Молитва о семье. Книга первая

Александр Анатольевич Трохимчук, 2018

Александр Фомин, очередной "серийный попаданец" в 1937год. В предыдущей жизни в партиях не состоял, не привлекался, в "спецназах" замечен не был. Сразу забросить в 1941 год, за день до войны, совесть не позволила, дайте человеку хоть немного подготовиться. А потом развернемся не по-детски. Спасибо за Ваше внимание и деньги, которые мы собираем для достижения благородной цели – личного обогащения впечатлениями от путешествий по миру. В оформлении обложки использовано фото храма Василия Блаженного в Москве, автор Трохимчук Т. В.Содержит нецензурную брань.Содержит нецензурную брань.

Приятное знакомство с НКВД

…. Привожу все в исходное. Кладу тела рядышком, возвращаю ремень Федора на штаны. Не хватало, чтоб подумали о допросе. У меня есть два варианта. Первый — скрыть так сказать следы самозащиты или преступления и притопить все в болоте? Вместе с оружием, часами и прочим. В моем времени связываться с ментами для почек больно, да за превышение лет 5–7 дадут и не испугаются. А как здесь? Вариант второй — идти в органы — наган, наградные часы напрягают. Опять же звук выстрела могли услышать и может быть внимательные глазки доброжелателя за мной наблюдают?

Решено.

Примерил сапожки — это ж мой размерчик, портянки брать не стал — типа противно мне, а то, что весь в чужой крови — так это нормально. По лесу бегать босиком — не комильфо, однако. Экспроприируемой водкой запил"мудрое"решение. Полбутылки с горла успокоили маленько, а то колени начали трястись. Обрез в руки, наган за пояс, часы в карман и бегом к Петровичу.

А вот и изба Петровича, с крепким забором, собака здоровущая на цепи. Встал видать хозяин — на ночь пса отпускает. Как воспитанный человек, стучу обрезом в дверь.

Шум движения за спиной, оборачиваюсь, кисть правой руки обжигает удар, обрез отлетает в сторону. На против меня стоит лесник и разглядывает меня с помощью двустволки.

— И тебе доброе утро Петрович!

— Доброе, Василий? — удивился.

— Петрович, ты мне сразу скажи, ты за Советскую власть? — пытаюсь сразу расставить все точки над и.

— За совецьку, совецьку. Батю твоего знал, вместе воевали. Но пушку свою не тронь!

— Да у меня еще одна есть, — поднимаю рубаху.

— Забирай, мне для хорошего человека ничего не жалко.

Петрович отпустил свою гаубицу и ничего отбирать не стал. А чтобы я делал, если бы он поступил по-другому?

— Помощь нужна Петрович, времени мало.

— Стреляли возле кладки Демьяна?

— Там, нужна подвода, так получилось — двоих я успокоил. Надо в милицию, а потом в район. — Ты пока умойся у колодца, рубаху я вынесу. Кроме рубахи вынес бутыль первача, шмат сала с хлебом. Хлопнули по стакану, захрустел вкусно чесночком с салом. Жизнь начала налаживаться.

В прошлой жизни убивать не приходилось, но запах чужой крови, дерьма уже никогда ни с чем не спутаю. Запах крови…

Еле успел отвернуть морду, а то испортил бы закусь… Погрузили тела разбойничков в повозку, сверху набросали свежескошенной травы, не надо людей пугать.

Наш участковый был еще дома, но одет по форме с наганом в кобуре. Рано здесь народ встает. В суть дела врубился сразу — начал командовать.

— Я в правление звонить в район, будьте здесь.

К 11ти утра мы уже были в районном управлении НКВД, значит это дело его интересует. Думал обычная уголовщина — милиция заниматься будет. Лучше все же было притопить фигурантов в болоте и не связываться с грозной организацией. Но уже поздно батенька.

Кабинет следователя с двумя письменными столами, портретами вождя всех народов и железного Феликса. Решетки на окнах, громада сейфа в углу. Суровая обстановка, чувствуется опытная рука специалиста по фэн-шую…

Следователь за столом перебирает бумаги. Удивляюсь — идет выпадение из образа. Следователь — женщина, судя по петлицам — младший лейтенант НКВД.

Мужики, вот что вы будете думать, видя перед собой красивую женщину в форме?

Правильно, будете думать что-нибудь.

Вот и я расслабил булки, даже улыбнуться успел своей порезанной рожей.

В левом ухе резко дзенькнуло, ударом с левой руки бравый сержант отправил меня на пол. Перед глазами поплыли разноцветные круги. Выпадение в осадок прервал дружеский удар сапогом по ребрам. Вежливо посадили на табурет. Улыбаться перехотелось совершенно. Ну блин, в рот бы тебе килограмм печенья! Думал баба, значит бить не будут! Будут, еще как будут! Стараюсь собрать мозги в кучу, настроиться так сказать, на конструктив. Всем своим видом подтверждаю преданность делу Ленина-Сталина.

— Давай, признавайся, контра недобитая!

Если я контра, то уже побитая. А если они так будут продолжать, то я во всем, что угодно, признаюсь. А может я действительно китайский и английский шпион, а по выходным дням подрабатываю на спецслужбы Гондураса! Мое чистосердечное признание в чем угодно было прервано появлением высокого начальства в чине капитана.