Экспансия

Александр Авраменко, 2017

Трепещут и дрожат племена, населяющие Америку, – с гор за добычей спустились племена людоедов-майя. Никогда ещё города-государства не посылали за добычей столько воинов! Словно безжалостная саранча, сотни тысяч воинов со всех концов страны ворвались на просторы Североамериканского континента. Казалось, спасения не будет никому… Но на пути людоедов встаёт держава славов. Тех, кто свыше пятисот лет назад прибыл на эти земли по велению пророчества Прокши-ясновидца, дабы спасти веру отцов и дедов своих… И пали в прах гордые майя. Но славы не успокаиваются на достигнутом. Пора наконец задуматься о том, как вернуть на прародину истинных богов…

Глава 4

Длинные тяжёлые стрелы легко пробивали щиты и доспехи из ткани, и множество тел оставалось неподвижно лежать на земле за бегущей ордой или корчиться от боли. Но враги даже не думали отступать. Наоборот, скорость их бега увеличилась, но и со стороны славов в дело вступили лучники следующего ранга — трёхпудовики. Пять стрел за один полёт стрелы. Первая попадает в цель — четыре в воздухе. Три от стрелков первого ранга, два — от второго. И постепенно до самых тугоумных начинает доходить, что чем ближе ряды врагов, тем меньше шансов добежать до них и схватиться, как положено воину, грудь на грудь.

Снова приказ рога, и снова не для всадников. Каждый род войск в державе имеет свои сигналы. Это приказ пешцам, стоящим перед стрелками. По его гудку большие, в рост человека, щиты чуть раздвинулись в стороны, и в образовавшиеся промежутки вылетели короткие болты самострелов. Пожалуй, ещё более страшное оружие, никогда не использовавшееся ранее против людей. Но сейчас войну ведут не люди, а чудовища. Острые полумесяцы вместо наконечников произвели жуткое опустошение в рядах украшенных развевающимися перьями и золотыми и серебряными пластинами людоедов. Короткий стальной лук на ложе, натягивающийся при помощи рычага, мощнейший выстрел, когда не надо рассчитывать упреждение и брать во внимание силу ветра. Серпы отрубали руки, сносили головы, мячиками запрыгавшие под ногами наступающих, пробивали туземные доспехи, раскалывали самые прочные щиты, рубили ноги, туловища… Эх, побольше бы таких пешцов!

Людоеды дрогнули, заколебались, но тут вперёд выскочили более богато одетые воины в длинных, до колена, туниках^[16], завопили на своём варварском наречии, затрясли хвостатыми копьями, и замершая на миг орда, испустив отчаянный, протяжный вой, вновь устремилась вперёд. С глухим стуком сомкнулись вновь ростовые щиты. Выдвинулись вперёд три ряда копий. Расправили плечи секи-роносцы. На этот раз славы не будут крутить своё знаменитое Колесо Смерти — врагов слишком много. Воины державы будут стоять на месте, перемалывая, словно исполинские жернова, волны нападающих.

Вам! Грохнули большие барабаны, и все славы невольно втянули голову в плечи. Со свистом и воем над ними пролетели жуткие снаряды, снаряжённые смертоносным неугасимым огнём. Громадные, в половину туловища кувшины разбивались о дикарей, о землю, и тут же вязкая чёрная жидкость сама собой вспыхивала, чтобы не погаснуть. Исступлённый крик сменил тональность, теперь в диком вое слышался лишь страх! Всепоглощающий, полный невыносимой боли. Земля, атакующие, вспыхнуло всё. Сразу же. Мгновенно. Грязное жирное пламя бушевало над ордами майя, расплавляя украшения, в мгновение ока сжигая доспехи, щиты, оружие. Кожа пузырилась, лопалась, шипело мясо, капли состава разлетались в разные стороны, и нет среди разумных никого, кто своей волей пошёл бы в огонь. А враги, несмотря на свою нечеловеческую внутреннюю сущность, всё же были людьми. Те же, кто ещё оставался в живых, находясь в задних рядах, увидели и услышали то, что началось впереди, и, уже не слушая приказов и призывов вождей, замерли на месте, понимая, что всё, поход не удался. И когда из огня вырвались первые живые факелы, горящие на бегу, падающие на землю и корчащиеся в жутких муках, майя не выдержали, качнулись назад. И ливень стрел с неба, пробивающий стену огня и вырывающий каждое мгновение по сотне воинов из плотных рядов, а потом, когда наконец кто-то развернулся спиной к огню и увидел заваленное трупами и обрубками поле позади и осознал, что ещё предстоит…

Это был конец. Один бой. Потери майя составили примерно шестьдесят тысяч воинов. Среди славян не было даже раненых. Просто враг сломался психологически. И вместо ста сорока тысяч солдат армии находников, теперь перед Жарким градом находится толпа отчаянно струсивших вооружённых людей, ждущих самого страшного.

