Творцы грёз

Александр Абалихин, 2013

Друзьям, один из которых пишет фантастический роман, а другой его иллюстрирует, снятся одинаковые сны о далёких фантастических мирах. Незаметно грань между грёзами и реальностью стирается.

Глава 2. Наяву или во сне?

Прошло несколько дней. Юрчиков вышел на службу.

Он продолжал работать над романом по выходным. Овсянников делал к нему иллюстрации.

То время, которое Юрчикову удавалось выкроить для сна, он проводил в странном полузабытьи. Он засыпал в кровати у себя дома и тут же оказывался в странном студёном мире, который он описал в романе.

Вскоре стало происходить нечто странное. Однажды Олег рассказал Сергею о своём сне, который в точности совпадал с тем, что той же ночью привиделся Юрчикову.

— Ты представляешь, я видел то же самое, что и ты! — изумлялся Овсянников, когда друзья встретились в кафе. — Неужели такое может быть?

— Это удивительно, — запив бутерброд с сыром стаканом яблочного сока, проговорил Юрчиков. — Между прочим, после того, как ты стал делать рисунки к моему роману, описанный в нём инопланетный ледяной мир ожил. Порой мои сновидения настолько реальны, что не могу понять, вижу ли я чужой мир наяву или во сне.

— У меня такие же ощущения. Во сне я вижу удивительные подробности того ледяного мира, — кивнул Овсянников.

— А как ты собираешься назвать свой роман? Ведь у него до сих пор нет названия. Может, «Мир вечного льда» или «Планета льда и снега»? — предложил художник.

— Думаю, что лучше подойдёт название «Среди снегов и тьмы».

— Хорошее название, — согласился Олег. — Только долгая тьма и короткий день там бывает не всегда. В ледяном мире должно наступить лето.

— Лето на Бригде холодное и снега и льды там не сходят даже в относительно тёплое время года.

— Да уж, придумал ты планетку! Не мог в более тёплое место поместить зензибов? Всё-таки они разумные существа. Как они там вообще выживают, бедняги?!

— У них особый состав крови и густая шерсть. А обитают они на единственном континенте, расположенном в высоких широтах северного полушария Бригды. Умеренные широты, тропики, экваториальная зона и всё Южное полушарие занято огромным океаном, вода в котором очень холодная. Правда, летом океан на Бригде не везде покрыт льдом.

— Мне сложно делать иллюстрации, используя, в основном, белую и чёрную краски. Если бы не полярное сияние, рыжая луна, золотистые звёзды да тусклое платиновое светило, другие краски бы не потребовались.

— Обещаю: следующие мои миры будут более красочными, — пообещал Юрчиков.

— Интересно, есть ли где-нибудь в космосе эта планета или она существует лишь в нашем воображении? — задумался Овсянников.

— Думаю, что Бригда реально существует, — сказал Сергей.

— Я с нетерпением жду ночь, чтобы уснуть и снова попасть на ту далёкую планету, — признался Овсянников и спросил:

— Когда ты завершишь роман?

— На днях. Скоро влюблённые зензибы — юноша Ирмон и девушка Кризильда найдут своё счастье на затерянном островке среди Южного океана.

— Ты решил отправить героев своего романа в плавание? Но ведь у зензибов нет кораблей, а из каменных деревьев им не удастся построить даже плот.

— Прочитай очередную главу и тогда всё узнаешь, — сказал Юрчиков, протягивая Овсянникову флешку с текстом.

Они расстались и разъехались по домам.

Овсянников за весь вечер так и не успел прочитать ни строчки романа Юрчикова.

Ночью Олегу приснился очередной сон. Он увидел пещеру, в которой от бушевавшей снаружи пурги укрылись четыре зензиба. Среди них была юная особа женского пола. Это была Кризильда. Рядом с ней на большом камне сидел юноша Ирмон, сжимавший в правой руке копьё, сделанное из ровной ветки каменного дерева. За спиной у него висел кожаный мешок. У выхода из пещеры на валунах устроились два зензиба, сжимавшие в руках копья. На зензибах, поросших густой и длинной белой шерстью, из одежды был лишь кожаный пояс и набедренный кожаный фартук.

Два зензиба дежурили у входа в пещеру не просто так. Именно во время разыгравшейся пурги из снега выбираются хищные иргроны, поросшие чёрной длинной шерстью. В безмятежно спокойное безветренное время днём, когда поскрипывает под ногами зензибов снег, поблёскивающий под лучами местного светила — Оритибы, или в полночь, когда мерцают в чёрном небе сочные звезды, светит тусклая рыжая луна и полыхает разноцветное небесное сияние, иргроны обычно спят или дремлют, зарывшись глубоко в снег. А когда поднимается ветер, да к тому же начинается метель, иргроны выбираются из своих снежных логовищ. Из-за того, что ветер быстро заметает рыхлый снег, следы этих зверей бывает трудно заметить. Лишь иногда, когда пурга стихнет, можно было увидеть петляющие и скрывающиеся в каменном лесу следы широких когтистых лап иргрона.

