Правило отскока. Детективно-приключенческая повесть

Александр Антонов

Читатель, не удивляйся, если встретишь в повести знакомые фамилии. Некоторые герои перекочевали в повествование из романа «Пять из шести». На этот раз им предстоит разоблачить антигосударственный заговор.

Костя

Один из участков грандиозной комсомольской стройки, развернувшейся на необъятных просторах Сибири. Год 1973

Когда заместитель начальника участка по хозяйственной части — в просторечии «завхоз» — Иван Иванович Иванов или Трижды Ваня, как называли его за глаза окружающие, вошёл в кабинет шефа, лицо столоблюстителя Карпа Сидоровича Хмурого вполне соответствовало фамилии.

— Доброго здоровьица, Карп Сидорович!.. Здравствуйте и вы, Роман Фадеевич! — это уже к сидящему рядом со столом парторгу участка.

Парторг кивнул в ответ на приветствие, а хозяин кабинета пророкотал густым баритоном:

— И тебе не хворать, Иван! Садись, — слово «присаживайся» тогда ещё не было в ходу — будем думу думать!

— А чёж не подумать, — Трижды Ваня присел рядом с парторгом, — думать оно завсегда лучше, чем лопатой махать!

Карп Сидорович зыркнул глазами на языкастого завхоза, но от комментариев воздержался.

— Только вот беда, — не унимался Трижды Ваня, — засиживаться-то мне никак нельзя. Стройку материалами снабжать надо. Недосуг мне.

— А кому сейчас до них? — парировал Карп Сидорович. — Тем более что высокое начальство, того и гляди, на голову свалится…

Фраза «на голову свалится» была употреблена Хмурым не столько в переносном, сколько в прямом смысле слова. Путь до участка от штаба стройки на машине был труден и неказист. Выручал только вертолёт.

— Не было у бабы печали — взяла, купила порося… — отреагировал на известие Трижды Ваня. — Откель гости ожидаются?

— Из Москвы, Иван Иванович, — ответил за начальника парторг. — Так что шутки в сторону!

— Действительно, Иван, кончай балагурить. Лучше скажи, как гостей встречать собираешься?

— А никак!

— То есть?

— У меня и других дел по горло!.. Да не вскидывайтесь вы. Поручу встречу Агафонову, он всё и организует.

При упоминании Агафонова парторг страдальчески поморщился. У него, человека, мотавшегося по стройкам без малого четверть века, не лежала душа к молодому специалисту. Хотя видимых причин к тому вроде бы и не было. Год назад прибыл новоиспечённый инженер Константин Фёдорович Агафонов к своему первому месту назначения. Работал поначалу мастером. Работал средне: без излишнего рвения, но и без серьёзных замечаний. А потом возникла надобность дать Трижды Ване помощника. Завхоз действительно был завален работой по «самое не балуй». И тогда именно он, парторг участка, уговорил молодого специалиста временно переквалифицироваться в снабженца. Даже пригрозил взысканием по партийной линии за ослушание. Прошло немного времени, и стал парторг замечать, что Агафонов как-то уж очень легко смирился со своим новым положением. И не только смирился, но и стал извлекать из этого выгоду. Так сложилось, что наиболее ответственную работу по обеспечению участка важными строительными материалами оставил за собой Трижды Ваня. А Агафонову поручил курировать доставку продуктов питания, спецодежды и прочего не столь важного в плане строительства, но крайне необходимого в плане быта дефицита. Надо сказать, что с этой работой молодой помощник завхоза справлялся весьма успешно. Даже более успешно, чем это делал до него Трижды Ваня. Короче, стал Агафонов на стройке человеком если не уважаемым, то нужным — это уж точно. Вот и теперь, когда завхоз предложил его кандидатуру в качестве ответственного за встречу высоких гостей, возразить парторгу было нечего. Видимо, такого же мнения придерживался и начальник участка.

— А что, Агафонов паренёк шустрый. Пожалуй, справится!

На распоряжение Иванова готовиться к встрече гостей из столицы Константин ответил коротко «Бу сделано!» и принялся за работу.