А пламя уже прогорает. И лучники давно прекратили стрельбу. Не достать врагов из самого мощного оружия. И враги начинают приходить в себя, успокаиваться, осознав, что они пока в безопасности. Снова сбиваются в отряды, строят линию.

Пешцы лихорадочно качают рычаги своих самострелов, заряжая оружие по новой. Из тыла подвозят новые стрелы-серпы, раздают стрелкам. Те, кто стоял в первой линии, меняются, чтобы отдохнуть. Нет, когда начнётся новая атака, они вернутся. Но сейчас, пока есть время, лучше дать телу небольшой роздых. Крепкорукие суетятся у своих махин, выставляя противовесы на новый вес снаряда. Хитёр командир сапёров: он открыл огонь, когда майя находились на минимальной дистанции. Теперь, когда те будут думать, что ещё в безопасности, залп требучетов и крепостных стреломётов достанет их строй. И ещё раз. А потом — увы. Дальность оружия станет неизменной.

Охрану, пока войска перегруппировываются и переснаряжаются, несут тяжёлые всадники на боевых турах и лучники третьей линии. Самые многочисленные, самые скорострельные. Но, к сожалению, и их не много. Всего лишь тысяча. Не каждому даётся искусство стрельбы из лука. И такой род войск — самый малый из всей армии бьющихся на суше.

Первая атака отбита. И неожиданно легко. Пойдут людоеды сегодня ещё раз в бой или нет? А позади, за спинами воинов, работают горожане. Лихорадочно, не щадя сил и здоровья: копают и углубляют рвы перед стенами, волокут брёвна и камни внутрь городских стен. Все мастерские трудятся круглосуточно, изготавливая стрелы и болты для самострелов. На стены города поднимают топливо и котлы для воды и смолы. Враг умоется кровью под Жарким градом. Пусть даже погибнут все защитники, вся армия, но они не уйдут никуда, будут держать противника до последнего и сражаться с ним, ожидая помощь, которая должна подойти из глубины державы, ибо князь Ратибор пообещал. А слав всегда своё слово держит, это всем ведомо.

…Бах! Бах! Бум! Бах!.. Грохот над новым лагерем, где новобранцы обучались огненному бою из больших махин, не смолкал круглые сутки. Князь поморщился — Ярый под ним затанцевал, раздувая ноздри. Коню явно не нравился острый запах сгоревшего огненного зелья, и всадник, слегка наклонившись, похлопал ладонью по гордой шее, успокаивая животное. Может, всё-таки они справятся. Но ясно одно: славы слишком долго почивали на лаврах. Да, они успешно освоили верхнюю половину заморских земель, практически бескровно, методом пряника привели под свою руку окрестные племена, завели себе верного, до поры до времени, союзника на старом материке. И в результате, когда на державу неожиданно напали орды дикарей с полудня, у славов не оказалось армии для отпора. Да, мы не любим воевать, захватывать чужое. Нам ни к чему содержать слишком много воинов. Любая армия висит тяжким бременем на шее народа, населяющего государство. И чем меньше военных, тем богаче живут люди. Но рано или поздно наступает момент, когда люди, желающие жить богато, вдруг лишаются всего, а зачастую и самой жизни, когда экономия на армии становится роковой. Приходит враг, с лёгкостью уничтожающий немногочисленных защитников государства, и забирает всё. Даже сейчас успешно разбившие первую волну нападающих войска уже остались почти без оружия. Мало стрел, кончились запасы горючей смеси, нужны новые шнуровые пружины для требучетов и ядра для них. А арсеналы практически пусты! Всё, что могли, что ещё было годно, отправлено в Жаркий град. И снова оттуда шлют отчаянные письма о помощи, о пополнении, об оружии. Фактически сейчас славы держатся только за счёт стали и своего упорства. А когда враг узнает секрет, что тогда? А он рано или поздно узнает. И самое главное — держава сейчас только обороняется. А нужно наступать. Ни одна война не выигрывалась обороной. Тот, кто только защищается, всегда проигрывает, ибо нападающий опережает его, диктуя место и время битвы. Естественно, с выгодой для себя. И потому будут потери. Даже если сейчас людоеды отступят, то у них появится цель. Они наберут новых воинов, вызнают секреты стали, и тогда…

