Оливер Кромвель

Александр Андреев, 2021

Новый приключенческий роман московских писателей-историков Александра и Максима Андреевых рассказывает о подвигах Оливера Кромвеля, изменившего Англию и весь мир, и признанного одним из величайших людей в истории. До и после Кромвеля – говорят англичане о своей истории. Обычный сельский джентльмен, из валлийского рода Вильямсов, взявших фамилию своего близкого родственника, «Железной руки» и лорд-канцлера Томаса Кромвеля, в 40 лет стал самым великим англичанином всех времен. Никогда не знавший военного дела и не видевший ни одной битвы, Оливер Кромвель стал великим полководцем, говоря, что произошло это по воле Господа. Немыслимое количество заговоров и покушений на его жизнь было предотвращено руководителем Секретной службы Лорда-протектора Британии Джоном Терлоу, о чем подробно изложено в романе, полном приключений и подвигов, которым нет ни конца ни края. Действие романа ведется в Англии, Шотландии, Ирландии и Уэльсе, на морях и реках, в городах и деревнях Старой доброй Англии. В нем подробно и очень интересно рассказано о пуританах, этом двигателе мировой истории во главе с гениальным Кромвелем. Очень подробно описываются великие битвы Лорда-протектора при Марстон-Муре, Нейсби, Пренстоне, Вустере и многие другие сражения, и читатель вместе с героями проваливается в далекий XVII век и переживает с ними их немыслимые приключения. Повествование в романе ведется от лица самого Оливера Кромвеля и начальника Секретной Службы Англии Джона Терлоу. Вышедшие ранее приключенческие романы Александра и Максима Андреевых «Богдан Хмельницкий в поисках Переяславской Рады», «Хочу Румынию! Подлинная история Влада Цепеша Дракулы», трилогия «Революция достоинства»: «Призрак Збаражского замка», «Переведи меня через Майдан», «Опасный Кремль» вызвали живой интерес читательской публики.

Часть I. Прогнило что-то в нашем королевстве. О Господи, какие звериные инстинкты беснуются во имя твое!

Правда — это дворовая собака, которую выгоняют хлыстом из дома. Дедушка Томас — пример для внука Оливера

Я родился в три часа утра 25 апреля 1599 года, в красивом саду у ручья, на окраине Хантингдона, у Кембриджа, в доме моих родителей. Меня крестили по обычаю через пять дней в городской церкви и дали имя Оливер, в честь дяди, стоявшего рядом с купелью и ставшего моим крестным отцом. Я, которого моя мать сразу же ласково назвала Ноли, был по рождению джентльмен и жил не в очень высоких кругах. Но и не в безвестности.

Мой прадед Ричард и дед Генри были женаты на дочерях лорд-мэров Лондона. У Генри было два сына — Оливер и мой отец Роберт, оба рыцари Гинчинбрука у Вентингдона. Моя мать Элизабет была дочерью Уильяма Стюарда и сестрой сэра Томаса Стюарда, богатых землевладельцев из соседнего Эли.

Позже мой секретарь и поэт Джон Мильтон писал: «Est Oliverius Cromvellus generi nobiliillus truortus, Оливер Кромвель происходил из знатного и блестящего рода». Это было преувеличение.

И Кромвели, и Стюарды достигли своего положения при Генрихе VIII Тюдоре, получив в собственность конфискованные монастырские земли католической церкви. Нашими семейными традициями были приверженность к Реформации и ненависть к католицизму.

Двоюродный брат моей матери, Роберт Стюард, доктор богословия, двадцать лет был последним католическим настоятелем, а затем еще четверть века — первым протестантским деканом Эли, получив и приумножив там земли.

Мой прадед Ричард Уильямс из валлийского Гламорганшира, близ Суонси, был сыном Екатерины, сестры всесильного лорд-канцлера Томаса Кромвеля, графа Эссекса, malleus monahorum, Молота монахов. Генрих VIII разрешил ему переменить свою фамилию на фамилию знаменитого дяди, и Ричард стал писаться Уильямс-Кромвель, что ныне делаю и я, при случае. Мой двоюродный дед, без сомнения, был великим человеком, и я рад, что ношу его фамилию.

Томас Кромвель, внук кузнеца и сын пивовара, родился за сто лет до меня близ Уимблдона, в Путни. Поругавшись с отцом, хотевшим, чтобы он продолжил его дело, Томас уехал с Острова на материк, служил солдатом и у банкиров в Италии, торговал в Голландии и Франции. Заработав денег и прочитав «Государя» Макиавелли, Томас вернулся домой, в двадцать восемь лет выучился на адвоката и вскоре стал одним из самых известных юристов в Англии. Он стал управляющим лорд-канцлера кардинала Вулси, а в 1523 году после его смерти был избран в парламент. Там его заметил король, который через десять лет назначил деда канцлером казначейства и государственным секретарем. Томас не забыл о своей сестре, моей прабабушке Екатерине, вышедшей замуж за валлийского дворянина и купца Уильямса, ставшей владелицей манора в Кембриджшире, и представил при дворе ее сына Ричарда, моего прадеда.

Томас Кромвель помог Генриху VIII казнить своего предшественника, лорд-канцлера Томаса Мора, автора «Острова Утопия», и сам занял его место, только совсем ненадолго. Дед чересчур верно служил королю, и при нем наша политика на континенте и морская торговля достигли огромных успехов.

Этот незнатный и небогатый вельможа не нравился никому из сильных мира сего за близость к трону и простым людям за новые налоги, которые вводил по приказу короля-деспота. Томас Кромвель наполнил парламент придворными и вельможами и сохранил его от уничтожения всесильным монархом для будущей Англии, в том числе и для меня.

Тиран Генрих хорошо изучил мастерство деда в государственном управлении и убедился в его умственном превосходстве. Король, соскучившись по казням, решил сделать своего канцлера козлом отпущения, чтобы хоть на время успокоить взбудораженный жестокой властью народ.

Присвоив в апреле 1540 года сэру Томасу титул графа, через месяц Генрих обвинил его в том, что канцлер мешает королю проявлять государственные таланты и проведению церковных реформ. Неофициально Генрих объявил деда в своем неудачном четвертом браке.

10 июня Томас Кромвель был арестован, и ему в Тауэре передали слова короля, уже конфисковавшего его имущество: «Тебя, изменник, будут судить по законам, которые ты сочинил».

Генрих объявил в парламенте, что лорд-канцлер Томас Кромвель, хотевший жениться на его дочери Марии — «гнусный изменник и еретик, предатель и казнокрад, позорящий святой алтарь». Обойдясь без судебного фарса, парламент, отобранный сэром Томасом лично, по одному, присудил деда к повешению не до конца, четвертованию и сожжению заживо. Узнав о приговоре, французский и испанский короли пришли в полный восторг, понимая, что теперь интересы Англии будет защищать не мудрый стратег, а никчемный слуга короля.

28 июня Генрих милостиво объявил, что казнь бывшего лорда-канцлера ограничится только отсечением головы от туловища, и уехал в пятое свадебное путешествие. Покидая Лондон, король заявил, что «враги трона вынудили его казнить наиболее верного слугу из всех, которых он когда-либо имел».

Прапрадеда казнили, а его ближайших помощников сожгли живьем. К счастью, опала не тронула остальных членов рода.

В мае 1540 года на турнире в честь четвертого брака короля Ричард Кромвель отличился блестящей атакой и был пожалован Генрихом в рыцари со словами: «Ты прежде был мой Дик, теперь ты мой бриллиант», после чего получил в подарок диамантовый перстень.

После казни своего дяди сэр Ричард сохранил благосклонность стареющего короля и умер за год до него, оставив своим детям поместья в пяти графствах, в том числе земли Гинчинбрукского приорства и Рамсейского аббатства в Хантингдоншире. Часть этих прекрасных земель перешли к моему деду Генри, а затем — отцу Роберту.

В 1563 году Генри Кромвеля возвела в рыцари великая королева Элизабет, и на следующий год он принимал ее в новом замке Гинчинбрук на берегу Уаза, выстроенном на месте бенедиктинского монастыря. Сэр Генри женился на дочери лондонского лорд-мэра Ральфа Уоррена, был избран в парламент от Хантингдона и четыре срока служил великим шерифом Кембриджа. За щедрость и пышность его прозвали Золотым рыцарем.

Мой крестный, сэр Оливер, также был возведен в рыцари Элизабет, как и отец, избирался в парламент и великие шерифы Хантингдона и Кембриджа. В 1603 году он с блеском встретил ехавшего в Лондон нового короля из династии Стюартов и во время коронации получил от Якова I орден Бани. Он роскошествовал, почти разорился и дожил до преклонных лет.

Его младший брат и мой отец Роберт унаследовал от сэра Генри небольшое поместье в Хантингдоне с землями, ранее принадлежавшими Августинскому ордену. Он избирался в парламент и в бейлифы от нашего городка. В 1591 году сэр Роберт женился на Элизабет Стюард, Styward, не имевшей никакого отношения к королевскому роду Steward, Стюартов. Они обосновались на северной окраине Хантингдона, в каменном доме с выходом на древнюю римскую дорогу, с прекрасным большим садом и протекающим через него ручьем Гинчин. В этом доме родились мои старшие и младшие сестры Джоан, Элизабет, Катрин, Маргарет, Анна, Джейн, Робина и я сам.

Мой отец был гордым, но не честолюбивым джентльменом, хорошего образования и здравого ума. Он жил обычной жизнью gentry, охотился с собаками и спорил с арендаторами нашей земли. Мы ходили в гости и принимали гостей, на столе всегда был дымящийся ростбиф, по воскресеньям — жареная свиная нога, овощное рагу с домашним элем, сливовый пудинг с мальвазией.