Семь длинных загнутых острых когтей на толстых коротких пальцах представляли страшную угрозу живым существам. Эти жестокие и коварные хищники легко и быстро передвигались, не проваливались в рыхлый снег, поскольку при движении опирались на широкие лапы.

Безоружному зензибу можно было спастись от иргронов лишь взобравшись на высокое каменное дерево с прочным стволом. Однако не каждый зензиб был способен долго продержаться на каменном дереве, цепляясь за холодные и скользкие, часто покрытые ледяной коркой, стволы деревьев или за колючие ветви, усеянные острыми известковыми иглами. Иргроны обычно не оставляли избранную ими жертву в живых. Они задерживались возле каменного дерева и терпеливо дожидались момента, когда жертва свалится на снег. Тогда беспощадные иргроны набрасывались на зензиба и терзали его. Иногда это случалось уже после того, когда стихала метель. После трапезы насытившиеся иргроны обычно зарывались в снег рядом с обглоданными розовыми костями и лохмотьями белой шерсти несчастной жертвы.

Порой охотники-зензибы разыскивали лежбища иргронов, разрывали снег и закалывали копьями сонных хищников, мстя им за своих растерзанных соплеменников.

Обычно выход из своего уютного снежного круглого ледяного дома в пургу без оружия заканчивался плачевно для зензиба-одиночки.

Если одинокого путника заставала пурга, приходилось искать укрытие. Однако сделать это было нелегко. От иргронов нельзя было скрыться, зарывшись в снег. Безжалостные хищники разрывали снег и в считанные мгновения добирались до жертвы. Только порошок серого лишайника, который зензибы соскабливали со стен в пещерах, мог остановить иргронов, которые не выносили его запах. Однако такого порошка было очень мало и им пользовались только вождь и его приближённые.

Если зензибы укрывались в пещерах или в дуплах больших каменных деревьев, им всё равно нужно было держать наготове копья. Иргроны могли напасть в любой момент.

Ильтр и Вентр сидели у входа в пещеру и напряжённо всматривались в круговерть метели и прислушивались к завываниям ветра.

Снежинки врывались в пещеру и, кружась, летали по ней, опускаясь на шерсть Кризильды. С её белой пушистой шерсти осторожно смахивал снежинки Ирмон, не сводивший со своей возлюбленной восторженного взгляда.

Вскоре наступили сумерки.

Красноглазых зензибов не пугала сгущавшаяся тьма. Они хорошо видели в темноте.

Кризильда прижалась к Ирмону и он ощутил её упругую круглую грудь. У женщин-зензибов была всего одна молочная железа, поросшая белой короткой нежной шёрсткой.

Ирмону нравилась дочь вождя, и он был готов уйти из племени, лишь бы только быть рядом с ней. Старый Гулду — жрец их племени, предупредил Ирмона, что Артикус — отец Кризильды, готов приказать своим верным слугам убить Ирмона, если он не откажется от притязаний на руку и сердце его дочери. Кризильда, узнав об этом, предложила Ирмону бежать из племени Горячих Струй.

Ледяные дома их племени стояли у подножия коричневых скал рядом с пятью горячими источниками. Через определённые промежутки времени из них вырывались окутанные паром струи кипятка. Из источников вытекали ручьи, над которыми поднимались густые испарения. Ручьи впадали в озеро, возле берегов которого над водой поднимался пар.

Кризильда теперь с тоской вспоминала о ледяных домах и горячих источниках.

Теперь она страшилась отцовского гнева. Ведь отец наверняка направил за ними погоню. А ещё Кризильда очень боялась иргронов с острыми когтями и жуткими пастями, раскрыв которые чудовища обнажали три ряда острых жёлтых зубов. У беглецов с собой не было порошка из серого лишайника. Они так торопились покинуть поселение, что Кризильда забыла об этом порошке. Теперь Кризильда надеялась только на ловкость и смелость лучших охотников и воинов их племени — Ильтра и Вентра, родных братьев её возлюбленного. Старшие братья уважали Ирмона и готовы были ему помочь даже ценой сурового наказания — изгнания из племени Горячих Струй или даже смерти.

Кризильда очень боялась, что Ирмона и его братьев схватят, а её отец велит их казнить…

О страхах Кризильды знал Юрчиков, который, в своём сне видел то же самое, что и Овсянников. Он, как и его друг, наблюдал за странными существами, пребывая в своём удивительном сне.

