, и от этого дуболомы стали немного похожи на леопардов.

Генералу Джюс сумел доказать, что его прекрасные разноцветные узоры лучше всякой одежды.

Раскрашенная армия была в восторге, но тут возникло неожиданное затруднение. Дуболомы лицом походили один на другого, как две капли воды, и если командиры раньше различали их по расположению сучков, то теперь сучки были закрашены, и такая возможность исчезла.

Урфин Джюс, впрочем, не растерялся. Он нарисовал на груди и спине каждого солдата порядковый номер.

Эти опознавательные знаки и стали именами солдат, что было очень удобно.

Прежде приходилось вызывать солдат так:

— Эй ты, с сучком на брюхе, шаг вперед! Стой, стой, а ты куда? У тебя тоже сучок на брюхе? Ну, мне нужен не ты, а вон тот, у которого еще два маленьких сучка на левом плече…

Теперь дело обстояло гораздо проще:

— Зеленый номер один, два шага вперед! Как стоишь в строю, я тебя спрашиваю? Вот тебе, вот, вот!..

Раздавались глухие удары дубинки, и наказанный возвращался в строй.

Поход ничто больше не задерживало: сабли выкованы и отточены, нарисованные мундиры и штаны высохли. Урфин сделал седло, чтобы удобнее было ехать на медвежьей спине. К седлу он приторочил вместительные сумки, а в них спрятал фляги с живительным порошком — своей величайшей драгоценностью. Всей армии — вплоть до генерала — было строго запрещено дотрагиваться до сумок.

Некоторые дуболомы несли инструменты из мастерской Урфина: пилы, топоры, рубанки, сверла, а также запас деревянных голов, ног и рук.

Урфин Джюс запер свой дом на большие замки и приказал жителям Когиды не приближаться к нему. Деревянного клоуна он посадил за пазуху, предупредив, чтобы тот не вздумал кусаться. Филин пристроился на плече Урфина.

— Ать-два, ехал сзади на медведе, ать-два! Левой, правой!

Армия выступила в поход на поместье Према Кокуса ранним утром. Она бодро отбивала шаг, а Урфин Джюс радовался, что нарисовал опознавательные знаки не только на груди у каждого солдата, но и на спине. Если кто-либо из них струсит в бою и побежит, то виновника сразу можно будет узнать и распилить на дрова.

Новый замысел

Завоевание Голубой страны досталось Джюсу очень легко. Прем Кокус и его работники были захвачены врасплох. Они даже не пытались сопротивляться свирепым дуболомам и сразу признали себя побежденными.

Государственный переворот совершился: Урфин Джюс стал повелителем обширной страны Жевунов.

За два года до этого в Волшебной стране случилось землетрясение. Дорогу в Изумрудный город пересекли два глубоких оврага, и сообщение между ним и страной Жевунов было прервано. Во время путешествия в Изумрудный город Элли и ее друзья перебрались через овраги, но это стоило им больших трудов. Робким Жевунам такой подвиг был не под силу, они предпочитали сидеть дома и довольствоваться теми новостями, которые переносили из края в край птицы.

Подслушивая птичьи разговоры (самыми осведомленными оказались сороки), Жевуны узнали о том, что Гудвин несколько месяцев тому назад покинул Волшебную страну, оставив своим преемником Страшилу Мудрого. Стало им известно и то, что Фея Убивающего Домика, которую Жевуны полюбили за то, что она освободила их от Гингемы, тоже вернулась к себе на родину.

Узнал обо всем этом и Урфин Джюс. Новости пришли к нему от Гуамоко, а тому поведали об этом лесные совы и филины.

Когда до Урфина дошли эти важные известия, бывший столяр, а теперь правитель Голубой Страны Жевунов, задумался. Ему показалось, что пришел подходящий момент осуществить свою мечту и захватить власть над Изумрудным городом. Таинственная личность Гудвина и его удивительная способность превращаться в различных зверей и птиц пугали Урфина Джюса, но теперешний правитель Страшила не внушал ему никакого страха. Правда, Урфина смущало прозвище Мудрый, которое дал Страшиле Гудвин.

Но Урфин говорил филину так:

— Предположим, что у Страшилы есть мудрость. Зато у меня — сила. Что он может со своей мудростью, когда у меня мощная армия, а у него всего-навсего один Длиннобородый Солдат? Есть у него надежный союзник — Железный Дровосек, но он не успеет прийти на помощь… Решено — отправляюсь завоевывать Изумрудный город!

Гуамоко одобрил план повелителя.

Армия Урфина Джюса выступила в поход.

* * *

Напрасно грозный завоеватель надеялся, что его воинственные замыслы останутся тайной для Страшилы. Те же самые птицы, которые разболтали в стране Жевунов последние новости Изумрудного города, донесли в город тревожную весть о том, что на его мирных жителей надвигается беда: идет армия мощных деревянных солдат, по прозванию дуболомы. И ведет их бывший столяр Урфин Джюс, уже покоривший страну Жевунов.

Несколько десятков лет существовал Изумрудный город, и ни разу еще не грозило ему вражеское нашествие. Когда городом управлял Гудвин, все считали его непобедимым волшебником, и никто не осмеливался идти на него войной.

«Я, конечно, ничтожество в сравнении с Гудвином Великим и Ужасным, — горестно размышлял Страшила. — Стоило мне стать правителем, и вот уже на Изумрудный город идут враги. Но я не сдамся без боя…»

Страшила созвал военный совет. На этом совете присутствовали Длиннобородый Солдат Дин Гиор, Страж Ворот Фарамант, ворона Кагги-Карр, та самая, что надоумила Страшилу раздобыть мозги (с тех пор она стала его лучшим другом и советником), и несколько именитых горожан.

Сделав коротенький доклад о планах Урфина Джюса, Страшила закончил так:

— Хорошо, что мы узнали об опасности. Времени терять нельзя, надо готовить крепкую оборону. Почтенный Дин Гиор, я назначаю тебя фельдмаршалом наших вооруженных сил.

Фельдмаршал тотчас изложил свои соображения. Он сказал:

— Я немедленно соберу мастеров, и они сегодня же начнут поднимать городские стены там, где они доступны для нападения. Мы обошьем ворота листами железа, чтобы их нельзя было протаранить. Я прикажу специальным командам таскать на стены как можно больше камней и тяжелых поленьев. И если понадобится, мы даже выковыряем изумруды из городских мостовых!

— Очень пре-ду-смо-три-тель-на-я программа, очень! — восхитился Страшила. — Сразу видно, что ты — великий теоретик военного дела. Иди и принимайся за работу! А тебя, почтенный Фарамант, я назначаю начальником снабжения.

Фарамант тоже выдвинул свой проект действий.

— Я сейчас же разошлю продовольственные отряды по всем фермам, — сказал он. — Мы соберем в городе запасы муки, масла, сыра, яиц, пригоним стада скота и запасем для него сена. Враг может стоять под стенами целый год, но он не заморит нас голодом. Женщин и детей мы отправим в глубь страны, чтобы у нас не было лишних едоков.

— Очень прекрасный план, очень! — одобрил Страшила. — Иди и выполняй. Тебя, почтенная Кагги-Карр, я назначаю начальником связи. Думаю, тебе с твоими сильными крыльями такая должность придется по душе.

— О, я справлюсь с ней лучше всякого другого! — воскликнула Кагги-Карр. — Я разошлю птиц от города до Страны Жевунов, и по этой эстафете мы будем иметь самые точные сведения о продвижении врага. И помимо этого я пошлю крылатых гонцов за Железным Дровосеком, пусть спешит к нам на помощь.

— Браво, браво! Я не ошибся в выборе помощников. Действуй, Кагги-Карр! (Она тут же улетела в открытое окно, а правитель обратился к горожанам.) Вам, друзья мои, придется выступить простыми бойцами за свободу родного города.

Горожане с энтузиазмом отозвались. Особенно усердствовал Руф Билан, коренастый человек с круглым багровым лицом. Он кричал и размахивал руками даже тогда, когда все остальные уже замолкли.

С большим достоинством Страшила произнес:

— Я не благодарю вас, друзья, за ваши пат-ри-о-ти-че-ские чувства, защищать родной город — ваш священный долг. Но довольно слов, за дело.

И все отправились туда, где их помощь была более всего необходима. Так сорвалась надежда Урфина Джюса захватить Изумрудный город врасплох.

* * *

Через три дня ускоренного похода деревянное воинство подошло к первому оврагу, который перерезал дорогу, вымощенную желтым кирпичом. Здесь с дуболомами произошло приключение.

Деревянные солдаты привыкли ходить по ровному месту, и овраг не показался им чем-либо опасным. Первая шеренга дуболомов с капралом Арумом занесла правые ноги в воздух, одно мгновение колебалась над оврагом, а потом дружно ухнула вниз. Через несколько секунд грохот возвестил, что храбрые воины достигли цели. Других дуболомов это ничему не научило. Вторая шеренга двинулась вслед за первой, и Урфин с перекошенным от ужаса лицом заорал:

— Генерал, остановите войско!

Лан Пирот скомандовал:

— Армия, стой!

Гибель деревянных солдат была предотвращена, и осталось только выудить из оврага пострадавших и отремонтировать. Эта работа, а затем постройка надежного деревянного моста через овраг потребовала остановки на пять дней.

Но вот первый овраг остался позади, и дуболомы вступили в лес.

Этот лес пользовался дурной славой в стране: в нем обитали огромные тигры необычайной силы и свирепости. У них длинные острые клыки высовывались из пасти наружу, как сабли, и потому этих зверей прозвали саблезубыми тиграми. Среди жевунов ходило немало рассказов о страшных происшествиях, случившихся в Тигровом лесу.

Урфин боязливо оглядывался по сторонам.

Торжественно-тревожно было вокруг. Огромные деревья, покрытые свесившимися гирляндами седого мха, своими вершинами смыкались вверху, и под темно-зелеными сводами было сумрачно и сыро. Дорогу из желтого кирпича густо устилали опавшие листья, и тяжелые шаги дуболомов звучали приглушенно.

Сначала все шло благополучно, но вдруг к Урфину подскочил Лан Пирот.

— Повелитель! — крикнул он. — Из леса выглядывают звериные морды. Глаза у них желтые, а изо рта торчат белые сабли…

— Это саблезубые тигры, — сказал испуганный Урфин.

Присмотревшись, он увидел в зарослях десятки огоньков: это светились глаза хищников.

— Генерал, привести армию в боевую готовность!

— Слушаюсь, повелитель!

Урфина окружило кольцо деревянных солдат с дубинками и саблями в руках.

Саблезубые тигры нетерпеливо возились и пыхтели в чаще, но еще не осмеливались напасть: необычный вид добычи смущал их. И кроме того, они не чуяли запаха человека, а человек являлся их излюбленным лакомством. Вдруг ветерок донес до леса запах Урфина Джюса, и два тигра, самые голодные и нетерпеливые из всей компании, решились. Они выскочили из зарослей и взвились высоко над дорогой.

Но когда тигры уже готовы были опуститься в центр защищенного круга, сабли капралов по приказу Лана Пирота мгновенно взметнулись вверх, и звери, завывая, повисли на остриях. Заработали солдатские дубинки, круша головы и ребра тигров. С хищниками было покончено в один момент, и дуболомы отшвырнули их истерзанные тела к обочине дороги. Урфин Джюс пришел в неистовый восторг. Он тут же объявил армии благодарность.

Устрашенные тигры не посмели больше нападать на таких опасных врагов. Они еще полежали, посверкали глазами, для приличия порычали и, пристыженные, уползли в лесную чащу.

Урфину Джюсу пришла в голову мысль оживить шкуры убитых тигров — у него будут слуги, сильнее которых нет в Волшебной стране. Он уже распорядился снять с тигров шкуры, но вдруг, передумав, отменил приказ. Ведь если шкуры саблезубых тигров, известных свирепым нравом, восстанут против него, Урфина, то с ними невозможно будет справиться.

У второго оврага дуболомы сами остановились. Перейдя овраг по наведенному через него мосту, армия вышла в поле. И тут Урфина ждала новая неприятность, о которой он не думал, не гадал.

Дуболомы слишком мало видели за свою короткую жизнь и, встретив что-нибудь новое, терялись, не зная, как себя вести.

Попадись на дороге третий овраг, деревянные солдаты были бы осторожны. Но, на беду, им встретилась Большая река, через которую надо было переправляться по пути из Страны Жевунов в Изумрудный город. А до этого дуболомы видели только маленькие ручьи, через них они перешагивали, даже не замочив ног. Поэтому обширная гладь реки показалась генералу Лану Пироту каким-то новым видом дороги, очень удобным для ходьбы.

Урфин Джюс не успел моргнуть глазом, как деревянный генерал рявкнул:

— За мной, моя храбрая армия!

С этими словами он сбежал с откоса в реку, а послушные дуболомы посыпались за ним.

Вода у берега была глубокая и текла быстро. Она подхватила генерала, капралов, солдат и повлекла их, кувыркая и сталкивая друг с другом. Напрасно Урфин Джюс в отчаянии метался по берегу и орал во все горло:

— Стойте, дуболомы! Стойте!

Солдаты исполняли приказы только своего генерала, вдобавок они не понимали, что происходит, и взвод за взводом шагал в воду.

Две-три минуты — и завоеватель остался без армии: всю ее унесла река!

Урфин рвал на себе волосы от злости и отчаяния.

Филин пробормотал:

— Не расстраивайся, повелитель. В молодости я бывал в этих краях, и мне помнится, что на несколько миль ниже река заросла камышом: наши воины должны там задержаться…

Слова филина немного успокоили Урфина. Нагрузив уцелевший столярный инструмент на Топотуна, Джюс отправился по берегу. После полутора часов быстрой ходьбы он увидел, что река стала шире и мельче, на ней появились камышовые острова, и возле них шевелились разноцветные пятна. Урфин Джюс вздохнул с облегчением: дело можно было исправить.

Рассмотрев среди солдат Лана Пирота, Урфин закричал:

— Эй, генерал, прикажите дуболомам плыть к берегу!

— А что значит плыть? — отозвался Лан Пирот.

— Ну тогда бредите, если мелко!

— А как это — бредут?

Урфин Джюс сердито плюнул и принялся строить плот. Спасение армии отняло у него больше суток. Деревянное воинство имело жалкий вид: краска на туловищах облупилась, разбухшие от воды руки и ноги двигались с трудом.

