Абрикосовый пирог

Александр Бурлаков, 2020

В книгу вошли произведения разных лет, главную идею которых подсказали курьёзные случаи из жизни. Белый юмор – это когда смеются от счастья, чёрный – когда от горя, злости или безысходности; цветной смех, как правило, беспричинный: на деле оказывается самым весёлым; зелёный – после пятой рюмки, грязный – когда потешаются над тобой; серыми можно назвать нервозные, сдавленные смешки. Бесцветный – если чувство юмора тебя покинуло… ну а прозрачным становится юмор, когда на бутылке портвейна исчезает твоё отражение и на её донышке открывается истина!

Фельетоны

Бутылочка пива

Большинству ростовчан всё-таки верится в чудо! В этом, по всей видимости, виновна атмосфера озорного южного города. Толяну — например — когда он вечером шагает домой, непременно кажется, что вот подойдёт он сейчас к очередному магазинчику, глянет на цены — а они все ему доступны неоднократно. Тут Толя берёт себе и колбас, и сыров, и разных консервов, и печенья, и — конечно же — вин и напитков.. пир горой!!

Мечта вожделенна! Поэтому Толя — молодой ростовский рабочий, исправно заходит в каждую лавочку. Сегодня в его кармане чуть больше чем на бутылку среднего по качеству и крепости пива — то есть, он почти богач!

В гастрономе, что у остановки, пиво всевозможных сортов: начиная с классической «Балтики» и «Золотой Бочки»… в лавочке за углом стоят те же бутылки, но стоимость их округлилась в большую сторону.

Постояв возле прилавка, Толян решается пройти ещё полквартала: вдруг там — чудо!!

Издевательство! Чудо обмануло! И огорчённый Толя взирает на витрину, где цена подросла ещё на пару рублей. «Неужели придётся возвращаться к остановке? Или не мелочиться?!» — мозг в постоянном напряжении, никакой расслабухи: жизнь дорожает непрерывно. «Да — а ведь за трамвайными путями недавно открылся в цокольном… идём! — приказывает он сам себе, — ведь — кто ищет — тот и находит!»

Почти Победа! Цены здесь на тёшку ниже! Теперь поиск главного Чуда можно отложить до завтра. Приятно звучит отсчитываемая мелочь, ладонь трепетно сжимает бутылку с яркой этикеткой. Сознание тешило то, что это ещё не самое дешёвое пиво — среднепенистое утешение для средне имущих граждан.

Толян снимал комнату с протекающей крышей и создать семью не представлялось возможным. Домой он вернулся перед программой «Время».

— Послушаем, что там брешут, — с таким вступлением Толик включил телеприёмник, а сам поставил вариться картошку.

Странное дело: те, кто находился по ту сторону телеэфира: то ли холёные парламентарии, то ли церковники с лоснящимися ликами, то ли ведущие политологи — каждый день пытались достучаться до ума Толяна, толдычили, перебивая друг друга о чём-то судьбоносном, но все они были будто с другой планеты. А Толяну надо было как-то выжить и остаться человеком: допить бутылочку пива с горьким привкусом победы, а не кислой безысходности!

Серпантинка Николая Бульцева

Николай Бульцев был экскаваторщиком всю сознательную жизнь. Более того: когда призвали в армию, он служил оператором на сапёрном экскаваторе. Работал на всех видах этих нужных машин: на шагающих, на колёсных, на гусеничных; тросовых и гидравлических, скребковых и роторных; то на карьерных, то на траншейных, — даже на железнодорожном грейферном пришлось потрудиться. Разве что на водяном — обычно называемом земснарядом — не довелось, а космических пока не изобрели.

Бульцев всегда первым приезжал на любые стройки: с его почина зарождались м плотины, и мосты, и заводы, и дворцы! И уезжал — зачастую, последним он! Заканчивал траншеями к зданиям, убирал мусор, разбивал площадки и подъезды, ровнял дорожки, — всё до мелочей, доводил до полного ажура!

