Шоу нашей жизни

Александра Флид

Быть женой кинозвезды непросто. Нора – бедная иммигрантка, которой выпал шанс изменить свою жизнь. Заманчивое предложение заключить временный союз с известным актером кажется ей верным выходом из ее сложного положения. Она даже не подозревает, что именно принесет ей этот брак. Быть актером сложнее, чем может показаться. Эрик уверен в том, что его жизнь движется по замкнутому кругу. Он еще не знает, что совсем скоро в его жизни появится женщина, которая все изменит.

О шариках и колесах

Берт рос очень похожим на своего папу. Нора отмечала сходство во всем — даже в самых незаметных мелочах и коротких движениях мальчик невольно повторял Эрика. Одной из таких особенностей была нетерпеливость.

Маленький ураган пронесся по первому этажу, топая босыми ногами и завывая:

— Ку-у-у-у-ша-а-а-ать! Я хочу кушать, я хочу кушать, я хочу…

Нора поймала его, выскочив из-за угла и зажав ему рот ладонью. Берт отозвался восторженным визгом — мама решила поиграть. Мамины ладони пахли кухней — чем-то жареным, вкусным и горячим. Берт не удержался и тихонько куснул мягкие руки, за что тут же получил легкий шлепок по попе. Правда при этом еще и высвободился — маме пришлось отпустить его всего на мгновение, но ему этого хватило, чтобы побежать дальше по коридору.

Раздался телефонный звонок, и они оба понеслись к балкону, где и был установлен допотопный (Эрик назвал его раритетным) аппарат. Нора подняла трубку, зажала ее между ухом и плечом и ухватила сына за майку, из-за чего трикотажная ткань растянулась почти вдвое — Берт все не бросал попыток вырваться. Используя вторую руку, она вцепилась в его запястье и потянула на себя, а потом уселась на стул и перехватила малыша за живот, чтобы он никуда не соскользнул. На кухонном столе, в небольшом блюдце покоились выложенные горкой сырные шарики, которые она пожарила всего пару минут назад. Берту до них добираться было никак нельзя, иначе он бы объелся и потом стал страдать животом, что привело бы к бессонной ночи.

— Привет, — раздался хрипловатый голос Эрика. — Как поживаешь?

— Все отлично, спасибо, — улыбнулась она.

Берт насторожился и даже притих. Таким голосом мама разговаривала только с папой, и это был верный знак — теперь есть, кому пожаловаться.

— Это папа? Дай!

Теперь Нора поднялась на ноги, и Берт при этом соскользнул на пол — нужно было попытаться удержать трубку в своих руках, чтобы он не сбил с Эрика весь деловой настрой. Соблюдать дистанцию, когда между ними вечно прыгал ребенок, было почти невозможно. Чем старше становился сын, тем острее Нора ощущала связь с его отцом. Ту самую связь, которую она так усердно пыталась разорвать.

— Дай! — надрывался Берт, видимо, решивший поябедничать.

Нора закрыла трубку ладонью и посмотрела на него сверху вниз:

— Нет, не сейчас. А если будешь и дальше так кричать, то вообще только в следующий раз дам поговорить. Совсем избалованный.

Берт упер руки в бока и нахмурился. Чтобы не расхохотаться и не испортить воспитательную процедуру, Норе пришлось призвать на помощь все силы.

— Это папа, дай я хочу сказать!

Трубка зашуршала снова, и Нора убрала руку, прикладываясь к ней ухом, но, не выпуская сына из поля зрения.

— Тебя тут народ требует, так что давай скорее, — попросила она.

Эрик на том конце отозвался растерянным и даже обиженным вопросом:

— Так ты не слушала? А я тут распинаюсь…

— Я отвлеклась на секундочку, можешь повторить?

— Да, конечно. Вот, послушай. Я тут недавно подумал… ты смотрела то последнее шоу в одиннадцать тридцать?

— Нет, — не моргнув глазом, солгала Нора.