Пришлось устроить длительную стоянку. Солдаты лежали на бережку целыми взводами во главе с капралами и сохли, а Урфин сколачивал большой прочный плот.

Дорога из желтого кирпича шла на север, и видно было, что за ней давно не ухаживали. Она заросла кустарником, и только посредине оставалась узкая тропинка.

Дуболомы растянулись в колонну по одному. Первым шел капрал Бефар, длинную цепочку замыкал генерал Лан Пирот. Далее ехал на Топотуне Урфин Джюс.

Один лишь человек из этой странной армии мог чувствовать усталость и голод, и это был ее создатель и повелитель Урфин Джюс.

Подошел обеденный час, пора было устраивать привал, но капрал Бефар все топал да топал вперед, и за ним отбивали шаг неутомимые дуболомы. Урфин наконец не выдержал и сказал Лану Пироту:

— Генерал, передайте вперед, чтобы армия остановилась.

Лан Пирот легонько ткнул булавой в спину последнего солдата и начал:

— Передай…

Дуболом не стал дослушивать. Он понял, что по какой-то причине, известной начальству, и до которой ему, желтому номеру десять, нет никакого дела, надо передать вперед полученный удар. И со словом «Передай!» он сунул дубинкой в спину желтого девятого. Но удар получился немного сильнее.

— Передай! — крикнул девятый желтый и стукнул желтого восьмого так, что тот пошатнулся.

— Передай, передай, передай! — раздавалось по цепи, и удары становились все чаще и сильнее.

Дуболомы пришли в азарт.

Дубинки колотили по крашеным спинам, некоторые солдаты падали…

Много времени прошло, прежде чем Урфину удалось навести порядок, и потрепанное деревянное войско выбралось на поляну посреди кустов, где был устроен привал.

После отдыха Урфин Джюс повел армию дальше на север.

* * *

Читатель, конечно, давно уж догадался, что о всех злоключениях деревянной армии Страшила быстро узнавал от связистов Кагги-Карр. Случай с оврагом заставил было правителя обрадоваться и подумать, что Урфин прекратит поход на Изумрудный город и поведет своих бестолковых солдат обратно. Но когда через несколько дней голубая сойка донесла, что дуболомы отремонтированы и армия уже строит мост через второй овраг, Страшила понял, что Урфин Джюс упорный, опасный враг и никакие препятствия не остановят его на пути к цели.

Приключение на Большой реке подтвердило такое мнение. Да, ничего не оставалось подданным Страшилы, как только готовить свой прекрасный город к обороне. И они работали самоотверженно, не жалея сил. Каменщики поднимали стены, кровельщики укрепляли ворота, горожане таскали на носилках груды булыжника и кирпича. Повсюду мелькали энергичные, подтянутые фигуры Страшилы, Дина Гиора, Фараманта. Кагги-Карр принимала рапорты от то и дело прилетавших курьеров.

В город мчались повозки с провизией, запряженные маленькими лошадками. Галопом, задрав хвосты, скакали коровы, подгоняемые пастухами.

Перейдя Большую реку, армия Урфина вступила в совершенно пустынный край. Здесь все было зеленое: и богатые дома жителей, стоявшие по краям дороги, и изгороди, и дорожные указатели. Но жители, предупрежденные вестниками Страшилы, покинули свои жилища. Боеспособные мужчины ушли защищать город, а старики, женщины и дети, захватив провизию и домашний скот, попрятались в лесных убежищах.

Урфин понял, что о его приближении известно Страшиле, и изо всех сил подгонял своих неутомимых, усердных солдат.

Успеют ли защитники Изумрудного города подготовиться к встрече ужасного врага? Вот в чем был вопрос.

История вороны Кагги-Карр

Мысль добыть мозги подсказала Страшиле ворона Кагги-Карр, немножко болтливая и сварливая, но в общем добродушная птица. Здесь необходимо рассказать, что с ней произошло после того, как Элли сняла Страшилу с шеста в пшеничном поле и увела с собой в Изумрудный город.

В этот раз Кагги-Карр не полетела за Элли и Страшилой. Она сочла пшеничное поле своей законной добычей и осталась на нем жить в многочисленной компании ворон, галок и сорок. Она управлялась так хорошо, что, когда фермер явился убирать урожай, он нашел там одну солому.

— Вот и чучело не помогло, — горестно вздохнул фермер и, не интересуясь судьбой исчезнувшего Страшилы, ни с чем отправился домой.

А через некоторое время до Кагги-Карр по птичьей почте дошли вести, что какое-то чучело после отъезда великого волшебника Гудвина сделалось правителем Изумрудного города. Так как вряд ли в Волшебной стране нашлось бы другое живое чучело, то Кагги-Карр справедливо решила, что это и есть то самое, которому она посоветовала искать мозги.

За такую прекрасную идею следовало потребовать награду, и ворона, не теряя времени, полетела в Изумрудный город. Добиться приема у Страшилы Мудрого оказалось не так-то легко: Дин Гиор не хотел пропускать к нему простую ворону, как он сказал.

Кагги-Карр страшно возмутилась.

— Простая ворона! — воскликнула она. — Да знаешь ли ты, Длинная Борода, что я самая старинная приятельница правителя, что я, можно сказать, его воспитательница и наставница и без меня он никогда не достиг бы своего выдающегося поста! И если ты немедленно не доложишь обо мне Страшиле Мудрому, то тебе несдобровать.

Длиннобородый Солдат доложил о вороне правителю и, к своему большому изумлению, получил приказ немедленно ввести ее и оказать ей придворные почести.

Признательный Страшила навсегда запомнил ворону, оказавшую ему такую услугу. Он принял Кагги-Карр в присутствии придворных с огромной радостью. Правитель спустился с трона и прошел на своих мягких слабых ногах три шага навстречу гостье. В летописях его двора это было записано как величайший почет, когда-либо кому-либо оказанный!

По приказу Страшилы Мудрого Кагги-Карр была занесена в число придворных с чином первого отведывателя блюд дворцовой кухни. Сам Страшила не нуждался в пище, но держал открытый стол для своих придворных. Так как при Гудвине такого обычая не водилось, то придворные громко хвалили нового правителя за щедрость.

Тогда же Кагги-Карр было отведено во владение превосходное пшеничное поле неподалеку от стен города.

Осада Изумрудного города

Кагги-Карр, не довольствуясь своей важной должностью начальника связи, решила доказать Урфину Джюсу, что Изумрудный город — не такая легкая добыча, как он полагает. И доказать это должна была птичья рать, созванная вороной со всей страны.

В ожидании вражеского нашествия птицам надо было кормиться, и Кагги-Карр щедро предоставила им свое пшеничное поле. Она знала, что там не останется ни зернышка, но чем не пожертвуешь для свободы родной страны!

И вот на дороге, вымощенной желтым кирпичом, в миле от города показались громко топавшие деревянные люди со свирепыми лицами. Кагги-Карр тотчас отправила к Страшиле с донесением расторопного воробья, а сама повела свое воинство на врага.

Огромная стая галок, сорок и воробьев налетела на солдат Урфина Джюса. Птицы метались перед их лицами, царапали когтями спины, садились на головы, стараясь выклевать стеклянные глаза.

Кагги-Карр смело напала на самого Лана Пирота. Дуболомы напрасно размахивали саблями и дубинками, птицы ловко увертывались, и удары попадали не туда, куда следует. Голубой солдат ткнул в руку зеленого, и тот, рассердившись, накинулся на него. А когда капрал Гитон бросился их разнимать, оранжевый дуболом, целясь в галку, отсек капралу ухо.

Завязалась всеобщая свалка. Урфин Джюс кричал и топал ногами. Топотун дико ревел и раздавал солдатам оплеухи направо и налево, пытаясь вбить в них дисциплину.

Да, по этой слишком горячей встрече Урфин Джюс понял, что перед ним стоит нелегкая задача. Какие-то ничтожные птицы, даже не орлы и ястребы, а сороки и вороны сумели устроить такую суматоху в его армии, а ведь впереди — городские стены, и на них люди, которые будут отчаянно защищать свою свободу.

Наконец порядок был восстановлен, птицы отогнаны, и армия нестройно двинулась к воротам.

На городской стене стояли Страшила со своим штабом и многочисленный отряд бойцов. Среди горожан особенно суетился краснолицый Руф Билан, призывая сограждан храбро защищать родной город, хотя в его призывах никто не нуждался.

Правитель и его советники внимательно разглядывали деревянную армию, приводившую себя в порядок. Они не обольщались первым маленьким успехом, понимая, что впереди — жестокая упорная борьба. Они выжидали, не предпринимая никаких военных действий.

Урфин Джюс неверно принял их бездействие за нерешительность. Он подошел с белым флагом к воротам и позвонил в колокол.

— Кто там? — спросил Страшила.

— Это я — могущественный Урфин Джюс, правитель Голубой Страны Жевунов.

— Что вам нужно?

— Я хочу, чтобы Изумрудный город сдался и признал меня своим повелителем.

— Этого не будет, — с достоинством возразил Страшила.

— Тогда я возьму ваш город приступом, и никому из вас не будет пощады.

— Попробуйте, — сказал правитель. Горожане поддержали его дружным гулом.

Урфин отступил от стены и отправил капрала Бефара с его взводом в ближайшую рощу. Там они свалили длинное дерево, очистили его от сучков и под предводительством Урфина Джюса и генерала двинулись к стене. Выстроившись в два ряда, дуболомы размахнулись столбом, как тараном, и ударили в ворота. Ворота затрещали.

И тут сверху полетели поленья, булыжники и обломки кирпичей. Один камень попал в плечо Урфину Джюсу и опрокинул его на землю. В непокрытую голову генерала угодило полено. На палисандровой голове Лана Пирота образовалась вмятина, а от нее побежали во все стороны трещины.

Урфин Джюс вскочил и пустился прочь от ворот, за ним по пятам следовал палисандровый генерал. Этого оказалось достаточно. Видя, что предводители бегут, дуболомы немедленно повернули и побежали за ними.

Вперемежку, натыкаясь друг на друга, сбивая один другого с ног, перескакивая через упавших и бросая на бегу дубинки и сабли, неслись капралы, рядовые, сзади с ревом скакал испуганный Топотун. Их сопровождал оглушительный хохот горожан.

Войско остановилось вдали от стен города. Урфин Джюс тер плечо и сердито бранил генерала за трусость, а тот оправдывался тяжелой раной, щупая разбитую палисандровую голову.

— Вы ведь тоже отступили, повелитель, — говорил Лан Пирот.

— Вот дерево, — возмутился Урфин Джюс. — Вашу голову я заделаю, отполирую, и она станет как новенькая, а если мне голову пробьют, это смерть!

— А что такое смерть?

— Тьфу!

Урфин не стал больше разговаривать с генералом. Дело кончилось тем, что во всем обвинили солдат, и на них посыпались удары дубинок.

На следующий приступ армия не решилась, и был разбит лагерь вдалеке от ворот.

Началась осада города. Два или три раза деревянные солдаты приближались к воротам и всякий раз отступали, когда на них летели со стены камни.

Казалось, осаду можно было выдерживать до бесконечности. Но в защите города обнаружилось слабое место. Непривычных к военной службе горожан сломили усталость и тоска о семьях, покинувших город. Ночью их одолевал сон, и, хотя фельдмаршал Дин Гиор ввел дежурства, дежурные тоже сваливались с ног. Страшила, никогда не устававший и не спавший, решил взять ночной досмотр на себя. Это принесло большую пользу в первую же ночь.

Страшила сидел на стене и смотрел в поле своими бессонными нарисованными глазами. И он увидел, как в лагере Урфина Джюса началась подготовка к штурму.

Не слыша за стеной никакого движения, враги стали незаметно подкрадываться к воротам. Они несли ломы и топоры, захваченные на ближайших фермах. Страшила разбудил бойцов, на головы нападавших посыпались поленья, камни, и армия Урфина Джюса бежала.

Страшила, обняв своими мягкими руками верных помощников Дина Гиора и Фараманта, рассуждал:

— Если бы я был на месте Урфина Джюса, я приказал бы своим солдатам защищать головы от камней деревянными щитами. И я уверен, что они так и сделают. Под прикрытием щитов они смело могут ломать ворота.

— Но как же тогда быть, правитель? — спросил Дин Гиор.

— Эти деревянные люди должны бояться того же, чего боюсь и я, — задумчиво сказал Страшила, — огня. А поэтому надо заготовить на стене побольше соломы и держать под руками спички.

Догадки Страшилы Мудрого оказались совершенно верными. Через некоторое время, в самый глухой час ночи, начался новый приступ. Солдаты Урфина Джюса подкрадывались к стене, держа над головами половинки от ворот, снятых на фермах. И тут на них полетели охапки горящей соломы. Деревянные солдаты уже потерпели бедствие от воды, так как не знали, что это такое. Они и об огне не имели понятия: пока Урфин Джюс их делал, он очень боялся пожара и даже не топил в доме печь. Теперь эта осторожность обернулась против него.

Горящая солома падала на землю, на щиты, которыми прикрывались дуболомы. А те с любопытством глядели на невиданное зрелище. Языки пламени в ночной темноте казались им удивительными яркими цветами, выраставшими с необычайной быстротой. Дуболомы даже и не думали защищаться от огня. Наоборот, некоторые совали в пламя руки и, не чувствуя боли, с глупым видом наблюдали, как на кончиках пальцев расцветают красные цветы. И уже несколько деревянных людей пылали, распространяя удушливый запах горелой краски…

Урфин Джюс видел, что его деревянной армии грозит нечто более ужасное, чем приключение на реке. Но что делать? Воды поблизости не было.

Выход подсказал Гуамоко.

— Забрасывай землей! — крикнул он растерявшемуся Урфину.

Первым за дело принялся Топотун. Сбив с ног капрала, у которого горела голова, медведь стал рыть землю мощными лапами и заваливать пламя. Потом и сами дуболомы поняли опасность и начали отбегать от горевшей соломы.

Армия отступила от ворот города с большим уроном. У нескольких дуболомов головы обгорели до того, что их надо было заменять новыми. У иных вывалились глаза, обгорели уши, а многие лишились пальцев…

— Эх, дуболомы, дуболомы! — вздыхал завоеватель. — Всем вы хороши: сильны, храбры, неутомимы… Вот только ума бы вам побольше!

Но чего нет, того нет!