История о том, что мне в детстве во сне явился дух, предсказавший величие, за что отец после моего рассказа об этом отлупил меня палкой, является вымышленной. В нашей семье, как и во всех семьях сельских джентльменов, не любили крайности, не знали роскоши, но не знали и бедности. Наша жизнь текла спокойно и ровно, без крупных событий, и ничто не предвещало, что я изменю Англию и весь мир в лучшую сторону.

В нашем доме часто вели нравоучительные беседы с приходским священником, читали Библию и по воскресеньям ходили в церковь на службу. Я очень хорошо помню эти привычки семьи, врезавшиеся в мою память, особенно чтение толстой книги, текст которой я не понимал, но почему-то он мне нравился. На мои вопросы — где живет Бог, такой грозный и странный, и почему его надо обязательно слушаться — отец и мать боялись отвечать и отвели меня к директору школы в соседнем городке, доктору Бирду, который сказал, что я должен учиться, чтобы узнать науки, приличествующие моему званию джентльмена.

Доктор Бирд, священник и ученый, оказался пуританином самых строгих правил. Из всех развлечений он делал исключение только для охоты, дворянского занятия. Он видел во всех гуляках и франтах грешников и самого антихриста. Доктор клеймил их по воскресеньям со своей кафедры в церкви, цитировал Библию и не боялся осуждать великих мира сего, нарушивших Священное Писание. Он писал об этом комедии, но особенно интересно говорил об «Откровении Иоанна», идя по следам дьявола, которого нашел в Риме. Его трактаты о том, как прячется враг рода человеческого под обманчивыми обличьями, вызывали в нашей округе благоговейный восторг у друзей и трепет у врагов. Рога антихриста были обнаружены под папской тиарой, в этом у отца Бирда не было никаких сомнений.

С детства я знал, что вся истина — у пуритан, а католический Рим — враг человечества, и все его пособники, даже лорды и короли, заслуживают вечных мук и даже казни. Однажды в школе во время представления драмы Шекспира я надел корону и сказал: «Мне кажется, что мои знатные прихлебатели называют меня Цезарем» и рассмеялся. За время десятилетней учебы я узнал у доктора Томаса Берда не только нужные джентльмену знания, но и суровую пуританскую науку, с помощью которой только и можно было обуздать великих мира сего, не знавших удержу в самовластье.

Отец мой занимал должности и был мировым судьей в Хантингдоне, где был уважаемым человеком. Мы с матушкой часто бывали в Эли, у ее брата Томаса Стюарда, в его богатом маноре. Сэр Томас не имел детей и смотрел на меня как на своего наследника. Все говорили о моих родителях как о «достойных людях, живших прилично при небольшом состоянии и, благодаря своей осмотрительной умеренности, содержавших большую семью». Матушка была проста, проницательна, энергична, добра и кротка. Она любила, ободряла, молилась и боялась за меня до самого конца и умерла несколько лет назад, на девяностом году жизни. Перед смертью в Уайтхолле она благословила меня словами: «Пусть Господь сияет Своим лицом над Тобой и ободряет Тебя во всех Твоих несчастьях, и даст Тебе силу совершить великие дела во славу Великого Бога и быть облегчением для Его народа. Мой дорогой сын, я оставляю с Тобой мое сердце. Доброй ночи!»

Наш род, богатый и со связями при дворе, стоял в первых рядах нетитулованного дворянства. Гинчинбрукский рыцарский замок стоял всего в одной миле от нашего каменного сквайрского дома в Хантингдоне, где раньше была пивоварня, но мы не чувствовали в этом ничего необычного и были дружны семьями. Многие наши дяди и тетки через браки были связаны со многими видными родами государства, и все мы общались и встречались друг с другом.

У нас, сквайров и джентльменов Реформации, древность рода не вызывала благоговения. Единственной книгой, знакомой каждому англичанину, была Библия, переведенная с латыни в 1611 году. Ее читали и слушали все и везде, во всех домах и церквях, и это общее чтение вызывало восторг. За несколько лет Библия на английском языке изменила характер нации. Мы, пуритане, стали согласовывать с ней свои поступки.

Пуританином называл себя мой отец. Он постоянно чувствовал свою ответственность перед Богом. Его расточительный брат разорялся, а Роберт сеял хлеб, выращивал скот, варил пиво и богател, избирался в парламент и мировым судьей. Мы читали Библию дома вслух, и я слышал, что «Тофет давно устроен, глубок и широк, и приготовлен для неправедного Цезаря».

Если праведной жизни мешают привилегии пэров и вельмож, продажные королевские суды, злобные сборщики податей, казнокрады, фавориты короля и жадные епископы — долой их, и вырвем Библию из их загребущих рук!

А если за них король? — этот вопрос задавали себе многие англичане и давали на него ясный и четкий ответ.

Мой Бог не был каким-то далеким и сидящим на небесах. Он знал о нас все, поощрял благочестивых и карал неправедных, участвовал незримо в нашей жизни. Я убедился, что Провидение лично управляет миром и постоянно борется с Дьяволом, и всегда искал одобрение свыше для своих поступков.

Я ходил в школу при больнице Святого Джона, слушал проповеди Томаса Бирда в церкви Всех Святых, читал его трактаты «Зрелище Божьего Суда» и «Антихрист — папа римский», получая обильную пищу для ума.

Я узнал о Мартине Лютере, Жане Кальвине, первых пуританах и сам в старших классах писал о них. Матушка сохранила этот мой школьный опыт, который я привожу в своих записях.

«Когда в 1507 году сын немецкого рудокопа из крестьян Мартин Лютер, окончивший Эрфуртский университет, вступил в Августинский орден и стал монахом, он сказал своим родным, что видит свое будущее в поиске истины и освобождении от грехов. Мартин стал читать лекции по философии морали в старинном Виттенбергском университете и защитил в нем диссертацию по теологии.

Когда в 1510 году Лютер поехал в Рим по делам ордена, то был потрясен в Вечном городе продажей индульгенций и развратом священников. Сам папа разрешал открывать бордели и брал с них четвертую часть прибыли. Потрясенный Лютер вернулся домой и стал думать о пагубности католицизма, в котором уживались беспутство, чистота, разврат и святость. В 1512 году он стал доктором теологии и профессором, а через три года был назначен окружным викарием.

31 октября 1517 года, накануне Дня Всех Святых, Мартин Лютер с сподвижниками прибил на дверях Замковой церкви Виттенберга 95 тезисов о том, как сделать церковь безгрешной. Читая их с кафедры, Лютер объявил, что верующим не нужны обязательные посредники между ними и Богом, особенно в лице погрязших в грехах католических священников. Чем лучше человек делает свое дело — тем он угоднее Богу, и он вправе сам толковать Священное Писание.

Лютер с соратниками распространили Тезисы по всей Германии и Европе, и он стал переводить на немецкий язык Библию, закончив это огромное дело в 1534 году. В результате его Реформации церковь раскололась на католиков и протестантов.

После опубликования в 1520 году трех трактатов «Обращение к христианскому дворянству», «О вавилонском движении церкви» и «О свободе человека-христианина», испанский король объявил Лютера еретиком вне закона, а папа отлучил от церкви.

В ответ великий монах, женившийся на бывшей монахине знатного рода и родивший нескольких детей, заявил, что церковная власть не выше светской, действовать против своей совести — опасно, а влияние церкви основывается не на государственной власти и титулах, а на подвижниках.

Благодаря его переводу, Библия стала доступной для всех, и в Европе стали говорить о том, что главное — понимать и все измерять Словом Божьим. По всему континенту распространялись три тысячи прочитанных Лютером проповедей.

Бог и его слово старше, чем вы, и пребудет дольше, чем вы, потому что оно вечно. Светские и духовные власти находятся на службе у Бога до тех пор, пока они не смешиваются. Если одна из них вмешивается в дела другой, значит, она находится на службе у сатаны.

Дело немца Лютера продолжил внук бондаря и сын епископского секретаря француз Жан Кальвин, переделавший свою фамилию в латинскую Кальвинус.

Родившись в 1509 году в Пикардии, Жан в шестнадцатилетнем возрасте поступил в Парижский университет, где учился вместе с будущим генералом ордена иезуитов Игнатием Лойолой. Он изучал богословие и право, древнееврейский, древнегреческий и латинский языки, прочитал все труды Лютера. После смерти отца, оставившего ему большое состояние, Кальвин стал протестантом. Он проповедовал в Париже, откуда был вынужден бежать в 1533 году, чтобы не быть сожженным на костре. Неуемный француз под чужим именем проповедовал по всей Европе, и, услышав его в Базеле, Эразм Роттердамский заявил во всеуслышание, что «в лице этого молодого человека против церкви готовится страшный бич».

В 1535 году в Базеле Кальвин опубликовал знаменитое «Наставление в христианской вере», которое читала вся Европа. Его идеи обсуждали все, ибо было что обсуждать.

Повседневный труд угоден Богу. Его благоволение к человеку выражается в удачливости в делах, а значит, разбогатевшие люди являются божьими избранниками. Если бедняк будет неустанно трудиться — он тоже может разбогатеть. Если нет, то все равно буден вознагражден в загробной жизни.

Переехав в Женеву, лежавшую на стыке швейцарских, французских, немецких и итальянских владений, которая восторженно приняла его идеи, Кальвин в 1539 году написал для народа «Небольшой трактат о Святом Причастии» и ввел новое устройство церкви с новым символом исповедания веры, катехизисом.

Наряду со строгим контролем над частной жизнью граждан, из церквей убрали пышные церемонии, украшения и символику, отменили праздники, оставив только Воскресение Христово — Пасху. «Женевский папа» Кальвин правил в «Протестантском Риме» Женеве до 1564 года, пережив Лютера на восемнадцать лет.

В городе запрещались любые развлечения, яркие одежды, громкий смех, выход на улицы после девяти часов вечера. Порядок поддерживался «кровью и огнем», на допросах применяли пытки, из Женевы изгнали всех нищих и бездельников, остальные работали и молились.