— Мне там показали нашу фотографию. Ты, я и Берт — мы там были все вместе. Я подумал и понял, что у нас такой нет. Надо бы сделать, как считаешь?

Нора кивнула:

— Вот закончится промо-тур, вернешься к обычной жизни, и милости просим — можно будет даже пригласить фотографа к нам или самим поехать куда-нибудь. У тебя ведь полно знакомых?

— Так ты не против? — немедленно обрадовался Эрик. — Ты согласна?

— Конечно, что тут такого. Тем более что Берт уже совсем большой.

Вопли разочарованного и обиженного Берта прорвались даже через расстояние и телефонные огрехи.

— Папа! Мама, дай мне, дай мне! Папа, она не дает мне телефон!

Эрик засмеялся и вздохнул, а Нора торопливо обошла вокруг стола, отдаляясь от сына и выгадывая себе еще секунду:

— Ну, так что? Поговоришь с потомком?

— Давай. Только потом не клади трубку сразу, а то я знаю тебя — сбежишь при первой же возможности.

Нора ничего не ответила — Берт уже доскакал до нее и принялся оттягивать подол ее платья, что грозило скорой и необратимой порчей имущества.

— На, возьми ты уже своего папу, — протягивая ему трубку, сказала она.

Берт не обратил никакого внимания на ее сердитое лицо и такие же слова — его полностью занимала привлекательная перспектива поговорить с отцом, который вечно во всем ему поддакивал. Наверное, именно поэтому он так любил с ним болтать. Ну, и еще потому, что при разговоре можно было сделать заказ на новые игрушки — и откуда только идеи брались? Нора подозревала, что в скором будущем им придется выделить отдельную комнату под все хозяйство маленького Берта — все его мишки-машинки-мозаики уже не помещались даже в коробку из-под новой стиральной машины.

Между тем довольный Берт сообщил своему вечному защитнику:

— Папочка, я хочу кушать!

Нора рассмеялась и прикрыла рот рукой — уж с этим Эрик точно не мог ему помочь. Ей было любопытно, что он ответит сыну, но услышать это было нельзя. Хотя, судя по довольному лицу малыша, папочка говорил что-то приятное, а вот что именно — непонятно.

— Жареные комочки вкусные такие, — пояснил Берт, показывая попутно своими пухлыми ручками форму и размеры этих самых комочков.

Значит, Эрик спросил, чем они будут обедать.

— Компьютер? — Глазки Берта загорелись новой надеждой.

Нора кивнула и пошла к компьютеру — его нужно было еще включить и подождать, пока запустятся все программы. Ясно — сегодня у них будет скайповый обед.

— А ты что будешь кушать?

В прошлый раз они попытались подобрать одинаковую еду — чтобы было веселее и ближе. Остановились на курице и тушеных овощах. Разволновавшийся Берт даже предлагал отцу попробовать кусочек из своей тарелки, на что Эрик скромно ответил, что у него тоже вполне терпимая еда. Берт был убежден в том, что папа его обманул только чтобы утешить — он свято верил, что никто на свете не умеет готовить вкуснее, чем его мама. Это было предметом особой гордости для Норы, и всякий раз, слыша от него такие слова, она начинала светиться от переполнявшей ее радости.

— А комочков нету? — расстроился в это время Берт. — А если я тебе дам?

Он все еще не вполне понимал, что через экран компьютера нельзя угостить чем-нибудь. Ему казалось, что если можно обменяться словами или взглядами, то вещами или едой тоже можно поделиться. В результате монитор пачкался жирными разводами или оставался заляпанным маленькими пальчиками со следами томатного соуса. Обеды и ужины в скайпе стали для них главным развлечением в те дни, когда Эрик бывал слишком далеко.

Нора опустила голову, дожидаясь, пока компьютер придет в состояние полной готовности. Интересно, общается ли он так же тепло со своим старшим сыном? Она виделась с ним всего несколько раз, но его образ отпечатался в ее мозгу так, что она не смогла бы его забыть даже при всем желании. Впрочем, такого желания у нее никогда не возникало.