Урфину Джюсу стало ясно, что Изумрудный город можно взять только измором. Это же было ясно и Страшиле. Он устроил военный совет, в котором участвовала и Кагги-Карр.

Страшила думал так напряженно, что у него из головы полезли булавки и иголки, и голова стала похожа на ежа с железной щетиной. Он заговорил:

— Урфин Джюс привел с собой много солдат, но они все деревянные. Мой друг Дровосек, правитель страны Мигунов, один, но он железный. Железо не рубят деревом, а дерево рубят железом. Значит, железо крепче дерева, и если Железный Дровосек вовремя подоспеет к нам на помощь, он разобьет деревянную армию Урфина.

Ворона отозвалась:

— Ты совершенно прав, друг мой, и я уже давно послала за ним воздушных гонцов. Но, к сожалению, Дровосек проходит профилактический ремонт, и этот ремонт у него что-то затянулся.

— Как, как ты сказала? — встрепенулся Страшила. — Про-ли-фа… Повтори!

— Профилактический.

— Какое хорошее слово. Что оно означает?

— Ну, как тебе сказать? — замялась ворона. — Ну, это такое, что делается на всякий случай, чтобы чего-нибудь не вышло.

— Про-фи-лак-ти-че-ский, — медленно произнес по слогам Страшила, и видно было, что это слово он запомнил крепко и при случае будет его употреблять. Такая привычка появилась у правителя в последнее время: она придавала его речам очень ученый оттенок.

Так как из всех членов штаба только Кагги-Карр могла быстро и безопасно совершить путешествие в Фиолетовую страну, то ее и отправили с поручением поторопить Железного Дровосека. Она обещала нигде не задерживаться и как можно скорее вернуться с подмогой.

Измена

Прошло еще два дня.

Попытки Урфина взять город штурмом успеха не имели. После каждой атаки Джюсу приходилось становиться за походный верстак и чинить поломанных солдат. Неудачливый завоеватель решил посоветоваться с Ланом Пиротом и филином Гуамоко.

Расположившись вдалеке от городской стены под большим деревом, они разговаривали тихими голосами.

— Генерал, я прихожу в отчаяние, — признался Урфин Джюс. — Мы семь раз штурмовали город и днем и ночью, и все атаки отбиты с большим для нас уроном. Я не успеваю починять искалеченных дуболомов.

— Настоящий солдат должен рваться в бой даже без головы! — браво возразил Лан Пирот.

— Не представляю себе, как могут драться безголовые солдаты, — усомнился Джюс.

— Усердие все превозмогает!

— Гм… Не думаю. Однако попробую я еще раз уговорить Страшилу сдаться. — Размахивая белым флагом, Урфин направился к стене. — Послушайте, ваше превосходительство, господин правитель, в последний раз предлагаю вам капитулировать.

— Ка-пи-ту-ли-ро-вать? Звонкое слово! А что оно означает?

— А то, что вы должны сдаться. И тогда я обойдусь с вами милостиво, вы станете моим заместителем.

— Послушайте, Урфин, — спросил Страшила, — разве у ваших дуболомов уже выросли крылья?

— Господин правитель, я вас не понимаю.

— Но ведь это очень просто. Чтобы взлететь на стену, ваши солдаты должны превратиться в птиц, а им, по-моему, до этого еще далеко.

— Хо-хо-хо! — разразился смехом Руф Билан. — Наш правитель — гениальный остряк! Завидую вашим удивительным мозгам, господин Страшила!

Урфин возвратился к своим собеседникам.

— Я пригрозил Страшиле новым штурмом, но понимаю, что это бесполезно, — со вздохом сказал Урфин. — Стены города подняты, бреши заделаны, ворота укреплены, запас метательных орудий неисчерпаем. Проклятые птицы сделали свое дело, предупредив горожан о нашем нашествии. Нам остается лишь одно: обложить город и дожидаться, когда его жители начнут умирать с голоду.

— Это не поможет, повелитель, — возразил Гуамоко. — Ночью я летал в город на разведку и убедился, что там полным-полно продовольствия: амбары завалены мукой, бочками масла и сыра, на площадях стада коров…

— Проклятый Страшила, он все предусмотрел, — простонал Джюс.

Филин слетел с дерева, сел Урфину на плечо и тихо сказал:

— Он предусмотрел все, кроме измены…

— Измены?! — вскрикнул Урфин.

— Тише, повелитель! Видишь того краснолицего толстяка, который больше всех суетится на стене и славит Страшилу?

— Вижу. Ну и что?

— Это — Руф Билан, смотритель дворцовой умывальни. Когда я был на разведке, я отдыхал на балконе его дома. Он разговаривал с приятелем и всячески проклинал Страшилу. Руф Билан богат, он знатного рода и сам метил в правители Изумрудного города. Но Гудвин назначил своим преемником не его, а Страшилу, и с тех пор Билан ненавидит соломенного человека и с радостью предаст его врагу.

Урфин страшно обрадовался.

— Твои сведения бесценны, мой дорогой Гуамоколатокинт! Этой же ночью лети в город, соблазни Билана, обещай, что он будет моим главным государственным распорядителем и что я… Словом, плети ему, что хочешь, лишь бы он перешел на мою сторону…

— Я добьюсь этого, повелитель, — заверил филин, — и думаю, что мне не придется очень уж стараться.

Трубач заиграл вечернюю зарю.

Урфин важно направился в свою палатку, сопровождаемый Топотуном, филином и почетным караулом из дуболомов. Солдаты отдавали ему честь, и лицо Урфина раскраснелось от счастья.

* * *

В эту ночь Страшила, по обыкновению, бодрствовал на стене один, а его бойцы крепко спали. И тут к правителю подкралась сзади какая-то тень. Произошла короткая борьба, и слабые мягкие руки Страшилы были опутаны веревкой.

Через минуту скрипнула калитка и показался коротенький коренастый человек. Он двинулся вперед, но к нему навстречу уже спешил Урфин Джюс.

— Если не ошибаюсь, господин Руф Билан? — спросил Урфин.

— Так точно, мой милостивый повелитель. Филин Гуамоко передал мне ваши предложения, и вот я здесь.

— Но как вам удалось выполнить свой замысел?

— Очень просто, — хихикнул Билан. — Мой слуга принес очередной смене защитников угощение: бочонок вина, а в него было подмешано сонное зелье.

— Браво, браво! — восхитился Джюс. — Вы человек в моем вкусе, и я назначаю вас главным государственным распорядителем.

Билан поклонился до самой земли.

— Благодарю, ваше величество! Я рожден для высокой должности и буду нести ее с честью.

Армия Урфина двинулась в широко раскрытые ворота Изумрудного города.

Утром жители проснулись при звуке трубы, выглянули в окна и услышали, как глашатай, в котором они узнали слугу Билана, объявил, что отныне Изумрудным городом правит могущественный Урфин Джюс, которому все должны оказывать беспрекословное повиновение под страхом суровой кары.

Страшила Мудрый сидел в это время в дворцовом подвале. Его не столько мучило сожаление об утраченной власти, сколько мысль о том, что Железный Дровосек, явившись к нему на выручку, попадет в беду. И не было никакой возможности предупредить друга! Фарамант и Дин Гиор, заключенные в том же подвале, напрасно старались утешить бывшего правителя.

Железный Дровосек попадает в плен

На следующий день по улице снова прошел глашатай. Он объявил, что жители Изумрудного города, которые пожелают служить могущественному Урфину Джюсу, будут приняты им милостиво и получат должности при дворе.

Таких желающих оказалось немного. Кроме Руфа Билана, нашлось всего несколько человек такого же сорта — из самых неуважаемых в городе людей.

Руф Билан получил должность главного государственного распорядителя, что равнялось рангу первого министра, но, когда он напомнил правителю обещание щедро наградить его золотом, Урфин Джюс очень удивился. Филин, вероятно, что-то напутал, ничего такого ему не поручали говорить.

Остальные, переметнувшиеся на сторону Урфина Джюса, тоже получили должности распорядителей и смотрителей… Но их было слишком мало, чтобы образовать пышный двор, о каком мечтал Урфин Джюс.

Напрасно он отправлял посланцев к бывшим придворным Страшилы. Те, хоть и привыкли торчать по целым дням во дворце, болтать всякий вздор и пересмеиваться, считая при этом, что заняты важными государственными делами, однако на приглашение Урфина Джюса не откликнулись.

Новых придворных все презирали. Но особенное презрение и даже ненависть заслужил Руф Билан, потому что стало известно о его измене.

С тех пор он осмеливался ходить по городу только в сопровождении двух дуболомов. Пришлось дать провожатых и другим советникам.

От Руфа Билана правитель узнал, что Страшила послал ворону за Железным Дровосеком. Урфин Джюс высчитал, когда должен явиться Дровосек. Для него приготовили засаду.

Место Фараманта в будке у ворот занял Руф Билан, сменивший на этот случай пышное придворное одеяние на простой кафтан. Под аркой ворот притаился взвод деревянных солдат под командой капрала Арума. Они ждали Дровосека с веревками в руках…

Кагги-Карр долетела до Страны Мигунов без всяких задержек. Она нашла правителя на дороге с большим кузнечным молотом в руках.

За несколько месяцев перед этим, когда мигуны просили Железного Дровосека править их страной, они говорили так:

— Такой правитель, как вы, будет для нас очень удобен: вы не едите, не пьете и, значит, не будете обременять нас налогами…

Мигуны получили больше, чем ожидали. Железный Дровосек не только не собирал налоги со своих подданных, но, наоборот, сам работал на них. Скучая по Элли, Страшиле и Смелому Льву и не привыкнув жить в безделье, Дровосек с утра отправлялся в поле, дробил там большие камни и мостил ими дороги. Мигуны получали сразу две выгоды: их поля очищались от камней, и во все концы страны пролегали прекрасные, прочные пути сообщения.

Узнав от Кагги-Карр, что Страшиле грозит опасность, Железный Дровосек не мешкал ни минуты. Он отшвырнул в сторону молот, сбегал во дворец за топором и отправился в путь. Ворона примостилась у него на плече и подробно рассказывала невеселые новости.

Мигуны терли глаза и грустно мигали, провожая своего любимого правителя.

…Железный Дровосек подходил к Изумрудному городу. Все вокруг было спокойно, лагерь Урфина Джюса исчез, ворота заперты, как обычно.

Дровосек заколотил в калитку, в маленьком окошке появилось багровое лицо Руфа Билана.

— А где Фарамант? — удивился Дровосек.

— Он болен, я его заменяю.

— Что у вас тут происходит?

— Да так, ничего особенного. Подходили неприятели, но мы их отбили с большим для них уроном, и они ушли.

— Как Страшила?

— Бодр и весел, ждет встречи с вами, уважаемый господин Дровосек! Прошу вас, входите!

Руф Билан приоткрыл калитку. И лишь только Железный Дровосек ступил в темноту арки, как из его рук был вырван топор, а туловище опутали веревки. После недолгой ожесточенной борьбы Железный Дровосек был повален на землю и связан. Кагги-Карр с резким криком «Измена!» сумела увернуться от дуболомов и взлетела на стену.

Кагги-Карр видела, как обезоруженного Дровосека со связанными руками повели во дворец. Немногие жители, оставшиеся в городе, сквозь приоткрытые окна смотрели на него с сочувствием и жалостью.

Ворона издали следовала за печальным шествием и пристроилась на карнизе дворца, у раскрытого окна тронного зала. Отсюда она видела и слышала все, что здесь происходило.

Урфин Джюс в роскошной мантии сидел на троне, украшенном изумрудами; его мрачные глаза под сросшимися черными бровями блестели торжеством. Немногочисленная кучка придворных теснилась возле трона. По сторонам зала, как статуи, стояли желтые и зеленые деревянные солдаты, сверкая свежими заплатками.

Ввели Железного Дровосека; он шел спокойно, и узорчатый паркет сотрясался под его тяжкими шагами. Сзади два солдата тащили огромный блистающий топор.

Урфин Джюс содрогнулся при мысли о том, что мог сделать с его армией этот богатырь, если бы его не схватили обманом. Железный Дровосек бесстрашно встретил испытующий взгляд диктатора, а тот сделал знак Билану, и предатель рысцой выбежал из зала.

Через несколько минут ввели Страшилу. Железный Дровосек взглянул на его разорванное платье, из которого торчали клочки соломы, на его бессильно опущенные руки, и ему стало невыносимо жаль друга, недавнего правителя Изумрудного города, гордившегося полученными от Гудвина замечательными мозгами.

Из глаз Железного Дровосека потекли слезы.

— Осторожнее, ведь при тебе нет масленки! — в испуге закричал Страшила. — Ты заржавеешь!

— Прости, друг! — сказал Железный Дровосек. — Я попал в подлую ловушку и не смог выручить тебя.

— Нет, это ты прости меня за то, что я так необдуманно послал за тобой, — возразил Страшила.

— Довольно нежностей! — грубо закричал Урфин Джюс. — Сейчас речь не о том, кто из вас перед кем виноват, а о вашей судьбе. Согласны ли вы служить мне? Я дам вам высокие должности, сделаю вас своими наместниками, и вы по-прежнему станете управлять странами, но только под моим верховным владычеством.

Страшила и Железный Дровосек переглянулись и в один голос ответили:

— Нет!

— Вы еще не опомнились от своего поражения и не соображаете, что говорите, — злобно сказал Урфин Джюс. — Подумайте о том, что я могу вас уничтожить, и ответьте мне снова!

— Нет! — повторили Дровосек и Страшила.

— Я дам вам время одуматься, поразмыслить над своим положением. Завтра, в это же время, вы снова предстанете передо мной. Эй, стража, отвести их в подвал!

Солдаты под предводительством краснолицего капрала повели пленников, а Кагги-Карр полетела в лес и там кое-как утолила голод. На следующее утро она ждала на карнизе дворца, когда пленников приведут в тронный зал.

Железный Дровосек и Страшила снова ответили Урфину Джюсу решительным отказом.

И на третий день пленники опять появились перед разъяренным диктатором.

— Нет, нет и нет! — было их окончательное решение.

— Пр…р…авильно! Ур…р…рфин… др…р…янь!.. — донесся от окна ликующий возглас.

Кагги-Карр не могла не высказать свое мнение. По приказу Урфина придворные бросились ловить ворону, но напрасно. Кагги-Карр взлетела на верхний карниз окна с насмешливым карканьем.