На своих мощных машинах Николай прошел не только половину канувшего в Лету Советского Союза, но и целый ряд стран, которым он — считавшийся нерушимым, помогал. Многое повидал Бульцев: открытие нефтескважин, возведение могучих электростанций, прокладку оживительных каналов; множество краёв продемонстрировали ему свои щедроты: камчатские вулканы, азиатские пустыни. Однако осесть посчастливилось в Ростове-на-Дону. То ли богатое на солнце и фрукты лето, то ли роскошная донская рыбалка, то ли хмельной и задорный Дух Приазовья пришлись ему по сердцу — трудно сказать точно. Тем не менее — живёт он сейчас здесь и эмигрировать не собирается. На жизнь не жалуется, ибо на кусок хлеба всегда зарабатывал своими мозолями. Никому не завидует, поскольку привык гордиться собой и, если поклоняться, то лишь Богу — духовную чистоту соблюдал.

Этот микрорайон Ростова-на-Дону Николай Бульцев принялся осваивать одним из первых. С группой учёных приехал брать пробы глубинного грунта под фундаментами будущих высоток. А после — понеслось-поехало: когда заканчивали дом, Коля, зачастую, просто переезжал через недавно проложенные улочки квартала и снова рыл, рыл, рыл… копал в любую погоду, утром и вечером, иногда даже ночью — если обстоятельства торопили, при свете прожекторов. Делал котлованы под жильё, магазины, школы, детские сады, трансформаторные будки…

И вот наступил миг — он непременно должен был наступить, когда в этом микрорайоне не осталось строек. Массив кирпичных или железобетонных зданий мощно врезался в утёсы похожих соседних частей города и убегал по молодым, обрамлённым свежей зеленью проспектам к границе самого Ростов-Дона — Батюшки! Упираясь в сумасшедшие дали Донских степей.

Сейчас эти дали уже простирались за вагончиками монтажников.

— Не беспокойтесь: в нашем городе ещё строить да строить, — заверил прораб подчинённых, заговоривших было о бессрочных отпусках.

Но некоторое волнение всё же улавливалось. Последний башенный кран сиротливо возвышался над крышами, а за ним споро приехали техники и атокраны, чтобы водрузить на платформу могучего тягача, где он сразу превратится из великана — повелителя процесса, в цыплёнка табака, которому кухонным топориком хозяйка сноровисто приладила все суставчики. Герой нашего повествования в этот момент заканчивал грузить на «Мазы» кучу отходов, портившую свежевыкрашенный салатный фасад многоэтажки.

«А что?» — Задумался он, уверенно манипулируя рычагами, — «А ведь это заключительный дом в этом районе! И на тебе: ни газетчиков, ни оркестра?! Мы же заработали хотя бы по куску торта?!… вот о всяких клоунах из элитных слоёв, о новых русских — склизких, словно черви или пиявки; о террориста и короновирусе — ту и там день-деньской балаболят!»

— Ну и чёрт с ними! А водочки по-русски хряпнуть бы надо! Для людей с только домов отгрохали: заслужили — сам себя только и похвалишь! — решил Коля вслух и посигналил бульдозеристу.

— Вадик! У тебя добавить будет?

— Да, если подумать — найдётся.

— Тогда вот — держи. И свистни там дорожникам. Они на дальнем углу бордюры свои тягают. Ну — маякни им: у кого есть что — пусть скинутся: обмоем одно дело!

— А что, если не секрет?

— Да вот, подумалось мне, последний дом тут возводим — всё-таки событие?!

— Хм! Ведь верно! Суета — паника кругом, а мы вот: район отгрохали, всем чертям на зло! Ну — добро! До обеда…

Кран благополучно закрепили на платформе, но вывезти до перерыва всё равно не успели. «Может он сам не торопится уезжать не обмытым? — с грустинкой пофантазировал Николай, — хочет ещё часок постоять на бывшей стройке?! Не скоро здесь опять появятся краны, ведь лет двести-триста должны выстоять наши дома. А тогда будут роботы… что будет тогда?!»