Кальвинизм быстро распространился по всей Европе, спорившей о том, действительно ли судьба каждого человека предопределена Богом при его рождении и ее не могут изменить ни молитвы, ни добрые дела, и о том, что вечного спасения можно добиться только строгой и праведной жизнью.

Основой кальвинизма стало «Наставление в христианской вере» из четырех частей и восьмидесяти глав с четырьмя тысячами библейских цитат, в котором женевский советник говорил, что Реформация — это восстановление ранней христианской церкви.

Для распространения своих идей Кальвин открыл Женевскую духовную академию и писал тысячам своих сторонников в Европе, призывая присылать к нему студентов: «Растерзанное, с разбросанными членами, лежит на земле тело церкви. Я охотно пересек бы десять морей, чтобы положить этому бедствию конец. Посылайте нам деревья, мы сделаем из них копья, которые пришлем вам обратно».

Кальвинизм покорял одну страну за другой, и сотни тысяч людей спорили о том, прав ли его основатель, выдвигая свои идеи, которые многие заучивали, как «Отче наш».

Есть один Бог, Христос — это Бог и Сын Божий, а наше спасение заключается в милосердии Божьем, ибо человек бессилен перед истиной, волей, словом и делом Бога.

Деньги должны стоять на службе у человека, а не человек на службе денег, которые есть честные и позорные. Большое корыстолюбие разрушает Божественный порядок и общество.

Государство появилось от Бога и должно развивать заповеди Божьи.

Короли — должники подданных, а не владельцы. Одна сторона лишь тогда имеет обязательства перед другой, пока эта другая выполняет свои обязательства.

Нет более счастливого вида правления, чем то, при котором свобода надлежащим образом организована на долгое время. Власть является защитником свободы, и если она ее не защищает, то она — вероломный предатель родины, ибо все люди равны перед Богом и законом.

Наследственная монархия сомнительна, потому что Дух Божий не передается по наследству.

Абсолютная демократия сомнительна, потому что люди по-разному духовно одарены.

Лучше всего, когда правит ограниченная демократией олигархия. Государственная власть должна быть разделена и контролируема.

Жан Кальвин поддерживал широкие связи с новой англиканской протестантской церковью. С 1550-х годов, благодаря его идеям, в Британии появились пуритане, сорок из которых 14 ноября 1620 года на корабле «Мэйфлауэр» унесли учение великого женевца за океан.

К концу XVI века puritans, чистые, широко распространились по всей Британии и хотели доведения Реформации до конца, начиная с полной автономии каждой из отдельных общин.

Пуритане объявили пуританскую епископскую церковь компромиссом между католицизмом и протестантизмом. Богатые купцы, мещане, провинциальные сквайры сплошь были пуританами, как и оба наших университета, выпускавшие набожных и умных ученых джентльменов. Первые пуритане верили в священный характер власти и божественные права короля, но проповедовали общее братство и равенство во Христе. Их взгляды смогла изменить только новая династия Стюартов, недостойная сидеть на троне Англии.

В 1609 году был создан Совет старейшин протестантских общин. За полвека пуритане оставили неизгладимый след на характере нашей нации. Строгие, сдержанные, остерегавшиеся болтливости и легкомыслия, ненавидевшие роскошь, прямолинейные, жесткие, нетерпимые ко лжи пуритане стремились добиться полного самообладания и называли Библию единственным законом Божьим.

Пуритане требовали замены епископата старейшинами-пресвитерами, замены пышной мессы простой проповедью, упрощения и уничтожения многих церковных обрядов. Их отличали трудолюбие, расчетливость, бесстрашие, упорство в достижении цели, уверенность в своей предизбранности и непогрешимости.

Первый Стюарт объявил, что заставит пуритан стать конформистами или выгонит их из Англии. На пуритан обрушились гонения, и десятки тысяч их бежали в Европу и Америку. Пуританами, которые были везде, стали называть всех противников королевского произвола.

Все мы знали решение первой пуританской конференции 1567 года:

«Ввиду того, что проповедь Слова Божьего и совершение таинств позволяется нам в церкви не иначе как с соблюдением языческих обрядов, то мы считаем себя обязанными собираться в частных домах и везде, где представится случай, и совершать служение Богу в такой форме, которая менее всего затемняла бы нам свет нашей совести».

Пуританское богослужение было простым и духовным: молитва, пение псалма, «Отче наш», второй псалом, проповедь, чтение Символа веры и апостольское благословение. Старая литургия была отвергнута как суеверие.

При Якове пуритане разделились на пресвитериан, «партию богатых», и независимых индепендентов.

Independents считали, что не должно быть ни единой национальной церкви, ни всеобщей подати на содержание духовенства. Оно должно жить только за счет добровольных пожертвований верующих. Все общины должны пользоваться полной свободой, а школы — полностью избавлены от церковного давления.

Индепенденты требовали возвращения к раннему христианству и восстановления Царства Христа на земле, и их больше всего преследовал Яков Стюарт. Это были лучшие из пуритан, честные, глубоко верующие, неспособные идти на сделки с совестью, очень энергичные люди. В самом начале нашего бурного века они стали силой, с которой следовало считаться. Индепенденты говорили: «Лютер и Кальвин были великими светочами в свое время, но и они не проникли вполне в тайны Божественной Истины».

Мой отец, конечно, был пуританином, а я стал индепендентом, и никто у нас в 1615 году не знал, что в период нашей великой революции нам придется бороться не только с роялистами, но и нашими бывшими товарищами пресвитерианами, правившими Англией с 1640 по 1648 год.

К окончанию школы мне не надо было выбирать, где продолжить учебу. В Англии уже было огромное количество пуритан — сельских сквайров и деловых людей, которых стала интересовать политическая власть в государстве абсолютной монархии.

25 апреля, в день своего семнадцатилетия, я поступил в Sidney Sussex College соседнего Кембриджского университета, в котором успел проучиться только год.

Колледжем, который архиепископ Кентерберийский Лод со злобой называл рассадником пуританизма, руководил доктор Самуэль Уорд, в 1611 году участвовавший в переводе Библии на английский язык. Оба наших доктора, Бирд и Уард, были похожи как две капли воды. Ректор знал больше учителя, но говорил так же. Мы сидели в тогах и шапочках, учили латынь, мою любимую математику и историю, чтобы не забывать о суетности мира. Мне нравились битвы греческой и римской истории, которые я знал в подробностях.

Потом написали, что «Кромвель, в котором не было недостатка в предзнаменованиях его будущего величия, согласно наблюдениям наставника, был больше наклонен к действию, чем к размышлению». Благодаря удивительным учителям, моим призванием стала борьба, однако я всегда долго размышлял, прежде чем сделать решительный шаг.

Много лет спустя я писал своему старшему сыну: «Надо обращать внимание на деловую жизнь и понимать ее. Познакомься с историей, изучай математику и космографию. Они хороши, если ты только подчиняешься промыслу Божию. Они подготавливают к общественной службе, ради которой человек рождается на свет. Остерегайся бездеятельности и суетливости».

Я тоже был суетлив, хотя и в меру. Я был грешником, но Бог сжалился надо мной. Библия, этот удивительный перевод на родной язык, формировала речь и мысль нашей нации. В Кембридже свершилось мое перерождение, ибо вся жизнь человека есть одно тесное общение с Богом».

21 июня 1617 года, через день после свадьбы моей сестры Маргарет, неожиданно умер отец. Я срочно вернулся спасать наш манор от королевских слуг. Слава Богу, что отец завещал манор жене, моей матери. С трудом, через суд, мы отстояли поместье от опеки до моего совершеннолетия в 1620 году, которая сделала бы всех нас нищими. И это при том, что все знали о том, что к Оливеру Кромвелю, моему дяде, благоволит сам король Яков, четвертый раз побывавший в Гинчинбрукском дворце в марте.

Я сумел немного послушать лекции по праву в лондонской школе Lincolnlnn, где быстро научился читать людей, а не авторов. На этом моя учеба закончилась и началась взрослая жизнь.

В 1622 году я женился на дочери сэра Джеймса Буршьера, богатого лондонского джентльмена, торговавшего мехами и кожаной одеждой. Элизабет была знакомой моей тетки Элизабет Гемпден, и я познакомился с ней в соседнем Эссексе, где у сэра Джеймса был манор Стенбрук около Фельстеда.

Мы любили друг друга, приданого за ней не было, и мы стали жить в своем хантингдонском доме с матушкой и незамужними сестрами. За десять лет у нас один за одним родилось восемь детей.

Я хозяйничал в своем поместье как бережливый и расчетливый сельский сквайр и был далек от политики, хотя английская жизнь становилась все хуже и вызывала тревогу всех джентльменов.

Еще в колледже я написал краткую историю Англии, чтобы понимать, что происходит, и матушка сохранила этот мой небольшой студенческий опус, как и все остальные.

Доблестная история Англии и ее парламента, составленная в 1617 году в Кембриджском университете Оливером Кромвелем

Мы, англичане, наши язык и нация сформировались триста лет назад, в XIV веке, как самостоятельное государство, а совсем не продолжение франко-латинской Европы.

Самым древним населением Британских островов за много веков до Рождества Христова были иберы, переселившиеся на них с Пиренеев. Это было нетрудно. Узкий пролив Ла-Манш отделял Британию от европейского материка, и это очень помогло нам в развитии.

Климат нашего большого острова, на котором предстояло расположиться Англии, Шотландии и Уэльсу, и малого острова с Ирландией очень мягкий, благодаря Гольфстриму, правда, из-за выдвинутости их в океан, здесь выпадает множество осадков, которые в сочетании с большой влажностью воздуха дают знаменитые английские туманы. Морские берега островов сильно изрезаны, в них находится множество удобных гаваней и бухт, где были устроены порты. Луга и пастбища всегда быстро зарастали сочной травой, а в недрах имелось много угля и руды. Это позволяло народу успешно сеять хлеб, хмель и разводить скот, особенно овец, ставших достоянием Англии. Мы первыми в мире устроили суконные, текстильные, керамические, стекольные, часовые и мебельные мануфактуры, открыли многочисленные рудники и шахты.