Ирмон обнял свою возлюбленную за плечи своей мощной мохнатой семипалой левой рукой и, раскачиваясь, запел заунывную песню. Остроконечные мохнатые ушки Кризильды смешно зашевелились. Ирмон уже вытянул свои гибкие узкие губы, чтобы чмокнуть юную красавицу в ушко, как в этот миг раздался рёв и послышались крики Ильтра и Вентра. Кризильда отпрянула от Ирмона и с ужасом увидела иргронов, которые пытались ворваться в пещеру. Братья Ирмона копьями пытались сразить хищников и не позволить им проникнуть в пещеру.

Ирмон с копьём в руке бросился на помощь к братьям…

Сергей застонал во сне. Катя проснулась и собиралась разбудить мужа, но тот уже успокоился и снова мерно дышал во сне….

В это время Овсянников метался во сне на кровати в своей комнате, пропахшей масляными красками…

Когда Ирмон подбежал к входу в пещеру, растерзанный иргронами Ильтр уже неподвижно лежал на спине. Из его живота вывалились внутренности, и рядом с ним растеклась лужа синей крови. Рядом с ним валялся пронзённый копьём иргрон.

Второй иргрон набросился на Вентра и перегрыз ему шею. Лохматая голова Вентра подкатилась к ногам Ирмона. Иргрон принялся терзать обезглавленное тело несчастного Вентра, уткнув узкое рыло в живот зензибу. Иргрон не отвлёкся от своей страшной трапезы даже при появлении рядом с ним зензиба. Ирмон ударил хищника в спину копьём, однако его остриё скользнуло по костной пластине, скрытой под густой шерстью и кожей. Иргрон прекратил грызть Вентра и уставился на Ирмона своими огромными оранжевыми глазищами. Иргрон тяжело сопел и слизывал длинным языком стекавшую изо рта пенящуюся слюну. Хищник зарычал и ударом лапы опрокинул Ирмона на спину. Иргрон склонился над юным зензибом, и тот почувствовал, как ему на живот закапала едкая слюна хищника. Проникшая сквозь шерсть слюна зверя стала щипать кожу Ирмона. Он застонал и попытался руками удержать хищника, тянувшего к его горлу рыло. Силы уже оставляли Ирмона, когда хищник вздрогнул и и завалился на бок.

Ирмон увидел над собой силача Дарна — широкоплечего зензиба, который держал в руках огромный камень. Ирмон решил, что Дарн послан вождём убить его.

«Судя по всему, Дарн сейчас размозжит мне голову», — почти безучастно подумал Ирмон.

Кризильда закричала и бросилась в ноги Дарну. Тот отбросил камень и показал рукой на убитого им иргрона.

Дарн спас Ирмона. Он ударил камнем хищника и перебил ему хребет.

Кризильда догадывалась, что Дарн не случайно появился в пещере, и ничего хорошего от него не ожидала.

— Не убивай Ирмона, Дарн! — взмолилась Кризильда, обхватывая своими руками ноги Дарна.

— Я послан твоим отцом, чтобы убить твоих похитителей и вернуть тебя в племя, — глухим голосом произнёс Дарн.

— Так убей меня! — прохрипел лежавший на спине Ирмон.

— Три воина, которых вождь отправил вместе со мной в погоню за вами, погибли в пути. Слишком высокую цену наше племя заплатило за твою глупость, Ирмон, — сказал Дарн.

— Не надо убивать Ирмона! — снова стала упрашивать Дарна Кризильда.

— Ты мне всегда нравилась, Кризильда. Я не хочу причинять тебе боль, — сказал Дарн. — Поэтому я пощажу этого глупого юношу, которого ты почему-то выбрала…

В своём сне Юрчиков удивился тому, что понимает все слова, которые произносят зензибы, и отчётливо видит всё происходящее в пещере…

— Встань с колен, Кризильда. Всё-таки ты дочь вождя. Я позволю вам уйти, — сказал Дарн. — Только обещайте мне, что никогда не вернётесь в наше племя, и никому не расскажете, что я вас отпустил.

— Благодарю тебя, Дарн! — горячо произнесла Кризильда и, вытянув губы трубочкой, чмокнула силача в лохматый лоб,

— Я вернусь домой и расскажу Артикусу, что видел, как всех вас разорвали иргроны. Твой отец, конечно, опечалится, Кризильда, но иначе вождь прикажет поймать и убить Ирмона, — уверил Дарн.

— Вот поэтому мы и решили уйти туда, где нас не найдут, — сказала Кризильда.

— Куда же вы собираетесь направиться, если не секрет? — поинтересовался Дарн.

— К Великому океану. Говорят, там есть острова, которые летом непокрыты льдом и снегом. На одном из островов мы с Кризильдой решили поселиться, — вставая, сказал Ирмон.

— Зензибам трудно жить там, где нет льда и снега, — покачал косматой головой Дарн.