Когда все было почти готово, раздался встревоженный голос Берта:

— Мамочка, папа зовет тебя!

Пришлось встать и пойти к телефону. Прежде чем принять трубку, она крепко взяла малыша за руку, посмотрела ему в глаза и сказала:

— Сиди тихо, понял? Папа там все слышит.

Личико Берта на миг стало озадаченным, а потом он кивнул и расслабился. Видимо, решил, что уж пару минут может посидеть спокойно. Когда договоренность с сыном была налажена, Нора села на ближайший стул и вновь приложила трубку к уху.

— Так о чем еще ты хотел поговорить?

— Просто хотел поболтать с тобой. Сложный период, ты же знаешь, — в его голосе звучала улыбка, и Нора сама улыбнулась в ответ.

— У нас мало времени, потому что сорванец действительно сильно хочет есть. Может, продолжим уже в скайпе?

— Нет, хочу послушать только тебя. Не пойми меня превратно, я люблю нашего сына, но иногда так хочется поговорить только с тобой.

— Тогда звони ночью, когда он спит.

— Ночью? У меня в голове не те мысли, дорогая.

Нора поджала губы. Каждый раз, когда она бывала с ним вежливой и милой, он норовил переступить черту, которую она провела три года назад после рождения Берта. Ей и самой хотелось нарушить запрет, но она не позволяла себе даже слабых попыток пересечь границы. Не только ради себя. Она ведь теперь не одна, а с маленьким, и это уже гораздо серьезнее. Кто знает, чем бы все закончилось, если бы у нее не появился чудный мальчик, за благополучие которого она была готова отдать собственную жизнь? Возможно, она бы поддалась уговорам Эрика, и тогда ей пришлось бы терпеть и страдать, десятилетиями натягивая на себя одну и ту же маску. Она уехала из родной страны и порвала связи со всеми, кого знала не для того чтобы потом попадаться в те же сети вновь.

— Эрик, — укоризненно прошептала она, хотя Берт все равно не мог их расслышать. — Осторожнее, я ведь и цапнуть могу.

— Понял-понял. — Она даже увидела, как он примирительно поднимает руки, чего Эрик, конечно же, сделать не мог, поскольку ему, как и ей, приходилось чем-то держать телефон. — Просто… просто я очень устал, и мне жутко хочется потрепаться как в старые времена. Этот тур меня совсем вымотал. Может, мне пора на пенсию? — не то в шутку, не то серьезно спросил он.

— Может, и пора, — в том же тоне ответила она.

— И тогда ты вернешься?

— Куда?

Он выдержал выразительную паузу, а потом ухмыльнулся:

— Это не совсем верный вопрос, ты же знаешь. Не куда, а к кому. К тому, кто может отвезти тебя куда угодно.

— Об этом рано говорить, ты же еще не на пенсии.

— А ты бы хотела? Ты, конечно, прости, но, сколько можно вилять? Милая, на тебя этот так не похоже.

— Вилять? — Она задумалась. — Я ушла всего один раз и больше ничего не обещала.

— Но когда я спросил тебя, вернешься ли ты, если я исправлюсь, ты не сказала свое твердое «нет», не правда ли?

— Хватит, ты меня уже раздражаешь.

— Ладно. Ты уже разбудила своего железного дровосека? — подразумевая ее компьютер, спросил он.

— Да. Дай мне секунду, и мы появимся в эфире.

Исправиться. Нора не знала, мог ли он исправиться. Нет, конечно, он не сидел на героине, и ей говорили, что психоделики не вызывают слишком сильную зависимость, но она видела, к чему приводят такие приключения. Ей было абсолютно наплевать на все его обещания, потому что она знала, что именно из-за этих чертовых колес у Эрика не сложились отношения с Парисом — его старшим сыном от первого брака.

От мыслей ее отвлек полный ожидания и надежд взгляд Берта — он смотрел на нее снизу вверх своими глазками-бусинками и явно мечтал о том, что совсем скоро ему дадут погрызть те самые сырные шарики или комочки, о которых он так восторженно рассказывал папе.