Ратибор невольно вздрогнул, представив себе миллионы вооружённых стальным оружием зверей, вырвавшихся на просторы державы… Значит, пора менять всё. В корне. Перестраивать всю государственную махину. Мы и так живём слишком благополучно, забыв обо всём, ощутив себя в безопасности за бескрайними океанами. Хватит! Он поставит вопрос на Совете об окончании самоизоляции. Пора заново создавать армию и флот, начинать уходить от берегов, пересекать синие моря и океаны и… как это ни противно звучит, завоёвывать новые края. Даже рожай женщины каждый год по ребёнку, всё равно никогда не набрать столько воинов, чтобы восстановить власть истинных богов над Старым миром. Их просто не прокормить…

Но сначала надо победить! А для победы нужна армия. Не десятки, а сотни тысяч! Или даже миллион! Но не жалкие семьдесят тысяч воинов. Против даже сейчас семисот… И если примитивные — а людоеды не знают железа — племена могут прокормить такую орду воинов, то почему же сорок миллионов славов не могут позволить себе содержать подобную армию? Со всеми своими придумками, смекалкой, тягловыми животными? В чём же дело? Или… сытое брюхо начало значить для них больше, чем долг, совесть и честь?

— Крок? — Он взглянул на, как всегда, бесшумно и неожиданно возникшего перед ним мужчину с короткой седой бородкой, ровной полосой сбегающей к квадратному сильному подбородку.

Глава тайников, особой службы державы, прямой потомок ясновидца, в котором талант читать души расцвёл с невиданной доселе силой. Он взглянул на князя неожиданно остро, потом тихо спросил:

— Что замыслил, княже? Или думы тебя гложут о войне?

— Скажи, Крок, что для тебя важнее: медленное угасание или бой с врагами?

Мужчина улыбнулся. На самом деле он был даже младше Ратибора, но дар забирал свою плату: волосы пепельные, словно седина. Глаза пронзительные, но тоже невиданного до сих пор серого цвета. И ранние морщины возле глаз, когда он щурился на солнце, — глаза не могли выдержать яркого света, потому и старался Крок чаще бывать в Рудничной слободе, нежели в Славграде.

— По мне — хорошо там, где нас нет. А ещё лучше, где нас нет и где мы есть.

— Опять загадками говоришь?

— Так служба моя такая. Я должен быть там, где меня нет.

— Понятно. И как раз ты вовремя подошёл. Сегодня в полночь придёшь ко мне в терем. Незримо.

Тот кивнул. Снова взглянул на князя, едва слышно произнёс:

— Веруешь в задуманное. А оно — истинно…

— Княже! Княже! — От кучки занимающихся учёбой славов спешил, размахивая руками, Дар. Подбежал быстро, поклонился, затем поднял на своего господина умоляющие глаза: — Дозволь слово молвить, княже?

Ратибор с любопытством перевёл взгляд от огнебойцев на юношу:

— Что хочешь, парень?

Тот вновь поклонился:

— Дозволь в огнебойцы пойти, княже!

— И ты?

Внутри всё дрогнуло — мальчишек на бойню посылать?! Впрочем… Мгновенно возникшая мысль оформилась в слова:

— Не дозволю. Взрослых людей в державе достаточно.

У мальчишки едва не брызнули слёзы из глаз: как же так?!

— Другое тебе приказываю: собери среди ровесников сотню. Поедете в Рудничную слободу. Там Малх Бренданов готовит огнебои нового образца, которыми с рук стрелять можно. Поступишь к нему под начало. Будете первыми учиться стрелять из нового оружия. И потом прочих учить. Понял?

Парнишка просиял:

— Понял, княже! Сколь времени положишь, чтобы людей собрать?

— Седмицу тебе, начиная с этого момента. Держи! — Вытащил из кармана легинсов^[17] гривну^[18], подал юноше.

Тот кивнул, убежал.

