Эффект сто первой обезьяны. Хроники затомиса

Александр Беляев

История возникновения Земли, удивительной цивилизации, существовавшей миллионы лет назад, создания первой пары людей и роли во всем этом главной героини.

ГЛАВА 6. Низвержение

…Печальный демон — дух изгнанья

Летел над грешною землей…

Откуда эти строки? Ах да, это же из далекого будущего его мини-реальности, так напишет один великий поэт.

Нет, летел над грешной землей конечно не демон, а пантократор Иегова. Он вынырнул из буфера в Энроф как раз в тот момент и в том месте, где разыгралась сильнейшая тропическая гроза. Месиво свинцовых туч изливало на первозданные леса миллионы тон воды и молнии с чудовищным грохотом вспарывающие глухое чрево ночи сливались в почти непрерывный пульсирующий сполох.

— Есть в этом громокипящем кубке что-то дьявольское, — подумал Иего в каком-то непонятном приподнятом возбуждении, — что-то он не припоминал у себя раньше подобного состояния, — кстати, откуда это выражение «громокипящий кубок»? — ну конечно, тоже из будущего, так напишет еще один великий поэт, кажется из того же этноса, что и тот, который напишет про демона и Тамару.

Тут Иего снова вспомнил образ злого духа, который появится как некий отрицательный персонаж в ноосфере земли в период создания религиозного мифотворчества. Появится и прочно войдет в фольклор, в метафорическую образность мышления людей, как отрицательный полюс тьмы, который всегда имеется там, где присутствует положительный полюс света. Разумеется, в роли самостоятельной личности, отдельного объекта, он не предусмотрен, Иего не нужны подобные страшилки, но грядущее человечество проявит непреодолимую склонность к конкретизации в силу слабого абстрактного мышления. Просто философская категория их не устроит, поэтому они создадут усредненный образ. Интересно, как он будет выглядеть в их представлении? Впрочем все это уже заложено в его провиденциальном плане.

Иего оглядел утонувшие в свинцовых тучах дали, освещаемые непрерывными вспышками молний и разглядел своим всевидящем оком каждое живое существо, забившееся в эту страшную ночь кто куда смог: кто в глухой кустарник, кто в нору, кто — в силу размеров, — просто в густую чащу, и почувствовал животный страх каждого из этих существ перед величественным, грозным, непонятным. О, они своими жалкими мозгами не способны были почувствовать присутствия ЕГО, пантократора, Великого сына света, хоть с точки зрения космической реальности он был бесконечно более реален в своем вечном присутствии, чем каждый из них, быстротечных, беспомощных перед стихией. Что толку в их гигантских зубах, бронированной коже и могучих мышцах, все это не способно уберечь от ненастья. Сейчас каждый из них ощущает только нечто темное, страшное, безжалостное, поскольку никаких положительных образов света и добра (которые даже тупые ящеры способны чувствовать) не может появиться в этих кромешных мозгах, которые способны делить ближних только на тех, кто нападает и тех, кто убегает. А что грядущее человечество? На стадии религиозного мифотворчества они несомненно будут персонифицировать злые силы природы в доступные им образы, и появятся черти, дьявол, Сатана. Иего улыбнулся и подумал, что конечно образ грозного Бога-громовержца, мечущего молнии из тучи в злых духов, вполне может укорениться в их головах на определенном этапе мифотворчества, но все же в такую страшную ночь куда уместнее образ великого демона, допустим, Вельзевула, Сатаны или Гагтунгра. Изменить свой облик не представляло для Иего никакого труда: если уж он вынырнул в Энроф земли со стихами какого-то поэта, который возможно появится на земле где-нибудь через 60 миллионов лет, то почему бы некоторое время не побыть в этом образе? А что? Ночь и погода располагает, к тому же никто разумный не увидит его сейчас. В следующую секунду сквозь густые клокочущие тучи летел уже не светлый, но грозный пантократор Иегова в длинной белоснежной тоге и ярким нимбом над головой, но громадный лиловый атлет, словно бы высеченный из мраморной глыбы, с гладким, зловещим, н печальным лицом, голым черепом и когтистыми крыльями циклопической летучей мыши за плечами. Взор его пронзал и испепелял пустынный горизонт… впрочем и без этого взора молнии подожгли немало деревьев, и если бы не потоки дождя, в густой сельве несомненно бы разыгрался грандиозный пожар.

— Вот так будет выглядеть демон, средоточие злых сил, в воображении будущего человека, — с усмешкой подумал Иего, — да, вместо нимба можно еще козлиные рога к голове пристроить, как у рогатых ящеров. Впрочем, подобные рога будут и у некоторых млекопитающих — например козлов… можно, конечно и хвост добавить. Прочем, нет хвост и копыта будут украшать мелких духов зла, чертей, демону же более высокой иерархии все эти атрибуты животных не к лицу, животное зло — удел низших духов, верховному и рога не к лицу, разве что только в определенных ипостасях, например во время шабаша в Вальпургиеву ночь. В следующий момент летящий над ночным лесов атлет приобрел черты существа, которые в далеком будущем углядит в этом образе полубезумный художник и создаст своего живописного низвергнутого длемона — того, которого ранее опишет поэт. На лысом черепе тут же пропали рога и появилась длинная черная как смоль спутанная дождем и ветром шевелюра, а лицо приняло зловеще-прекрасные черты в которых читалась древняя скорбь изгнанника.