Промаявшись в кабине грузовика на тряской дороге, Агафонов вечером того же дня с удовольствием разминал ноги в центре весьма благоустроенного посёлка, где располагался штаб стройки. Отправив шофёра ночевать в общежитие, Константин направился к дому, в котором квартировал старый друг его семьи Степан Григорьевич Безбородько. Ещё в недавнем человек столичный, Степан Григорьевич в этом богом забытом месте уже два года «замаливал грехи». И как многие считали, это он ещё легко отделался. Могли и из партии турнуть, и загнать куда подальше. Выручил старый друг Федя Агафонов. Отвёл часть молний в сторону. Поэтому, когда год назад в посёлке объявился Константин, его приняли в доме Безбородько с распростёртыми объятиями. Правда, никакой серьёзной помощи оказать молодому Агафонову опальный функционер не мог. Но на таком безрыбье и та малая толика власти, которой он располагал, была весьма кстати.

Константин постучал в знакомую дверь. Электрические звонки здесь были не в ходу. Отворила хозяйка дома Лидия Николаевна Безбородько.

— Здравствуйте, тётя Лида!

— Костик! — обрадовалась женщина. — Степа, Костик приехал! — крикнула она вглубь квартиры.

Константин вошёл, приложился губами к не столь холенной, как прежде, руке хозяйки дома, протянул коробку дефицитных в этих местах шоколадных конфет.

— Ну зачем. Право не стоило…

Но было видно, что Лидия Николаевна довольна. Не подношением, конечно, — вниманием. Этого компонента так недоставало в её теперешней жизни, после того, как она, будучи верной женой, последовала за мужем «в изгнание».

— Константин Батькович! — вышедший в прихожую Безбородько раскрыл объятия. — А я так и думал, что ты приедешь. В преддверии московских гостей…

— Именно об этом я и хочу с вами поговорить…

— Наговоритесь после ужина. А сейчас — мыть руки!

Перечить Лидии Николаевне не имело смысла, да не очень-то и хотелось.

— Вот что я хочу сказать тебе, Константин… — лицо Степана Григорьевича слегка порозовело после выпитого коньяка. — Всё внимание — главе комиссии! Остальные так, шушера, а Роберт Генрихович Бурлатис — фигура знаковая! Глянешься ему — будешь вскорости топтать улочки московские.

— Угодить не фокус. Знать бы чем?

— Ну, в этом я тебе помогу. Есть у Роберта Генриховича одна страстишка. Уж очень он охоч до женского пола…

— И где я его здесь достану?

— Да… задачка… Чтобы ты без меня делал! Познакомлю я тебя с одной особой без предрассудков…

На следующий день Константин с утра обивал пороги в поисках дефицита. К обеду машина была загружена всем необходимым. А когда пришла пора отправляться в обратный путь, в кабине, между водителем и Агафоновым, разместилась такая шикарная блондинка, что шофер не удержался и присвистнул…

Роберт Генрихович Бурлатис был доволен. Нет, не хорошей работой участка. Другие работали не хуже. Не накрытым столом. Видывал и получше. А вот присутствие очаровательной Татьяны, якобы случайно оказавшейся в этой дыре как раз во время нахождения там комиссии, было сюрпризом приятным. А то, что фемина без каких-либо треволнений оказалось у него в постели, прямо указывало на заранее спланированный акт. Поэтому на следующее утро, пожимая руку провожавшему его Хмурому, Бурлатис поинтересовался фамилией того, кто организовывал встречу.

–… Агафонов, говоришь… москвич? Его отец, случаем, не в обкоме работает? Отчество совпадает…

— Честно говоря, не в курсе… — растерялся Хмурый.

— Выходит, именем папаши не щеголял? Молодец! Ты вот что, включи-ка хлопца в список на представление к правительственным наградам…

— Но ведь он без году неделя на стройке…

— И что с того? Я ж его не к ордену предлагаю представить. На медаль-то, небось, наработал?

Москва. Год 1974. Кабинет Бурлатиса

— Проходите, Константин Фёдорович, присаживайтесь… Ну что, осваиваетесь на новом месте, кабинет не жмёт? Не хоромы, конечно, зато из окна перспектива открывается хорошая!

Константин улыбнулся, давая понять Бурлатису, что он его тонкий намёк оценил.

— Ничего, ничего, — продолжил Роберт Генрихович, — будешь себя правильно вести — будет у тебя кабинет посолиднее: как у меня, а то и поболее. И жилье собственное будет, но со временем. Сразу это невозможно. Понимать должен.