— Берт, милый, — поцеловав его в лоб, улыбнулась она. — Мы должны договориться. Вначале ты скушаешь немного супа, а потом я дам тебе шарики. Только два шарика, хорошо?

— Там много! — возмутился он.

— Там всего пять, и три штуки оттуда мои.

Считать Берт еще не умел, но как-то понял, что ему при любом раскладе перепадает только два шарика. Он не умел долго унывать, а потому согласился:

— Ладно.

Эрик, наблюдавший эту сцену благодаря работе веб-камеры, рассмеялся.

— Правильно, сынок. Мама у нас очень твердая женщина, с ней спорить бесполезно.

Пользуясь тем, что обрадованный Берт прилип на несколько секунд к монитору компьютера, Нора ушла на кухню, чтобы вернуться через минутку с подносом, на котором покоилась маленькая фарфоровая чашка с супом и то самое блюдце с заветными сырными шариками.

Первые дни в доме Эрика были для нее однообразными и бледными, похожими один на другой и не содержавшими ничего интересного. Она расставила мебель, отмыла кухню и санузел, а в конце застелила постель и подключила ноутбук. Больше ничего ей и не требовалось. В этой пристройке она прожила большую часть тех лет, что была женой Эрика.

Через месяц после переезда — до свадьбы еще оставалось достаточно времени — она получила сообщение Марка. По роду работы она всегда оставалась онлайн, особенно в дневное время, а потому он старался отправлять ей письма на электронную почту — это было эффективнее и быстрее.

«Нора, ты должна меня выручить. С минуты на минуту приедет Роза — первая жена Эрика, с которой он развелся пять лет назад — она привезет их сына Париса. Ты не должна впускать его в дом. Нельзя, чтобы пацан увидел Эрика».

Сообщение было коротким и содержательным. Столько информации разом освоить было крайне трудно, и Нора даже перечитала письмо. В том, что Эрик уже бывал женат, она не нашла ничего удивительного — у этих кинозвезд вечно полный бардак с личной жизнью и прошлым. При таком раскладе наличие сына ее тоже не удивляло. Единственным и самым странным пунктом была просьба — не впускать мальчика домой. А зачем он тогда приедет, если его нельзя привести домой? И чем она должна его отвлечь?

Глянув на часы, она быстро набросила рубашку и выбежала из дома. Нужно было проверить, что там такого с Эриком, что ему нельзя видеться с сыном. И вообще, почему она должна иметь дело с его семьей, если он сам отсиживается дома?

Дверь была приоткрыта. Нора вошла в коридор без стука и сразу же остановилась. Тот, кто был ей нужен, лежал на полу прямо у ее ног. Судя по виду, он пребывал в самом что ни на есть паршивом состоянии. Цвет лица у Эрика был крайне непрезентабельным, да и одежда порядком испачкалась — местами промокла, а местами на нее налипла какая-то подозрительная субстанция больше похожая на блевотину. Когда Нора опустилась на колени рядом с ним, оказалось, что ее догадки были верными. Эрик был мертвецки пьян, да еще и явно чего-то накурился. Или наглотался.

Выбрав место почище и посуше, Нора толкнула его в плечо — хотя бы проверить, не умер ли он.

Эрик лежал на животе, и только одна половина лица была обращена к ней. Зеленый глаз открылся, и на видимой половине нарисовалось нечто вроде полуулыбки.

— Привет, милая.

От последнего слова ее тоже немного затошнило. Вот с чем ей придется иметь дело ближайшую пару лет? Нора сделала глубокий вдох и попыталась перевернуть его на спину. Для этого ей пришлось приложить все усилия — расслабленный и порыхлевший Эрик был страшно тяжелым.

— Встать сможешь? — спросила она, впрочем, не особо рассчитывая на ответ. — Ты заблевал весь пол, так что тебе все равно придется убраться отсюда.

— Что? — приподняв голову, невинно уточнил он.

Ей вдруг страшно захотелось дать ему кулаком прямо в лоб или попрыгать у него на животе. Выглядел бывший секс-символ, мягко говоря, отвратительно.