— Вот теперь, — усмехнулся Иего, — все верно: «Печальный демон, дух изгнанья, летел над грешною землей…». Кстати, земля действительно в его присутствии становится грешной. Почему, не знаю, но такое чувство, что эти жестокие ящеры, пожирающие плоть, пока еще не ведают, что творят, а следовательно не ответственны. Но стоит в мире появиться ему, злому духу, как тут же в мире возникнет кристализующееся зло и осознание собственного творимого зла в самом зачаточном состоянии, разумеется без раскаяния, появится уже и у этих тварей. И будет грех и его неизбежная составляющая — ответственность за содеянное… бред какой-то, какое осознание греха может быть у безмозглых ящеров? И потом, разве тиранозавр виноват, что он родился хищником и не может поддерживать свою гигантскую плоть ничем иным, кроме пожирания чужой плоти? — и все же Иего почему-то знал со всей уверенностью, что независимо от уровня сознания и невозможности иного способа существования, с появлением персонифицированной злой силы и грех и карма будут в какой-то мере давлеть даже над самыми примитивными существами, а значит будет и расплата. Какая? Пока не ясно. Получилось так, что этот закон установил не он, Иего, но тем не менее присутствие этого артефакта в провиденциальной матрице уже отчетливо угадывается. Это снова работа неведомого некто, и его влияние на земные процессы усиливается с каждым днем, с каждым годом, с каждой эпохой.

Почему-то Иего стало не по себе, он вдруг подумал, что этот грозный образ, который он принял вроде бы в шутку, совершенно не совместим с его истинной природой сына света, и он, словно бы чего-то устыдившись снова принял облик пантократора Иего (хотя, что значит облик? Чистая условность, он что, в образе человеко-динозавра более эстетично выглядит)? В тот момент, когда он менял образ, возникло странное не контролированное ощущение, что из него что-то темное исторглось во вне. Когда же через мгновение очередная вспышка осветила горизонт, ему показалось, будто где-то вдалеке в сплошном облачном мареве появилась летящая фигура, как бы выразился современный ученый антропоморфного телосложения, правда с гигантскими когтистыми крыльями за плечами. Именно так только что выглядел Иего, и это наверняка была просто его тень, возникшая во вспышке молнии. Впрочем, обмануться (даже если бы очень хотелось) мог кто угодно, но только не лимуриец, его сознание тут же включило функцию ночного видения, и он убедился, что это не собственная его тень и не обман зрения (какой может быть обман зрения у Творца целого мира!). Впереди него и вправду летело существо в точности похожее на того высеченного из мрамора атлета-гиганта с развивающимися, темными как смоль волосами, как несколько мгновений до этого выглядел сам Иего.

— Это еще что такое, — подумал великий демиург, — еще один симптомчик наступающего маразма? С какой это стати я начал непроизвольно фантомов творить? Да тем более не в буфере, а в Энрофе? У меня ведь не было планов здесь свои ментальные образы материализовывать, тем более такого жутковатого вида! Одно дело — Фейри, сильфиды, фавны, райские животные, а это-то что за чудище? Впрочем, насчет чудища — это я, наверное, зря, во первых он по-своему красив, а во вторых — это же точная копия того образа, который я сам только что принимал: Печальный демон, дух изгнанья! Наверное это навеяли на меня еще ненаписанные человеком строки! Сентиментальным становлюсь и силы перестаю контролировать. Ладно, невелика беда, сейчас мы его развеем, благо, что это продукт моей ментальной энергии.

Иего подумал как лучше развеять невольно материализованный им призрак, и решил, что в такую демоническую ночь лучший способ — молния. Он притянул к своей деснице готовящийся к прорыву разряд и запустил гигантский электрический зигзаг в летящую в отдалении фигуру. Промахнуться он не мог. На мгновение существо озарилось ярчайшим голубым пламенем аннигиляции и исчезло. И тут произошло нечто непредвиденное: антропоморфная сущность не исчезла, но превратилось в облачко, словно бы состоящее из мириадов черных шипов (что оно состоит из дискретных частиц на таком расстоянии мог углядеть только Иего с его универсальным зрением). Затем это аспидное облачко просыпалось этими шипами вместе с продолжающим бушевать ливнем, и достигнув поверхности земли, вспыхнуло ослепительным плазменным шаром — как сказал бы современный гипотетический наблюдатель — маленьким ядерным взрывом… положившим вокруг себя добрую сотню гигантских деревьев.

— Вот те на, — удивился Иего, — я же собирался его без последствий развеять! Как совершенно незапланированный побочный продукт. А он таких бед натворил! А ведь данное разрушение в моем провиденциальном плане не предусматривалось и это может привести к некоторому нарушению Великого равновесия, а значит и история земли может пойти по-иному. Что же это я такие ляпсусы допускаю?! Квалификацию потерял, непростительно в моем статусе!

