Затяжной конфликт. Роман

Александр Венгер

Армагеддон начался неожиданно. Не было ни апокалиптических всадников, ни трубного гласа. Просто в утренних новостях сообщили: «Сегодня ночью в районе деревень Гиблая и Малые Лохи Рязанской области высадился десант под командованием Черного Рыцаря. Противостоящие ему силы Архистратига Михаила заняли оборону на заранее подготовленных позициях». Книга содержит нецензурную брань.

* * *

В ближайшие дни под командованием Максима собралось тридцать два человека, в том числе трое латиноамериканцев. Максим знал по-испански лишь no pasaran⁶, а по-английски немного говорил только венесуэлец, гордо носивший майку с портретом Че Гевары. Двое чилийцев никаким языком, кроме испанского, не владели. Приходилось объясняться жестами. Имя он запомнил всего одно: Хосе. Остальные тут же забыл и про себя стал всех троих называть Хосе.

Прибыл неведомо откуда Керим — молодой мусульманин с отсутствующим выражением лица, какое можно увидеть в транзитной зоне международного аэропорта или на похоронах высокопоставленного чиновника. Керим называл Черного Рыцаря Даджалем и ждал, когда солнце начнет всходить на западе, как предсказал Пророк.

Не теряя времени, Максим приступил к укреплению обороноспособности своих позиций. Опять взялись за лопаты, как пару месяцев назад, когда возводили фортификационные сооружения в степи.

Дружина тогда провела две недели в Поволжье. Была ранняя весна, погода стояла слякотная. Земляные работы удовольствия не доставляли. На первом совещании сотников воевода изложил план командования:

— Там разместит свою рать наш супротивник. — Он указал куда-то вдаль. — А мы допрежь того возведем кругом укрепления — вот неприятель и заперт! А как станет он прорываться, так на всякой куртине побиваем будет, доколе не останется у него ни первоживущих, ни воскрешенных. И наступит ему амба.

— Отличный план, — одобрил командир седьмой сотни. — А с чего Вы решили, что Антихрист высадится именно тут?

— Почему бы нет? — ответил за воеводу один из сотников. — Начальству виднее, где высаживаться неприятелю.

— На то есть лазутчики, дабы доносить обо всех приуготовлениях вражиих, — разъяснил воевода.

— Вообще-то, Армагеддон должен состояться на горе Мегидо, в Израиле, — проявил эрудицию кто-то.

Воевода недовольно отмахнулся:

— Не разумеешь иносказания. Какой такой Израиль? Антихристу Русь надобна. Чтобы было, где разгуляться, и множество простаков, коих одурачить легко. Ну, кончай баки забивать. Укрепления строить кто будет? Нестор?

От строительных работ у Максима осталось тягостное ощущение. Он предчувствовал, что всё это зря. И вот — так оно и вышло. Без толку потраченное время, бессмысленные усилия, пустые хлопоты. Укрепрайон остался в далекой степи, а враг — тут, в двух часах езды от Москвы. Лопухнулся Самозванец, понапрасну заставил Дружину вкалывать.

Зато теперь полученные навыки пригодились. По образцу весенней повинности, перед палатками выкопали ров. Вынутую землю утрамбовали, укрепили ветками — вышел неплохой оборонительный вал. Пошли в дело и битые бутылки, собранные на опушке. Осколки вмазали в гребень вала на радость тем, кто попытается схватиться за него без защитных рукавиц.

Стараясь угнаться за Федей, Максим переутомился. Руки устали, поясница болела. На будущее он решил умерить пыл. Потому что на фига? Сказано же: «Кто передвигает камни, тот может надсадить себя». Силы надо поберечь для решающей битвы. Правда, пока ничто ее не предвещало.

4. Вражеская вылазка

Ночью в лагере раздался взрыв. Через пару секунд грохот повторился, теперь в сопровождении отчаянного человеческого крика. Едва одевшись и препоясавшись мечом, Максим выскочил из палатки. Стали выбегать и другие дружинники. Он крикнул:

— В лес не углубляться! Если заметите человека, высвечивайте его. Больше ничего без команды не предпринимать!

