Прощаться не будем…

Александр Вайнер

Драма посвящена самым настоящим чувствам двух людей, которых разлучила война. Данное произведение «Прощаться не будем…», повествует о нелегкой судьбе главного героя — санинструктора Алексея Петровского, у которого война отняла буквально всё, семью, единственную жену, любимую профессию. Не доучившись в Саратовском медицинском институте, он уходит на фронт. Очень напряжённый и непредсказуемый сюжет, описание боёв, любовная интрига и многое другое ждут вас.

Глава III. «Первый бой»

Эпизод 5

«Прибытие»

Прибыли мы в пункт назначения довольно быстро. Уже пятого июля, наши эшелоны выгружались на станции Орша. Мы тогда еще многого не знали и не понимали сути происходящего. Вдали за холмом гремели бои и стояли клубы дыма. В наши только что освободившиеся вагоны, грузили раненых и убитых солдат. Мимо нашего строя проходили колонны отступающих частей на восток. Лица у них были такие обескураженные и безразличные, что глядя на них, я понял — это конец. Где же вся наша мощь? Где же лозунги: «Бить врага на его территории малой кровью?», прокручивая в голове эти вопросы, я недоумевал. Да и что в принципе двадцатилетний мальчишка вроде меня может понять. К нашему строю подошел, какой то капитан, на его голове из-под фуражки, пробивался кусок бинтовой ткани, из которой, скудно сочилась кровь. Поприветствовав сопровождавшего нас комиссара, он пристально разглядывал прибывшее пополнение.

Повернувшись к нам, комиссар приказал:

— Значит так, сейчас, называю, фамилии и те отправляются с капитаном Смирновым. Санинструктор Денисенко! Шаг вперед. Санинструктор Колобанов, шаг вперед. Санинструктор Петровский выйти из строя! Вы направляйтесь в 331-й стрелковый полк, 23 отдельный медико — санитарный батальон в первую роту. Всё! Шагом марш!

После того как услышали свои фамилии, мы и другие бойцы стрелковых частей, отправились за капитаном.

Оглядываясь по сторонам, и дрожа от каждого разрыва, который эхом доносился где-то из-за холмов, я спросил у сопровождающего нас капитана:

— Товарищ капитан, сержант Петровский, разрешите обратиться?

— Валяй! — ответил он.

— Товарищ капитан, я на станции слышал, что Минск взяли, это правда?

Смирнов, закуривая папиросу ответил:

— Да, ещё 28 числа! — после непродолжительной паузы он продолжил, — что ж они там, совсем охренели в штабах, детей набирать стали? Вам по сколько лет то всем? Сразу в пекло бросают. Тут обстановка просто «великолепная». Сдаем земли налево направо! Аж, стыдно мать его так! — бросая со злости недокуренную папиросу на изрытую от разрывов бомб землю.

Я, поправляя на голове пилотку, с юношеским максимализмом возразил ему:

— Ну, вообще-то мы уже ни дети! Нам без малого двадцать лет будет. Навоюем не меньше остальных!

Капитан гомерически засмеялся:

— Да я тебя умоляю, сынок! Ха, навоюем?! Ни сегодня — завтра перебьют, нас всех к чертям собачьим, и поминай, как звали. Ты вообще знаешь, какая средняя продолжительность жизни простого пехотинца, а? Сутки! Максимум двое!! А вы так вообще у меня медики. Вас немец в первую очередь будет бить, что бы вы ни кого с поля боя вынести не смогли. Поэтому иди молча и мотай на ус!

Я понял, что это действительно не шутки. Шли мы долго, по изрытой белорусской дороге. В этом походе, я думал о своей единственной и неповторимой Машеньке, вспоминая её волосы, глаза, улыбку, наши прогулки по набережной.

Как вдруг мои мечтания прервал крик капитана: «Воздух! Всем в лес, быстро! Пошевеливайтесь мать вашу!!!»

Со стороны солнца заходила на нас пятерка самолетов, с ужасающим рёвом, и начала обстреливать колонну. Я помчался в сторону леса. До него было метров двести. Мы с капитаном успели добежать до опушки, но остальные ребята не смогли добраться.

Глядя на происходящее, я сбросил вещевой мешок и ринулся к ним на помощь. Смирнов, догнал меня, накинулся сзади и оттащил обратно в лес:

— Ты чего совсем дурак? Ты куда поперся? Ты видишь, что там творится?

— Ну как же так товарищ капитан? Там же наши! Я должен им помочь! Пусти меня там мои ребята! — вырвавшись от него, кричал я.

Капитан, чувствуя, что у меня шок, недолго думая заехал мне кулаком в морду. Я потерял сознание. После стало как то сыро. Капитан привел меня в чувства, поливая мне на лицо, водой из своей походной фляжки.