Чтобы более детально оценить незапланированный ущерб, Иего пошел на снижение, завис над здоровенной воронкой, вокруг которой где догорали, где дымились поваленные деревья, затем нечто на дне воронки привлекло его внимание, и он медленно опустился на край зияющего жерла. На самое дно ему почему-то не захотелось опускаться и он сам не мог понять причины своей нерешительности, учитывая тот факт, что им созданный мир был полностью ему подконтролен. По крайней мере должен был быть, как считалось десятки миллионов лет. Впрочем события последнего эона, которые мы тут описали вносили некоторые коррективы в его убежденность; может быть это и привело Иего к странному чувству неуверенности и тревоги, которые прежде были ему абсолютно несвойственны. Даже в реальности синхронизации, которая изначально не была подконтрольна ни одному лимурийцу, ему было нечего опасаться. Конечно, сам по себе катаклизм подобного масштаба не мог как-то радикально повлиять на ход эволюции земли. Какой-нибудь серьезный вулкан, цунами или продолжительная засуха бед могли натворить куда больше, чем этот небольшой по меркам планеты взрыв, но все естественные цунами, вулканы и смерчи были заранее учтены в информационной матрице мини-мира земли и входили в сложнейшую взаимосвязанную систему причин, следствий, флуктуаций и противовесов, которые в своем интегральном единстве и составляли баланс Великого равновесия, его всеобъемлющую формулу для отдельно взятой реальности. Неучтенных мелочей тут не могло быть, поскольку всю эту гигантскую систему взаимодействий и соответствий можно было охарактеризовать шотландским стишком: не было гвоздя — лошадь захромала, лошадь захромала — командир убит… армия разбита, армия бежит. Враг заходит в город, пленных не щадя, потому что в кузнице не было гвоздя. Поэтому, собираясь запустить молнию в ментальный фантом, Иего рассчитывал на абсолютную изолированность процесса: объект должен был исчезнуть, как исчезает мысль без каких-то внешних последствий. Собственно и молния была притянута для вида, поскольку Иего был не чужд театральных эффектов — она и без того бы ударила в соседнюю тучу в то же мгновение, а значит данное событие абсолютно вписывалось в сумму причин и следствий Провиденциального плана, а следовательно никак не могло нарушить великое равновесие! А тут вдруг такое! Никаких шипованных облаков не было предусмотрено в его творческой мини-реальности.

В этот момент что-то зашевелилось на дне темной воронки глубиной в несколько десятков метров. На минуту великому демиургу показалось, что тьма сгустилась еще больше, затем эта тьма в нескольких местах была изнутри вспорота красноватым тлеющим пламенем, словно на груду почти угасших углей подул сильный ветер и оживил доселе невидимые тлеющие участки. Затем вся эта груда углей взметнулась ввысь, словно доселе только прикрывала скрытую под ней фигуру, и тогда на дне воронки возник тот самый «печальный демон, дух изгнанья, который еще несколько минут назад казалось бы сгорел в синем анигиляционном пламени. Своими размерами он примерно соответствовал комплекции и росту Иего, впрочем это не имело значения, поскольку сам Иего мог менять свои формы и габариты как ему вздумается. Вот только если глаза пантократора сияли небесным звездным светом, то у неведомого существа они напоминали тлеющие угли так, словно изначально охвативший всю массу угля рубиновый огонь сконцентрировался где-то за глазами, словно за ними открывалась бездна, в глубине которой тлели огни адского пламени. Не успел Иего как-то среагировать на воскрешение им же самим созданного призрака, как существо сцепило руки над головой и метнуло в Иего молнию, но не ослепительно-белого, а тлеюще-рубинового цвета. все это было настолько дико для великого иерофанта, безусловного хозяина своего творческого мини-мира, что он даже никак не среагировал на энергетический удар, способный испепелить любой материальный объект. И пока он стоял, объятый рубиновым пламенем и горел, как могло показаться бы стороннему наблюдателю, темное существо совершило гигантский скачок и оказалось на краю воронки, неподалеку от пылающего Иего. Впрочем горел наш демиург не по-настоящему, поскольку проникая в пространство созданной им реальности, он не являлся материальным объектом и представлял из себя сиайру — определенным образом структурированное ментальное поле, которое какой-нибудь спиритуалист конца 19 века назвал бы ничего не значащим словом «эктоплазма». Разумеется, Иего мог бы и не вспыхнуть, если бы ожидал нападения, и весь заряд обернулся бы против его пославшего, однако то, что произошло было настолько неслыханно для создателя миров, что великий иерофант впервые за миллионы лет оказался в замешательстве. Впрочем замешательство его длилось долю секунды, надо было прояснять ситуацию, устанавливать личность незнакомца, который, как оказалось не являлся спонтанной флуктуацией его ментального поля (иначе бы ни о какой ответной агрессии, да и самом воскрешении из пепла не могло быть и речи). Иего вышел из пламени, оставив его догорать в стороне, словно обозначив своими контурами то место, где только что стоял, и грозно, как того требовал образ в котором он собирался являться первым пророкам своего культа (какому-нибудь Аврааму или Моисею) обратился к незнакомцу:

— Я — пантократор, Творец этого мира, я не звал и не создавал тебя. Кто ты и как попал туда, куда тебя не звали? — (теперь Иего не сомневался, что незнакомец, который явно не был лимурийцем, так же и не являлся и флуктуацией ментального поля Иего, как его Фейри и чудесные животные. Он и был тем неведомым некто, который уже давно вмешивался в информационную матрицу земли и ухитрился весьма основательно подкорректировать Провиденциальный план, абсолютно не согласуясь с мнением пантократора). Печальный демон оценивающе окинул фигуру великого демиурга и улыбнулся странной улыбкой, совсем не свойственной лимурийцам, в каком бы облике они не находились (Иего вообще почти никогда не улыбался)

затем низким голосом проговорил:

— Я часть той силы, что вечно стремясь ко злу, невольно совершает благо. Однако я не ожидал, что ты так быстро очухаешься после моего удара… по-видимому я тебя недооценил. Тот же вопрос могу задать тебе и я: кто ты и что тебе здесь надо? Впрочем я догадываюсь, ты тот, кто постоянно вмешивается в информационную матрицу и мешает установить в этом мире нормальный, рациональный порядок.

«Где-то я эти первые строки уже слышал, — подумал Иего, — ах да, их напишет еще один гениальный поэт через много миллионов лет. Любопытно, что мой визави их тоже знает, хотя они должны быть известны только мне. Однако этот инкогнито либо не понимает, кто перед ним, либо ведет непонятную игру. Кто же на земле может так говорить с пантократором? Так фамильярно даже мы, лимурийцы, равные друг другу не общаемся между собой».

— Но ты не ответил на мой вопрос, — снова вернулся к начальной теме Иего, — мир, в котором ты находишься, создан мной, демиургом Иего. Все, что ты здесь видишь — плод моей творящей силы, которая, постоянно видоизменяясь кажется отдельной от своего Творца, однако это иллюзия, я и этот мир едины и без моего оживляющего присутствия он исчезнет в одно мгновение, как моя угасшая мысль. Единственное, что я здесь не создавал и не предусматривал — так это тебя, кого вначале принял за спонтанную флуктуацию моей ментальной энергии, хотя вроде бы и не собирался создавать ничего подобного. Именно поэтому я решил развеять собственный морок, послав в тебя молнию, однако ты не развеялся и воссоздался, что свидетельствует о твоей самостоятельности и отдельности от моего ментального поля. Теперь я уже вижу, что погорячился, поскольку небольшой взрыв, который тут произошел совсем для меня неожиданно, может в дальнейшем иметь непредсказуемые последствия, он не был предусмотрен в информационной матрице.

— Так ты меня в этом собираешься обвинять? — нагло сверкнул на Иего рубиновыми глазами печальный демон (впрочем никакой печали в его поведении пантократор теперь не улавливал — скорее — кураж и то, чему он не находил названия), — сам же в меня молнию пульнул ни за что, ни про что, когда я просто летел над землей и любовался мощью разбушевавшейся стихии, а теперь переживаешь за последствия! Я и не разобрался сперва, чья это работа, но на всякий случай ответил ударом на удар по первому же объекту, который попался в поле зрения. Интуиция меня не подвела, это ты хотел меня поджарить — значит я ответил по адресу — не люблю пустого сотрясения воздуха или когда невинный зря страдает. Так что ответ мой был, к счастью, адекватен, но к сожалению — безрезультатен, похоже мой удар не произвел на тебя должного впечатления. И это прискорбно, поскольку плата око за око — фундаментальный принцип справедливости.

— Как я вижу, ты тоже не пострадал от моего удара, — несколько снизил тон Иего, — но ведь я считал тебя призраком, я не мог предположить, что ты мыслящее, независимое существо. Такового не могло здесь без моего ведома появиться. Впрочем, я лукавлю, я уже давно наблюдаю, как некто, мне неизвестный, неведомым образом появившийся в моей творческой реальности, вносит артефакты в информационную матрицу, что ощутимым образом меняет вектор земной эволюции. Вынужден признаться, некоторые поправки избавили меня от ряда проблем, правда и попрали мои этические императивы. И все-таки, раз уж мы встретились и ты оказался совсем не тем, за кого (вернее, за что) я тебя вначале принял, объясни, кто ты такой, почему наша величайшая цивилизация во вселенной — по крайней мере в зоне нашей деятельности — не сталкивалась с тобой или тебе подобными ранее, и каким образом тебе удалось внедриться в мир, мною созданный, да еще насадить здесь свои порядки? И почему я не встречал до сего момента тебя лично, хоть полностью контролирую это пространство и отвечаю за каждую былинку, здесь существующую. И раде всего сущего, не начинай цитировать поэтов далекого будущего, которые напишут эти строки не ранее, чем через 60 миллионов лет. Вынужден признать: твоя информированность о грядущем творчестве запрограммированной цивилизации свидетельствует о том, что ты без моего ведома хорошо покопался в информационной матрице.