— Вот мое решение! — сказал Урфин Джюс, и в зале наступила тишина. — Страшилу я мог бы сжечь, а Железного Дровосека перековать на гвозди, но я оставляю им жизнь…

Придворные принялись громко восхвалять великодушие правителя.

Урфин продолжал:

— Да, дерзкие упрямцы, я оставляю вас жить, но только на полгода. Если по истечении шести месяцев вы не покоритесь моей воле, вас ждет гибель! А пока вы будете находиться в заключении, и не в подвале, а на высокой башне, где каждый может вас видеть и, увидев, убедиться в могуществе Урфина Джюса. Убрать их! — обратился повелитель к страже.

Громко топая ногами, дуболомы увели пленников.

* * *

Невдалеке от Изумрудного города стояла старинная башня, воздвигнутая давным-давно каким-то королем или волшебником. Когда Гудвин построил тут город, он пользовался башней как наблюдательным постом. На башне всегда стояли часовые и смотрели, не приближается ли к городу какая-нибудь злая волшебница. Но с тех пор как Элли истребила злых волшебниц и Гудвин покинул страну, башня утратила свое значение и стояла одинокая и угрюмая, хотя еще прочная.

Внизу башни была дверь, от нее узкая и пыльная винтовая лестница вела на верхнюю площадку. По приказу правителя площадку накрыли сверху черепичным колпаком. Урфин Джюс не хотел, чтобы Дровосек заржавел от дождя, а Страшила лишился лица — ведь это помешает им пойти на службу к новому правителю.

Дуболомы отвели на башню Страшилу и Железного Дровосека, у которого руки были по-прежнему связаны. Тюремщики, зная про его силу, боялись Дровосека даже безоружного.

Оставшись одни, друзья огляделись. На юге были видны зеленые домики фермеров, окруженные садами и полями, и между ними вилась и кончалась у ворот города свидетельница многих историй и приключений — дорога, вымощенная желтым кирпичом.

На севере раскинулся Изумрудный город. Так как стена его по высоте уступала тюремной башне, то можно было различить дома, почти сходившиеся кровлями над узкими улицами, главную площадь, где прежде били фонтаны; виднелись и шпили дворца, украшенные огромными изумрудами.

Страшила и Дровосек разглядели, что фонтаны уже не работали, а по шпилям ползали какие-то фигурки, подбираясь к изумрудам.

— Любуетесь? — раздался резкий голос.

Страшила и Дровосек обернулись. Перед ними была Кагги-Карр.

— Что там делается? — спросил Страшила.

— Простая вещь, — насмешливо ответила ворона. — По приказу нового правителя все изумруды с башен и стен будут сняты и поступят в личную казну Урфина Джюса. Наш Изумрудный город перестанет быть изумрудным. Вот что там делается!

— Проклятье! — воскликнул Железный Дровосек. — Хотел бы я оказаться лицом к лицу с этим Урфином Джюсом и его деревяшками, и чтобы в моей руке был топор! Уж я бы позабыл для такого случая, что у меня мягкое сердце!

— Для этого надо действовать, а не сидеть со связанными руками, — ехидно сказала ворона.

— Я попробовал развязать Дровосеку руки, да у меня не хватило силы, — смущенно признался Страшила.

— Эх, ты! Смотри, вот как надо!

Кагги-Карр заработала своим крепким клювом, и через несколько минут веревки свалились с Дровосека.

— Как хорошо! — Дровосек с наслаждением потянулся. — Я был все равно как заржавленный… Теперь спустимся вниз? Уверен, что смогу сломать дверь.

— Бесполезно, — сказала ворона. — Там стоят на карауле деревянные солдаты с дубинками. Надо придумать что-то другое.

— Выдумки — это дело Страшилы, — молвил Железный Дровосек.

— Ага, я тебе всегда говорил, что мозги лучше сердца, — воскликнул польщенный Страшила.

— Но и сердце — тоже стоящая вещь, — возразил Дровосек. — Без сердца я был бы никуда не годным человеком и не мог бы любить свою невесту, оставленную в Голубой стране.

— А мозги… — снова начал Страшила.

— Мозги, сердце, мозги! — сердито оборвала ворона. — Только одно это от вас и слышишь! Тут не спорить надо, а действовать.

Кагги-Карр была несколько ворчливая птица, но превосходный товарищ. Чувствуя ее правоту, друзья не обиделись, и Страшила начал думать.

Думал он долго, часа три. Иголки и булавки от напряжения далеко высунулись из его головы, и Дровосек тревожился, что, быть может, это вредно его другу.

— Нашел! — крикнул наконец Страшила и хлопнул себя по лбу с такой силой, что в ладонь вонзилось с десяток булавок и иголок.

Ворона, тем временем сладко дремавшая, проснулась и сказала:

— Говори!

— Надо послать письмо в Канзас, к Элли. Она очень сообразительная девочка, обязательно что-нибудь придумает.

— Хорошая мысль, — насмешливо протянула Кагги-Карр. — Интересно только, кто понесет письмо?

— Кто? Да ты, конечно! — ответил Страшила.

— Я? — изумилась Кагги-Карр. — Мне лететь через горы и пустыни в незнакомую страну, где птицы лишены дара речи? Хорошая выдумка!

— Если ты не согласна, — сказал Страшила, — мы не будем настаивать. Мы пошлем в Канзас другую ворону, помоложе тебя.

Кагги-Карр возмутилась:

— Другую? Помоложе?! Если мне исполнилось всего сто два года, вы уже готовы называть меня старухой? Так знайте, что у нас, ворон, такой возраст считается совсем юным. И что сделает другая ворона? Во-первых, она заблудится и не доберется до Канзаса. Во-вторых, она не найдет в Канзасе Элли, потому что не видела ее. В-третьих… словом, письмо понесу я.

Железный Дровосек сказал:

— Для письма нужен мягкий, но прочный древесный лист, который можно будет обвязать вокруг твоей ноги. И кроме того, требуется иголка.

— Иголку я могу выдернуть из своей головы, — сказал Страшила, — у меня их там достаточно.

Ворона улетела и вернулась с большим гладким листом. Страшила протянул лист и иголку Железному Дровосеку:

— Пиши!

Тот изумился:

— Но я думал, что писать будешь ты. Ведь ты же придумал отправить письмо!

— Когда я придумывал это, я рассчитывал на тебя. Сам-то я еще не научился писать.

— И я не удосужился за государственными делами, — признался Дровосек. — Как же теперь быть?

— Мы не напишем письмо, а нарисуем! — догадался Страшила.

— Я не понимаю, как можно нарисовать письмо, — сказал Железный Дровосек.

— Нужно нарисовать меня и тебя за решеткой. Элли умная девочка, она сразу поймет, что мы в беде и просим помощи.

— Правильно, — обрадовался Дровосек. — Рисуй!

Но у Страшилы ничего не вышло. Игла выскальзывала из его мягких непослушных пальцев, и он не мог провести самой простой черты. За дело взялся Железный Дровосек. Он сам не ожидал, что у него получится так хорошо: видно, он имел прирожденный талант к рисованию.

Страшила выдернул из полы своего кафтана длинную нитку, лист обмотали вокруг ноги Кагги-Карр, крепко привязали, ворона попрощалась с друзьями, проскользнула сквозь прутья решетки, взмахнула крыльями и скоро исчезла в голубой дали.

Новый правитель Изумрудной страны

Овладев Изумрудным городом, Урфин Джюс долго думал над тем, как ему именоваться, и в конце концов остановился на титуле, который выглядел так: Урфин Первый, могущественный Король Изумрудного города и сопредельных стран, Владыка, сапоги Которого попирают Вселенную.

Первыми услышали новый титул Топотун и Гуамоко. Простодушный медведь бурно восхищался звонкими словами королевского именования, но филин загадочно прищурил желтые глаза и коротко сказал:

— Сначала пусть этот титул научатся произносить придворные.

Джюс решил последовать его совету. Он позвал в тронный зал Руфа Билана и еще нескольких придворных высших чинов и, трепеща от гордости, дважды произнес титул. Затем он приказал Билану:

— Повторите, господин главный государственный распорядитель!

Коротенький и толстый Руф Билан побагровел от страха перед суровым взглядом повелителя и забормотал:

— Урфин Первый, могучий Король Изумрудного города и самодельных стран, Владетель, сапоги Которого упираются во Вселенную…

— Плохо, очень плохо! — сурово сказал Урфин Джюс и обратился к следующему: — Теперь вы, смотритель лавок городских купцов и лотков рыночных торговок!

Тот, заикаясь, заговорил:

— Вас следует называть Урфин Первый, преимущественный Король Изумрудного города и бездельных стран, Которого сапогами попирают из Вселенной…

Послышался хриплый, удушливый кашель. Это филин Гуамоко старался скрыть овладевший им безудержный смех.

Весь красный от гнева, Урфин выгнал придворных.

Проведя в раздумье еще несколько часов, он сократил титул, который отныне должен был звучать так:

«Урфин Первый, могучий Король Изумрудного города и всей Волшебной страны».

Придворные были снова собраны, и на этот раз испытание прошло благополучно. Новый титул был объявлен народу, и искажение его стало приравниваться к государственной измене.

По случаю присвоения Урфину королевского титула было назначено грандиозное народное торжество. Зная, что никто из жителей города и окрестностей на него добровольно не явится, главный распорядитель и генерал Лан Пирот приняли свои меры. Накануне праздника, ночью, когда все спали, по домам пошли дуболомы. Они будили жителей и полусонных тащили на дворцовую площадь. Там они могли досыпать или бодрствовать по желанию, но уйти оттуда не могли.

И поэтому, когда Урфин в роскошной королевской мантии появился на балконе дворца, он увидел на площади огромную толпу народа. Раздались жиденькие крики «Ура!», это кричали приспешники Урфина и деревянные солдаты.

Грянул оркестр. Но это был не тот оркестр, искусная игра которого славилась в стране. Несмотря на угрозы, музыканты отказались играть, и инструменты были переданы придворным и деревянным солдатам. Дуболомы получили ударные инструменты: барабаны, тарелки, треугольники, литавры. А придворным дали духовые: трубы, флейты, кларнеты.

И как играл этот созданный по приказу оркестр!

Трубы хрипели, кларнеты визжали, флейты завывали, как разъяренные коты, барабаны и литавры били не в лад. Впрочем, дуболомы так усердно лупили палками по барабанам, что кожа их лопнула и барабаны замолчали. А медные тарелки сразу треснули и начали дико дребезжать. И тогда народом, собранным на площади, овладело необузданное веселье. Люди корчились от смеха, зажимали себе рты ладонями, но неистовый хохот прорывался наружу. Иные падали на землю и валялись в изнеможении.

Придворный летописец записал в книгу, что это народное веселье было признаком радости от восхождения на престол могущественного короля Урфина Первого.

Церемониал закончился приглашением всех желающих на пир, который состоится во дворце короля.

Урфин, несмотря на все настояния филина Гуамоко, никак не мог решиться проглотить хотя бы одну пиявку или съесть мышь — эту обычную пищу волшебников. И он задумал ловкий обман.

Накануне пира повар Балуоль был вызван к Урфину и имел с ним долгий разговор наедине. Уходя от правителя, толстяк корчил страшные гримасы, силясь подавить распиравший его смех. Повар дорого дал бы за возможность раскрыть кому-либо тайну, связавшую его с Урфином. Но увы! Это было запрещено ему под страхом смерти. Балуоль выгнал из кухни поварят, закрыл дверь и принялся за стряпню.

Пир подходил к концу. Придворные осушили немало бокалов за здоровье императора.

Урфин восседал во главе стола, на троне Гудвина, который нарочно перенесли сюда из тронного зала, чтобы всегда напоминать о величии завоевателя. Изумруды были вынуты отовсюду, кроме трона, и когда на нем восседал Урфин Джюс, сияние драгоценных камней делало выражение мрачного сухого лица диктатора еще более неприятным.

На спинке трона сидел филин Гуамоко, сонно прикрыв желтые глаза. А сбоку стоял медведь Топотун, зорко присматриваясь к пирующим, чтобы наказать любого, кто не окажет должного почтения повелителю.

Дверь раскрылась, вошел толстый повар, неся на золотом подносе два блюда.

— Любимые кушанья вашего величества готовы! — громко возгласил он и поставил блюда перед королем.

Придворных затрясло, когда они увидели, что принес повар. На одном блюде возвышалась горка копченых мышей с хвостиками винтом, на другом лежали черные скользкие пиявки.

Урфин сказал:

— У нас, волшебников, свой вкус, и он, быть может, покажется странным вам, обыкновенным людям…

Медведь Топотун проворчал:

— Хотел бы я посмотреть на того, кому покажется странным вкус повелителя!

При гробовом молчании присутствующих Урфин Джюс съел несколько копченых мышей, а потом поднес к губам пиявку, и она стала извиваться в его пальцах.

Придворные потупили взоры, и только главный распорядитель Руф Билан преданно смотрел в рот повелителю.

Но как были бы удивлены зрители этой необычной картины, если бы узнали тайну, известную лишь королю и повару. Волшебная пища была искусной подделкой. Мыши были сделаны из нежного кроличьего мяса. Пиявок Балуоль испек из сладкого шоколадного теста, и извиваться их заставили ловкие пальцы Урфина.

Своим фокусом Урфин надеялся убить двух зайцев: убедить филина, что он стал настоящим волшебником, и удивить и испугать своих подданных. И того и другого он добился. Гуамоко, не слишком хорошо видевший при свечах, поддался на обман и одобрительно закивал головой. Второе желание Урфина тоже было удовлетворено полностью.

Вернувшись с пира, распорядители и советники рассказали своим домашним о том, что видели, и, конечно, не обошлось без преувеличений. По стране пошла молва, что волшебник Урфин на пиру глотал живых ящериц и змей. Эта весть наполняла сердца людей ужасом и отвращением.

Через три дня после пира придворный летописец представил обширный доклад, где с неопровержимой ясностью выводил род Урфина от древних королей, когда-то правивших всей Волшебной страной.

Из этого летописец сделал два важных вывода. Во-первых, Урфин вступил на престол по законному праву, как наследник древних владык. Во-вторых, волшебницы Стелла и Виллина без всякого на то права и основания присвоили земли Урфина, и на этих наглых захватчиц надо пойти войной и лишить их владений.

В награду за свой труд летописец получил серебряный подстаканник, отобранный у одного купца и еще не попавший в дворцовые кладовые.