— Ты прости сержант! Так надо было. Если б я тебя не задержал, ты бы сейчас лежал рядом с ними! — придерживая мою голову рукой, говорил он мне, — тебя как звать то? — спросил следом он.

Насупившись от обиды, сквозь зубы проворчал:

— Сержант медицинской службы Петровский!

— Да по имени! — перебил он.

— Алексеем… — опуская голову, полез за метамизолом в свою сумку.

— А я Иван Алексеевич! — протягивая мне руку, ответил он.

Я поднял взор на него, и мне бросились в глаза его шрамы на лице, его улыбающиеся глаза, всё та же окровавленная бинтовая повязка на голове и ярко красные шпалы в петлицах.

— Очень приятно! — пожимая ему руку в ответ, произнес я.

Мы привели себя в порядок и, увидев, что от нашей колонны ничего не осталось, стали пробиваться к нашим в расположение. Бродя по лесу около трёх суток мы с Иваном Алексеевичем, наконец-таки, вышли к своим.

Эпизод 6

«Знакомство»

В ночь на восьмое июля мы прибыли в Могилёв, в штаб 331-го стрелкового полка. Там ожидал пополнения полковник Литвинов, а пришло то, что от него осталось.

По стойке смирно, я выслушивал замечания в адрес капитана Смирнова от Литвинова:

— Капитан, я тебя за каким чертом посылал? Где пополнение? Мне оборонять город уже нечем, ты понимаешь это или нет? И где вы мотались всё это время?

Иван, стирая платком пот со лба, стойко ответил:

— Товарищ полковник! Пополнение в количестве шестидесяти двух человек, я забрал на станции Орша. По дороге, нас обстреляло звено Юнкерсов. Погибли все, кто с нами следовал. В живых остались только мы с сержантом. Все больше мне сказать нечего!

— Ну, сержанта то я вижу. Фамилия боец? — переключившись на меня, спросил Литвинов.

Я, выправившись, отрапортовал:

— Санинструктор 331 — го стрелкового полка, сержант Петровский!

— Хм… ну орёл! — усмехнулся он и сразу же добавил, — ладно, ты сержант дуй в санчасть и знакомься со своим новым командиром. А ты Иван Алексеевич останься. Покумекать надобно еще!

«Госпиталь, в котором служил Петровский. Вскоре после боев, госпиталь был разрушен»

— Слушаюсь, товарищ полковник! — отдавая честь, я немедленно удалился из штаба.

Зайдя в госпиталь, на улице Борцов революции, я увидел сидящего офицера, на вид лет тридцати. Он был крупного телосложения, слегка прихрамывая, курил трубку.

— Ты, чьих, будет боец? — спросил он у меня.

— Я санинструктор первой роты сержант Петровский, товарищ военврач второго ранга! — ответил я.

— Ага, значит, это мне про тебя докладывали. А почему один? Где ещё медики? — спросил он, осматривая меня с ног до головы.

— Не осталось более никого, товарищ военврач второго ранга! — с грустью вздохнул я, — на пути следования в часть, нас разбомбили и в живых остались только мы с капитаном. Все мои друзья-товарищи остались лежать там!

Он, выслушав мой доклад, прислонил свою трость к большим напольным часам, присел за стол и, открыв моё личное дело, говорил:

— Я твой непосредственный командир, военврач второго ранга, Октябрьский Алексей Петрович, начальник госпиталя 331-го стрелкового полка. В личном деле записано, что недоучившись в Саратовском медицинском институте, завершил обучение после 3 курса. Из-за войны я так понимаю?

— Так точно товарищ Октябрьский! — ответил я.

— Кем стать то хотел? — вытряхивая в пепельницу прокуренный табак из трубки, поинтересовался он.

Я, пожимая плечами ответил:

— Хирургом Алексей Петрович! Но, видите ли, моя мечта сорвалась. Нас по приказу забрали всех на фронт.

— Ничего, доучишься! В браке состоишь?

— Так точно, состою, незадолго до войны!

Он, набивая табак в трубку, спросил:

— Как ты так жену то оставил? Она где у тебя сейчас?

— Она в Саратове. Учиться в медицинском!

— Ну, хорошо, вижу парень хороший. Давай иди в 305 кабинет, и принимай дела. А то раненых много, невпроворот.

— Понял товарищ военврач второго ранга. Разрешите идти?

— Свободен! — махнув рукой, сказал он.

