Затяжной конфликт. Роман

Александр Венгер

Армагеддон начался неожиданно. Не было ни апокалиптических всадников, ни трубного гласа. Просто в утренних новостях сообщили: «Сегодня ночью в районе деревень Гиблая и Малые Лохи Рязанской области высадился десант под командованием Черного Рыцаря. Противостоящие ему силы Архистратига Михаила заняли оборону на заранее подготовленных позициях». Книга содержит нецензурную брань.

2. Беседы с Самозванцем

Поначалу Максим… как бы поприличнее выразиться?.. слегка офонарел, узнав, что во главе Дружины поставлен Григорий Отрепьев. Тот самый — Лжедмитрий. Впрочем, этому не нашлось никаких подтверждений, кроме его собственных слов.

Первая встреча с ним произошла на учениях, почти год назад. Самозванец тогда показал себя человеком решительным и неглупым. За действиями своей армии он следил с невысокого холма. Принимал донесения наблюдателей, отправлял вестовых передать «сражающимся» дополнительные указания.

Максим записался в сотню, в которой состоял Славка. Их командир на сборы не явился, заместитель назначен не был, и начался большой марлезонский бардак. Само собой вышло, что решения стал принимать Максим, хотя, видит Бог, он вовсе не стремился руководить.

— Ребята, на левом фланге дыра! Смещаемся левее!

— Давайте сменим того изящного юношу, он достаточно пробыл на передовой.

— Первый ряд, отходим чуть быстрее! Еще, еще!

Максимов стиль командования ребятам понравился, и сотня работала на удивление слаженно. Выяснилось, что субтильного юнца зовут Петей, здоровенного пьяного детину в футболке с надписью «Пьянству — бой!» — Федей, а хлопца с казацким чубом, приплюснутым носом и глазами навыкате — Лёхой.

На сборе командиров Максим увидел воеводу вблизи. Маленького роста, ширококостный, слегка похож на фотографию молодого Ленина, недавно попавшуюся в интернете. Рядом околачивался его помощник по прозвищу Толстый Вася, рыжий и лохматый как орангутан, сбежавший из зверинца.

Самозванец сыпал архаизмами, перемежая их жаргоном разных эпох: видать, общался на том свете со всяким сбродом. Был он также не прочь щегольнуть латинской фразой, вставляемой обычно не к месту.

— Ты кто таков? Не припомню тя допрежь сего дня.

— Виктора Блинова не было, я его заменял, — отрапортовал Максим.

— Раздолбая Виктора? Опять, поганец, рамсы попутал! А я гляжу, осьмая сотня ныне подвизалась отменно. — Резко сменив интонацию, он обратился к помощнику: — Зачем не доложил?

— Вижу, всё благоразумно — ну и не стал беспокоить.

В ответ на умоляющий взгляд Васи Максим ободряюще подмигнул: мол, никому не скажу, что ты не удосужился заглянуть на наш фланг и сейчас впервые услышал про отсутствие Виктора.

— Блинчикова — рядовым в одиннадцатую сотню, новенького — сотником осьмой, — распорядился воевода. — Как звать?

— Максим.

— Желаешь стать предводителем осьмой сотни?

— Нет.

— Во шельмец! Хвалю. Ну, не желаешь — твоя воля, а я уже тя приговорил. Dura lex sed lex¹.

— Служу Всевышнему! — буркнул Максим. Небесного устава он не знал, но решил, что такой ответ подойдет.

— Ты не обижайся, что он тебя дурой обозвал, — шепнул Максиму Толстый Вася. — Это он так, для порядку.

В завершение встречи Самозванец устроил Максиму допрос: кто таков, чем занимаешься. Максим, как мог популярно, объяснил. Григорий рассказу о компьютерах не удивился.

— Теперь-то я уразумел, отчего народ ныне такой бездумный, — кивнул он. — За вас эти ваши изделия думают, а вы уж разучились за ненадобностью. Скоро, глядишь, измыслите изделие, чтобы за вас девок любило — тады и вовсе без хлопот заживете.

Отрепьев сразу проникся к Максиму теплыми чувствами. Этому способствовало расположение приблудной кошки, постоянно ошивавшейся при Лжедмитрии. Она была изящна, аристократична и капризна. В ней чувствовалась благородная сиамская кровь, изрядно разбавленная помойными генами. Григорий называл ее Мариной, безудержно баловал и безраздельно доверял кошачьей интуиции в оценке людей.