— Мы привыкнем, — сказал Ирмон.

— Но это так далеко! Надо всё время идти на юг. В тех краях всё иначе, чем здесь. Там по ночам нет даже разноцветного сияния в небе, — сообщил Дарн.

— Там наверняка есть что-нибудь другое, — задумчиво проговорил Ирмон.

— А как вы достигнете острова? Ведь в Южном океане, как рассказывали старики, иногда тают льды, и открывается Большая Вода, — вспомнил Дарн.

— Мы что-нибудь придумаем. К тому же, океан обычно покрыт льдом, и по нему мы можем добраться до острова, — сказал Ирмон. — В давние времена к океану направлялись смелые зензибы. Они видели вдалеке, скалистые острова, свободные от снега и льда. Эти острова под лучами дневного светила были расцвечены необычайно яркими красками. Это просто чудо!

— Как я понял, вы не только сбежали из племени, чтобы сохранить любовь, но ещё вас влекут чудеса. Только хочу предупредить, чудеса могут оказаться всего лишь грёзами, которые придумал, но не воплотил в жизнь Великий Хозяин тьмы и снегов. Он заманивает туда тех, кто не проникся всей душой сердцем тьмой и не прильнул мохнатой грудью ко льду. Таким способом Великий Хозяин проверяет любовь зензибов к тьме и лютой стуже своих заснеженных просторов, — вздохнув, сказал Дарн.

— Думаю, Великий Хозяин не будет против, если мы попробуем покинуть его владения. Ведь сам старый Гулду советовал нам отправиться к океану, — сказал Ирмон. — Он сказал мне, что только там мы останемся с Кризильдой вместе навечно. Если мы останемся здесь, мы будем всю жизнь страдать.

— Я верю старому Гулду. Идите к океану. А я вернусь домой. Только немного передохну. Да ещё надо предать снегу твоих братьев, Ирмон. А туши иргронов следует освежевать и нарезать ломтями мясо, пока оно окончательно не замёрзло, — предложил Дарн, доставая из-за пояса нож.

Дарн присел рядом с одним из убитых иргронов, содрал с него шкуру и стал нарезать куски мяса, которые складывал в свой мешок. Ирмон занялся разделкой туши второго убитого иргрона. Куски мяса быстро замёрзли, и он набил ими свой мешок.

Потом Дарн и Ирмон вынесли тела погибших Вентра и Ильтра из пещеры под звёздное небо. Метель стихла, и ничто уже не напоминало о вьюге и трагедии, разыгравшейся в пещере.

Дарн и Ирмон руками вырыли в снегу две ямы, в которые опустили растерзанные тела Ильтра и Вентра. Дарн положил рядом с телом голову Вентра. Смахнув слёзы, покатившиеся по его заросшим белой шерстью щекам, Ирмон засыпал снегом могилы, а Дарн посыпал место захоронения серым порошком лишайника, запах которого не переносили иргроны. Затем зензибы утрамбовали снег. Ирмон теперь был спокоен — могилы его братьев не разроют иргроны.

Потом Ирмон сел возле могил своих братьев и затянул протяжную песню, глядя на небо в ту сторону, где сияли сполохи сияния. К нему присоединились Кризильда и Дарн. Тоскливое, заунывное пение разнеслось над снежной равниной. Потом Дарн прекратил петь, поднялся, отряхнулся от снега и, сориентировавшись по звёздам, направился на север.

Ирмон и Кризильда не прекратили петь, а лишь перевели взгляд с неба на уходившего от них Дарна…

Овсянников во сне застонал и скинул с себя одеяло. Форточка хлопнула, и в комнату ворвался сырой ветер, наполнив её холодом и сыростью. Олег проснулся, но ещё долго находился в полудрёме, вспоминая свой сон, который он видел словно наяву.

Юрчиков во сне запел заунывную песню на неизвестном языке. Жена растолкала его.

— Что ты воешь? — спросила Катя мужа, когда тот открыл глаза.

— Я видел удивительный сон… Они сейчас пели грустную песню над могилами своих сородичей, — рассказал Юрчиков.

— Кто они? — с подозрением спросила Катя.

— Зензибы — Ирмон и Кризильда, — ответил Сергей и пожаловался:

— Что-то сердце сильно трепещет, словно пойманная в силки птица.

— Тебе надо отдохнуть. Ты слишком увлёкся своей фантастикой.

Зазвенел будильник.

— Ну, вот! Мне пора на службу, — вздохнул Юрчиков. — А вечером мне снова предстоит править роман.

— Ты его так никогда не допишешь, — сказала Катя.

— Скоро допишу.

— Сегодня ты снова встречаешься с Овсянниковым?

— Да. Я хочу знать, что он видел сегодняшней ночью во сне…

Едва Юрчиков пришёл на службу, как к нему в кабинет заглянул Олег.