Вот и ещё один свой человек будет у князя. Преданный ему. Верный. На кого потом опереться можно будет. Что молод — не беда. С самого низа начнёт. Будет знать службу не по книгам да рассказам, а сам, своими руками, собственными ногами. Парень он толковый, и уже давно на него виды имелись. Вот наконец и настанет его время.

Тронул коня, неспешно двинулся к суетящимся внизу людям. Те уже закончили заниматься зарядкой огнебоев. И снова загремели выстрелы, раздирая воздух в клочья.

…В шатре командующего лагерем собрались командиры учебных отрядов. Ратибор, сидя на лёгком стульчике, незаметно всматривался в них, слушая монотонный доклад главного хозяйственника. Странный он какой. Толстый, низенький. И не видно иннуитской крови, текущей в нём. Рыхлый какой-то. Сразу видно, мечом не махал, стрел из лука не пускал. Впрочем, на своём месте. Пятьдесят тысяч воинов обеспечь-ка всем! На пустом месте из ничего лагерь боевой создал. Знать, верно говорят, что внешность обманчива.

А дружина будущая хороша. И командиры, похоже, боевые. Жаль, мало их пока. Но зато будут ядром будущей могучей армии. От каждой тысячи славов по человеку призвать — уже четыреста тысяч воинов получится! Да вооружить их огнебоями, ручными и тяжёлыми. Да поставить конницу турью и простую, и флот с самодвигателями Брендановыми… И пустить его на врага… Мало не покажется.

Внезапно стало ясно: двувластие среди славов не нужно. Может, первые годы так и требовалось. А теперь только вредит всему ненужное разделение. Каждый из князей старается для себя. Он, Ратибор, для армии и флота. А Локота — под себя тянет. Всё боится, что неурожай, что народ беднее жить станет. Прижимист он на диво, даже скуп. А из-за этого каждую полушку на военных надо с боем выцарапывать. А послухи^[19] доносят, что зерно и уота на складах гниёт. Ткани преют. Масло в негодность приходит. А Малх плачет — даже тряпок растительных в достатке выпросить не может… Нет, не всё ладно в государстве славов. Ой, не всё…

…Ночью в детинце Славграда никто не спал. Ближняя и дальняя охрана стояла вокруг строения плотным кольцом, не смыкая глаз и не пуская и не выпуская ни единой души, будь то мужчина, женщина, ребёнок или животное. В тайных покоях на вершине самой высокой башни собрались семь человек: сам Ратибор, брат его Добрыня, командующий тяжёлой кавалерией Буян, Малх Бренданов, Крок Крутов, Джурай, хан кипчаков, Стан, командир пешцов. На столе стояло вино, но его никто не пил. Слишком важный вопрос обсуждался на тайном совете, и многим он был не по душе. Впрочем, Ратибор это предчувствовал, потому и пригласил на собрание Крута, чтобы предупредить возможную измену и обезопасить собравшихся.

— Значит, ты считаешь, что мы зажрались?

Ратибор едва не вспылил, но удержался:

— Людоеды семьсот тысяч воинов послали. А их двадцать миллионов наберётся. Да и то едва ли. А нас уже больше сорока, да только, по словам Локоты, нам и семь десятков тысяч воев не под силу. Только и слышишь от него — дорого! Дорого! Нету, не потянем… А вы вот что послушайте…

Вытащил из-под кипы бумаг свиток, развернул, начал читать, и с каждой прочитанной строчкой лица собравшихся мрачнели. Утопленное зерно, пришедшее в негодность и начавшее преть. Сожжённые ткани, поскольку попросту истлели, а махинникам не из чего делать огненное зелье. Сгноённые плоды уоты, так как поля уже превысили все разумные размеры. Князь Локота распахивал земли не останавливаясь. Лишь бы было больше! А куда потом девать лишнее, даже не думал. Люди работали без перерывов, праздников и отдыха. И всё это гноилось, сжигалось, топилось… В мастерских не хватало людей, а Локота выдумывал непонятно что, лишь бы не дать. Собственно говоря, что творил второй князь, иначе как предательством и назвать нельзя.

— Верны ли сведения? — Джурай сидел вроде бы спокойно, но его лицо было темнее тучи…

— За каждое слово здесь я готов ответить своей головой, — чётко выговаривая слова, произнёс князь высшую клятву.

Малх потрясённо повторил:

— Двенадцать тысяч локтей небелёной хлопковой ткани… Это же почти полный запас по сто выстрелов на каждый большой огнебой! А мы побираемся у купцов…

И веское слово Крока:

— Хватит. Пора с этим кончать.