В Приазовье царствовала Весна! На тополях, что обрамляли соседние, возведённые раньше, кварталы чётко наметилось позеленение, а жердёлки приоделись в молочные сорочки.

— Что гуляете? Дорожники! — заглянули на шум штукатуры.

— Да вот. Коля заметил: бляха муха! Последний кран в районе провожаем!

— Ага! Так что ж не позвали?! И точно: муха — бляха! Щас организуем!

— Эй! Работяги?! Давай на свежий воздух — хоровод вокруг крана! Качай кранового…

Откуда-то прилетела задержавшаяся с зимы новогодняя, ёлочная серпантинка и повисла на кране. По радио, как по заказу полилась музыка именно та, что надо. А с Небес вдруг обрушились потоки какого-то особенного света и тепла: когда люди счастливы — Небеса улыбаются! В конце концов нашёлся и писака, черкнувший пару абзацев по данному случаю.

— Теперь всё чином! — скупо улыбнулся Николай, — всё-таки последний… ну — трогай, родимый!

Тягач тронулся, и кран медленно поплыл дальше в Донскую степь. Обалдевшие новосёлы, кто уже прибрёл квартиру, повысыпали из дома и вместе со строителями провожали… «Ещё один район в этой стране поставили, несмотря ни на что!» — подумал Бульцев, но промолчал. Да, наверное, и многие так подумали, он сказать не решились: «Потеплело на Душе — и хорошо!»

Фау-Вита

На очень далёкой и влажной планете Фау-Вита обитали студенистые фаувитяне, слегка похожие на земных осьминогов. Еды у них было достаточно, любимой сырости тоже — сколько угодно, так что жили фаувитяне припеваючи: прыгали по болотным кочкам и мигали всеми сорока восьмью глазами от восторга. Тело у каждого фаувитянина имело свою индивидуальную окраску, переливающуюся множеством оттенков от счастья. Ведь утонуть в болотах они ничуть не боялись — у них даже жилища обустраивались здесь же — из сплетения упругих стеблей гигантских кувшинок и лиан.

Но однажды на эту планету залетел удивительный цилиндрический объект, на борту которого было нарисовано два любопытных многозначительных прямоугольника. С одной из сторон горделиво красовался прямоугольный символ из тринадцати красных и белых полос, а верхнем левом углу изображался кусочек звёздного неба; с противоположного бока загадочного объекта виднелся не менее интересный геометрический символ — только с тремя жирными полосами: белой, синей и красной.

Фаувитяне немного помигали своими глазками и сразу поняли: это же долгожданный космолёт с весёлой планеты Земля! И стали подпрыгивать от неописуемого счастья.

А в это время в самом космическом аппарате происходило важное совещание:

— Так, — заявили американцы русским, — Ваня, твоя половина — слева, а наша — справа!

— Дудки! — ответили русские, подозрительно прищурившись, — Это наша справа, а твоя — Билл — слева!

— О-кей! — тот час согласились американцы, ибо они всё ещё стояли друг к другу лицом.

Сказано — сделано: янки вышли на Фау-Вита из правого люка, русские — из противоположного.

— Ноу-ноу-ноу! — выйдя из космолёта, американцы пришли в непередаваемый ужас, сразу же запечатлённый со всех ракурсов телекамерами.

— Ах! Вы ж бедненькие фаувитяне! — воскликнули они и смахнули несколько слезинок, и даже на мгновение перестали жевать жвачку. — Живёте в такой сырости, в Иегову не веруете, демократии не знаете, «пепси» не употребляете, Макдоналдсами не давитесь!!! Беда, беда!! Но ничего — сейчас всё будет — О-кей! Окорочка уже летят транспортным космолётом. Там же пилюльки «Гербалайф» от кашля и геморроя. Вот вам тренеры по баскетболу — приобщайтесь к спорту; и песенка про весёлого Санта Клауса — впридачу…

— А мы тут, пока делом займёмся, — продолжали звёзднополосатые друзья, — план Маршалла для вас сообразим! Вам самим ничего и делать не надо будет: нефть, уран и золото мы сами тут найдём! А вот эти ребятки — ангелочки с крылышками и галстучками — пока пропоют вам весёлые песенки и сказочки про райскую жизнь!..