Англия с древности была связана с центрами мировой торговли в Европе, и для ее процветания у нас было все что нужно. Однако для этого нашему народу предстояло пройти долгий и опасный путь, усыпанный не розами, а колючими шипами.

Две с половиной тысячи лет назад с материка в Британию стали переселяться кельты, к Рождеству Христову занявшие все удобные для жизни земли, однако не одним им пришла в голову подобная мысль.

Кельты перебили иберов, но на севере сумели укрепиться воинственные племена раскрашенных пиктов. Вскоре, со времен Юлия Цезаря, на Британских островах воцарился Рим, удержавшийся на них почти четыреста лет. Однако в горную Шотландию и болотистый Уэльс римляне проникнуть не смогли. В конце IV века римлян в Британии сменили германские племена англов и саксов, вытеснивших кельтов на север и запад.

Англосаксы создали небольшие королевства в Кенте и Эссексе и до IX века боролись друг с другом за политическое первенство. Для отражения частых набегов очень опасных викингов англосаксы все-таки сумели объединиться в VII столетии вокруг короля Альфреда в большое государство Англию.

Видя, как англосаксы теряют свои силы на бесконечные распри, в 1066 году из Северной Франции в Британию вторглась армия бывших викингов-норманнов во главе с герцогом Вильгельмом, вошедшим в историю с титулом Завоеватель. Разбив англосаксов в битве при Гастингсе, норманны заняли Британию и постепенно слились с местными племенами в один народ. В XIII веке к Англии был присоединен Уэльс, но суровая и гордая Шотландия смогла еще долго удерживать свою независимость.

С XII века нормандские короли в Англии ввели обычай — для обсуждения государственных проблем созывать совет вельмож, члены которого назначались монархом. Все зависело от того, насколько яркий, умный и харизматичный король сидел на английском троне, у которого была одна очень важная особенность — он опирался на британские города во главе с Лондоном. Именно города сделали Англию великой и свободной.

Города, чье название произошло от слова «огораживать», появились на Острове, как мы стали называть Британию, задолго до Вильгельма Завоевателя. В них было отличное от сельских поселений устройство и управление. Они не имели своего сельского хозяйства, но быстро развивали свои промыслы, ремесла и торговлю. Города всегда строились на удобных дорогах, реках, там, где находили уголь и руду, и не далее ста миль от морского побережья, что было необходимо для успешной морской торговли.

Города в первую очередь зависели не только от хорошего расположения, но и от владельца их земли — сеньора. Поначалу в удобной гавани на море или реке, на торговом пути под покровительством и защитой баронского замка вырастал рынок. Вокруг него селились ремесленники, промысловики, торговцы и пришлые люди в поисках заработка. Сеньоры, бравшие со всех торговые пошлины, поощряли развитие таких поселков, давая их обитателям льготы и привилегии. Когда поселки при рынках разрастались и становились городами, они стремились выйти из-под власти сеньора-землевладельца. От баронов и лордов откупались деньгами, города получали свою землю, права, самоуправление и суд. Они сражались за свою независимость с обнаглевшими сеньорами и для защиты строили вокруг своих жилищ каменные стены и укрепления.

Городское население Англии никогда не было однородным. Верхушка, владельцы городской земли, члены первых общин удерживали власть над торгово-ремесленными центрами и не подпускали к ней новичков.

За верхушкой шли купцы, которые организовывались в могущественные союзы-гильдии, помогавшие городам обрести свободу. Ремесленники также объединялись в цеха по ремеслам и занятиям, но их влияние было меньше, чем у купцов, хотя и очень значительным. Остальное городское население составляли подмастерья, ремесленные ученики и беднота, нанимавшаяся в гильдии и цеха.

С XII века города стали получать королевские грамоты-хартии, подтверждавшие их самостоятельность. На материке даже появились города-государства во главе с Генуей и Венецией и вольные германские имперские города. Для защиты своих интересов города объединялись в могущественные союзы, такие, как знаменитая Ганза, имевшие более ста членов. Население самых больших европейских городов не превышало десяти тысяч, в то время как британский Лондон населяли около тридцати тысяч человек. Во всех городах развивались культура, образование, создавались школы и университеты, строились великолепные ратуши, церкви, торговые ряды.

К нашему XVII веку города, в том числе английские, стали очень влиятельными торгово-ремесленными центрами, и во главе их был Лондон, столица Острова.

Поселение в устье Темзы возникло еще во времена кельтов. Во времена римлян это был городок при военном лагере, в VII веке ставший столицей Англии. Во время высадки норманнов население Лондона достигало двадцати тысяч человек.

Наше государственное устройство окончательно сложилось во второй половине XII века, при Генрихе II Плантагенете и его сыновьях.

«Совет мудрых», состоявший из вельмож и лендлордов, который полностью устраивал Вильгельма Завоевателя, был заменен Королевским Советом из светских и духовных магнатов и королевских чиновников, ведавших финансами и судами.

Сыновья Генриха II — Ричард Львиное Сердце, правивший четырнадцать лет, и Джон Безземельный, усидевший на троне до 1216 года, считали Англию своей вотчиной, из которой они могли извлекать любые деньги, не считаясь с обычаями и нормами.

В 1213 году разозленные бесконечными поборами, не на пользу Англии, а для королевских увеселений, бароны, поддержанные рыцарством и городами, взбунтовались, собрали армию и вошли в Лондон.

Еще в самом конце XII века для борьбы с все возраставшим королевским абсолютизмом в Англии был образован союз городов и баронов. Принц Джон, став королем после гибели Ричарда Львиное Сердце, ухитрился быстро растерять многие английские земли в Европе и справедливо вошел в историю под именем Иоанна Безземельного. Даже современники называли недалекого короля наглым, деспотичным, жестоким, бесстыжим, распутным, циничным, неблагодарным и вероломным. Они говорили после его смерти, что «как ни гнусен ад, но и его запятнало появление гнусного Иоанна».

Вызвав всеобщее недовольство, король Джон заключил антианглийский союз с римским папой. Понтифик, увидев с кем имеет дело, низложил его и чуть не объявил Англии крестовый поход. Джон продолжил восстанавливать против себя Рим, Францию, Шотландию, Ирландию, Уэльс и весь английский народ. В мае 1213 года король Джон присягнул папе на верность и подданство и получил собственное королевство назад, уже в виде обычного вассального лена. Это было чересчур.

Англия вздрогнула от национального унижения и позора. В начале января 1214 года Союз баронов и городов потребовал у короля Джона подписать хартию, определявшую права, свободы и обязанности короля, сеньоров, церкви, горожан и всех свободных англичан. Король тянул как мог и окончательно отказал народу в гарантиях от своего необузданного деспотизма и произвола на пасху 1215 года. Шут на троне наконец нарвался.

15 июня 1215 года войско баронов под звон колоколов и приветственные крики горожан вошло в Лондон. Вслед за столицей потребовали королевских гарантий все города и графства.

Под мечом у короля Джона оставалось семь рыцарей. Он попытался набрать наемников, но опытные в битвах бароны тут же взяли его в тиски и потребовали созвать Королевский Совет у Виндзора, на острове в устье Темзы. В основу Великой Хартии Вольностей легли Старые манускрипты первых Плантагенетов, однако их можно было толковать по-разному. Хартия была написана очень четко и понятно. Впервые в Англии она подвергла ограничениям королевский произвол и одновременно ограничила баронский произвол к рыцарям. Хартия вводила в право обычаев силу написанного закона, гарантировала всем англичанам право на правосудие, личную и имущественную безопасность и «доброе королевское правление». 1215 год стал началом борьбы за создание законодательного парламента, которая продолжается и в наши дни.

В течение одного дня Хартия была обсуждена и одобрена. В окружении суровых баронов в броне, державших руки на рукоятях своих грозных мечей, король Джон сквозь зубы подписал документ, гласивший, что «ни один человек не может получить отказ в праве на правосудие».

Со дня подписания Великой Хартии Вольностей финансовые субсидии королю стал давать Совет королевских вассалов: «Ни один налог не может быть взимаем в нашем королевстве без согласия Совета королевства из прелатов, баронов и вассалов короля». Хартия своей королевской подписью обещала не арестовывать, не объявлять вне закона, не разорять ни одного свободного англичанина без законного приговора суда. Отныне короли могли собирать только три своих традиционных налога. При этом манускрипт устанавливал по всей стране единство мер и весов.

Для контроля над королем был избран Совет из двадцати баронов, следивший за соблюдением Хартии, с правом объявления войны зарвавшемуся монарху. Великой Хартии Вольностей торжественно присягнула вся Англия, и это изменило ее судьбу. В бессильной ярости король Джон катался по полу своего дворца, а потом все-таки набрал на материке наемников и начал на Острове гражданскую войну, которая сразу же закончилась его смертью от обжорства.

Королем Англии стал девятилетний Генрих, и под контролем Совета вассалов Хартия вступила в силу по всей Англии.

Выросший Генрих III в середине XIII столетия попытался нарушить Великую Хартию Вольностей, но не тут-то было. Англия уже стала иной.

Ученый линкольнский епископ Роберт Гроссетест в трактате «Основы королевской власти и тирании», который прочитали тысячи человек, отрицал право на произвол и короля, и папы. Его идеи оказали сильное влияние на студентов двух знаменитых английских университетов, которые разносили их по всей стране.

Оксфорд был основан в 1167 году, а в 1209 году — открыт Кембридж, ставшие центрами христианской науки. Ректор Оксфордского университета Роджер Бэкон, гениальный ученик Гроссетеста, читал лекции студентам о том, что ссылка на авторитет не может быть доказательством истины, что разум сам по себе не может отличать истину от лжи и что в основе познания лежит опыт. Бэкон изобрел порох и выдвинул идею об изобретении средств для полетов, рассмотрении звезд особыми приборами и машин, заменяющих лошадей.