После разговора с Алексеем Петровичем, мне стало как то легко. Он был сам по себе добрым, и в тоже время жестким человеком. Держал волю в кулаке. Я понимал, что с начальством мне повезло. Зайдя в 305 кабинет, я увидел ждущего меня бойца с оторванной по локоть рукой. Его культю закрывала давящая повязка, пропитанная кровью и грязью. Я сбросил вещи, взял из шкафчика перевязочный материал, инструменты и начал обработку раны.

— Как тебя так угораздило? — спросил, недоумевая я.

Он, придерживая второй рукой свою культю, корчась от боли, ответил:

— Я танкист, механик-водитель Т-26. В боях под Борисовым, от прямого попадания в борт, с моей стороны, разорвался снаряд. Я успел вылезти из машины, как вдруг второй снаряд ударил в двигатель. Командир мой заживо сгорел. А я хотел подобрать свою руку, и уйти в тыл, но не смог. Меня подобрали ребята из соседнего полка, перевязали, как могли и доставили меня сюда!

— Да брат… повезло, что жив остался. Теперь поедешь домой. Тебя с таким ранением комиссуют сразу! — успокаивал его я.

Он, тяжко вздохнув, ответил:

— Нет, товарищ сержант… дома у меня больше нет… его, разбомбили, в первые часы войны вместе с моей семьей. Мы жили в Пинске. Теперь там немец хозяйничает. Поэтому деваться мне не куда!

Закончив с обработкой раны, я сказал:

— Держись боец! Все будет хорошо. Они за это заплатят. Можешь идти, жить будешь!

Так начиналась моя служба в рядах Красной Армии в качестве санинструктора, мечта моя, к сожалению так и не сбылась. И всему виной война. Через меня проходили сотни искалеченных бойцов в день. И каждый нуждался в помощи, заботе и поддержке. Я выкладывался по максимуму. Несмотря ни на что, я очень любил своё дело и с гордостью выполнял долг перед Родиной.

Эпизод 7

«Оборона города»

В ходе наступления частей вермахта, Могилёв окружили со всех сторон, и 12 июля 1941 года мы попали в окружение. Оборону города решили укреплять с помощью сил действующих армий и корпусов, батальона милиции и войск НКВД, студентами и преподавателями близ расположенных учебных заведений.

На следующий день, от ребят по полку, я слышал, что приезжал военкор Константин Симонов в район деревни Буйничи. И что в этот же день, немцами был захвачен Витебск.

У нас катастрофически не хватало людей. Вскоре к нам на помощь выдвинулись эшелоны 172-й и 110-й стрелковых дивизий. Но буквально через два дня, нам сообщили, что эшелон был полностью разгромлен. И защитники города потеряли всякую надежду на подкрепление. Утром того же дня был отдан приказ идти на прорыв к своим, отступая от ранее занимаемых рубежей. Из сводок Совинформбюро, мы узнали, что пал Смоленск. И мы оставались в глубоком тылу у врага.

21 июля к нашему госпиталю прорвался авангард немцев в количестве около тридцати человек. Мы вступили в бой. Я, взяв в руки винтовку, занял оборону в своем перевязочном кабинете, как и многие другие сотрудники госпиталя, вёл из окна прицельный огонь по наступающим силам. В тот день мы смогли отбить атаку. Но следовавшие друг за другом подкрепления гитлеровцев, мы уже не в силах были сдержать. Октябрьский, приказал мне уводить людей. А сам остался в госпитале. Я, повинуясь приказом, собрал оставшихся семерых человек и перебежками мы покинули госпиталь. Полковник Литвинов и мой начальник Алексей Петрович, не желая сдаваться в плен, подорвали себя на гранате, когда немцы попытались окружить их.

Больше недели мы скитались по лесам. Голодные, грязные и обезумевшие от войны.

26 числа в ходе ожесточенных боёв, Красной Армией был оставлен Могилёв. Мы несли огромные, бесчисленные потери. Наш полк и медсанбат был полностью уничтожен. В те дни скитаний, я понял, что, скорее всего меня похоронили и забыли. Что в мой дом уже давно почтальон принес извещение, где записано «Пал смертью храбрых». И то, что местом погребения станет обезличенная братская могила в лесах Белоруссии.

«Эх, бедные мои родители, они ведь так же понимают, что их сын больше не приедет погостить. А моя, любимая Машенька в свои восемнадцать лет станет вдовой, так и не узнав как погиб её муж. Осознавая, что больше ни придет, ни обнимет, ни поцелует… страшно!» — подумал я, цепляясь за мокрые от дождя кусты деревьев. Таким был мой первый бой. Война словно жернова, перемалывала жизни и судьбы советских людей. Враг был на пике своего могущества и рвался к Москве. А мы тем временем обреченно тонули в болотах, питаясь корой деревьев и щавелевыми листьями, ночуя в буераках под калиновым кустом.