— Я понимаю, Роберт Генрихович. Вы ведь не Хоттабыч!

— Да уж, куда ему до меня! — хохотнул Бурлатис и тут же продолжил уже серьёзно:

— «Наколдую» я тебе квартирку к концу года, обещаю. А пока могу добыть только комнату в общежитии. Но тебе ведь это ни к чему, или я ошибаюсь?

— Не ошибаетесь, Роберт Генрихович, ни к чему. В родительской квартире мне удобнее.

— Значит, вопрос с твоим размещением будем считать временно решённым. А вот машина закрепляется за тобой с сегодняшнего дня. Вроде всё… Или есть какие-нибудь просьбы?

— Есть, Роберт Генрихович!

— Излагай.

— Я хотел бы попросить вас поучаствовать в судьбе Степана Григорьевича Безбородько.

— Это которого?.. А… припоминаю…

Бурлатис вперил в Константина потяжелевший взгляд.

— А стоит ли, Константин Фёдорович, растрачивать энергию на отработанный материал?

Константин выдержал взгляд Бурлатиса, глаз не отвёл.

— Он мне очень помог в Сибири. Я его должник.

Взгляд обер-чиновника утратил суровость.

— Это меняет дело. Долги надо платить. Хорошо, решу я этот вопрос. В столицу, конечно, твой протеже не вернётся, хватит с него и областного центра!

— Спасибо, Роберт Генрихович!

— Пустое, иди, работай…

То же кабинет год спустя

— Что застыл на пороге? Проходи, присаживайся… зятёк!.. Только не надо изображать невинность. Иришка мне всё рассказала…

— Мы же договорились, что я приду к вам с Валентиной Марковной просить её руки, вот тогда бы вы и узнали!

— А кто тебя освобождает от этой процедуры? Мы семейство благородное. Желаем, чтобы всё было честь по чести. Так что в ближайшее воскресение ждём тебя с визитом. А на Иришку не сердись. У неё от меня секретов нет. От матери — есть, а от меня — нет… Да ты не сомневайся, женой она тебе будет хорошей. Если сумеешь в достатке и холе содержать, разумеется. Но пригласил я тебя не за этим. Вернее, не только за этим… Присмотрелся я к тебе за прошедший год и решил поговорить откровенно. Тем более что вот-вот породнимся. Нравится мне, как ты себя ставишь. С подчинёнными ровен, но без панибратства. Начальству угодить умеешь, но жополизом не слывёшь… Да ты не морщись, слово для такого случая самое подходящее! Думаю, из тебя со временем выйдет отличный чиновник. Чиновник не в смысле занимаемой должности, а в смысле состояния души.

— Это как?

— Поясняю. Чиновник по состоянию души это тот, кто распределяет блага. Не важно, какие: деньги, ордена или пайку хлеба. Потому чиновники существуют везде: в присутственном месте, в штабе, в тюремной камере. Главное, чтобы было чего распределять! И делать своё дело чиновник должен добросовестно. Ибо, если произойдёт сбой в системе распределения благ, то зашатается государство, поскольку эта система лежит в его основе.

— А как же коррупция?

— Это не про чиновников. Это про недобросовестных госслужащих и идиотов начальников, которые глубже своего кошелька не заглядывают!

— Получается, что все чиновники — честные люди?

— Представь себе, да! Все нормальные чиновники априори честные люди!

— То есть все чиновники живут на одну зарплату?

— Перехвалил я тебя, брат… Сам-то понял, что сказал?

— Что-то я запутался…

— Запутался — распутаем! Есть непреложные истины, которые надо помнить. Истина первая: «Человек, сидящий на распределении, не может быть нищим — это противоречит самой природе человека». Не отделять себе часть благ чиновник не может. Заметь — отделять, а не воровать! Брать своё законное, пусть нигде и не прописанное…

— А чему равно это «своё»?

— А вот на это есть другая истина: «Человек, сидящий на распределении, не должен быть жадным — жадность ведёт к гибели»! Истина третья: «Чиновник должен добросовестно трудиться на благо государства — без государства он ничто»!

Потом были истины четвёртая, пятая и так далее… Всего полчаса продолжался этот «урок». Но именно он сцементировал мировоззрение Константина Агафонова.