— Что? — не понял Буян.

Глава тайников разъяснил:

— Локота неизлечимо болен. Жадностью называется эта болезнь. Он забыл, что славы — не его холопы и рабы, а мы — не просители, а равные ему. И имеем такое же право распоряжаться всем имуществом державы, как и он. Мне докладывали, что стал второй князь груб, высокомерен. Злато и камни драгоценные копит в своём дворце. Слуг завёл сверх всякой меры. Возомнил себя властителем. Предлагаю вам, братья, вызвать его на суд.

— На суд?

— На суд Божий. Как Перун решит, так и будет.

— Да будет так. — Из-за стола поднялся Джурай, упёр кулаки в столешницу. — Я займусь этим. Немедленно.

Пошевелился вдруг доселе молчащий Стан:

— У него гридней^[20] ближних почти две тысячи. А у нас…

— Пятьдесят тысяч огнебойцев.

— И прольём братскую кровь?! Не бывать этому! — Добрыня вскочил, пылая гневом. — Забыли заветы?! Не поднимай руку на ближнего своего! Ибо будешь проклят и отдан Распятому на заклание!

— Не ссорьтесь, — снова веско уронил Ратибор. — И без пролития крови людей наших есть возможность покончить с Локотой.

— Как?!

Тот вдруг хитро улыбнулся, но доброй эту улыбку назвать никак было нельзя.

— Покопался я тут в законах наших. Так вот, есть там один, который почему-то забыли: если война, или набег, или иное лихо с чужеземцами происходит — военный князь един в державе правит. А у нас ведь война. Так что я немедля требую созыв Совета, где на основании закона беру власть в свои руки. И думаю, что после этого… — Снова многозначительно улыбнулся, и всем сразу стало легче.

…Утро началось в Славграде необычно. Как только прокричал третий петух, на главной башне детинца ударило било. Громко. Грозно. Горожане просыпались, выскакивали на улицы. Что за напасть? Неужели враги прорвались к столице?! Но уже мчались по улицам гонцы и глашатаи, кричали указ:

— По закону предков наших власть переходит в руки военного князя! Каждый может ознакомиться со свитками основателей в Храме Перуна-громовержца!..

И снова и снова повторялись эти слова…

Совет собрался на следующий вечер в традиционном месте — особой светлице детинца. Представители всех слобод державы, спешно явившиеся в столицу, как только до их ушей дошло объявление военного князя. Перво-наперво все бросались в Храм Громовержца, чтобы собственными глазами убедиться, что подобный завет существует. И… находили его. А закон для слава — что слово отцовское. И потому… Локота, второй князь, сидел молча, весь покрытый пятнами. Грузный багроволицый мужчина, расплывшийся не по годам. Не менее десяти пудов веса было в нём, и кресло подозрительно потрескивало при каждом его шевелении… Забыл! Какой позор! Как же он мог забыть, что действительно во время войны власть перейдёт к этому выскочке! Сколько сил положил, чтобы обрести влияние и силу, и — на тебе! Нажитое непосильным трудом да хитрыми уловками будет пущено по ветру! И всё придётся начинать заново.

Двери распахнулись, и в светлицу пружинистым шагом вошёл Ратибор. Мгновенно охватил всех собравшихся взглядом, чуть задержал взор на колыхнувшемся брюхе второго князя, спокойно прошёл, не задерживаясь, на своё место во главе стола, положил руки на алую скатерть, чуть подался вперёд:

— Все ли убедились, что по закону я беру нынче власть в державе?

Представители слобод и второй князь нехотя произнесли:

— Да. Закон есть закон.

— Благодарю. И поскольку я теперь глава, то первое, что приказываю, — немедля взять Локоту под стражу и посадить в поруб!

— Что?!

Никто не поверил своим ушам — что происходит?! Но в этот момент в светлицу ворвались гридни, и сбитый ударом дубины второй князь без чувств свалился на деревянный пол. Кряхтя от натуги, четверо воинов ухватили Локоту за ноги и за руки и поволокли прочь. А Ратибор обвёл всех гневным взглядом, не предвещающим ничего хорошего, потом тихо, но каждое его слово таило нешуточную угрозу, заговорил:

— Значит, господа слобожане считают, что их интересы превыше интересов общины? Поустроили себе уделы личные в державе нашей? Гридни, взять в поруб старшин Товарной и Торговой слобод!