Русские, выйдя на эту планету со своей стороны, потрясены оказались не меньше!

— Да разве ж так можно?! Прозябать в болоте?! В эдакой серости! Ну — щас помогём! Тут — экскаватором пророем каналы, землицу осушим. Заросли-буераки «Кировцем» пропашем — кукурузы насеем!! А там — баньку сварганим — все хвори долой! Хвост пучком — жизнь торчком!! Нефти нам вашей не надо — мы и свою-то, до сих пор не знаем куда деть. Самогон из неё — никудышный…

Минуло лет тридцать. Фау-Вита просто не узнать! Болот здесь уже днём с огнём не сыщешь!

На одной половине здесь уже громоздятся, наползая друг на друга, словно гигантские айсберги небоскрёбы, бесконца снуют туда-сюда и разбиваются авиалайнеры, звёзды фаувитянского филиала Голливуда скалят во все стороны белоснежные улыбки…

А где же разноцветные фаувитяне?! Разноцветных больше нет. Остались одни серенькие. Вон они — в резервации, для туристов в разноцветных шортах позируют..

Ну а что на другой-то половине?!

Там — абсолютное равноправие — кукурузы хватает на всех!! Сохранена фаувитянская речь шёпотом и народный танец — прыг-скок по кочкам — с пластмассовой казачьей шашкой, почему-то?!

Русские ещё раз доказали всему миру широту и глубину своей хватки: в один миг проложили гигантскую жд-магистраль из конца в конец своей половины. Потом устроили для коренных жителей генеральные смотрины. Торжественно посадили их всех в дощатые вагоны без окон и дверей, зато со щелями. Так что им всем было хорошо видно, что с их планетой за это время сталось… Да и прокатили их по той магистрали раза три со всеми остановками на запасных полустанках, где нет даже приличного туалета. А то, что в тех вагонах потом осталось, слили в одну общую ямищу. В ту самую, куда потом спустили стоки двух гигантских циллюлозобумажных комбината…

Да что вы?! Здесь обращаются с аборигенами вполне учтиво! Только пару раз под дулом калашей вырыть вручную каналы для барж с кукурузой. И экскаватор им даже привезли — в Японии купили. Но он пока ещё не работает. Русские свою технику — ой как! — берегут — не танк ведь! Вот и ждёт он великого часа, когда дороги за асфальтируют, тротуарчики пооформятся, бабушки деревца да цветочки посадят — тогда-то он как развернётся — да как выроет ямищу, чтоб и чертям в преисподней тошно сделалось… Фаувитяне — они привычные по грязище лазать, да и русские из неё вылезать не торопятся…

Так что живут теперь все коренные фаувитяне вместе с приезжими фаурусаками в одном коммунальном болоте, с одним туалетом на сто семей. А остальные болота уже доверху завалены строительным мусором от ударных строек. Словом — и в русской стороне всем весело. Разве что звёзд Голливуда тут нет, но их с успехом заменяют здешние политические тяжеловесы: всё население с трепетом цетирует недавнюю реплику Черномордина Десятого:

— Ну вот — что можно тут сказать? Хотели — по-братски, можно сказать, поимели, как всегда, то есть — как смогли, по-медвежьи… Ну а получилось — как на Руси повелось издавна — по-свински… Кто ж мог предположить?!

Не для себя же!