— Трудно ответить на вопрос, на который нет конкретного ответа, — повел могучими плечами печальный демон, — дело в том, что осознал себя, как отдельную личность, я совсем недавно, вдруг поняв, что лечу среди этих великолепных грозовых туч, освещаемый блеском молний и поливаемый потоками дождя. Мне кажется, что до этого момента я был кем-то другим… или другими… это трудно передать, мое сознание возникло не сейчас, мне кажется, оно бесконечно древнее, и в то же время у меня держится странное чувство, что оно словно бы состояло из кусочков. Словно кусочки мозаики взяли и собрались в цельную картину. Ах да, мозаика еще не изобретена, но не важно, через 60 миллионов лет мое сравнение будет понятно каждому. Впрочем, пример этот, кажется, примитивен, ведь каждая ячейка не была просто кусочком цветного стекла, она, пожалуй, была целым миром. Правда мне, словно бы собранному заново, трудно осознать каждый из этих фрагментов — наверное надо будет на досуге их специально поизучать, тогда, наверное, я смогу рассказать о себе поподробнее. Единственное, что меня не покидает, это чувство, что один из кусочков являлся и ТОБОЙ тоже. Правда ты был не единственный, их было много. А насчет матрицы, которая так тебя беспокоит, я точно сказать не могу, я уже говорил, что пока еще плохо помню свой каждый фрагмент в отдельности, тем не менее сейчас у меня возникло чувство, будто я действительно немало в ней поорудовал — как бы будучи тобой. Иначе ведь туда нет доступа никому постороннему. Правда, как это могло быть — понятия не имею. Кстати, таких матриц на самом деле было немало, на твоей свет клином не сошелся, такое держится чувство, что последние несколько миллионов лет — только и делал, что вносил различные рациональные коррективы в очень большое число матриц… точно не помню. Но помню, что все они были написаны словно под копирку, но только до определенного исторического момента, до которого еще топать и топать не один эон — с этого момента начинались различия. Орудуя в твоей или иной матрице я каждый раз был кем-то другим… нет, пожалуй мозаика — не точно, скорее — голограмма, ведь если голограмму разделить на множество частей, в каждой части будет представлено целое в миниатюре — правда, упрощенное — и тем упрощеннее, чем больше частей. Принцип фрактала… так что не удивительно, что я не могу вспомнить каждую частичку своей личности во всех подробностях — они слишком размыты. Зато сейчас я максимально полно ощущаю себя цельной, интегральной личностью! Так что — печальный демон с явным вызовом посмотрел в глаза великому иерофанту, — наверное ты действительно имеешь прямое отношение к моему появлению, как к цельной личности, папаша!

— И сколько же таких частей ты в себе ощущаешь? — взволнованно спросил Иего, пропустив фамильярное «папаша», с тем же основанием его могли бы назвать и «мамаша». В его голове уже зарождалась некая догадка, которую он пока не мог сформулировать в целостную идею.

— Точно не могу сказать, таких фракталов достаточно много, поэтому они и дают весьма размытую картину целого… несколько десятков, может, сотня.

— СТО ОДНА?

— Точно, сто одна! Откуда тебе это известно?

— Это мне известно, поскольку я сам утвердил в своем мини-мире эволюционный закон сто первой обезьяны. И он, похоже, теперь ударил не только по мне, но и по всем нам.