— Слышал? Скоро начнётся аттестация сотрудников, — сообщил Овсянников.

— Да ну её, эту аттестацию! — махнул рукой Юрчиков. — Мне этой ночью приснился удивительный сон.

— Ты не это случайно видел во сне? — спросил Овсянников и протянул ему листок с карандашным наброском, на котором были изображены два зензиба, сидевшие в снежной пустыне под звёздным небом и смотревшие вслед уходившему от них рослому соплеменнику.

Тут Овсянников стал тихо напевать песню, которую пели зензибы. Юрчиков с изумлением посмотрел на друга.

— А не эту ли песню ты слышал во сне? — перестав петь, спросил художник.

— Эту, — проговорил потрясённый Сергей.

— Вот и я видел сон, в котором зензибы сражались с иргронами. Ведь так ты назвал страшных хищников в своём романе?

— Представителей разумной расы на Бригде зензибами назвал я, а вот безжалостных хищников назвали иргронами сами зензибы. В романе я называл их эргионами. Хотя и зензибы, и иргроны именно такие, какими я их описал в романе.

— Кстати, неизвестно, кто из них страшнее внешне — зензибы или иргроны, — заметил Олег.

— Теперь я жалею, что описал зензибов именно так в своём романе. Теперь мне хотелось бы видеть в них больше человеческих черт.

— Не укоряй себя. Возможно, для самих зензибов это не играет никакой роли, и они прекрасно себя чувствуют в своём мире. Каково бы им было в мире льда и снегов без длинной густой шерсти?

— Но меня тревожит, что мои сновидения словно навязывают мне дальнейшее развитие моего романа, — задумчиво проговорил Сергей.

— У меня сложилось впечатление, что на Бригде идёт своя жизнь, а мы наблюдаем за ней в своих снах, — сказал Овсянников.

— Пришло время завершить роман.

— Он будет иметь успех.

— Возможно, это произойдёт лишь благодаря твоим иллюстрациям.

— Ты преувеличиваешь мою роль, Сергей.

— Нисколько не преувеличиваю. Ведь я перекраиваю сюжет, учитывая особенности твоих рисунков, и роман при этом становится интереснее. Возможно, именно после появления твоих иллюстраций моё произведение начинает претворяться в жизнь на далёкой планете.

Из динамиков в коридоре послышался гнусавый голос ответственного за пожарную безопасность:

— В Управлении объявлена пожарная тревога! Всем покинуть помещение!

— Вот неймётся Смирнову! — с досадой сказал Овсянников.

— Выслуживается, — заметил Юрчиков.

— Ты почему не хватаешь противогаз и не торопишься выбежать на улицу? — спросил Олег. — Ведь вас, офицеров, если не среагируете на тревогу, могут потом на аттестации завалить.

— И так завалят, — махнул рукой Юрчиков.

Тем не менее, ворча, он достал из шкафа противогаз и, надев куртку, вышел вместе с Овсянниковым из кабинета…

Ночью Юрчиков, пребывая в тревожном и интересном сне, продолжал наблюдать за происходящим на Бригде…

Ирмон и Кризильда, взявшись за руки, стояли среди заснеженной равнины и смотрели вдаль. Над горизонтом висело тусклое светило. Позади них, на заснеженной равнине, серела роща каменных деревьев, тянувших свои покрытые инеем ветви к серому небу.

— Здесь стало тепло. Ты чувствуешь, какие горячие лучи теперь исходят от Оритибы? Неужели, уже близко Великий океан? — спросила Кризильда.

— Мы вышли на большую равнину. Впереди нет ни скал, ни холмов. За этой равниной лежит Великий Южный океан. Мы почти добрались до него, — сказал Ирмон.

Ирмон и Кризильда направились вперёд, по снежной равнине. Местами, где не было снега, а лежал лёд, они, несколько раз, поскользнувшись, едва не упали.

Они шли по равнине пять дней. Питались они мороженым мясом иргрона, а ночевали на снегу. Кризильда стала жаловаться, что устала. Однако Ирмон уговаривал её потерпеть. Возвращаться домой было нельзя, а другие племена зензибов редко принимали к себе беглецов. И вдруг юноша увидел впереди рябившее на ветру странное поле, на котором не лежал снег.

— Что там, впереди? Там нет льда и снега? — удивилась Кризильда.

— Возможно, это и есть океан, — проговорил Ирмон.

— Серая равнина, что лежит впереди — и есть океан?

— Наверно. А там, посреди океана, в туманной дымке я вижу какие-то скалы. Они так же красивы, как и ночное небесное сияние над нашим поселением!

Ирмон и Кризильда подошли к краю ледяной равнины. К их ногам лениво подкатывались невысокие пенящиеся волны. Ирмон, опустился на колени, зачерпнул в ладонь воду, попробовал её на вкус и поморщился.