Англичане стали относиться к догматам римской католической церкви спокойно и без пиетета, и разозленная официальная церковь объявила Бэкона колдуном и на четырнадцать лет посадила в тюрьму.

Постоянно нуждавшийся в деньгах Генрих III время от времени собирал съезды светских и духовных феодалов и вельмож. Во время неурожая и голода 1257 года король, думая, что бароны ослабели, вдруг потребовал с них треть всего движимого и недвижимого имущества. Рыцарство взорвалось и летом 1258 года в Оксфорде собралось на Совет, названный «бешеным парламентом». На Совете были обсуждены и составлены «Оксфордские и Вестминстерские провизии» — решение о создании системы высших государственных органов и взаимоотношений между различными сословиями. Генрих, как и его отец, вынужденно подписал манускрипт, но тоже устроил гражданскую войну в стране, разделившейся на две части.

Во главе «бешеных» встал друг епископа Гроссетеста герцог Симон де Монфор. В 1263 году во главе большой армии, в которую вступили и студенты обоих университетов, он из Оксфорда сходу ворвался в Уэльс и с запада на восток прошел по всей стране, беря все королевские замки и занимая города. Лондон встретил парламентскую армию колокольным звоном. В 1264 году Монфор взял в плен короля и его наследника и через год впервые в Англии созвал парламент не только из знати, но и из рыцарей и горожан, вызвав их по два от каждого графства и города. Это был год создания знаменитого английского парламента.

Монфора удалось убить, и Генрих III с сыном Эдуардом созывали Королевские Советы только из баронов. С 1295 года Эдуард I вынужденно собрал монфоровский парламент, и больше этот порядок в Англии не нарушался. Этот парламент, представлявший всю страну, был назван «образцовым». С конца XIII века Британия получила монархию с сословным представительством, и каждый новый налог мог быть введен только с разрешения парламента.

В 1287 году в состав Англии вошел Уэльс, который был объявлен владением наследника. После смерти короля Шотландии Александра III, не имевшего наследников, английское войско в нее вошло и укрепилось, но в 1314 году шотландцы с королем Робертом Брюсом вернули себе независимость.

В 1337 году началась Столетняя англо-французская война. Через десять лет в битве при Креси французы были разбиты, а еще через десять лет англичане взяли в плен короля Франции. В 1360 году по мирному договору Англия получила огромный выкуп и всю юго-западную Францию с важнейшим портом в Кале. Но спустя десять лет французы отбили почти все потерянное, и война добралась до английских берегов, где все опять изменилось.

Количество крупных баронств-маноров, которые было трудно содержать, постоянно уменьшалось. Баронства и даже графства после пресечения их династий переходили к короне, делились между многочисленными родственниками, дробились с целью уменьшения бремени больших налогов.

Многие крепостные крестьяне-вилланы богатели и выкупались у баронов и рыцарей на волю и становились йоменами — лично свободными землевладельцами. Те вилланы, которых разоряли бароны, уходили в города и работали в цехах и гильдиях. Вся страна пела баллады о Робин Гуде из Шервудского леса, во главе своих вольных стрелков защищавшего народ.

Количество новых дворян-джентри и зажиточных йоменов быстро росло. «Народное право» позволяло им получать землю, минуя сеньоров, из рук короля. Они стали мощным основанием новорожденного парламента.

В 1300 году в Общем Собрании королевства участвовало не двадцать пять, а сто баронов и дворян. Король уже не мог влиять на норму и характер парламента, в который все города и графства посылали по два депутата, выбрав для этого в Лондоне Вестминстер-холл. Он мог приглашать в парламент только баронов, прелатов, но их было намного меньше, чем рыцарей и горожан.

Совет Королевства расширялся как бы сам по себе, благодаря провинциальному дворянству. Старым баронам новые парламентарии были нужны для давления на короля, а королю требовались джентри для увеличения прямых налогов и сторонников. Если налоги шли не прямо королю, а через шерифов и казначейство, они резко уменьшались.

Кроме Совета Королевства проходили провинциальные советы графств, в которых участвовали не только бароны и новое дворянство, но и йомены, выбиравшие депутатов в главный парламент.

Города ежегодно платили королю все увеличивающуюся «городскую аренду», которая распределялась в зависимости от количества населения. Эдуард I от жадности стал постоянно приглашать в Совет по два представителя от каждого из ста шестидесяти пяти английских городов, плативших «добровольные взносы на нужды королевства». Жадность и произвол до добра не доводят даже королей и губят монархии, в конце концов.

В XIV веке все английские сословия через Великий Королевский Совет участвовали в управлении государством. Это создало английское общество, на все имевшее собственное мнение. Все могли участвовать в законодательной работе, в контроле над налогообложением и в государственном управлении. Теперь в ставшей парламентской Англии все было на виду.

Влиятельное духовенство, имевшее свое начальство в Ватикане, участвовало в работе парламента формально, и в конце XV века прекратило это делать вообще, стремясь сохранить обособленный характер своего привилегированного сословия.

Кроме законодательных функций парламент выполнял важнейшие обязанности высшего апелляционного суда. По всему королевству распространялись его призывы направлять в Вестминстер-холл свои ходатайства всем, «кто хотел просить милости короля в парламенте, или принести жалобу по делам, не могущим быть решенными в обыкновенном порядке, или кто терпел притеснения от слуг короля, или кто был неправильно обложен или обременен податями и повинностями».

Подданные стали массово искать защиты от притеснений обнаглевших слуг короля у парламента, который приобретал все большее влияние.

В первых парламентах представители четырех сословий королевства — духовенство, бароны, рыцари и горожане — совещались отдельно друг от друга. После принятия «Статута 1322 года», который усилил влияние городов, рыцари графств, представлявшие в парламенте и йоменов, объединились с горожанами.

В 1341 году Великий Совет был разделен на Палату лордов и Палату общин, что объединило депутатов. Верхняя палата не избиралась, а приглашалась королем. В нижнюю палату входили избираемые рыцари и богатые купцы от графств и городов. Представленные в палате сквайры-джентри, сельские джентльмены, стали управлять графствами и в 1360 году получили в них должности судей.

Близость рыцарства к знати, их связи с йоменами и союз с горожанами сделали Палату общин единой и намного увеличили ее политическое влияние, с которым вынужденно считалась Палата лордов.

Раз за разом и год за годом парламент выпускал билли-постановления, защищавшие англичан от королевских и вельможных обид, регулировал налогообложение и торговлю. Обе палаты окончательно утвердили за собой государственные контрольные права, включая королевских министров, но уклонялись от административных функций. После утверждения королем, билли парламента становились законами уже в протоколах и распространялись по всей Англии.

Жизнь Британии к началу Столетней войны стала совсем другой, и во главе ее возникла английская нация, говорившая на одном языке.

Крестьянская аренда земли и наемный труд на ней все больше заменяли вилланов в хозяйстве маноров, которых становилось все меньше. Английская деревня превращалась в общину индивидуумов, лично свободных йоменов, с денежными, а не натуральными отношениями, с личной инициативой и желанием работать. Английское общество становилось все более разнообразным и интересным. Новые интересы торговцев и промышленников отстаивал новый парламент.

Королевская власть, упрямая, как шотландский голодный бык, совершала провалы во внешней и внутренней политике и никогда не признавала своих ошибок.

Начавшаяся англо-французская война за обладание текстильной Фландрией, перерабатывавшей огромное количество шерсти в нужное всем сукно, продолжалась более ста лет.

Поначалу успешная, война оставила Англию без сильного военного флота, подорвала ее морскую торговлю, опустошила разбоями побережье и принесла на Остров с континента чуму, в результате которой умерла треть населения.

Земли в Англии обрабатывались как «открытые поля», поделенные крестьянами по справедливости. Луга и пашни после уборки сена и сбора урожая использовались как общее пастбище. Поля не огораживались, а наделы разделялись сделанными плугами широкими бороздами. Поля объединяли крестьян в общину, где каждый имел право голоса.

Крестьяне для барона манора были ascriptiglebae, «приписанные к земле крепостные», которые даже женились с его разрешения. Свободные йомены жили далеко друг от друга. Все в Англии, особенно в долинах Йоркшира, Суссекса разводили овец, дававших лучшую в Европе шерсть. Несколько веков Британия была единственным поставщиком шерсти для фламандских и итальянских ткачей. Овец разводили король, лендлорды, бароны, вилланы, йомены, и в палате лордов спикер сидел на мешке с шерстью — национальном богатстве.

В XII веке управляющие манорами бейлифы поняли, что земли лучше обрабатывали не крепостные, а наемные работники. Барщину стали заменять оброком и денежным платежом. Количество населения быстро росло, крестьянам не хватало земли, и в условиях избытка рабочей силы бейлифы диктовали батракам свои условия и платили за работу жалкие пенсы.

После эпидемии чумы 1348 года рабочих рук стало не хватать, а оставшиеся в живых крестьяне не соглашались больше работать за гроши. Теперь они диктовали свои условия бейлифам и даже лендлордам.

У лендлордов, захвативших выморочные земли, «земельный голод сменился недостатком работников». Батраки поднимали цены за свой труд, вилланы уходили с земли туда, где не спрашивали, откуда они пришли, и платили. Многие из них зарабатывали столько, что выкупались на волю у своих феодалов. Они покупали свободные земли, становились зажиточными йоменами и разводили овец.

Лендлорды стали сдавать свои опустевшие земли йоменам, которые превратились в большое независимое сословие, отлично стрелявшее из старинных английских дальнобойных луков.

Под давлением лендлордов Эдуард III издал жестокий ордонанс, по которому батраки должны были работать за гроши под угрозой клеймления лица и тюрьмы. Это вызвало ненависть народа к королю и его власти.