* * *

Для того чтобы следить за людьми и вылавливать недовольных, Урфин Джюс решил создать полицию. Солдаты были для этого слишком неповоротливы.

Джюс изготовил для образца первого полицейского, поручил работу своим подмастерьям, и полиция в короткое время наводнила город и окрестности.

Полицейские были тоньше и слабее солдат, но длинные ноги делали их необычайно прыткими, а огромные уши позволяли подслушивать любые разговоры. Для скорости подмастерья приделывали полицейским разветвленные древесные корневища вместо рук, обрубая отростки, служившие пальцами, если они оказывались чрезмерно длинными. У иного полицейского насчитывалось по семь и по десять пальцев на каждой руке, но Урфин полагал, что от этого руки будут только цепче. Правитель вооружил полицию рогатками, и она, благодаря большой практике, пользовалась этим орудием чрезвычайно ловко.

У начальника полиции были самые длинные ноги, самые большие уши, больше пальцев на руках, чем у любого из его подчиненных, и наравне с главным государственным распорядителем он имел право в любое время входить к Урфину Джюсу для доклада.

В подвале дворца день и ночь неутомимо работали бывшие солдаты, а ныне ефрейторы, зеленый и голубой, превратившиеся в искусных столяров. Они выпускали одного за другим безголовых дуболомов и складывали их штабелями в углу мастерской. Отдельными кучками лежали головы. Для каждого взвода изготовлялся капрал из красного дерева.

Урфин Джюс вечером запирался в особой комнате и там вырезал головам лица, а потом приделывал зеленые, красные, фиолетовые стеклянные пуговицы вместо глаз.

Он прикреплял головы к безголовым телам и посыпал солдат живительным порошком. Призванное к жизни пополнение дуболомной армии раскрашивалось и после просушки отводилось на задний двор, где поступало в обучение к капралам и палисандровому генералу Лану Пироту. Пробоину на голове генерала Урфин заделал и отполировал.

Взвод за взводом выходил чинным маршем из ворот дворца под командой капралов…

Армия Урфина Джюса подходила числом к ста двадцати солдатам. По городу и окрестностям постоянно ходили дозоры. Взводы солдат были посланы в Голубую страну Жевунов и в Фиолетовую страну Мигунов, чтобы назначенные туда наместники могли держать народ в повиновении.

На помощь к друзьям

Странное письмо

Прошло около года с тех пор, как Элли вернулась в Канзас из Волшебной страны, отрезанной от мира цепью огромных гор и Великой пустыней. В Канзасе все оставалось по-прежнему: и обширная степь кругом, и пшеничные поля, и пыльные дороги, пересекавшие равнину. Только не стало домика-фургона, в котором ураган унес Элли и Тотошку в страну Гудвина. Вместо фургона фермер Джон построил домик. В нем теперь и жила семья — сам Джон, его жена Анна и дочка Элли.

Однажды летним вечером к ферме Джона подошел усталый путник с рюкзаком за плечами. Был он средних лет, широкоплеч и крепок, с длинными мускулистыми руками, а вместо левой ноги у него была прицеплена к колену деревяшка, оставлявшая в дорожной пыли круглые следы.

Шел он походкой моряка, раскачиваясь на ходу, точно ступая по зыбкой палубе. Смелые, широко расставленные серые глаза на загорелом обветренном лице смотрели так, будто вглядывались в даль океана.

Тотошка с лаем набросился на незнакомца и попытался укусить его деревянную ногу. На звонкий лай обернулась Анна, кормившая кур. Она бросилась к путнику и обняла его, заливаясь слезами.

— Братец Чарли! — всхлипывала Анна. — Ты вернулся, ты жив!

— Конечно, жив, коли вернулся, — хладнокровно согласился Чарли Блек, обнимая сестру.

— Но ведь твой капитан написал нам пять лет назад, что ты попал в плен к людоедам на острове Куру-Кусу!

Элли, стоявшая на крылечке, вздрогнула от страха: она-то ведь знала, что такое людоеды. Но почему мама никогда не рассказывала ей про дядю Чарли, который плавал на корабле и попал на людоедский остров.

Впрочем, эта загадка вскоре разрешилась.

— Элли, — сказала Анна, — поздоровайся с дядей Чарли!

Элли шагнула вперед и протянула руку, но Чарли приподнял девочку и поцеловал.

— Ты помнишь меня, малышка? — спросил он. — Хотя вряд ли: тебе было всего три года, когда я был у вас последний раз. Но мама, наверное, рассказывала тебе про меня?

Элли взглянула на мать, не зная, как ответить на этот вопрос.

Смущенная Анна призналась:

— Прости, братец: когда к нам пришло то письмо про тебя, Элли было всего пять лет. Мы с мужем решили не огорчать девочку такой ужасной вестью и ничего ей не сказали. Время шло, Элли все реже вспоминала, что у нее есть дядя Чарли… а потом и совсем позабыла про тебя.

Анна виновато опустила голову.

Чарли не рассердился.

— Ну, что ж, в конце концов ведь вы оказались правы: я жив! Ну, а теперь, Элли, я думаю, мы станем друзьями?

— О да, дядя Чарли! — восхищенно ответила Элли. — Но как же тебя не съели людоеды? Ты дрался с ними и победил их?

— Нет, девочка, это было не так, — рассмеялся Чарли. — Победить людоедов я не мог: их были тысячи, а я один. Но знаешь, они оказались славными ребятами, эти людоеды. Когда я доказал, что живой принесу больше пользы, чем зажаренный на костре, обитатели Куру-Кусу охотно оставили меня в живых.

— Ты умеешь разговаривать по-людоедски? — удивилась Элли.

— Ну, милая моя, — улыбнулся Чарли, — была бы добрая воля, а сговориться всегда можно. Меня приняли в племя Куру-Кусу, я научил островитян пяти новым способам готовить рыбу и нашел на острове девять новых сортов съедобных растений… Когда я прожил у них четыре года, островитяне дали мне лодку, нагрузили ее припасами и бочонками с водой и вывели далеко в море, призывая для меня благословения всех своих богов. А богов у них не мало, и, видно, поэтому после сорока дней плавания я встретил корабль… и вот я у вас, а кстати, сюда скачет Джон!

Джон, узнавший от соседей, что на его ферму прошел незнакомый путник, примчался с поля верхом на лошади и очень обрадовался, узнав в госте своего шурина Чарли Блека.

Мужчины сердечно приветствовали друг друга.

— А я к тебе по делу, брат Джон, — заявил Чарли, когда кончились рукопожатия.

— Просто в гости не мог приехать? — упрекнул моряка Джон.

— Да знаешь, у такого всесветного бродяги, как я, везде найдутся дела! — оправдался Чарли. — Есть у меня мечта — купить суденышко и навестить моих друзей на Куру-Кусу. Мне всего и не хватает-то тысчонки монет…

Фермер давно знал, что Чарли любит неожиданные затеи, и эта просьба его не удивила.

— Ладно, — сказал он, — поговорим о деле завтра, а теперь пошли ужинать.

Хозяева и гость сели за стол. Расспросы о приключениях Чарли продолжались далеко за полночь, когда усталая Элли давно уже спала крепким сном.

— А я вижу, вы разбогатели, — заметил Чарли, когда хозяйка стала готовить ему постель. — У вас новый домик, а раньше вы жили в фургоне, снятом с колес и поставленном наземь.

И только тут родители Элли, увлеченные беседой с гостем, вспомнили, что их девочка пережила еще более удивительные приключения. Но когда Анна начала рассказ о том, как ураган небывалой силы подхватил фургон с Элли и Тотошкой и унес по воздуху, моряк ударил кулаком по столу.

— Стоп! Отдай якоря! — воскликнул он. — Не обижайся, сестра, но мне интереснее узнать чудесную историю из первых рук, от племянницы. И хоть меня гложет нетерпение, я все-таки хочу, чтобы Элли сама отрапортовала мне о своих приключениях…

Утром одноногий моряк и Элли уселись на крылечке, и девочка стала рассказывать о своих приключениях.

— О, дядя Чарли, — заговорила Элли, — как мы с Тотошкой перепугались, когда ураган закружил домик и понес высоко-высоко над землей. Но я струсила бы еще больше, если бы знала тогда, что ураган был не простой, а волшебный…

— Как — волшебный? — изумился моряк Чарли.

— Ну, самый обыкновенный волшебный ураган, который насылают злые феи, — пояснила Элли.

— Чем же ты провинилась перед волшебницей, что она наслала на тебя целый ураган? И ведь это так же нелепо, как стрелять из пушки по воробьям!

— Да нет, дядя Чарли, ты не понимаешь, — терпеливо возразила Элли. — Гингема хотела истребить весь человеческий род, но ей помешала это сделать добрая фея Виллина…

Девочка поведала своему удивленному слушателю, как ее домик залетел в Волшебную страну, как она, Элли, нашла там трех верных друзей, в компании которых добралась к Гудвину, а потом совершила еще более удивительное путешествие в страну злой Бастинды.

Когда Элли закончила свою необычную повесть на том, как серебряные башмачки перенесли ее и Тотошку домой, в Канзас, пораженный моряк долго не мог опомниться.

— Ну, девчушка, клянусь всеми черепахами Куру-Кусу, твой вахтенный журнал заполнен необычайными вещами!

— А что такое вахтенный журнал?

— Это книга, куда капитан ежедневно записывает все, что случается на судне или вокруг него. И потопи меня первый же шторм, если я теперь буду верить этим скучным умникам, которые утверждают, будто на свете нет волшебников и чудес! — в восторге вскричал Чарли. — Я отдал бы десять лет жизни, чтобы побывать в этой чудесной стране!

Смелый моряк очень жалел о чудесных башмачках: ведь они могли открыть дорогу в Волшебную страну, где на вечнозеленых деревьях в любое время года растут плоды необычайного вида и вкуса, где разговаривают животные и птицы, где живут милые и смешные племена жевунов, мигунов и болтунов, у которых самый рослый мужчина чуть-чуть повыше Элли.

Рассказ о Волшебной стране и связанные с нею воспоминания расстроили Элли. Она призналась дяде Чарли, что скучает о своих верных друзьях Страшиле, Дровосеке и Льве и ей грустно оттого, что никогда-никогда она с ними не увидится.

* * *

Чарли и его маленькая племянница крепко сдружились. Они по целым вечерам разговаривали, делясь своими историями.

Моряку Чарли тоже было о чем рассказать. Он плавал по морям с десятилетнего возраста, когда впервые ступил юнгой на палубу корабля. Но хотя Чарли сражался с белыми медведями в полярных льдах и охотился на носорогов в девственных лесах Куру-Кусу, он признался, что никогда даже не слыхал про ужасных саблезубых тигров, от которых Элли спасли только находчивость и преданность верных друзей. Чарли не знал и то, что существуют на свете Летучие Обезьяны — могучие звери с сильными крыльями…

Дядя Чарли был на редкость интересный человек. Он был мастер на все руки. Элли была в восторге от удивительно разнообразного содержимого его карманов. Казалось, любой инструмент имел пристанище в карманах куртки Чарли и его широких шаровар. Огромный складной нож моряка мог выдвинуть лезвия различной формы и назначения, шило, сверло, отвертку, ножницы и еще многое другое.

В нужное время из карманов дяди Чарли извлекались мотки тонкой и прочной бечевки, шурупы и винты, стамески и долота, напильники, зубила… Порой Элли казалось, что дядя Чарли сам немножко волшебник, что он просто заставляет появиться в кармане ту вещь, которая ему нужна.

А чего только не делал Чарли для девочки в часы досуга. Из кусочков доски, из фанеры и обрезков жести он мог построить водяную или ветряную мельницу, флюгер, тележку, движимую самодельной пружиной… Чтобы сделать приятное своей сестре, он поставил на ее огороде для защиты от птиц механическое чучело, дрыгавшее во все стороны руками и ногами и дико завывавшее во время ветра.

Впрочем, через два дня Анна попросила моряка отнять у пугала голос.

— Пусть будет меньше огурцов, — сказала она, — да больше покою.

И в самом деле, чудище своим оглушительным ревом никому не давало спать. Все на ферме облегченно вздохнули, когда оно замолчало.

Под вечер, когда прекращалась домашняя суета и Элли кончала готовить уроки, Чарли отправлялся с девочкой гулять в степь.

Пыль, которую днем поднимали на дорогах телеги, ложилась на землю, даль становилась прозрачной, солнце опускалось за горизонт, отбрасывая длинные тени.

Элли и дядюшка Чарли в сопровождении Тотошки неторопливо шагали по мягкой мураве обочины дороги и разговаривали.

И вот во время одной из вечерних прогулок случилось странное событие, с которого началось новое удивительное приключение наших друзей.

Солнце село, но было еще светло, когда девочка увидела большую растрепанную ворону. То взлетая с земли, то снова опускаясь на нее, ворона явно спешила к Элли, резко и сердито каркая.

За птицей гнался Джимми, рыжий лохматый мальчишка с соседней фермы, ярый истребитель воробьев, галок и кроликов. Джимми на бегу швырял в ворону комками земли, но не попадал.

Тотошка попытался схватить птицу, но ворона сделала последнее усилие, взлетела и бросилась в руки Элли. Девочка подхватила трепещущую от боли и страха птицу и сердито крикнула Джимми:

— Уходи, гадкий мальчишка!

— Отдай ворону! — захныкал Джимми. — Это — моя добыча, видишь, как я ей ловко подшиб крыло!

— Уходи, если не хочешь получить как следует!

Джимми повернул домой, поддавая ногой камешки и бормоча себе под нос какие-то угрозы. Связываться с Элли в присутствии дяди Чарли он не решился.

— Бедненькая, — с сожалением сказала Элли, приглаживая взъерошенные крылья птицы. — Тебе больно, да?

— Кагги-карр! — хрипло каркнула птица, но крик ее был уже спокойнее.

— Конечно, я не отдам тебя этому скверному мальчишке, — продолжала Элли. — Я вылечу твое крылышко, и ты опять будешь летать на свободе.

Ощупывая ворону, Элли почувствовала, что правая нога птицы чем-то обернута. Оказалось, что вокруг ноги был обмотан древесный лист, привязанный ниткой.

Элли проворно размотала нитку, развернула лист, и ее охватило смутное и тревожное предчувствие.

— Дядя Чарли, на этом листе что-нибудь должно быть! — воскликнула девочка.