— Вода здесь солоней, чем в горячих источниках, — сказал Ирмон.

— Здесь так много воды! — воскликнула Кризильда.

— Нам надо добраться до тех скалистых островков, которые торчат посреди воды. Посмотри, как они красивы!

— Действительно, эти островки очень красивы, — согласилась Кризильда.

— Надо попробовать добраться до ближайшего из них, — предложил Ирмон, трогая ногой воду.

— Ну, как? — поинтересовалась Кризильда.

— Вода тёплая. Можно идти к острову, — сказал Ирмон и, подняв копьё над головой, смело шагнул в воду

Кризильда не успела опомниться, как её возлюбленный мохнатый зензиб, булькнув, ушёл с головой под воду. Он тут же вынырнул и забил руками по воде. Ирмон попытался ухватиться за кромку прибрежного льда, но тот ломался и крошился. Кризильда наклонилась и протянула ему руку. Ирмон не принял её помощь, а протянул руку дальше, опёрся на более прочный лёд и, выбрался на берег.

Кризильда заметила, как из воды показалась чёрная блестящая голова крупного чудища, которое распахнуло пасть с несколькими рядами острых зубов, а затем, взглянув жёлтыми глазищами на зензибов, скрылось под водой.

Ирмон сел на лёд и положил рядом с собой копьё. С его белой шерсти стекали капельки воды. Кризильда села рядом с ним.

— Тебя сейчас едва не сожрало чудище! — воскликнула она. — В океане обитают звери не менее страшные, чем иргроны.

— Страшнее иргрона зверя нет, — уверенно произнёс Ирмон.

— Ты просто не заметил чёрную безволосую тупорылую морду с зубастой пастью.

— Я ничего не видел. Здесь оказалось слишком глубоко. Я едва не утонул…

— Вставай!

— Позволь мне посидеть на ветру. Я наслаждаюсь прохладой и отдыхаю от тёплой воды, — сказал Ирмон.

В это время Кризильда услышала треск и встревожилась:

— Ты слышал звук?

— Да. Что-то потрескивает.

— Вставай! Это трещит лёд! — закричала Кризильда.

Ирмон поднялся. И тут же раздался громкий треск, и позади зензибов по льду пробежала трещина. Оторвавшаяся от припая льдина покачнулась и поплыла в океан. Копьё Ирмона провалилось в трещину и ушло под воду…

Юрчиков напугал жену, вскрикнув во сне…

Овсянников во сне стал размахивать руками и сбросил с себя одеяло…

Кризильда и Ирмон заворожённо наблюдали за тем, как льдина, на которой они оказались, постепенно удаляется от берега.

Вскоре от льдины стали откалываться большие глыбы. Несчастные влюблённые с ужасом смотрели на таявшую на глазах льдину и готовились умереть. Они сели, обнялись и прикрыли глаза, потому что Оритиба источала яркий свет.

Они не заметили, как маленькая льдина приблизилась к скалистому острову с узкой полосой песчаного берега, усеянного крупными камнями, которые были покрыты зелёным мхом и оранжевыми лишайниками. Лишь когда льдина стукнулась о прибрежный валун, они открыли глаза.

— Вот это да! — прошептал изумлённый Ирмон, увидевший столько красок сразу и не на ночном небе, а на прибрежных камнях среди дня.

— Откуда здесь такая красота? — удивилась Кризильда.

Ирмон ступил на жёлтый песок и позвал Кризильду:

— Иди сюда!

Кризильда шагнула в объятия Ирмона, и он поцеловал её.

— Пойдём дальше! Здесь так красиво! — воскликнула Кризильда.

Взявшись за руки, они пошли по жёлтому песку, обходя крупные валуны. Возле берега возвышались отвесные скалы, поросшие густым зелёным мхом и оранжевыми лишайниками. Это было очень красиво. Ирмон и Кризильда не переставали восхищаться этим чудом. На островке не было каменных деревьев, снега и льда. Это тоже было удивительно.

Они быстро обошли небольшой островок и вернулись на то же самое место, где их ожидала прибитая волнами и течением к берегу льдина, на которой они прибыли на островок.

Прибитая к берегу льдина стала ещё меньше. Она подтаяла и стала рыхлой.

— А чем мы будем питаться? — спросила Кризильда.

— Мы станем есть вот эти странные пружинистые зелёные ростки и оранжевые лишайники, — сказал Ирмон и, нагнувшись, сорвал и принялся жевать мох.

Пожевав мох, он попытался его проглотить, но не смог и сплюнул его на песок.

— Мы здесь умрём от голода? — с тревогой спросила Кризильда.

— Вряд ли. Видишь, неподалёку опустилась стая белокрылых птиц. Я сейчас поймаю одну из них, — пообещал Ирмон.