В одну из встреч Максим рискнул в корректной форме поинтересоваться, зачем воевода выдает себя за покойника:

— Послушай, почему командовать живыми назначили тебя, воскрешенного?

— По знакомству, — усмехнулся Отрепьев. — Меня Михаил-архангел уже не первый век знает, а вы, первоживущие для него terra incognita². Оттого и веры вам нет.

— А как получилось, что выбрали именно тебя? Почему, скажем, не Наполеона? Ой, прости, ты же не знаешь, кто это…

— Всё я знаю. Я, как вернулся к жизни, разобрался с грамотой вашей безграмотной и принялся за книги — исторические, философические, теологические. Ну, поставь ты Наполеона над русской дружиной — кто ж его басурманский язык разберет?

— Так он что, во французской дружине?

— Ничуть не бывало. Над галлами поставлена Дева.

— Дева Мария? — изумился Максим.

— Ты чего, ума решился?! Дева Жанна.

— А-а-а, Жанна Д’Арк?

— Ну да. А Наполеон твой, Буонапарте, как про это прознал, так напялил треугольную шляпу, поднабрал солдатиков — из тех, коих в России положил, — и подался к Антихристу. Говорит: «Невместно мне подвизаться под началом у девки». Больно кичливый. А супротив меня он щен неприязненный. До Белокаменной допер, спалил ее к чертям, прости Господи, да и драпанул, аки петух обезглавленный, кровию блюющий. Per aspera, да не ad astra³. А я царем на Москве сидел. За то обо мне пиесу написали и поют ее на разные голоса.

Он начал мурлыкать какой-то мотив, дирижируя сам себе обеими руками. Максим усмехнулся, и Отрепьев посмотрел на него неодобрительно. Реплика «Пьеса-то не о тебе, а о Борисе Годунове» окончательно вывела его из себя.

— Коли ты успокоился на том, что заглавие прочел, так о Бориске. А как целиком зачтешь, то прознаешь, что обо мне.

— Да читал я, читал, — засмеялся Максим. — Помню: «Изловить того вора Гришку и повесить».

Григорий возмущенно закричал:

— Не было такого! Наврал последыш Гаврилы Пушкина. Сам-то Гаврила, пусть лукавый был боярин, да разумный. А этот — балабол без разумения. Сроду я в ту корчму не захаживал, и грамоты царской не зачитывал, и на Варлаама не наговаривал.

Он бы еще долго хаял Александра Сергеевича, но тут прибежал Толстый Вася и напомнил, что максимовой сотне пора изгонять бесов. По закону войны людям надлежало сражаться с людьми, а демонам — с ангелами. Однако будут ли посланцы ада соблюдать закон? На всякий случай следовало научиться отражать их нападение. Начальство организовало тренинг: дружинники по очереди сотворяли крестное знамение, и Вася, изображающий демона, в комическом ужасе отлетал прочь. Кто-то вместо троеперстия сложил кукиш — тоже сошло. Отец Николай удовлетворенно приговаривал: «Вот так, святым крестом ему в рыло!». Инаковерующие в демоноборчестве не участвовали, поглядывали на церемонию подозрительно.

Увлекшись наблюдениями, Максим прозевал приближение Виктора Блинова, бывшего командира своей сотни. Уклониться от встречи уже было невозможно. Блинов — неприятный субъект с харей истощенного хряка, — нехорошо улыбаясь, процедил:

— Давно к тебе подбираюсь, да ты всё ускользаешь. Теперь не увернешься.

— И не пытаюсь, — ответил Максим не вполне искренне. Он и раньше не раз ловил на себе недобрые взгляды Виктора, но счастливо избегал столкновений.

— Что, снюхались с Гришкой, выперли меня, мерзавцы? Тебя — в командиры, меня — за борт? Ну-ну. Думаете, вам теперь счастье выпадет? Не надейтесь. Еще наплачетесь, вспомните Блинова, только поздно будет. — Он оценивающе оглядел Максима и добавил: — Надо бы тебе рожу набить, да не стану.

Плюнул, повернулся и, слегка прихрамывая, пошел прочь. Благородство Блинова объяснялось просто: он был высок ростом, но не отличался крепким сложением. Спортивная фигура противника подействовала на него отрезвляюще.

Примечания

1

Закон суров, но это закон (лат.).

2

Неизвестная земля (лат.).

3

Per aspera ad astra — через тернии к звездам (лат.).