Моряк и Элли стали рассматривать лист и при угасающем свете зари увидели нацарапанный чем-то острым странный рисунок. На нем изображены были две головы: одна в широкополой остроконечной шляпе, круглая, с круглыми глазами, с четырехугольным носом в виде заплатки, а другая — с длинным носом, в шапке, похожей на воронку. Рисунок был сделан немногими штрихами, но очень выразительно.

При первом взгляде на эти головы Элли чуть не лишилась чувств от изумления.

— Дядя Чарли, — воскликнула она, — да это же… это же… Страшила и Железный Дровосек!

Снова рассматривая лист, моряк и Элли обнаружили, что рисунок пересекали частые ровные линии, сходившиеся под прямым углом.

— Что бы это значило, дядя Чарли? — спросила девочка.

Опытный путешественник сразу догадался.

— Клянусь якорем! — воскликнул он. — Твои друзья за решеткой! С ними что-то стряслось, и они просят тебя о помощи!

— Кагги-карр, кагги-карр, — прокаркала ворона, и Чарли Блек готов был поклясться даже перед судом, что в переводе на человеческий язык это означало: «Да, да, да!»

— Мачты и паруса! — взревел моряк. — Если бы эта ворона могла говорить по-нашему, она рассказала бы много интересного!

Но птицы не разговаривают в Канзасе, и Элли очень не скоро узнала, что случилось со Страшилой и Железным Дровосеком и как они попали в беду.

Через пустыню

В эту ночь в доме фермера Джона почти не спали. Элли умоляла отца и мать отпустить ее в Волшебную страну, Чарли Блек вызвался сопровождать ее. Он страстно любил всякие опасности и приключения, а тут предстояло такое путешествие, по сравнению с которым поездка к островитянам Куру-Кусу была легкой прогулкой. Моряку очень хотелось увидеть своими глазами чудеса Волшебной страны, маленьких человечков жевунов и мигунов, соломенного Страшилу, получившего от Гудвина умные мозги из отрубей, булавок и иголок, Железного Дровосека с его шелковым сердцем, говорящих зверей и птиц, город, украшенный изумрудами…

Уговорить фермера и его жену оказалось делом нелегким — Джон и Анна ни за что не хотели расставаться с дочерью. Но в конце концов слезы Элли и красноречие Чарли Блека победили.

После того как родители Элли согласились отпустить ее, сборы потребовали немного времени. Чарли Блек и Элли съездили в соседний городок к Джеймсу Гудвину, который, уйдя из цирка, держал там бакалейную лавочку.

Бывший волшебник встретил Элли с большой радостью и очень любезно приветствовал моряка Чарли, когда узнал, что он приходится ей родным дядей. Элли рассказала Гудвину об удивительном послании из Волшебной страны и показала ему рисунок.

Гудвин, растолстевший за время спокойного сидения в лавчонке, долго и внимательно рассматривал рисунок, а потом с гордостью сказал:

— Уверен, что этот лист додумались послать умные мозги Страшилы. А кто ему их дал? Я! Сознайся, Элли, что я был не таким уж плохим волшебником.

— Да, да, конечно, — охотно согласилась Элли и спросила: — А вы отправитесь с нами в Волшебную страну выручать Железного Дровосека и Страшилу?

Вопрос застал Гудвина врасплох, и он надолго задумался. Потом решительно сказал:

— Нет, не поеду! Хватит с меня волшебников, волшебниц и всяких волшебных дел!

Чарли Блек шепнул племяннице, что от такого трусливого помощника мало будет пользы в их рискованном путешествии, и Элли кивнула в знак согласия.

Ранним ясным утром Чарли Блек, Элли, песик Тотошка и ворона отправились на северо-восток, в том направлении, куда ураган унес домик-фургон с Элли и Тотошкой больше года тому назад. Шли пешком, ночевали в поле, в палатке, которую Чарли сам сшил из непромокаемой шелковой материи. Палатка имела двойные стенки, ее можно было надувать воздухом, и тогда она превращалась в плот. На этом плоту путешественники переплывали реки, встречавшиеся на пути.

И вот, после многих дней пути, почувствовалась близость Великой пустыни. Знойное дыхание ветра опаляло загорелые лица пешеходов. Колодцы и источники стали очень редкими, и моряк Чарли после каждой стоянки запасался водой. Начали попадаться песчаные дюны, поросшие редкой травой; в них прятались огромные ящерицы, высовывая из нор безобразные головы. Они были так страшны, что даже отважный Тотошка не осмеливался на них нападать. Дни были невыносимо жаркими, а ночи холодными.

Наконец путешественники вошли в последний лес, который рос на пути в Волшебную страну. Дальше, за лесом, начиналась Великая пустыня — необъятное море песка. Пытаться идти пешком по пустыне было бессмысленно.

Здесь, в лесу, Чарли Блек нашел подходящие материалы для постройки сухопутного корабля. А инструментов он имел достаточно.

Когда сухопутный корабль с длинной мачтой, с палубой, огражденной невысокими бортами, на широких колесах был готов, моряк и Элли выкатили его на опушку леса. Великая пустыня раскинулась перед ними без конца, без края, грозная и торжественная в своем безмолвии, чуть волнистая, и мелкие желтые песчинки с легким шорохом катились по ней, подгоняемые ветерком.

Моряк снял шапку.

— Она напоминает мне океан… — тихо сказал он.

Элли смотрела на Великую пустыню расширенными от страха глазами. Однажды девочка уже пересекла ее в домике, летящем среди облаков, но тогда путешествие совершилось помимо ее воли, большую часть его она проспала и проснулась уже в стране Жевунов. Как-то встретит ее пустыня теперь?

— Ну что же, пустыня! — весело воскликнул Чарли. — Я боролся с океаном, поборюсь и с тобой, тем более что вы схожи, как брат и сестра!

Оставалось только ждать попутного ветра. Попутный ветер был необходим, потому что деревянная тележка под парусом не могла лавировать так свободно, как корабль в море. Чарли Блек поставил на открытом месте флюгер, и Элли, просыпаясь по утрам, первым делом бежала к нему узнать направление ветра.

Терпение путешественников испытывалось недолго. Через три дня рано утром подул юго-западный ветер, быстро усиливавшийся.

Всю поклажу, кроме вещей, необходимых для ночлега, Чарли Блек и Элли складывали на палубу своего корабля. Так было и теперь: бочонок, наполненный свежей водой из соседнего родника, уже стоял на месте, провизия и прочее тоже были погружены. Моряк натянул веревку, и на мачте поднялся парус, сделанный все из того же шелкового полотнища.

— Дядя Чарли, это полотнище у тебя всепревращальное! — в изумлении вскричала Элли, взбираясь на палубу.

— Как ты сказала?

— Всепревращальное полотнище: ведь оно может превращаться во все, что угодно.

— Очень хорошее слово, — сказал моряк. — Так и назовем его.

Ветер наполнил парус, и тележка мягко покатилась по песку с развевающимся флагом — клетчатым платочком Элли на мачте. Сухопутный корабль быстро несся в нужном направлении. Туча мелкого песка кружилась вокруг корабля. Но моряк Чарли предвидел и это неудобство: он пошарил в одном из своих многочисленных карманов и достал оттуда очки для себя и для Элли. Стекла очков были окружены плотными сетками, прилегавшими к лицу: это не позволяло песку залеплять глаза. Смотреть было хорошо, но разговаривать все равно было нельзя — стоило открыть рот, как туда сразу врывалась пыль.

— А ты не разговаривай, — посоветовал Чарли девочке и все свое внимание обратил на управление парусом.

Тележка стремительно мчалась по толстому слою песка, ее широкие колеса не вязли в нем. Перекидывая парус вправо или влево, капитан сухопутного корабля слегка изменял курс и объезжал холмы и впадины.

Время перевалило за полдень, когда на горизонте блеснуло что-то похожее на серебристую гряду облаков. Но зоркий глаз Чарли не обманулся.

— Горы! — радостно воскликнул моряк. — Вижу горы!

Элли от восторга захлопала в ладоши.

С каждой минутой горы становились ближе, виднее, и уже можно было различить голые черные вершины и ослепительно сияющие снега на склонах.

— Еще час-другой, и мы будем у подножия хребта, — сказал Чарли, — лишь бы только не утих ветер…

Но ветер не стихал, тележка неслась все так же быстро, и у моряка было весело на душе.

Однако скоро его стало одолевать беспокойство: сухопутный корабль почему-то начал сбиваться с курса, упорно уклоняясь на север.

Капитан не мог понять, в чем дело. Судя по компасу, ветер не изменился, рулевое управление действовало исправно, и все-таки Чарли Блеку никак не удавалось выдерживать ранее взятое направление. Капитан озабоченно вглядывался вперед.

Внезапно за песчаным холмом показался камень величиной с дом. Он лежал на пути корабля, и Чарли Блек налег на руль, чтобы объехать каменную громадину.

Но что это? Корабль потерял управление и помчался прямо на препятствие. Капитан поворачивал руль, потом изо всей силы налег на тормоз — все напрасно. Чарли даже спустил парус, но тележка, словно взбесившаяся лошадь, неслась все быстрее и быстрее. Катастрофа стала неминуемой.

Моряк едва успел крикнуть: «Элли, держись за мачту!», как тр-рах! — корабль с треском ударился о скалу. Пассажиры и вещи, смешавшись в кучу, полетели вперед.

Сила толчка оторвала Элли от мачты, девочка стукнулась о палубу лбом и набила себе шишку. Чарли Блек упал на спину, но, к счастью, удачно. Тотошка визжал, придавленный бочонком. Но, вытащив песика, Элли убедилась, что он цел и невредим. Ворона не пострадала, защищенная прочной клеткой, она только громко каркала.

Поднявшись на ноги, Чарли осмотрелся. Судно стояло, накренившись на один бок, как настоящий корабль, потерпевший крушение. Свесившись через борт, капитан убедился, что передняя ось тележки разлетелась пополам.

— Эх я, старая копченая селедка! — обругал сам себя моряк. — Не сумел справиться с рулем… И что это случилось с судном? Я готов поклясться, что чертов камень притягивал его, как магнит железо…

Проклиная и себя, и корабль, и скалу, Чарли принялся разыскивать инструменты, чтобы начать ремонт тележки. Тем временем Элли, наведя порядок на палубе, спрыгнула на песок и пошла вокруг камня, надеясь укрыться за ним от ветра.

Девочка скользила взором по бокам скалы, изрытым трещинами, и… странная вещь! Элли показалось, что причудливый узор трещин складывается в буквы. Она подошла вплотную к скале — ничего не разобрать в беспорядочном переплетении линий. Девочка догадалась отойти подальше и теперь совершенно ясно различила огромные кривые буквы Г… И… Н…

— Гингема! — воскликнула Элли.

— Чего ты там кричишь? — раздался голос Чарли.

— Дядя Чарли, иди скорее сюда! Смотри, что тут такое!

Моряк подошел и всмотрелся.

— Как будто буквы… Впрочем, нет, это только кажется…

— И вовсе не кажется! — сердилась Элли. — Там написано имя: Гингема! Видишь буквы?!

Чарли схватился за голову.

— А ведь и в самом деле… Теперь все понятно! Камень не простой, а волшебный, и он действительно притянул наш корабль. Ах, проклятая колдунья, ты и после смерти вредишь нам!.. — Чарли погрозил в пространство кулаком.

Чарли Блек вскарабкался на верхушку скалы. Направо в нескольких милях отсюда, среди желтых песков пустыни выделялось черное пятно. Моряк достал из кармана подзорную трубу, раздвинул ее, навел, всмотрелся. Рука его дрогнула.

Там стоял точно такой же громадный черный камень. Моряку все стало ясно: Гингема расставила камни далеко один от другого, но наделила их такой волшебной силой, что через этот заслон пробиться было невозможно…

— Но нет, мы еще поборемся с тобой, старая ведьма! — сказал Чарли, слез со скалы и, не рассказывая девочке о том, что увидел, принялся за дело. Он раскинул палатку, где Элли, Тотошка и ворона нашли убежище от зноя и песчаной бури, а сам приступил к ремонту тележки.

В плену у Черного камня

Когда Чарли закончил работу, была уже ночь, над пустыней зажглись яркие звезды. В эту ночь Чарли Блек не мог спать так беззаботно, как всегда. Он ворочался с боку на бок, придумывая способ обезвредить последнее волшебство старой Гингемы.

Так ничего и не придумав, моряк задремал на рассвете и проснулся, когда Элли разбудила его завтракать.

После завтрака моряк сказал:

— Ну что же, если нашему кораблю так понравилась эта гавань, что он не хочет покидать ее, мы отправимся пешком.

— Мы оставляем корабль? — испуганно спросила Элли.

— Приходится его бросить. Но ты не бойся, девочка! До гор осталось не больше двадцати миль, и мы пройдем их за полтора-два дня.

Чарли Блек сложил в рюкзак запас провизии и воды, взял палатку и самые необходимые инструменты. Остальное бросили на палубе корабля. Оглянувшись в последний раз на корабль, путники бодро зашагали прочь от коварного камня. Шагов сто они прошли легко и свободно, но затем какая-то таинственная сила начала сковывать их движения, мешала им идти.

Каждый последующий шаг давался все с большим трудом. Похоже было, что невидимая упругая нить, растянувшись до предела, тащила пешеходов назад. И наконец они без сил свалились на землю.

— Делать нечего, пойдем назад, — со вздохом сказал Чарли Блек.

И… чудо! Достаточно было повернуть к камню, как ноги сами понесли их, шаг их все ускорялся, и к месту стоянки путники прибежали так быстро, что едва смогли остановиться.

— Похоже, что камень не отпустит нас от себя, — помрачневшим голосом сказал моряк.

Элли вздрогнула.

— Все-таки не надо падать духом, — продолжал Чарли. — Будем думать, и, быть может, нам удастся пересилить чары Гингемы…

Весь день прошел в мучительных пытках. Не раз пробовали путешественники уйти от камня: то пятясь, то ползком… Напрасно! Сила волшебства была неодолима, и утомленные неравной борьбой моряк и девочка возвращались в лагерь. В обед и ужин порции пищи и воды были уменьшены вдвое.

— Чем дольше мы здесь продержимся, — говорил Чарли, — тем больше возможностей, что нас выручит какая-нибудь счастливая случайность. А потому подтянем потуже пояса.