Ох! Как же велика сила дурной привычки! Эта сила неиссякаема и безгранична! Презирая закон всемирного тяготения, она притягивает одних к горлышку бутылки, иных к пачке папирос, третьих писать разные гнусности, — и так до бесконечности, по всему спектру людских пороков. Если бы эту силу заставить работать — давать ток, двигать составы… Человечеству бы тогда больше не понадобились ни уголь, ни газ. Россия бы, к великой радости Запада, тот час разорилась бы, со своей Сибирью. Однако, Россия крепка и сегодня, как никогда — нашими молитвами, равно как и пороками. Ибо уже всему миру известно: если что-то нашему брату либо сестре в голову влезет — по части глупостей — того ни из него, ни — тем более — из неё сам дьявол никогда не выбьет!

Однажды, у моего знакомого прораба появилась привычка произносить странную фразу: «Не для себя же!» Кирпичи легли вкривь и вкось — «Не для себя ведь сложил», стена ли покосилась — «Не себе же ставил». Дорога узлами пошла, будто самый заклятый китайский иероглиф, — «не мне же». Трубы сразу же после прокладки щедрым майским ливнем хлещут: «Так то опять же не себе…»

И тут вдруг жена этого прораба возьми да и заяви: «Давай муженёк дачку построим!»

А была она женщиной — ух! С такой дамой спорить — себе же больней: сковородка в её руках, словно булавушка стопудовая! И вот как-то — ни с того не с сего — подходит эта женулечка-красотулечка, слегка поигрывая в рученьках белых небольшой чёрненькой сковородочкой, видимо из ковкого чугунчика.… Подходит так это, не торопясь, и смотрит ласково-преласково:

— А что — муженёк? Не построить ли нам эдак дачку, этажей на ять, чтоб было, где вечерком погулять?

И муженёк сразу ж согласился:

— Ой, Любонька моя! Я и сам давно думаю: как бы нам дачку построить?!

— А ты не думал бы, а взял бы, да и подарил мне к восьмому марту дачку в подарочек! Я вот на днях читала: один муженёк пошёл да и закинул в море невод — да и подарил жене своей огромный дворец…

Так и начал строить он дачку… Забросил он «невод», прошелся невод по стройкам всего Кавказа: кирпич был восьми сортов, плиты — двенадцати видов, блоки — пятнадцати типов. Цементу получился двадцать один вагон, плюс маленькая тележка; песка — столько во всей Сахаре отродясь не лежало! Доски и брёвна — всех пород по паре стеллажей, гвоздей и шурупчиков — всех калибров по пять ящиков… Соседи стали роптать: «Уж не небоскрёб ли он себе строит?!»

Навёз материала — а жена уже сковородочкой так это весело жонглирует да приговаривает:

— Что-то твой невод медленно работает?!

Начали строить. Вот тут-то и стало происходить нечто необычное: все вроде бы стараются — а оно всё как-то не ладится. Котлован вырылся какой-то неровный, из-за этого фундамент чуть подкосил, одна стена ниже другой получилась, окна — как у первоклашки фигуры геометрии: не поймёшь сразу то ли круг, то ли треугольник… А супруга его сковороды из рук и не выпускает: «Переделывай!»

Только за что рабочие не возьмутся — вот чёрт — всё наперекосяк выходит: доска к доске не ложится, кирпич с кирпичом на одном метре не сходятся. Возьмётся одно исправлять — другое тот час сам же испортит. Окна решился поменять — пол стены развалил; каминную трубу начал было поправлять, так из подвала вытяжка пропала, плесень завелась. Пришлось дополнительные трубы возводить. Веранду взялся обновить — часть балкона рухнула. Взялся отопление отладить — весь дом кипятком затопил. Так и стоит этот дом, точно по жизни ошпаренный; дымовыми трубами — будто допотопный ихтиозавр — ощетиненный. Но самое мистическое: на какую стену дачи той не посмотришь, так и бросается в глаза фраза, словно специально кем-то высеченная поверх кирпичной кладки: «Не для себя же!»

Конец ознакомительного фрагмента.