— Чем же ты убьёшь птицу? У тебя нет копья и его не из чего сделать. Ведь здесь нет каменных деревьев.

— Я всё-таки попробую, — сказал Ирмон и направился к птицам.

Он подкрался к белоснежным птицам с большими клювами. Некоторые птицы щипали мох, росший на камнях. Эти птицы питались скудной растительностью. Их можно было подбить, подкравшись и метнув в стаю копьё. Однако копья у Ирмона не было, и он поднял с песка красивый оранжевый камень, покрытый лишайником.

Юный зензиб прицелился и метнул в птиц камень, но промахнулся. Стая взлетела и унеслась в сторону заснеженного берега, едва заметного в туманной дымке на горизонте.

Грустный юноша вернулся к Кризильде. Увидев, что Ирмон идёт с пустыми руками, она всё поняла и ничего не сказала.

В следующие несколько дней птицы ни разу не садились на остров. В воде, возле берега, среди песка и камешков носились прыткие многоножки, которые разбегались, как только над ними нависала тень. Поймать их тоже было невозможно. Пленники красивого острова, поначалу жевали и глотали зелёный мох, но потом они почувствовали себя плохо.

— Я, кажется, отравилась, — сказала спустя много дней, Кризильда. — У меня кружится голова, и всё вокруг я вижу в тумане.

— Это от голода, — сказал Ирмон.

Он сел на песок, прислонившись спиной к большому валуну, и обнял за плечи свою любимую. Кризильда положила к нему на плечо голову и задремала, а потом Ирмон почувствовал, что её голова стала слишком тяжёлой. Он потрогал её и понял, что она холоднее, чем камень. Кризильда не спала. Она умерла.

Ирмон хотел зарыдать, но у него не было сил даже на это. Голова у него кружилась, и в висках он ощущал назойливое постукивание.

— Что же ты посоветовал нам, старый Гулду? Неужели ты был заодно с Артикусом, и он только делал вид, что хочет спасти свою дочь, а уничтожить лишь меня? — думал Ирмон.

Мысли путались, и он долго попытался вспомнить, что же именно сказал ему старый Гулду.

Наконец, он вздрогнул, вспомнив слова старого Гулду, и проговорил:

— Он мудр, старый Гулду. Если бы мы остались среди тьмы и вечных снегов, то страдали бы всю жизнь. А здесь мы увидели необычайную красоту, и среди этой красоты мы с Кризильдой останемся вместе навечно. Он оказался прав, старый Гулду.

Ирмон улыбнулся и закрыл глаза…

На следующее утро, словно почуяв, что опасности для них больше нет, белокрылые птицы прилетели на остров. Стая опустилась на берег, неподалёку от сидевших в обнимку двух зензибов, которые опирались спинами на большой валун. Казалось, будто юные зензибы смотрят в сторону далёкого заснеженного берега. А, возможно, они смотрели ещё дальше — туда, откуда они принесли на красивый островок свою любовь и несбывшиеся мечты. Они смотрели вдаль, где царит вечный мороз, а тьма бывает такой долгой, что кажется, будто больше никогда не взойдёт над ледяным миром тусклое светило.

Они смотрели в сторону, где стоят ледяные дома и текут горячие ручьи, над которыми клубятся испарения, где по ночам в чёрном небе сияет разноцветное сияние, и мерцают сочные золотистые звёзды…

Птицы, переваливаясь с ноги на ногу, осторожно приблизились к неподвижным зензибам.

Эти птицы питались не только пружинистым мхом, но и падалью. Они стали ощипывать с зензибов висевшую клочьями белую шерсть. А затем белоснежные птицы принялись за трапезу…

Прошло время. Солёный океанский ветер и прибрежные волны отшлифовали кости зензибов… Их скелеты остались на берегу красивого островка…

Юрчиков проснулся в холодном поту. Сердце у него бешено колотилось. Он сел на кровати и долго смотрел в одну точку.

— Ты хотя бы включил свет, — недовольно сказала проснувшаяся жена.

Сергей не отзывался.

— Ты что молчишь? — спросила и толкнула мужа в плечо Катя.

— Они умерли.

— Кто это — они? — не поняла Катя.

— Влюблённые зензибы. Мой роман закончен.

— Ты снова видел странный сон?

— Да. Кажется та история на далёкой планете закончилась.

— Почему ты говоришь таким взволнованным голосом?

— Я переживаю. Мой роман не должен был закончиться вот так — гибелью влюблённых зензибов. Ирмон и Кризильда должны были прожить счастливую жизнь и населить островок своими детьми. У них хватило бы еды. Они могли ловить рыб и птиц. Это было описано в эпилоге моего романа. А на самом деле, то есть в моём сне, всё случилось иначе. Они умерли, но остались навечно вместе, — проговорил Сергей.