Следующее утро не принесло ничего нового. Опять бесплодная попытка перехитрить камень и унылое возвращение… Но Элли удивило поведение вороны. Птица билась в клетке и кричала так выразительно, точно хотела выговорить: «Отпустите меня на волю!»

Девочка сказала:

— Дядя Чарли, давай выпустим ворону, зачем бедняжка мучается с нами!

— Бедняжка! — проворчал моряк. — Эта бедняжка завела нас в беду, а сама хочет улепетнуть!

— Ну, дядя Чарли, не притворяйся таким жестоким, ведь ты же добряк!

Чарли, открыв клетку, подбросил ворону вверх:

— Улетай, коварное создание, если колдовской камень тебя не удержит.

Ворона села Элли на плечо и что-то каркнула ей в ухо. Потом легко взмыла вверх и исчезла вдали. Моряк удивленно молвил:

— Клянусь колдунами и ведьмами, она легко пошла по курсу! Но как же получилось, что камень ее отпустил?

Подумав, Элли сказала:

— А зачем ее удерживать, коли она жительница Волшебной страны?

Чарли невольно улыбнулся, а девочка продолжала:

— И по-моему, ворона посоветовала нам не терять надежды.

— Поживем — увидим, — грустно сказал моряк.

Съестные припасы и особенно вода убывали быстро. В сухом воздухе пустыни жажда одолевала людей неимоверно. Чарли старался ограничить дневные порции, но Элли просила пить так жалобно, что сердце старого моряка не выдерживало, и он давал девочке несколько глотков воды. А когда она с великим наслаждением ее выпивала, Тотошка становился перед моряком на задние лапки, смотрел на него и слабо шевелил хвостиком. Приходилось давать воды и ему.

Увеличивая порции для Элли и Тотошки, одноногий моряк сокращал свою. Он похудел и высох, кожа на его лице обвисла складками.

Спасение

На седьмой день бочонок опустел. К обеденному часу не осталось ни капли воды. Элли впала в забытье, закаленный моряк еще держался. В один из моментов, когда Чарли силой воли стряхнул с себя оцепенение, он удивленно встрепенулся, протер глаза. Ему показалось, что вдали движется черное пятнышко. Но что могло двигаться в этой страшной мертвой пустыне?.. И однако пятнышко росло, приближалось.

— Ворона! Клянусь рифами Куру-Кусу, это возвращается ворона! — заорал Чарли с неведомо откуда взявшейся силой.

Какая им будет польза от этого возвращения, старый моряк не знал, но сердцем чуял, что птица возвращается неспроста. Вот она уже недалеко, моряк видел, что она летит с трудом, сильно и резко взмахивая крыльями, чтобы удержаться в воздухе.

Что-то клонило птицу к земле. Что? Зоркие глаза моряка разглядели, что это была огромная кисть винограда, которую ворона тащила в клюве.

— Виноград! — неистово взревел Чарли. — Элли, очнись! Мы спасены!

Элли не слышала, не понимала.

Ворона опустилась на песок близ тележки. Чарли схватил виноградную кисть, оторвал несколько ягод, вложил в полуоткрытые губы Элли, нажал. Прохладный сок пролился в горло девочки, и она пришла в себя…

— Дядя Чарли… Это что? Вода?

— Лучше! Это — виноград! И знаешь, кто принес его нам? Ворона!

— Кагги-карр! — отозвалась ворона, услышав, что говорят о ней.

Проглотив несколько виноградин, Элли поднялась на локте, взор ее упал на бесчувственного Тотошку.

— Тотошенька, миленький! И ты умираешь от жажды…

Три ягоды сразу оживили песика, он открыл глаза, пошевелил хвостиком. Убедившись, что его команда спасена, капитан позволил и себе освежиться виноградом. Крупные желтоватые ягоды так и таяли во рту, утоляя жажду и голод.

— Ну и виноград! — бормотал моряк. — Я такого не ел даже на Куру-Кусу!

Моряк взял на руки ворону, погладил ее черные взъерошенные перья.

— Умница ты наша! А я-то, старая копченая селедка, еще сердился, что ты улетела. Вот если бы ты еще научила нас, как справиться с колдовской силой камня, я бы сказал, что ты мудрейшая птица в мире.

Вместо ответа ворона клюнула ягодку винограда и лукаво скосила на моряка черный глаз.

«Она намекает на виноград, — подумал Чарли. — Но чем он нам поможет? Только продлит наши муки у этого проклятого камня…»

Ворона поскакала по песку, все время оглядываясь на Чарли и как бы призывая его следовать за собой. Моряк встал и быстро пошел к горам. И удивительное дело! Немного он съел виноградин, а ноги его шагали так легко и свободно, точно он не голодал целую неделю, точно не лежал бессильно на песке.

— Ветер и волны! — бормотал моряк. — Вот штука похитрее всех, какие я видывал. А ну, посмотрим…

Вот и роковой рубеж, где всегда падали они с Элли без сил, без воли. И что же? Чарли продолжал шагать так же свободно!

— Ура, ура! — завопил Чарли. — Элли, сюда! Мы спасены!

Недоумевающая Элли прибежала к дяде и только тогда поняла смысл его слов.

— Дядечка Чарли, скорей, скорей отсюда!

— Да, ты права! Кто знает, сколько времени продолжается волшебное действие винограда? Надо спешить!

Наскоро побросав кое-какие припасы в рюкзаки, захватив палатку и не заботясь об оставшемся имуществе, путники покинули страшное место. Тотошка весело прыгал, а ворона летела перед ними, указывая путь.

Когда было пройдено около трех миль и заколдованного камня не стало видно, путники остановились. Они съели еще несколько ягод винограда и с новыми силами зашагали вперед. В этот день они прошли половину расстояния до гор.

Утром путники заметили, что вороны нет. Но им недолго пришлось гадать, куда она девалась. Птица прилетела с новой кистью винограда в клюве.

— Черт побери! — бормотал Чарли, оделяя свою команду сочными ягодами. — Никогда в жизни не думал, что у меня будет такой странный поставщик!

Долина чудесного винограда

Долина между двумя горными отрогами имела веселый приветливый вид: посредине протекала быстрая речка, начинавшаяся высоко в горах в области вечных снегов. По берегам ее росли фруктовые деревья. Бросившись к речке, путники вдоволь напились вкусной холодной воды, а затем ступили на зеленый луг, пестревший незнакомыми яркими цветами. И тут начались неожиданные вещи.

Ворона церемонно склонила голову набок и каким-то особым, очень ясным голосом сказала:

— Кагги-Карр!

— Слышали уж мы это! — не особенно любезно отозвался Тотошка.

— Слышали, да не понимали, — огрызнулась ворона. — Это мое имя. Имею честь представиться: Кагги-Карр, первый отведыватель блюд дворцовой кухни при дворе правителя Изумрудного города Страшилы Мудрого!

— Ах, простите! Очень приятно познакомиться! Меня зовут Тото! — Песик вежливо поклонился.

Моряк Чарли, сидя на земле и слушая этот разговор, совершенно остолбенел, а Элли до слез хохотала над его изумлением.

— Дядя Чарли! Да опомнись же! — тормошила она моряка за рукав. — Ведь я тебе сто раз говорила, что в Волшебной стране разговаривают животные и птицы!

— Чужие рассказы — одно дело, а услышать собственными ушами — совсем другое, — возразил моряк. — Ну, значит, мы действительно попали в Волшебную страну. Однако как же это получается, а?

Чарли еще не мог прийти в себя от удивления. Он широко открытыми глазами смотрел то на ворону, то на Тотошку.

— Все это очень просто, — сказала ворона. — Нечему тут удивляться. Сразу видно, что вы явились из страны, где не знают волшебства.

— Ну, уж раз ты заговорила, Кагги-Карр, то расскажи нам, что означает загадочное послание, которое отправило нас в это трудное путешествие.

— Да-да, Кагги-Карр, — подхватила Элли, — открой нам тайну письма!

— Моя повесть будет очень долгой, — ответила ворона, — и я предпочла бы отложить ее до завтра. Но, чтобы успокоить вас, скажу, что Железный Дровосек и Страшила были живы и здоровы, когда я полетела к вам в Канзас. Они просто-напросто сидят в заточении на верхушке высокой башни…

— Просто-напросто! — со слезами на глазах воскликнула Элли. — Тебе, видно, их совсем не жалко!

Кагги-Карр обиделась. Она долго молчала, потом заговорила с горечью:

— Конечно, мне их ничуточки не жалко! Я равнодушно оставила их в беде, я не взяла их письмо, не полетела с ним за тридевять земель, подвергаясь бесчисленным опасностям…

Элли стало стыдно.

— Милая, добрая Кагги-Карр, прости меня! Как я могла сказать такое!

Ворона сменила гнев на милость.

— Ладно уж, другой раз думай над своими словами. Так вот, я сказала, что они сидят в башне, но не договорила главного: враг, который их заточил, грозит уничтожить наших друзей, если они не покорятся его воле…

Элли вскочила.

— Так что же мы сидим! Надо немедленно спешить на выручку!

— Опять ты не дала мне докончить, — с укором молвила ворона. — Им дано на раздумье шесть месяцев, а из этого срока прошло не больше половины. Значит, времени у нас вполне достаточно.

— Но, понятно, мы не должны мешкать, — закончил разговор Чарли Блек. — Завтра же отправимся в дальнейший путь, а сегодня надо отдохнуть как следует. На ужин надо раздобыть что-нибудь существенное. В этой речке есть рыба?

— Есть, дядя Чарли, и превкусная! — откликнулась ворона. — Что касается меня, то я очень люблю сырую рыбу.

— А я — жареную! — сказала Элли.

— А я — вареную! — сказал Тотошка.

Чарли Блек принялся готовить рыболовную снасть.

Из-за подкладки матросской шапки он достал леску с крючком, одним из клинков своего ножа срезал длинный прут для удилища, поплавок сделал из камышинки.

— Нужна приманка! — сказал он.

Меж деревьев летали жуки необычайно яркой и нарядной раскраски: изумрудно-зеленые с красными и золотыми пятнами. Но они были так увертливы, что моряк не смог поймать ни одного. Элли тоже напрасно гонялась за жуками.

На помощь пришла Кагги-Карр. Своим крепким клювом она стукнула на лету одного жука, другого, третьего… Элли не успевала их подбирать.

Вблизи от лагеря речка разлилась широким прудком, поросшим водяными лилиями. Там, на берегу, и уселся с удочкой моряк Чарли, поручив Элли насобирать сухих веток для костра.

Клева не пришлось ждать. Поплавок сразу пошел в сторону, Чарли подсек, и на леске заходило что-то сильное, упористое. Уверенной рукой моряк вытащил добычу, и на берегу затрепыхалась большая рыба, похожая на линя, но с чешуей лазурного цвета.

— Эту рыбу у нас зовут крокс, — объяснила Кагги-Карр, с интересом наблюдавшая за ловлей.

За полчаса Чарли добыл десяток кроксов, а из лагеря уже виднелся дымок: Элли развела костер.

Зажаренные в собственном соку кроксы были съедены с большим аппетитом. На сладкое были кисти чудесного винограда и крупные орехи с тонкой скорлупой, внутри которых находилась нежная ароматная мякоть.

Покончив с ужином, путники блаженно развалились на мягкой траве.

— Кагги-Карр, — сказал моряк, — расскажи-ка нам, где ты добыла волшебный виноград, который спас нас от гибели?

Ворона приосанилась и важно начала:

— Вы, люди, чрезвычайно недогадливы. Когда вас захватил в плен заколдованный камень Гингемы, я, признаться, ужасно сердилась, что вам не приходило в голову выпустить меня из клетки. И только Элли сообразила, что камень не имеет власти надо мной, жительницей Волшебной страны…

Элли покраснела от незаслуженной похвалы и сказала:

— Об этом я догадалась потом, а свободу тебе дала, чтобы ты не погибла вместе с нами.

— Это делает честь твоему доброму сердцу. Освободившись, я полетела к горам и все думала, как вам помочь. Но что могла сделать я, простая ворона, против колдовства могущественной волшебницы? И тут мне пришла мысль обратиться за помощью к Виллине. «Виллина сильнее Гингемы, — думала я. — Это она обезвредила ураган, она бросила домик на злую колдунью. Наверно, Виллина сумеет разбить чары камня…» И я полетела в Желтую страну. Целых шесть суток летела я туда. Местные вороны указали мне путь к Желтому дворцу Виллины. Слуги немедленно провели меня к доброй волшебнице. Взволнованно выслушав мой рассказ, Виллина спросила:

«Элли? Та девочка, которая была здесь в прошлом году и разоблачила Гудвина?»

«Да, — ответила я, — Элли явилась на выручку своих друзей: Страшилы и Железного Дровосека».

«Надо помочь Элли, — сказала волшебница, — она добрая и смелая девочка».

Виллина вытащила из складок своей мантии крошечную книжку, подула на нее и…

— И та превратилась в огромный том! — докончила Элли.

— Верно, — согласилась ворона. — Виллина стала перелистывать волшебную книгу. Она бормотала:

«А… ананасы, армия, аргус… Б… баллон, бананы, башмаки… В… вазы, вафли, великодушие… Нашла: виноград! Слушай, Кагги-Карр: бамбара, чуфара, скорики, морики, турабо, фурабо, лорики, ёрики… На краю Великой пустыни в долине Кругосветных гор растет чудесный виноград. Только он может лишить силы колдовские камни, расставленные Гингемой на дороге к ее владениям».

Книга сжалась и исчезла в складках одежды волшебницы. Виллина спросила:

«Много ли воды оставалось у твоих друзей, когда ты улетала?» — «Четверть бочонка», — ответила я.

«Тогда на исходе этого дня твои друзья погибнут, — сказала волшебница. — Пустыня убьет их».

Страшное горе охватило меня.

«Неужели нет средства спасти их?» — в отчаянии воскликнула я.

«Не убивайся, такое средство есть», — спокойно молвила волшебница.

Она поднялась на кровлю своего дворца, спрятала меня под свою мантию, громко прочитала заклинание, которого я не запомнила, и, когда вынула меня из-под мантии, мы были уже в этой самой долине, у лозы, с которой свешивались кисти чудесного винограда.

Виллина предложила мне подкрепиться, я съела десяток ягод и почувствовала необычайный прилив сил. Волшебница сорвала большую кисть и подала мне.

«Теперь лети и не мешкай», — приказала она.

«А почему бы вам, сударыня, не перенестись к моим погибающим друзьям в одно мгновение ока? — спросила я. — Довершите доброе дело, которое вы так хорошо начали».