— Это что еще за закон, — удивленно посмотрел на своего, как выяснилось, создателя печальный демон. Впрочем, Иего начинал понимать, что создателем был не он один, в этом в равной мере принимали участие, сами того не ведая, все 101 участник синклита — вся великая цивилизация лимурийцев, каждый из которой запрограммировал эволюционный закон 101 обезьяны в своих информационных матрицах для ускоренного овладения живыми существами все новых и новых навыков, не связанных с естественным отбором. Как известно сегодня, если одна обезьяна, живущая на острове в окружении своих собратьев догадывается помыть в воде засыпанный песком банан, то через какое-то время по принципу подражания начинают мыть бананы и другие обезьяны, которые за этим процессом наблюдают. И как только число моющих бананы обезьян переваливает за сто, бананы начинают мыть так же и обезьяны, живущие на соседних островах, которые никак не могли видеть, как это делают первопроходцы на изолированном острове. Разумеется, данный закон запускается через информационное поле планеты. Но каким образом этот закон сумел запустить механизм появления печального демона, как некого нового персонажа вселенной? Ну конечно, кажется перед тем как разойтись по своим мини-реальностям выяснилось, что каждый из 101 члена синклита в своей религиозной системе, которую он собирался реализовывать в разумной цивилизации на этапе религиозного мифотворчества, заложил принцип антибога — существа, несущего отрицательный заряд, имеющий задачу оттенить положительный. Ведь свет, как объект, может восприниматься лишь на фоне тьмы, а там, где один лишь свет — не может быть множественности. Теперь также понятно, каким образом вносились корректирующие артефакты в информационную матрицу земли. Это делал он сам, Иего, собственными руками, когда его сознанием овладевал печальный демон. Ведь получается, его частица присутствовала в существе Иего не один эон, очевидно, с того момента, когда он ввел понятие «антибога» в информационную матрицу земли. Видимо, в какие-то моменты эта частица переключала его самосознание на себя и тогда именно печальный демон руками Иего вносил в матрицу различные корректировки. Когда же это наваждение проходило, Иего ничего о том не помнил — он сам в последнее время констатировал странные амнезии — и ему казалось, что артефакты вносит кто-то извне, кого он почему-то никак не может обнаружить. Выходит так, что искать нужно было не во вне, а внутри себя. Да, невеселая ситуация вырисовывается, получается многие миллионы лет он сам не ведал, что творил! Ну, конечно, не всегда, только в определенные моменты, когда им овладевал дьявол. Любопытная формулировочка, где-то он ее слышал… ах да, это выражение будет распространено в среде человечества в эпоху религиозного мифотворчества. Как же могло получиться, что он, ответственный за целые миры, за себя самого в полном объеме отвечать не способен? Кстати, почему этот печальный демон только сейчас появился, как индивидуальное существо, если присутствовал в личности каждого лимурийца уже очень давно? И очень давно корректирует наши информационные матрицы? Видимо просто 101 го повтора было недостаточно, нужен был еще один последний повтор, как последний кристаллик в пересыщенном растворе, чтобы начался бурный процесс кристаллизации, и этим паторном явилась его, Иего, странная фантазия внешне превратиться в печального демона: он внес в матрицу принцип формы и была запущена цепная реакция. Ну и вот перед нами Сатана собственной персоной, или как там его впоследствии люди назовут! И что прикажете с ним делать? Аннигилировать? Уже пробовали, не получилось, он, похоже, обладает всеми качествами бессмертного, какие присущи нам, лимурийцам, поскольку является плоть от плоти нашим совместным детищем. Да и потом, он же не является каким-то биологическим существом, его видимая плоть не имеет значения, он прежде всего — ментальное создание и отдельные части его сознания до недавнего времени находились в неких изолированных информопакетах в ментальной природе каждого из нас. Но даже, допустим, его удастся аннигилировать! Он же просто вернется к своему прежнему существованию, равномерно распределив свое сознание в информопакетах внутри каждого из нас, как какой-то ментальный паразит! А наше сознание устроено таким образом, что в себе мы ничего уничтожить не можем! И все будет по-прежнему… впрочем… а что если..?

— Что, решаешь мою участь, папаша? — нагло прервал его размышления печальный демон. Впрочем, сейчас он выглядел скорее веселым, — чувствую, ищешь способ уничтожить меня на корню? Но как же тогда быть с вашими лимурийскими этическими императивами? Всеобщее благо, ненасилие, любовь к ближнему и дальнему? Боюсь, что в реальной действительности все получается не столь радужно, и не выходит кроткому ягненку бок о бок со львом возлежать! Скорее все — с точностью до наоборот!

— Начнем с того, что ни льва, ни ягненка в Энрофе земли пока не существует, — заметил Иего, — пока вершина эволюции — динозавры, и, как я теперь понимаю, их существование в том виде в котором они пребывают сейчас, во многом обязано твоему вмешательству. Пусть даже ты это моими руками осуществлял. Похоже, я в этот момент не ведал, что творил, но понял это только сейчас и ответственности с себя не снимаю.

— А вы-то сами, лимурийцы, разве не результат эволюции именно этого рода позвоночных? — нагло улыбнулся демон.

— Если ты знаком с нашей историей и законами фундаментального поля, то не можешь не знать, что наши биологические потомки не были плотоядным и агрессивным видом. И потом, тот объем эволюционной энергии, который был потрачен на то, чтобы вывести наш вид на тот уровень ментально-магического развития, на котором находимся мы в настоящее время, исключает использование динозавров в качестве претендентов на новый эволюционный авангард даже в мини-мире, который, как это ни прискорбно признать, во многом повторил путь Урании — нашей общей прародины. Мы полностью реализовали эволюционную программу нашего рода и теперь предстоит возвышение других родов до тех пор, пока все эволюционные цепочки не пройдут через процесс духовной реализации в фундаментальном поле. Так что новые динозавры бесперспективны, с них снята эволюционная санкция.

— Тогда зачем тебе нужно было вообще их создавать в твоей творческой мини-реальности? — усмехнулся демон.

— Так вышло, что я, в силу неясных мне до конца обстоятельств, пошел по проторенному пути, по которому уже прошла Урания. Как так получилось — не знаю, но для того, чтобы прийти к теплокровному роду млекопитающих, которые только-только возникли, необходимо было провести эволюцию через фазу рептилий. Почему-то я забыл, что это уже один раз происходило на Урании, и не подумал, что может быть возможны другие пути. В любом случае, что сделано, то сделано, но теперь уже ясно, что именно твое вмешательство привело к появлению на свет столь чудовищных форм этих самых рептилий.

