Очередные мысли о доме
Вернувшись в свой гостиничный номер, на добытой электроплитке (спасибо товарищам, помогли, подсобили) я сварил себе гречневой каши, откупорил банку тушенки, поужинал и, коротая остаток дня, написал матери.
«У меня все хорошо. Я в командировке на Байконуре. Сколько здесь пробуду, точно не знаю. Пока буду писать тебе отсюда. Здесь много интересного. О чем-то напишу, чего-то приеду — расскажу. Народ здесь умный, приветливый, отзывчивый. С такими не чувствуешь себя одиноким, многие охотно мне помогают. Живу в гостинице. Поесть есть чего. Да, знаешь, тут неожиданно встретил однокурсника Ивана Циплякова. Встретились, обрадовались, обнялись по-братски. В гости приглашал. Он женат, у него двое детей. Как-нибудь обязательно зайду. Пиши, как вы там зимуете? Там снегу теперь намело? Здесь его очень мало, в городе совсем почти что нет, ветер пыль, песок метет вместо снега, это необычно, но ничего, привыкну. Как бабенька? Вы там держитесь, не болейте. Я пока не знаю когда, но обязательно приеду. Двор поправим, телефон проведем, почаще будем общаться. Привет соседям, родственникам, дяде Володе особенно. Трудно без отца? Он вам теперь, наверно, чаще других помогает? В общем, пиши обо всем, все как есть, мне все интересно».
Дописав письмо, положил его в заранее приготовленный конверт.
Было еще не поздно, спать не хотелось, но я прилег. Прилег с мыслями о доме. Пусто там теперь. Мать да бабенька. Сестра, вслед за мной окончив университет, по распределению попала в Новосибирск. Отец два года назад, на юбилейном пятьдесят пятом году, внезапно умер. Когда я получил телеграмму о его смерти, это было так неожиданно… Первое, что мне тогда подумалось: работая электриком, он, случалось, и по ночам лазил на электроподстанцию, когда свет пропадал. Наверное, ошибся, был невнимателен, залез под ток. А что я еще мог подумать, ведь накануне был дома. Мы с ним пилили дрова, привезли торф, еще что-то там делали, и он выглядел как обычно, ни на что не жаловался.
На похоронах мать мне рассказала, что свет тут, как оказалось, ни при чем. Все было совсем иначе.
Дело было летом. Сенокосная пора. Весь день они провели в лугах, сушили и убирали накануне скошенное сено.
— День-то был не очень. То и дело тучки набегали, и мы торопились, не присели, почитай, весь день. Накосили-то много, высохло все хорошо, беспокоились, как бы дождь нам уборку не испортил. Слава богу, до дождя управились, сметали сено в копешки. Присели, перекусили на дорожку, но долго не рассиживались. День к вечеру. Без проволочек собрались: я покидала в сумку остатки харчей, он подобрал инструмент (вилы, грабли, веревки), завел мотоцикл. Тронулись к дому. Едем не спеша, луга ровные, но дорога в ухабах. Мне из люльки хорошо все видать. Замечаю, вдалеке кто-то копошится, дорога туда нас ведет. Подъезжаем ближе, видим трех мужиков, колготятся возле машины, машут нам руками. Отец остановился, заглушил мотоцикл и, сказавши:
— Раз машут, что-то случилось, надо помочь, — пошел к мужикам разобраться.
Вскоре вернулся. Мне показалось, как будто чего забыл, так быстро обернулся, только отошел — и обратно. Смотрю на него, а он какой-то смурной, заводит мотоцикл и матюкается, чего с ним отродясь не бывало.
— Леш, — спрашиваю его, — ты чего?
— Да, — отвечает, — у Лобана телок в трясине застрял. Втроем не могли справиться. Помог. Вытащили. Закинули его в кузов «газона». Как-то неловко повернулся. Бок резануло. Мало своих забот, ехарный бабай, тут еще это. Ну, ладно, поехали.
Сказал и сказал, я на его слова не обратила и внимания. Доехали спокойно. Разобрались. Поужинали. Зову его спать, а он:
— Ложись, — говорит, — я газету почитаю.
Через какое-то время пришел, чую, долго ворочается, вроде как лежать ему неловко, но потом все ж уснул.
Поутру бужу его — он не встает. Спрашиваю:
— Как так? А на работу?
— Да что-то я не отлежался. Пойду попозже.
На работу он никогда не опаздывал, я забеспокоилась:
— Ты не заболел? Может, врача позвать?
— А что я врачу скажу? Что устал? Иди. Немного полежу — встану.
Я пошла на работу, бабеньку попросила за ним приглядывать.
Малость погодя он поднялся. Она, как сказывала, покормила его манной кашей, от чего-то другого он отказался. Встал из-за стола, вышел во двор.
— Жду, жду, — говорила бабенька, — его нет. Долго что-то нет. Пошла посмотреть. А он на крыльце лежит. Я его тормошу — не встает. Поднять его не в силах. Побежала к соседу, к Лешке. Тот втащил его в дом, распластал на полу и так оставил.
— Прибежал на работу ко мне, — продолжает мать, — и впопыхах говорит:
— Дело плохо, Дуська. Вызывай врача.
Скорую из райцентра ждать пришлось недолго, но грузили его уж в беспамятстве. Приехали в больницу — сходу на хирургический стол. Во время операции он умер.
Врач сказал:
— От перенапряжения лопнула вена в желудке. Надорвался мужик.
Вот и вся история. Электричество здесь действительно ни при чем.
Теперь мать с бабенькой одни. Бабеньке скоро восемьдесят. Она заметно сдала, старуха старухой. Днями сидит у окна, с грустью вспоминает прожитые годы. Двенадцати лет осталась она без родителей. Было у нее три брата, две сестры, которых теперь нет, но обиднее всего — уже нет ни дочери, ни сына. Круглая сирота. Осознавая такое, как не скорбеть? Мне до боли в сердце жаль ее. Она больше матери в детстве со мною нянчилась, оттого, наверное, душой я к ней больше привязан. Хотя мать есть мать, как о ней не вспоминать.
С этими невеселыми мыслями, отходя от дневных забот, я засыпаю.
Мой первый рабочий день на Байконуре пролетел.