«Ты глупая птица, — возразила волшебница. — Мои заклинания не могут перенести меня за границу Волшебной страны, а если я пойду пешком, это отнимет слишком много времени».

— Я все поняла, сердечно поблагодарила волшебницу и полетела к вам. Остальное вы знаете, — скромно закончила ворона.

Пораженные рассказом Кагги-Карр, люди долго молчали. Наконец моряк произнес:

— Да, Кагги-Карр, ты настоящий друг, и я прошу у тебя прощения за злые мысли, которые приходили мне в голову насчет тебя. И клянусь компасом, если бы ты служила на моем корабле, я сделал бы тебя боцманом!

В устах моряка это была высшая похвала!

Дорога в горах

Кагги-Карр с утра приступила к рассказу о злоключениях Страшилы и Железного Дровосека. Ворона не знала в подробностях историю Урфина Джюса и не могла объяснить, как ожили созданные им деревянные солдаты.

По словам Кагги-Карр выходило, что Урфин — могучий волшебник, и борьба с ним представлялась слушателям очень трудной. Но они от всей души возненавидели завистливого и жестокого диктатора. О подлой измене Руфа Билана все узнали с величайшим презрением.

Зато отважное поведение Страшилы и Железного Дровосека вызвало у Элли слезы восхищения, а моряк сказал, что таких храбрых ребят он взял бы в любое опасное плавание. Преданность и смелость Дина Гиора и Фараманта заслужили у Чарли Блека и Элли полное одобрение.

— Вот как все это случилось, — закончила рассказ Кагги-Карр.

Элли спросила:

— А что же сталось с Длиннобородым Солдатом и Стражем Ворот?

— Я их не видела после того, как они попали в плен при взятии города. Но знакомый городской воробей говорил мне, что их держат в подвале и кормят довольно сносно. Видно, Урфин Джюс надеется переманить их к себе на службу.

— Вот уж этого никогда не случится! — убежденно воскликнула Элли.

— Я тоже так думаю, — согласилась ворона.

— Да, серьезный противник этот Урфин Джюс с его деревянным войском, — задумчиво сказал одноногий моряк.

— Мы с ним справимся, дядя Чарли? — спросила Элли.

— Ты забыла про мудрое правило: сначала одна забота, потом другая. Вот перейдем горы, тогда и будем думать о борьбе с Урфином Джюсом.

— Кагги-Карр, а как тебе удалось разыскать меня? — спросила Элли.

— Ну, могу сказать, это была нелегкая задача, — сказала ворона, раздуваясь от гордости. — Я перелетела через пустыню с попутным ветром, и тут начались главные трудности. Вы понимаете, я же не могла спросить у первого встречного: «Где здесь ворота в Канзас?» Мне приходилось подкрадываться к людям, подслушивать их разговоры, узнавать названия мест… В скитаниях прошло несколько недель. Судите же сами, какова была моя радость, когда я наконец услышала знакомое слово «Канзас». С тех пор я с каждым днем приближалась к цели. И вот я издали заметила и узнала тебя, Элли, хоть и видела только раз, когда ты снимала Страшилу с кола. От восторга я потеряла обычную осторожность и подпустила к себе этого противного мальчишку с камнями…

— Кагги-Карр, ты совершила необычайный подвиг! — горячо воскликнула Элли. — Недаром именно тебя послали Страшила и Дровосек.

— Может, и так, — с притворным равнодушием согласилась ворона и добавила: — Теперь вы отдыхайте, а я полечу искать дорогу через горы.

Она поднялась и улетела. Чарли Блек велел Элли набираться сил, а сам начал готовиться к трудному переходу.

Одноногий моряк наловил десятка два кроксов, вычистил их и повесил вялиться на жарком солнышке. На другую бечевку он нанизал сочные кисти винограда, чтобы они превратились в изюм.

Затем он принялся за обувь: свой сапог и башмаки Элли он подбил шипами, чтобы они не скользили на скалах и на льду, а в деревяшку вбил крепкий гвоздь острием вниз. Для Тотошки моряк сделал прочные башмачки из мягкой древесной коры: лапки песика не будут зябнуть, когда он пойдет по леднику.

Все эти заботы и хлопоты отняли у моряка целый день. Кагги-Карр вернулась поздно вечером, совершенно измученная.

— Ну и горы, — устало прохрипела ворона, опустившись на траву. — Недаром говорят, что через них никогда не переходил человек! Но они от меня не увернутся, нет! Сегодня я летела на запад от лагеря, завтра отправлюсь на восток.

Путники заснули под шум водопада, низвергающегося с гор.

Элли всю ночь снились солдаты Урфина Джюса, гулко стучавшие деревянными ногами по кирпичам желтой дороги.

На следующий день ворона опять исчезла в горах.

Бродя по долине, Чарли нашел дикие тыквы, по форме похожие на большие груши. Моряк очень обрадовался находке. Он срезал у нескольких спелых плодов верхушки, выскреб из них мякоть и семена, подсушил плоды на солнышке, и из них получились прекрасные фляги для воды, легкие и прочные. Чарли выстрогал пробки из коры пробкового дерева, и теперь фляги с водой можно было класть в рюкзаки.

Кагги-Карр вернулась, когда солнце стояло еще высоко над горизонтом. Вид у нее был торжествующий.

— Нашла, нашла! — еще издали кричала она. — Напрасно горы хитрили со мной, я оказалась хитрее!

С жадностью глотая большие куски жареного крокса, ворона рассказывала:

— Тропинка, конечно, не из самых лучших, но пробраться по ней можно. И хорошо то, что она проходит через перевал, который намного ниже главной цепи. Скажу, не хвастаясь, дядя Чарли, не всякая птица нашла бы этот перевал среди нагромождения вершин и хребтов…

— Клянусь всеми воронами мира, я с первого взгляда на тебя, Кагги-Карр, понял, что ты необыкновенная птица, — сказал моряк.

Элли добавила:

— Ведь недаром именно ты подала Страшиле мысль добывать мозги.

Кагги-Карр осталась очень довольна похвалами и сказала:

— Завтра в путь, едва рассветет, потому что дорога дальняя и трудная.

У Чарли не было специального снаряжения для восхождений на горы: крючьев, чтобы вбивать в скалы, веревочных лестниц и тому подобного, но это и не понадобилось. Под водительством вороны они огибали склоны, не взбираясь на них, минуя осыпи, обходили бездны, на дне которых глухо шумели потоки.

В опасных местах Блек и Элли связывались веревкой, и девочка брала на руки Тотошку.

Была пройдена значительная часть пути, когда встретилось неожиданное препятствие: глубокая щель в скале. Ширина щели была такова, что ее не смогла бы перепрыгнуть и Элли, не говоря уже о Чарли с его деревянной ногой.

Смущенные путники остановились. Кагги-Карр расстроилась больше всех: ведь это она была виновата — пролетая над горами, она не обратила внимания на эту щель, которая сверху казалась тоненькой ниточкой. Что делать?

— Посмотрю, нельзя ли обойти кругом, — сказала ворона и полетела на разведку.

Через полчаса она вернулась разочарованная.

— Кругом такие скалы и пропасти, что невозможно пробраться, — доложила она.

Элли молвила с грустной улыбкой:

— Мой друг Страшила сказал бы: «Вот глубокая яма, через которую не перепрыгнешь. Ямы переходят по мостам. Значит, надо построить мост».

Моряк Чарли вскочил с просветлевшим лицом.

— Элли, ты подала мне превосходную идею! Мы построим мост!

— Дядя Чарли, здесь нет ни одного дерева! Неужели ты хочешь вернуться в Долину чудесного винограда?

— Элли, ты забыла, что у меня в рюкзаке всепревращальное полотнище? Сегодня оно у нас превратится в мост!

Чарли достал моток прочной бечевки, отделил длинный конец и, сложив вдвое, перекинул через щель, стараясь зацепить за выступ скалы. Когда это ему удалось, он туго натянул оба конца бечевки и закрепил на своей стороне. Операция была повторена несколько раз, и через пропасть пролегли сильно натянутые шнуры.

Элли смотрела с недоумением.

— Дядя Чарли, по такому шнурку пройдет только воробей!

— Не спеши, девочка, это у нас только опора моста, а сам мост — вот он!

Моряк достал всепревращальное полотнище, туго надул его, и огромная твердая подушка легла на шнуры, образовав надежный переход. Элли даже запрыгала от восхищения.

Чарли осторожно переполз через мост, помог перебраться Элли и Тотошке. Воздух из полотнища был выпущен, оно убралось в рюкзак, моряк потянул шнур, хитро рассчитанные узлы развязались, и Чарли смотал бечевку.

Компания двинулась дальше.

Скоро они перешли перевал, местность сделалась более приветливой, склоны не были такими скалистыми и крутыми, и на них даже начали появляться деревья. Здесь путники переночевали.

На следующее утро они спустились к подножию гор. Перед ними расстилалась Голубая страна.

Элли с первого взгляда узнала прекрасную страну Жевунов.

Да, это были ее зеленые лужайки, окаймленные деревьями со спелыми, сочными плодами и покрытые клумбами красивых белых, голубых и фиолетовых цветов. С деревьев Элли приветствовали высокими странными голосами золотисто-лазурные красногрудые попугаи. В прозрачных потоках резвились серебристые рыбки.

Пейзаж необыкновенной красоты был знаком Элли и Тотошке, но моряк Чарли пришел в неописуемое восхищение. Много стран посетил он, много видел прекрасных мест, но такого великолепия нигде не встречал.

И, как и в прошлый раз, из-за деревьев показались самые забавные и милые человечки, каких только можно вообразить. Элли узнала жевунов, одетых в голубые бархатные кафтаны, узкие панталоны и ботфорты. На головах жевунов были остроконечные шляпы с хрустальными шариками на макушке и нежно звеневшими бубенчиками под широкими полями.

Жевуны дружелюбно улыбнулись Элли, поставили на землю шляпы, чтобы бубенчики своим звоном не мешали им разговаривать, и старший из них сказал:

— Приветствуем тебя и твоего спутника в нашей стране, Фея Убивающего Домика! Мы рады, что ты снова посетила нас. Но на чем же ты прилетела в этот раз?

— Я перешла пешком через горы и очень рада видеть вас снова, мои милые друзья!

Один из жевунов недоверчиво спросил:

— Разве Феи ходят пешком?

Элли рассмеялась:

— Но я же вам еще тогда говорила, что я самая обыкновенная девочка!

Старший жевун убежденно возразил:

— Обыкновенные девочки не прилетают в Убивающем Домике и не садятся — крак! крак! — на голову злым волшебницам. И не улетают в неизвестный нам Канзас на чудесных серебряных башмачках!

— Я вижу, вам хорошо известны все мои приключения, — удивилась Элли. — Ну, ладно, вас не убедишь, пусть я буду Фея. А вот мой дядюшка Чарли. У него нет левой ноги, но он все равно самый лучший, самый милый дядюшка на свете!

Жевуны, уже успевшие надеть шляпы, поклонились моряку, и бубенчики мелодично зазвенели. Маленькие человечки смотрели на Чарли Блека с некоторым страхом: в сравнении с ними моряк казался настоящим великаном, а ведь он был нормального среднего роста.

Чарли теперь только понял, почему этих человечков называли жевунами.

Нижние челюсти их все время двигались, как будто что-то пережевывая. В таком же движении были их губы и щеки. Впрочем, Чарли Блек скоро привык к этой особенности гостеприимных человечков и перестал ее замечать.

— Как вы живете, милые друзья? — спросила Элли.

— Плохо! — ответили жевуны и горько зарыдали.

А чтобы бубенчики своим звоном не мешали им плакать, они снова сняли шляпы и поставили их на землю.

— Ты освободила нас от коварной Гингемы, но на смену ей явился злой волшебник Урфин Джюс, — сказал старший жевун. — Он оживил медвежью шкуру и ужасных деревянных солдат. Урфин Джюс свергнул избранного нами правителя Према Кокуса и даже захватил власть над Изумрудным городом.

— Но ведь он далеко от вас, почему же вам плохо? — спросила Элли.

— Урфин Джюс прислал в нашу страну наместника Кабра Гвина с десятком деревянных солдат. Кабр Гвин очень плохой и жадный человек. Он ходит с дуболомами по нашим домам и отбирает у нас все, что ему понравится.

— Я знаю этого Кабра Гвина, — сказала Кагги-Карр. — Он из тех предателей, которые пошли на службу к Урфину Джюсу.

— Остерегайтесь, милостивая госпожа Фея, чтобы Кабр Гвин не узнал о вашем прибытии в страну, а то вам придется плохо, — сказал старший жевун.

— Нет, клянусь пиратами южных морей, пусть он сам бережется! — с гневом воскликнул моряк Чарли. — Это ему придется от нас плохо!

Вид разгневанного великана показался маленьким жевунам таким страшным, что они задрожали от испуга.

— Мы прибыли к вам освободить Волшебную страну от Урфина Джюса и его солдат, — пояснила Элли.

Жевуны пришли в восторг и дружно захохотали; бубенчики на шляпах, которые они взяли в руки, громко зазвенели.

У подножия гор не было людских жилищ, и Кабр Гвин не заглядывал сюда со своей охраной. Поэтому Чарли Блек решил устроить лагерь на первое время здесь. Он раскинул палатку в прекрасной плодовой роще.

Жевуны никогда не видели палаток и страшно удивились, когда под деревьями в несколько минут появился домик. Оставив друзей устраиваться на ночлег, жевуны ушли.

Утром они снова явились и принесли столько провизии, что большую часть Чарли попросил отнести обратно.

Старший жевун сказал, что радостная весть о возвращении Феи Убивающего Домика уже разнеслась по всей стране, но среди жевунов не найдется ни одного предателя, который выдал бы эту новость Кабру Гвину.

Отправив жевунов по домам, Чарли, Элли, Кагги-Карр и Тотошка устроили военный совет. На этом совете все пришли к тому, что силы их пока слишком слабы для далекого и опасного путешествия в Изумрудный город. Но у них есть сильный союзник и верный друг — Смелый Лев.

Живя в своем отдаленном лесу, Лев едва ли знает, какая беда постигла его друзей. Было решено, что Кагги-Карр отправится к нему и призовет его в страну Жевунов. Под защитой Смелого Льва путешествовать будет легче и безопаснее.

Конец ознакомительного фрагмента.