Между деревьями заметались лучи фонариков, но злоумышленников обнаружить не удавалось. Максиму почудилось, что невдалеке мелькнула харя давешнего кабана, похожего на Блинова. Наконец кто-то догадался посветить в сторону поля — и тогда стали видны фигуры двух убегавших мужчин. Один из них хромал, тяжело опираясь на другого. Догонять их не рискнули: вдруг у них есть еще одна граната?

Последним из палатки вылез полуголый Федя и громовым голосом заорал:

— Ребята, давайте поймаем и… (непечатное слово)!

Через несколько минут прибыл воевода со своим помощником, кошкой Мариной и четырьмя советниками. При свете фонариков мало что можно было разглядеть, поэтому расследование отложили до утра. Спать никто не мог. То и дело выглядывали из палатки: скоро ли рассвет? Строили догадки о том, что взорвали: дорогу к озеру? чью-нибудь машину? Зачем?

Когда рассвело, стало ясно, что бомбы взорвались метрах в пятнадцати от кромки леса. Как раз там по приказу воеводы должна была расположиться сотня Максима. Видимо, в темноте бомбисты приняли за палатки выстиранную одежду, развешенную для просушки. Значит, шли взрывать не дорогу и не машину. Шли убивать. Очередные сумасшедшие. Такие же как тот, что стрелял в лесу. И бог знает, сколько еще таких маньяков во вражеском лагере.

— Вот будет работка зашивать все эти дырки, — переживал Федя, рассматривая рубашку, иссеченную осколками.

— Радуйся, что не придется зашивать собственную шкуру, — посоветовал ему кто-то.

Самозванец, вместе с другими изучавший последствия взрывов, сокрушенно качал головой:

— Слыхал я про адскую машину, да сумлевался. А так складается, что правду бают.

Максим укорил его:

— А ты всё хотел нас сюда разместить, ругался.

— Ну прости, Бога ради. Кто ж мог знать!

Венесуэльский Хосе принимал живейшее участие в обсуждении, объясняя, какой громкий был взрыв: «Бу-у-ум!». Ему вторили чилийцы, размахивая руками и повторяя: «Бум!! Бум!!!».

— No pasaran! — провозгласил Максим, и иностранцы в ответ что-то восторженно залопотали.

Он на всякий случай повторил «No pasaran!» и пошел осматривать местность вокруг воронок, оставленных бомбами. Глазастый Сашка обнаружил неподалеку бурые пятна, похожие на засохшую кровь. Кровавые следы вели к границе леса и тянулись по полю. Выходило, что один из диверсантов стал жертвой собственного взрывного устройства — отсюда его хромота и ночной крик. За свое открытие Сашка был пожалован порцией сгущенки, от которой гордо отказался, заявив: «Что я, младенец?!».

— Тогда давайте я съем, — предложил Федя, что тут же и сделал. Сашка проводил сгущенку тоскливым взглядом.

Пошли разговоры, обсуждение причиненного ущерба. Кто-то похвастался:

— От моих штанов вовсе ничего не осталось! Одни клочья.

— Хорошо тебе: зашивать не надо, — позавидовал Лёха.

— Куртка новенькая была, джинсовая, — сетовал Серёга. — Сносу ей не было. Лет пять не снимал, а вот решил типа постирать — и на тебе!

У Анны Михайловны удалось получить несколько комплектов запасного обмундирования для тех, чья одежда пришла в полную негодность. Феде и тут не повезло: на его размер ничего не нашлось.

— А нечего было таким здоровым вырастать, — назидательно сказал Слава. — Нормального роста надо быть, как все.

Федя беззлобно послал его матом и спрятал остатки рубашки, собираясь, вероятно, заняться ее реставрацией в другой раз.

Точку в этой истории поставил воевода, объявив:

— Чтоб отныне на дозоре один воин смотрел в ночные погляделки без перерыва! — Имелся в виду прибор ночного видения. — А коли Вася проследит какое небрежение, так я нерадивца самолично плетью оприходую.

Примечания

6

Они не пройдут (исп.).