— А разве на вашей Урании не так? — хитро улыбнулся бес.

— Об этом я не помнил, пока пребывал в творческой мини-реальности. Да, действительно, не так давно по меркам вселенной выяснилось, что на Урании полно хищников. Но там — совсем другое, это признак вырождения вида рептилий, поскольку он достиг эволюционного пика в лице нас, лимурийцев. Те же виды, которые явились биологической средой для нашего восхождения, могут подвергнуться инволюции, поскольку санкция эволюции держится только на верхушке побега. Известно, что до появления нашего вида все динозавры имели облагороженный образ, и только после того, как мы недосягаемо оторвались в эволюционном плане, остальная среда стала вырождаться. К сожалению каждый из нас был слишком занят в своих мини-реальностях, жизнь на Урании оказалась пущенной на самотек. Мы не знали, к чему это приведет, а когда там уже появились хищные виды, было уже поздно. В макро-реальности менять ход эволюции и инволюции даже мы не в силах. Так что в том, что произошло там и происходит здесь, на земле, есть принципиальная разница: здешние динозавры должны породить новый класс, один из видов которого после ряда метаморфоз получит санкцию разума и духовности, в случае же Урании, род рептилий сам породил разумно-духовную популяцию. Как я сказал, наши предки были кротки и миролюбивы, и лишь после нашего выделения и эволюционного скачка, многие виды впоследствии инволюционировали до хищничества и каннибализма. Здесь же, на земле все это начало происходить задолго до явного выделения эволюционного авангарда. Теперь вся здешняя ноосфера буквально пропитана хищническими эманациями, и меня сильно тревожит, как это отразится на будущих носителях дара разума и духовности. Теперь-то я знаю, чья это работа, но, помимо этого выяснилось, что все это, по сути, сотворил я сам, своими руками, будучи в состоянии приступа… и этот приступ теперь стоит передо мной, выделившись в самостоятельную личность. Но как это могло произойти, какую ошибку совершил каждый из нас, что привело к потере контроля над собственными действиями? Я не знаю! Миллионы лет нам казалось, что мы в совершенстве владеем магией миротворения, но оказалось, что мы ошибались и результат такого непростительного самомнения сейчас передо мной.

— Ты не вежлив и неблагодарен, Создатель, — посерьезнел печальный демон, — разве ты не счел в свое время мои поправки твоими руками в информационной матрице вполне разумными и рациональными? Я прекрасно помню твои мысли по этому поводу, поскольку сам был твоей ментальной флуктуацией, системой конденсированного опыта в твоем сознании. Ты искренне считал, что введенный мною закон естественного отбора и вместе с ним — закон кармы-воздаяния, когда природа в автономном режиме отбраковывает неудачные создания, усовершенствуя тем самым выживших и сохранившихся очень удачным эволюционным решением, позволяющим сэкономить десятки миллионов лет. А придуманные мною болезни? Разве они не доводят до идеала биологические системы приспособления к внешней среде, разве не способствуют возникновению все новых механизмов выживания? И потом, разве ты сам не констатировал тот факт, что эти механизмы, позволяющие биологическим видам существовать в автономном режиме без твоей постоянной опеки, во многом облегчили твое существование? Что ты, благодаря этому, куда меньше тратишь времени и сил на поддержание жизнедеятельности твоего детища, имея возможность посвятить себя в полной мере занятиям собственной персоной и своим эдемским садиком в буфере? Признайся, это тебе куда больше по душе, чем постоянно выявлять и переделывать на земле все незапланированные артефакты, которые далеко не всегда вписываются в проект Провиденциального плана! А так — все происходит само-собой, эволюция движется стремительно и не нуждается в твоих вечных розгах и пряниках!

— Ты прав во многом, — тяжело вздохнул Иего, — но лишь сейчас я осознал, куда приводит такая неконтролируемая эволюция! Да, я сэкономил массу времени и энергии за счет естественного отбора, в основе которого лежит принцип хищничества, но теперь мне страшно за будущего носителя дара разума и духовности, ведь он унаследует в себе на генном уровне это самое хищничество и жестокость своих пращуров. И я ничего уже не могу изменить! Весь эволюционный процесс стал неуправляемым и в эволюционную матрицу внесено столько коррективов, что я уже не могу отследить, куда заведет история грядущее человечество. И как не горестно признать, по сути я сам внес эти коррективы, ведь ты — мое порождение — как раковая опухоль которой подвержены многие животные, обреченные на гибель — тоже твой способ отбраковки испорченной генной информации. Правда ты был ментальной опухолью — и вот теперь принял вполне самостоятельный образ. Кстати, может, оно и к лучшему, теперь я чувствую, что освободился от тяжелой ноши, которая давно на мне лежит, и природы которой до настоящего момента я не понимал. Что ж, по крайней мере в дальнейшем я уже не исковеркую информационную матрицу земли своими руками.