Все англичане понимали, что на развитии страны лежат бревнами крайне неумные короли, но против самой монархии ничего не имели.

Все хорошо помнили, что сын Вильгельма Завоевателя, Вильгельм II Рыжий, своим тираническим правлением сделал все для того, чтобы его сын Генрих I уже в день своей коронации был вынужден подписать хартию, в которой обещал уничтожить несправедливые обычаи своего брата и отца.

Все хорошо помнили, что Джон Безземельный подписал Великую Хартию Вольностей только после разгрома своей армии при Бувине. Все хорошо помнили, что сын худшего из Плантагенетов, Генрих III, то подтверждал, то нарушал Хартию, за что был взят в плен собственными баронами, созвавшими первый настоящий парламент, который стал сильной законодательной властью.

Ситуация в Британии ухудшилась во время правления Эдуарда III и Ричарда II. Парламент прекрасно понимал, что талантливый и справедливый король на троне — редкость, но не имел сил изменить в стране форму правления. Пока не имел.

Первая общенациональная оппозиция погрязшей в пороках королевской власти появилась в парламенте в 1376 году. Депутаты заявили, что в плохом государственном управлении виноваты не только король, его фавориты и министры, но и лорды, вельможи, действующие в союзе с короной.

Спикер Палаты общин сэр Питер де Ла Мар от имени рыцарей и горожан объявил на совместном заседании парламента, что Столетняя война с Францией ведется плохо и неумело, а парламентские деньги на нее разворовываются королевскими фаворитами. Председатель предъявил полторы сотни жалоб и претензий англичан и потребовал от короля отчета.

Палата общин потребовала ежегодного созыва парламента и суда над двумя самыми одиозными фаворитами. Король уступил, но после роспуска парламента все пошло по-старому.

Парламент не сдался и добился права англичан на активную хозяйственную деятельность. Это опять изменило страну.

Многочисленные английские купцы объединялись в крупные торговые компании и успешно действовали в Балтийском и даже Средиземном морях.

Поместья новых дворян-джентри перешли от натуральных на денежные отношения. Видя это, бароны начали нагло сгонять крестьян с земли, на которой разводили овец. Дело кончилось плохо — восстанием 1381 года, потрясшим Англию до основания. К этому времени в Британии шли серьезные религиозные споры. Жизнь английского духа объединилась с жизнью экономической, взорвав Остров.

Англичан давно раздражало чрезмерное обогащение католической церкви, ее безумная роскошь за их счет, царившая в монастырях безнравственность. Во второй половине XIV века профессор Оксфордского университета Джон Уинклиф предложил реформу церкви. Он заявил, что духовенство не может быть посредником между человеком и богом, и люди сами должны читать и изучать Библию, которую надо перевести с латыни на английский язык.

Идеи Уинклифа распространились среди бедных горожан и крестьян, из которых выдвинулись его многочисленные последователи. Их стали называть лолларды-«бормочущие молитвы». Они проповедовали по всей Англии, и во главе лоллардов встал очень популярный Джон Болл, рассказывающий англичанам о равенстве и справедливости.

Первые лолларды появились в Антверпене в 1300 году, а в Англию приплыли с нанятыми фландрскими ткачами в середине XIV столетия. Народные проповедники отвергали привилегии католической церкви и требовали секуляризации ее имущества. Они обличали алчных сеньоров, говорили об отмене барщины, церковной десятины, несправедливых налогов, об уравнении сословий, ибо бог сотворил всех людей равными. Лолларды к восстанию не призывали, но сильно будоражили общество, а Джон Болл собирал на свои проповеди огромные толпы народа.

Король не остановился на законе для лоллардов о низком уровне оплаты наемного труда. Власть решила вынуждать подданных к найму на кабальных условиях. Все англичане от 12 до 60 лет, не имевшие собственных наделов, под страхом клеймения и тюрьмы были обязаны работать на лендлордов и баронов за несколько пенсов в день, позволявших только не умереть с голоду.

Для ведения войны парламент в 1377 году ввел подушный налог для всех англичан от четырнадцати лет. Налог собрали в 1377, 1379 годах, а в 1380 его утроили. Англия забурлила, и опять запели баллады о Робин Гуде.

Королевские сборщики налогов любили умножать их в свою пользу. Это обычно сходило им с рук, но только не 20 мая 1381 года.

Когда сборщики собрались обобрать деревенского ремесленника Уота Тайлера, бывший солдат их просто убил. Кент и Эссекс запылали сразу, и в течение июня восстала половина из сорока английских городов. 13 июня десятки тысяч вооруженных луками, самодельными мечами и дубинками крестьян отправились в Лондон под речи выпущенного из тюрьмы Джона Бола. Эпископ Кентерберийский, отлучивший его от церкви, называл его «сумасшедшим священником из Кента». Сумасшедший говорил прекрасно:

«Возлюбленные мои! Дела в Англии не пойдут лучше, пока все не сделается общей собственностью и пока не исчезнут все вельможи, пока все мы не сделаемся равными, а господа не станут такими же, как мы.

Как они относятся к нам? Почему они держат нас в рабстве? Все мы происходим от одних и тех же родителей, от Адама и Евы. Как господа могут доказать, что они лучше, чем мы? Разве тем, что мы добываем и обрабатываем то, что они употребляют? Они носят бархат, шелк и меха, а мы одеты в жалкую холстину. У них — вина, пряности и пирожные, у нас — отруби и вода. Их доля — безделье в великолепных замках, наша — заботы и труд в дождь и ветер в поле.

Нас называют холопами и бьют, и нет у нас короля, защищающего нас. Или наш молодой король поможет нам, или мы сами поможем себе другими способами.

Когда Адам пахал, а Ева пряла — кто был там дворянин? Вначале все люди были равны, ибо такими их создала природа. Но потом нечестивые люди стали угнетать своих ближних, и появилось рабство, противное воле божьей. Если бы богу захотелось создать рабов, то он бы их создал в самом начале.

Настало время, и пришел час сбросить вековое зло и получить желанную свободу!»

Король успел бежать из Лондона, открывшего свои ворота восставшим. Крестьяне и горожане казнили одиозных королевских слуг, епископа Кентерберийского и лорда-казначея. Они разнесли в прах дворцы вельмож, а их богатство, с криками «мы не грабители!» бросили в Темзу.

14 июня в предместье Лондона Уот Тайлер вручил шестнадцатилетнему Ричарду II петицию восставших, в которой они требовали возврата отнятых у них общинных земель, право свободных ремесел и торговли, отмены закабаления крестьян. Король петицию подписал, и она сотнями копий разошлась по стране. Многие крестьяне тут же разошлись по домам, посчитав королевскую подпись гарантией победы. Однако в Англии до XVII века честность и верность слову у монархов считались признаками слабости.

На следующий день у Смитфилда в открытом поле Уот Тайлер во главе оставшихся бедняков вручил Ричарду «Смитфилдскую программу», в которой восставшие требовали отменить ограничения заработной платы батраков, а заодно и дворянские привилегии, уравнивая все сословия в правах. Тайлер увлекся, въехал внутрь королевской свиты, казавшейся очень доброжелательной, и тут же ударом в спину был хладнокровно зарезан лорд-мэром Лондона. Ждавший этого король подскакал к восставшим и объявил, что сам возглавит их вместо Тайлера, не сказав, что его убили. Под восторженные крики «король с нами!» бедняки увлеченно рассказывали Ричарду о своих обидах, а к вечеру рыцарские отряды окружили Лондон, а народу предъявили голову Тайлера на пике. Потрясенные вероломством короля, только что обещавшего им все, крестьяне, оставшись без предводителя, разбежались по домам, и их два года резали королевские карательные отряды.

15 июля Ричард II лично присутствовал на казни Джона Бола. Уинклифу повезло больше — его просто выгнали из Оксфордского университета. Петиция, подписанная королем, была объявлена недействительной.

Придворный историк записывал в Хронике: «Крестьяне, собравшись толпой, начали волноваться из-за свободы и стали помышлять о том, чтобы сделаться равными господам». По Англии расходились копии речи короля у пики с головой Уота Тайлера: «Вы были холопами, холопами и останетесь. Вы останетесь крепостными, но не такими, как жили до сих пор, а бесконечно хуже. Да послужит ваше рабство предостережением для грядущих поколений!»

После разгромленного восстания, однако, с крепостным правом в Англии было покончено. Бароны и лорды теперь боялись отказывать крестьянам в праве выкупа на волю. В конце XIV века крепостная зависимость в стране исчезла, но с лоллардами власть расправилась до конца. В 1401 году парламент постановил, что все упорствующие еретики должны быть сожжены на костре. Оставшиеся в живых «бормочущие молитвы» покинули Англию.

Королю погром собственного народа вышел боком. Почувствовавшие свою силу бароны в 1399 году заставили вероломного Ричарда II отречься от престола. Вместо Плантагенетов на трон Англии взошла их младшая ветвь — Ланкастеры, с алой розой в гербе.

В начале XV века английская деревня стала сельским обществом сквайров-помещиков, богатых крестьян, ремесленников и батраков, уходивших в города. Англичане охраняли себя от мародеров и грабителей сами, создав хорошо обученную и вооруженную милицию, и стали объединяться в союзы, чтобы помогать друг другу.

Количество независимых и свободолюбивых людей в Британии росло. Их появлению способствовали продажные и наглые королевские чиновники и частые внутренние войны. Жившие в графствах и городах люди разных сословий отбивались от врагов сообща и становились друзьями.

Англичане учились самоуправлению в манорах и городах. Гильдии боролись с городской властью, крупные купцы добивались монополий, ремесленные мастера боролись с учениками, и все горожане боролись с пришлыми конкурентами, королевскими шерифами, бейлифами лендлордов, епископами и аббатами, на землях которых вырастали города, главным из которых был Лондон.