Обоим названным немедленно заломили руки, а князь добавил:

— В цепи их.

Не обращая внимания на крики, обоих выволокли из светлицы. Теперь князь смотрел на представителей Хлебной и Животной слобод:

— Сами признаетесь или мне зачесть вины ваши?

Хлебник рухнул на колени, взмолился:

— Пощади, княже! Ты же знаешь, что Локоте слова нельзя поперёк сказать! Народ уже ропщет! Измучил он всех своими работами непрестанными! Люди хиреть начали, больных много, ан всё равно гонит на поля хлеборобов и огородников. А кто не идёт — в поруб. На хлеб и воду!

— Знаю об этом. Потому и не стал тебя к тем двоим отправлять, — махнул рукой в сторону двери князь и посмотрел на скотовода: — А ты чего молчишь?! Или то, что у тебя скот начинает дохнуть от бескормицы, тебе всё равно?

— Не дохнет он, княже. А наоборот, прибывает. Особенно туры и кони. Просто Локоте я неверные сведения подавал, чтобы жадность его умерить. Он уж больно без меры хотел всего. Вот и пришлось мне лгать. Прости.

Короткий, почти незаметный взгляд в сторону застывшего у стены светлицы Крута, и успокоительное движение того головой — не врёт слобожанин… Тем лучше. Уже легче!

— Благодарю за это. Твоя неправда многим жизни спасёт. Правильно поступил. Но впредь — за каждое слово лжи голову сниму. Всем ясно?!

Представители слобод нестройно прогудели «да», и Ратибор поднялся со своего кресла:

— Локоту мы завтра же повесим. На главной площади Славграда, зачитав указ о его обвинении и с перечнем преступлений. Этих двоих — тоже. Чтоб не одиноко в аду было. Купец изворовался, и тех, кто о его казнокрадстве сообщить хотел, жизни лишил. А товарник покрывал дела чёрные Локоты. Так что всем троим место на виселице. Гридней Локотиных — немедля в Жаркий град. Не пожелают — Перун меня простит, — уничтожу всех. А родичей их лично людоедам продам. Так и передать им. Дворец второго князя — под сиротский дом отдать. Челядинцев — расписать по слободам. Откажутся — пусть Локоту следом догоняют. Верёвки у нас делать умеют. Дармоеды да нахлебники мне не нужны. И не только мне… — И вдруг резко сменил тему, обратившись к Малху: — Что у нас с огнебоями?

— Слобода наша большие огнебои на новых основаниях с колёсами исправно льёт, даже больше обещанного. А вот с зельем проблема — не хватает хлопка. Мастерские товарные весь урожай ваты нынешний под себя взяли.

— Знаю. Посему — вату со складов слободы изъять, передать Рудничной слободе. Хватит ткани гноить! А что с ручными огнебоями?

Бренданов расплылся в улыбке:

— Сделали, княже. И скорострельность увеличили едва ли не вчетверо против прежнего. Начинаем на производство ставить. Как велено — к концу месяца первую сотню штук изготовим.

Ратибор чуть оттаял:

— Через пять дней получишь сотню отроков четырнадцати лет. Обучишь их бою на ручницах. Учить далее других они станут. Ещё что есть?

Махинник помялся, потом всё же решился:

— Княже, из Арконы павшей кроме злата и прочего свитки привезли со знаниями тайными. Дозволь мне и людям нашим изучить их — вдруг найдём ещё что полезное?

— Добро. Но только после того, как оружие на производство непрерывное поставишь. И зелье огненное — особенно!

Тот склонил голову, выпрямился:

— Сделаем, княже.

А Ратибор перевёл взгляд на представителя Тягловой слободы, и тот, хотя не чувствовал за собой никакой вины, невольно поёжился — уж больно сурово выглядел князь.

— Вашей слободе от меня спасибо особое. Всегда всё вовремя доставляете. Так дальше и продолжайте. Сейчас ваша главная задача — перебросить вату со складов Товарной слободы на рудничные хранилища.

— Сделаем, княже, — кивнул тот.

Примечания

16

Ранг военачальника у майя определялся по одежде. Чем длиннее туника, тем выше звание.

17

Легинсы — индейские штаны.

18

Гривна — особый знак.

19

Послух — шпион, агент.

20

Гридень — дружинник личной охраны.