— Ты настолько ненавидишь меня, папаша, — недобро усмехнулся демон.

— Я не знаю этого чувства, просто я вижу, что будущий носитель разума и духовности в результате сложившейся обстановки может стать чрезвычайно опасен. Впрочем он и не появится, пока на земле безраздельно властвуют рептилии. Похоже, ситуация зашла в тупик. Необходимо идти на крайние меры, я уже понял, что ты незаметно овладел всеми уздами правления в моем мире, еще даже не будучи самостоятельной личностью.

— Ну и что ты предпримешь? — дерзко сверкнул глазами на Иего печальный демон, — ты уже пробовал меня уничтожить и убедился, что это — напрасный труд: я перенял все твои качества неуничтожимости и бессмертия.

— Я сделаю несколько иначе, — голос пантократора принял стальные оттенки, — неудачные творения должны отбраковываться — это главный принцип твоего же естественного отбора. Я собираюсь уничтожить жизнь на земле — весь срез нынешнего эволюционного потока — и начну все с начала, исключив дальнейшее твое вмешательство. Будущая раса человечества, как носителя дара разума и духовности должна быть чиста, следовательно должны быть чисты и все его эволюционные предшественники. А насчет тебя — ты напрасно уверовал в то, что мне ровня. Да, я не могу тебя уничтожить, но я могу тебя изолировать. Ты забыл, что я создатель миров? Ну что ж, получай свой собственный мир, изолированный от мира земли, и хозяйничай в нем, как тебе вздумается. Ступай в Дигм, мое невольное и проклятое порождение!

Демон хотел что-то ответить, но очевидно он и вправду недооценил могущества Иего — движения его вдруг резко стали замедляться и первые же звуки, готовой слететь с губ фразы — наверняка дерзкой и язвительной — замерзли на устах. Через несколько секунд печальный демон застыл в полной неподвижности, затем образ его стал зыбким и туманным; постепенно вокруг него сформировалась темно лиловая сфера. Все это произошло от того, что Иего резко замедлил время вокруг печального демона, как бы изолировав его в собственном временном рукаве от основного хронального потока, при этом окружив ментальной информоматерией черной дыры. Теперь уже можно было не торопиться, поскольку для воплощения замысла Иего требовались определенные условия, а временной поток внутри фрактальной капсулы, куда поместил лимуриец печального демона, был замедлен относительно основного потока в миллионы раз, практически лишив демона возможности контакта с Энрофом земли.

Иего взмахнул рукой и, повинуясь величественному жесту, сплошная грозовая облачность в определенном месте над горизонтом была разорвана. Тогда стало ясно, что небо уже немного посветлело, что близится утро и только из-за сплошной грозовой облачности этого было до сего момента не видно. В небесной просини появилась небольшая низко стоящая над горизонтом звезда, казалось бы ничем не приметная, не яркая, не способная осветить даже малую толику земной поверхности. Если бы небо сейчас не было повсеместно, кроме маленького окошка, занавешено грозовыми тучами, эта звезда затерялась бы среди тысяч других, куда более ярких, но тут она мерцала в одиночестве, и Иего очистил этот участок неба не случайно. Для осуществления задуманного ему нужно было немного звездного света — крупицу энергии, необходимой ему как бы на затравку миророждения, как маленький кусочек опары запускает процесс брожения в большом объему теста. Именно эту звезду Иего выбрал не случайно, это была звезда Антарес, центр демонической макробрамфатуры, где силы тьмы и зла царствовали беспредельно, изгнав из этой многомерности все светлые созидательные силы. Мир который Иего намеревался специально создать для заключения в нем печального демона должен был соответствовать его личным частотным характеристикам, иначе изоляция не была бы возможной. Такой энергией, которая была необходима для пространственного пузыря с определенными частотными параметрами обладала только звезда Антарес — утренняя звезда для данных широт, в которых волею случая оказался Иего, вынырнув в пространство земли. Дальнейший процесс созидания был понятен только иерофанту такого уровня, как Иего, и никаких подробностей, кроме захвата информэнергии звезды Антарес, имевшемся в ее слабом свечении, мы привести не сможем. Для внешнего наблюдателя это бы выглядело только как медленное погружение Лиловой сферы, в которой был заключен печальный демон в недра земли. На самом же деле в этот момент возникала новая мерность, новый пространственный пузырь, который был надежно изолирован от энрофа земли иными частотными и временными характеристиками. Частоты эти носили в себе изначальные параметры материальности брамфатуры звезды Антарес, как бы объединившись с ней энергоинформационным тоннелем, кротовым ходом, минуя кривизну физического пространства вселенной, и тем самым надежно от нее изолированным. Впрочем, описать как это все выглядело в реальности мы не способны из-за бедности нашего словаря и понятий. Итак, лиловая сфера исчезла и Иего знал, что координатами эта мерность проецируется где-то на ядро физического тела планеты Земля и свойства ядра с его непомерным давлением и температурой наложат определенный отпечаток и на среду самого Дигма — мира в котором сейчас оказался печальный демон.

Конец ознакомительного фрагмента.