В Лондоне король жил то в Тауэре, то в Вестминстере, а с 1530 года — в Уайтхолле. Между Тауэром и Вестминстером находилось лондонское Сити с его Гиллдхоллом, которое быстро набирало силу и совсем не спешило выполнять несправедливые королевские указы, имея сильную милицию и большой торговый флот. Короли постоянно нуждались в деньгах на увеселения и фаворитов, и Сити давало их в обмен на вольности и привилегии.

Вывозом товаров занималась Королевская торговая компания с центрами в Лондоне, Кале и Фландрии. Она перевозила шерсть на судах и брала пошлины. Хотя она и давала некоторые гарантии английским купцам в эту эпоху международного мошенничества и насилия, но в то же время пыталась монополизировать торговлю самыми выгодными товарами. Это совсем не нравилось овцеводам и купцам.

Постепенно вывоз сырой шерсти был заменен вывозом сукна, которое было вдесятеро дороже. Купцы и разбогатевшие суконщики покупали маноры во многих графствах и становились родоначальниками многих дворянских фамилий с гербом. Дворянами становились финансисты, военные поставщики, купцы, мануфактурщики, страховщики.

Производство сукна росло и из городов переместилось в графства, где для работы валяльных машин использовалась проточная вода. Водяная энергия заменила тяжелый труд сукновалов и намного увеличила объемы производства. Деревни становились мануфактурными центрами и конкурировали с городами.

Ввоз в Англию сукна из-за границы был запрещен, его производство утроилось, а вывоз к началу XV века вырос вдесятеро. Англия вышла на первое место в Европе по суконной торговле. Появились новые богатые группы населения в городах и деревнях, увеличились доходы у всех, уменьшилась нищета, и очень вырос морской флот. Суконная торговля оказывала колоссальное влияние на государственную политику, создавала партии, развязывала войны и заключала международные союзы.

Шерсть, сукно и пашня до самого XVIII века задавали тон в английской жизни, перейдя даже в английский язык выражениями: «нить жизни», «распутывание тайны», «нить разговора». Переработка сырой шерсти в первоклассное сукно вызвала появление многих мануфактур, занимавшихся чесанием, прядением, валянием, ткачеством, окраской, отделкой тканей. В гильдиях появились крупные промышленники с большими деньгами, собиравшие шерсть, готовившие из нее сырье, передававшие ее мастерам для производства, перевозившие сукно из деревень и городов в морские порты и по всему миру. На них работали тысячи людей разных ремесел в разных местах, и именно им принадлежало будущее.

Крупные купцы брали в свои руки управление городами, ремесленники разделились на производителей и скупщиков, появилось новое сословие клерков — конторских и торговых служащих. Лондонский Сити становился грозной силой.

В XV веке научными центрами Англии стали Оксфордский и Кембриджский университеты, в которых по французскому образцу были созданы колледжи. Между Вестминстером и Тауэром светские юристы открыли Тринити-холл, Судебное подворье, где создавали не церковное, а общее право. В стране работало несколько сот школ, где могли учиться все, включая детей бедняков. Сыновья знати учились в школах, монастырях, дома их обучали капелланы, лесничие рыцари. Между сословиями не было непроницаемой стены. Во всех английских городах работали бесплатные общественные библиотеки.

В 1477 году купец Уильям Кэкстон привез в Англию первую книгопечатную машину Гуттенберга, которую установили в Вестминстер-холле. После этого темп распространения в стране гуманитарных идей и знаний чрезвычайно ускорился. Печатные книги сделались орудием в любом религиозном или политическом споре.

Пышный и парадный Лондон стали называть «красой всех городов». Теперь он управлялся не гильдиями и цехами, а крупными торговыми компаниями. Лорд-мэрами столицы избирались богатые торговцы шелком, бархатом, дорогими тканями. Торговые пристани по Темзе тянулись на несколько миль.

Столетняя война, замершая в начале XV века, возобновилась, и при Генрихах IV, V и VI Ланкастерах закончилась в 1453 году поражением Англии. После восстания Джека Кэда, вассала Герцога Йоркского тремя годами раньше, собравшего «жатву голов», в Британии началась королевская резня. Север поддерживал Ланкастеров с алой розой в гербе, а юг — еще одну младшую ветвь Плантагенетов — Йорков с белой розой в гербе. До 1485 года оба рода убивали друг друга целиком, включая женщин и детей, чтобы лишить врага всех надежд на трон.

В войне Алой и Белой Роз погибли обе династии и вся старая знать. Генриха VI Ланкастера сменил Эдуард IV Йорк, а затем печально известный Ричард III, погибший в битве при Босуорте.

Старая английская знать успокоилась, только умерев. Дальний родственник Ланкастеров Генрих Тюдор женился на дочери Эдуарда IV — Елизавете и под именем Генриха VII положил начало следующей династии.

В уставшей от многолетней резни Англии началось создание абсолютной монархии, но Лондон заставил и Тюдоров уважать Сити. Купцы-суконщики переводили свое дело из городов в сельские округа, чтобы быть подальше от вельмож, богатели и женились на дочерях сельских джентльменов-сквайров.

С 1406 года заморскую торговлю сукном купеческие компании вели по королевским лицензиям. Сити вкладывал огромные капиталы в землю, изобретения и производство новых машин и обогащал страну. По зажиточности и комфорту жизнь в деревнях приближалась к городской: «По всему Эссексу были расположены деревни суконщиков. Они богатели, и вряд ли была хоть одна улица, где вы бы не нашли несколько ткацких мастерских и хоть один дом, где не жужжала бы ручная прялка».

Воскресенья и церковные праздники были выходными, за работу в эти дни полагался штраф. Англичане с удовольствием ходили в многочисленные театры, занимались спортом, играли в шахматы, читали книги. После «Кентерберийских рассказов» Чосера самыми популярными среди джентльменов и йоменов были трактаты об овцеводстве, сельском хозяйстве, садоводстве, домоводстве, различные энциклопедии, справочники, географические и экономические сочинения, сборники кулинарных рецептов.

После открытия Америки Колумбом в 1492 году главное торговые пути переместились из Средиземного моря в Атлантический океан, и островная Британия получила шанс стать Мировой державой.

В Лондонский Сити стекались огромные деньги, которые умно вкладывались в дело. Колоссальный вывоз товаров требовал сотен торговых судов, которые должны были защищать военные корабли, и английские верфи работали круглый год. Помогать стране богатеть торговлей могло только сильное государство.

Генрих VII в первую очередь занялся разрушением баронских замков и разгоном отрядов рыцарей, а забранные земли раздавал своим сторонникам, новым джентри, купцам, рыцарям. Вокруг Тюдоров появилась новая знать, имевшая в парламенте большинство, поддерживающее короля.

Генрих VIII, которого поначалу тоже поддерживали города и джентри, быстро сделался деспотом и тираном, казнившим любого, кто ему возражал, а затем и всякого, кто ему просто не нравился. Второй Тюдор сумел подавить парламентские законы королевскими указами, и государственное правосудие подчинилось его воле и авторитету, который король приобрел после создания английской церкви, во главе которой вместо римского папы встал сам.

Организовавший в 1519 году антикатолическую Реформацию немецкий монах и профессор Виттенбергского университета Мартин Лютер попытался исправить погрязшую в грехах и индульгенциях католическую церковь. Он обнародовал свои идеи в 95 тезисах, которые разом охватили всю Европу. Лютер писал о главном:

спасение достигается только верой, каждый отвечает лично перед Богом и не нуждается в услугах католической церкви;

никто из людей не имеет превосходства над себе подобными, и все сословия равны перед Богом;

свобода вероисповедания находится вне юрисдикции государства;

власть монарха — не привилегия, а бремя. Христианский Государь должен считать себя слугой, а не господином народа, и подданные тогда должны быть ему покорны.

Сторонники Лютера разделились на имущих — дворянство, князья и бюргеры, и неимущих — крестьяне, батраки и городская беднота. Еще в 1430 году в английском парламенте был введен солидный имущественный ценз для избирателей — сорок шиллингов ежегодного дохода после уплаты налогов, но в обществе нашлись сторонники и тех и других.

Имущие хотели умеренные реформы, неимущие — перестроить мир на основе всеобщего равенства, у тех и у других главными претензиями к Ватикану были его погоня за земными богатствами и роскошью и сохранение монополии на латыни с монополией на ее толкование.

Представитель неимущих Томас Мюнцер объявил Реформацию борьбой богатых и бедных, что вызвало кровавые крестьянские войны в Германии и Европе. Против него выступил сам отец-реформатор, но загнать выпущенного им джинна назад в бутылку не смог.

Представитель имущих Жан Кальвин писал в 1536 году из Женевы в своем «Наставлении в христианской вере» о божественном предопределении: «Бог заранее четко предопределил одних людей к спасению и блаженству, а других — к погибели. Люди бессильны изменить волю бога, но могут узнать ее при жизни по тому, как она складывается на земле в зависимости от их набожности, добродетели, трудолюбии и покорности власти».

Долг истинного кальвиниста — целиком отдавать себя своей работе, быть бережливым и рачительным, презирать удовольствия. Спасение человека не зависит от того, какого он происхождения.

Во главе кальвинистской церкви встали пресвитеры — старейшины, избиравшиеся из самых богатых мирян, и проповедники, не имевшие священнического сана.

Кальвин осуждал власти за насилие и произвол, но объявлял ее божественной. Худшей формой правления он считал демократию, лучшей — олигархию. На основании его учения возникли религиозные общины в Англии и Шотландии.

После поездки к Лютеру Уильям Тиндейл перевел с латыни на английский Новый Завет, издал его и привез в Англию шесть тысяч экземпляров книги, которую власти тут же признали еретической и сожгли что успели. Однако прелатам это не помогло.

Образовавшееся в Оксфордском и Кембриджском университетах «Общество христианских братьев» стало распространять по Англии идеи Реформации. От наказания «новоявленных еретиков» спас конфликт Генриха VIII с Римом.