— И что теперь будешь делать — оставишь свою концовку романа или перепишешь эпилог?

— Не знаю, — признался Сергей. — Думаю, надо закончить роман так, как я увидел это во сне.

Катя взглянула на электронный будильник и сказала:

— Ещё только пять часов утра. Надо спать. Сегодня мне надо идти на работу, тебе — на службу.

— Я теперь не смогу заснуть, — произнёс Сергей и направился в гостиную.

Он сел за компьютер и принялся набивать текст, а потом, не позавтракав, направился на службу. Сергей попытался связаться с Овсянниковым по телефону, но его мобильник был отключён. Домашний телефон тоже не отвечал.

Вечером Сергей решил заехать к Овсянникову.

Дверь открыла Людмила Григорьевна.

— Заходи, Сергей. Только, пожалуйста, говорите тише. Сын спит в своей комнате, — попросила мама Олега.

— Не могу дозвониться весь день. Что с ним? — спросил Юрчиков, проходя в гостиную.

— Я отключила домашний телефон, чтобы звонки не беспокоили Олега. У него под утро прихватило сердце.

— Сердце?! Он же ещё молодой! — изумился Юрчиков.

— Сама удивляюсь, — развела руками Людмила Григорьевна. — Днём приходил врач и сделал ему укол. Доктор сказал, что опасности для жизни нет, но ему нужен покой.

— Его комната пропахла красками. Может, ему это вредно?

— Я постоянно проветриваю его комнату. Масляной краской уже почти не пахнет. В последнее время он чаще акварелью пишет картины или карандашом делает наброски. Только теперь он мало ест. Приготовишь ему ужин, а он отмахнётся — мол, некогда!

Тут из комнаты послышался голос Олега:

— Мама, кто пришёл?

— Это Сергей, — ответила Людмила Григорьевна.

Юрчиков зашёл в комнату Олега, который лежал на кровати под одеялом.

— Привет! Ты что это вздумал болеть? — спросил Юрчиков, усаживаясь на стул возле кровати.

— Да я не серьёзно заболел. Так, немного сердце заломило. После укола боль прошла. Сейчас хорошо себя чувствую. Я знаю, что и у тебя сердце пошаливает.

— Наверно, это из-за того, что я вижу тревожные сны

— И меня расстроил сегодняшний сон. А ты случайно не видел, чем закончился поход к океану юных влюблённых зензибов? — поинтересовался Овсянников.

— Видел, — сказал Юрчиков и тяжело вздохнул. — В моём романе не такой печальный конец.

— Но судьба юных зензибов изменилась в худшую сторону. Может, ты сможешь что-то изменить. Мне кажется, что существует мистическая связь между твоим романом, нашими снами и реальной жизнью на Бригде.

— Я тоже думал об этом.

— Ведь ты не допустишь, чтобы зензибы, столько пережившие ради своей любви, умерли на том островке? — с надеждой спросил Овсянников.

Юрчиков долго молчал.

— Но ведь события, которые мы видели в своих снах, уже произошли. И я не в силах ничего изменить.

— Но ведь это ты придумал тот мир. Почему же теперь ты умываешь руки?

— А разве благостная концовка, которую я написал, будет сильнее той, которую мы видели в наших снах?

— Неужели ты решил переписать хороший финал? — ужаснулся Овсянников.

— Да. Ведь на Бригде всё уже произошло.

— Тебе не жаль Ирмона и Кризильду? — поразился Олег.

— Ещё как жаль!

— Неужели события на Бригде произошли наяву, а не во сне? — прошептал Овсянников.

— Когда ты поправишься, сделай иллюстрации к новой концовке моего романа.

— И я должен изобразить на красивом острове два скелета несчастных юных зензибов, мечтавших о любви и счастье?

— Почему же обязательно скелеты? Пусть это будут живые влюблённые зензибы, сидящие в обнимку на берегу и грезящие о вечной любви и счастье.

— О счастье, которое так и остаётся всего лишь несбывшейся мечтой?

— Пусть так… Но это лучше, чем серая жизнь без грёз о прекрасном!

Овсянников надолго задумался, а потом сказал:

— Пожалуй, я сделаю иллюстрации к финалу твоего романа.

— Тебе прислать по электронной почте текст? — спросил Юрчиков.

— Зачем? Ведь мы видели одинаковый сон.

— Тогда я пойду, — сказал Сергей.

— Иди. Тебе завтра на службу. А я с утра примусь за работу.

— Смотри, не переусердствуй! Здоровье надо беречь.

Друзья попрощались.

Юрчиков вернулся домой в полночь, когда жена и сын уже спали. Сергей лёг в кровать и сразу же заснул. В эту ночь впервые за последние несколько недель ему ничего не приснилось.