Король разорвал отношения с папой, присвоил имущество католической церкви и в 1534 году основал англиканскую епископальную церковь. В ней были изменены некоторые догматы. Проповеди читались не на латыни, а на английском языке, духовенство получило право вступать в брак. Однако пышность церкви и ее иерархия сохранились, как и церковная десятина, которая сильно раздражала население.

В Англии появились различные реформаторские течения. Генрих VIII относился к ним по-разному, в зависимости от выгоды, и особенно не преследовал. Реформаторов стали называть протестантами, которые разделились на богатых пресвитериан и «чистых» пуритан-джентри. Протестанты предлагали всем желающим изучать Библию, не почитали иконы, мощи, церковные реликвии, а сами службы значительно упростились.

Сосредоточение в руках Генриха VIII исполнительной, законодательной, судебной и религиозной власти произвело на англичан сильное впечатление. Короля-тирана стали считать выше закона. Даже парламент при произношении имени короля вставал с мест и кланялся пустому трону. В первой половине XVI века верность закону была заменена преданностью королю.

Даже в этих абсолютистских тисках в Англии совершались технические открытия, создавались произведения искусства и развивалось движение гуманизма, от латинского homo — человек.

Канцлер Томас Мор, который говорил, что на Острове «овцы едят людей», в 1516 году написал сочинение «Полезная и приятная книга о наилучшем устройстве государства и о новом острове Утопия». Он высмеивал произвол и сластолюбие королей и утверждал, что «там, где все измеряется деньгами, там едва ли возможны счастье и справедливость, а единственный путь к общественному благу есть уничтожение частной собственности». В «Утопии» Мор описал придуманное им идеальное общество будущего, и был казнен Генрихом VIII, которому после продажи конфискованной церковной земли джентри по низким ценам можно было все.

Мора сменил на посту королевского канцлера мой двоюродный дед Томас Кромвель. Он составил новый парламент только из сторонников короля, который без промедления утверждал все его указы. Только поэтому при Генрихе парламент был сохранен вообще, за что Томас Кромвель тоже был казнен. Королевские суды стали спектаклями, в которых подсудимым не давали раскрыть рот. Второму Тюдору очень нравились кровавые комедии.

Восставшие после смерти Генриха VIII в 1547 крестьяне Норфолка в знак протеста против власти вырезали двадцать тысяч овец. Население Англии достигло четырех миллионов человек. В стране опять стал ощущаться избыток рабочих рук. Цены на еду выросли втрое, а на все остальные товары — вдвое. Военная мощь страны была подорвана, в ней исчезли опытные рыцари, и не существовало регулярной армии.

После смерти Генриха VIII Англией в течение пяти лет правила его дочь Мария Кровавая, ненадолго вернувшая в страну католицизм. Протестантов сжигали на кострах как дрова, но тут королева неожиданно умерла, и новым монархом была провозглашена дочь Генриха и Анны Болейн — Елизавета.

При новой протестантской королеве в Англии начался пятидесятилетний «елизаветинский век» успешного развития.

Елизавета восстановила англиканскую церковь, и все англичане читали Библию на родном языке. Британские военные и торговые корабли бороздили моря и океаны, открывая мировые горизонты. Френсис Дрейк совершил кругосветное путешествие и вернулся в Лондон с набитыми золотыми пряностями трюмами своих кораблей. Базы королевского военно-морского флота были выстроены в Вулидже, Детворе, Портсмуте и Фалмут Родсе. На корабли стали ставить мощные пушки. Этот флот разгромил испанскую «Непобедимую Армаду» у своих берегов. Елизавета казнила шотландскую королеву Марию Стюарт, но сама осталась бездетной, будучи «замужем за Англией». Экономика и общество на Острове развивались семимильными шагами, Британия занимала новые мировые морские торговые пути и получала огромные колониальные владения. В 1607 году английские протестанты в Северной Америке основали Виргинию и с каждым годом наращивали свое присутствие на новом континенте.

Международный престиж Англии резко вырос, однако во внешней торговле из-за ее государственного регулирования Генрихом VIII ввоз товаров превышал вывоз. Елизавета исправила ошибку отца, и Британия стала расцветать прямо на глазах.

Сельские джентльмены-джентри стали отсылать младших сыновей из поместий в города в ученики к преуспевающим купцам и промышленникам, на обучение правоведению в Лондонский Тринити-холл, где после Кембриджа учился и я. Младшие сыновья богатели, женились на купеческих дочерях и основывали свои дворянские династии.

Сквайры, купцы, юристы, горожане имели между собой много общего. Это были люди нового времени. Они отказывались от ортодоксального католичества, затем от пышной епископской церкви и становились протестантами, и новая религия освящала их деловую жизнь и домашний очаг. Эта вера идеализировала труд и была лучшей для развивающегося государства фермеров, промышленников и купцов.

При Елизавете в дворянских домах из камня и кирпича стали делать просторные комнаты с каминами и трубами, деревянную посуду заменила оловянная. У Джентри появились красивые дворы с башенным въездом, большие парки с цветниками и садом. Благосостояние и комфорт делались общим благосостоянием. Англичане стали славиться по всей Европе великолепными породами лошадей.

Мир и порядок на полвека воцарились на Острове. Подданные великой королевы, освободившись от тирании, радовались жизни. Политика деспотизма сменилась служением умной и талантливой монархии, ставшей символом процветания для всех.

Жизнерадостная Англия выбросила, наконец, из головы ненужную идею Плантагенетов завоевать Францию и стала реализовывать себя как могучее островное государство, которое должно стать королем морей и океанов, предназначенных Британии самой судьбой.

Внутренняя торговля намного превышала огромную внешнюю, а вывоз намного превышал ввоз, состоящий только из предметов роскоши для знати. Англичане ели, одевались, пользовались своими товарами. Круглосуточно грузы перевозились по рекам на судах и баржах, и по грунтовым дорогам в фургонах в хорошую погоду, и караванами вьючных лошадей в распутицу.

Каждый пятый англичанин работал на мануфактурах, заводиках и шахтах, был ткачом, поставлял деревне все необходимые ей промышленные товары и машины. Остальные обрабатывали землю и разводили овец.

К концу правления Елизаветы население Лондона превышало двести тысяч человек. По двадцать тысяч имели столица северной Англии Йорк, центр торговли сукном Норидж, центр внутренней торговли Бристоль. В провинциальных городках население не превышало пяти тысяч жителей. Все города были просторны, хозяйственные постройки, лавки и жилые дома перемежались садами и ухоженными парками. Лондонский Сити оказывал мощное влияние на всю страну и, сам не зная того, готовился к победе над абсолютизмом.

Король располагался в Уайт-холле, парламент — в Вестминстере, вельможи — на Стрэнде, и все они находились в Сити с собственными вооруженными силами, ставшим государством в государстве, и это понимала вся Англия.

Дворянство времен Елизаветы не было резко отделено от остальных сословий. В него можно было попасть, разбогатев или сменив род занятий. Общество строилось если еще не на равенстве, то уже на свободе возможностей. Мужчины и женщины всех сословий были связаны между собой делами и развлечениями, в первую очередь театрами. Деревня была тесно связана с городом. Англичане гордились, что на их любимом Острове нет ни одного раба, и слова «прикосновение к земле Британии несет с собой свободу» были известны всей Европе.

Идеальный порядок в королевстве Елизаветы поддерживался ее огромным авторитетом, выраженным через прерогативные суды. Местное свободное самоуправление умело сочеталось с высшей властью и регулировалось королевско-парламентскими статутами. В Палате общин и в Тайном совете половина членов были пуританами, и никакого религиозного противостояния в стране не было.

Расцвели Оксфордский и Кембриджский университеты, из теологических ставшие светскими, джентльмены старались служить государству, но для этого они должны были получить в них образование.

Герои-мореплаватели — Дрейк, Рейли, Фробишер — всемирно известными путешествиями обеспечили Англии рынки сбыта не в соперничавших с ней Франции и Голландии, а во многих новых странах. Сельские сквайры и йомены мечтали о бескрайних заокеанских просторах и собирали деньги для их освоения. К американской Вирджинии добавился Ньюфаундленд, и целесообразность освоения открытого Колумбом континента стала общепризнанным государственным делом.

В Англии не было регулярной армии, но отличный военный флот отказался от привычных таранов и абордажей, установил на своих кораблях бортовые батареи и полностью изменил характер войны на море. Рукопашный абордажный бой сменился эффективным морским маневром, и англичане совершенствовали новое военное искусство. Длинные и маневренные корабли обладали огромной огневой мощью.

Сельское хозяйство, промышленность и торговля развивались с поразительной скоростью. Четыре миллиона англичан с надеждой встречали новый XVII век, на который незаметно наползала ночь Стюартов.

Перевод Библии на английский язык и ее повсеместное распространение оказали огромное влияние на англичан, читавших Священное Писание. Библейские цитаты вошли в народную речь, изменился характер народа, всех охватило религиозное движение и «весь народ превратился в церковь». Вельможи, рыцари, купцы, лавочники, йомены обсуждали проблемы жизни и церкви. Тон в религиозной жизни стали задавать пуритане, появившиеся на Острове в 1587 году.

Характер дворянина-пуританина отличался благородством, самообладанием, чистотой, справедливостью и мужеством. Пуритане не вели праздных разговоров. Они стремились стать господами своих мыслей, слов и действий, добиться полного самоконтроля, попусту не болтали. Они рано вставали, были воздержаны в пище, строго и просто одевались, всегда были заняты делом. Пуритане никогда не высказывали пренебрежения к бедняку и раболепства к вельможе. Все английское дворянство, высшее титулованное — nobility и имеющее только герб, а не титул-gentry, было охвачено пуританским и библейским влиянием. Что касается богатеющих на глазах торговых и промышленных сословий, то быть пуританами у них стало признаком хорошего тона.

Конец ознакомительного фрагмента.