— Ничего, — сквозь зубы процедила она. — Поднимайся и топай в ванную, надо тебя отмыть. Ты воняешь как общественный туалет.

— Милая, — Эрик потянулся к ней, но она немедленно отскочила вверх и в сторону, отходя на безопасное расстояние. — Ты красивая.

Да уж, комплименты от торчка и пьяницы были нужны ей меньше всего.

— Спасибо, — глядя на него с неприкрытым отвращением, сказала она. — Убери от меня свои руки и попытайся хотя бы сесть.

Говорить ему о том, что в скором времени должен приехать его единственный сын, смысла не было. Нора с трудом перетащила Эрика на чистое место, и при этом его тело прочертило по полу дугу из рвотной жидкости. Уже на голом паркете, превозмогая тошноту и гадливость, она расстегнула на нем рубашку и спустила с него заляпанные джинсы, отметив про себя, что он хотя бы не описался — и на том спасибо. Первое знакомство с телом будущего супруга оказалось явно далеким от романтики. Грязную одежду она отнесла в ванную, на поиски которой пришлось потратить драгоценные пять минут, но зато оттуда она вернулась уже с ведром воды и мочалкой. И ей было совершенно наплевать, если это ведро использовалось для мытья пола — сейчас Эрик мог бы посоперничать даже с унитазом.

Она, как могла, отмыла его от грязи и прочих неприятных вещей, а потом переключилась на пол. Ползая на коленках и смывая с деревянного покрова скользкую жижу, Нора попутно прислушивалась к его дыханию. Остаться наедине с новеньким трупом ей вовсе не улыбалось.

Знал ли он о том, что утром должен был приехать Парис? Если знал, то почему так безобразно напился? Нора задавала себе эти вопросы, пока носилась вокруг него с ведрами, тряпками и мыльницами. Она не нашла дезинфицирующее средство для пола, и ей пришлось воспользоваться обычным стиральным порошком.

Ей страшно хотелось пнуть его или хотя бы сделать ему что-нибудь плохое, и если бы она оставила его голым и беззащитным прямо на полу, то этого было бы вполне достаточно, но вместо этого она отыскала тонкое одеяло и, перекатывая его с боку на бок, завернула в теплую ткань. Все-таки на дворе был конец ноября, и лежать вот так, в чем мать родила, да еще и на холодном полу было вредно даже очень пьяным людям. Она еще сомневалась, стоило ли положить ему под голову подушку, когда от парадных ворот раздался протяжный и очень громкий звонок. Не зная, как ответить из дома, она оставила этот бессознательный кокон лежать и выбежала во двор, на ходу оглядывая себя и выискивая следы чужих преступлений на своей одежде.

Ее встретила холеная женщина с обесцвеченной шевелюрой и укутанная в три средние зарплаты обычного человека. Она представилась Розой и забросила (почти буквально) щуплого парнишку лет двенадцати во двор. Все это время она презрительно морщила нос и разглядывала Нору через стекла своих пучеглазых солнечных очков, но так и не сподобилась спросить, кем является женщина, которой она всучила своего сына. Очевидно, сочла ее за новую прислугу — вид у Норы был примерно такой.

Ворота закрылись, и они с Парисом остались одни. Совсем одни, потому что спавший в коридоре своего особняка Эрик был точно не в счет.

Мальчик уставился на нее нечитаемым взглядом и засунул руки в карманы.

Нора понятия не имела, можно ли говорить с ним об Эрике и вообще, что сказать, если он спросит, куда делся его папочка. К ее облегчению мальчик не задавал никаких вопросов. Он послушно прошел за ней в ее пристройку и уселся на диване.

Его первые обращенные к ней слова сразу же вогнали ее в ступор.

— У тебя есть видеоигры? — глядя на нее отцовскими зелеными глазами, спросил он.

— Нет. У меня нет телевизора.

Он покосился на ноутбук и кивнул.

— А что вообще у тебя есть?

— У меня…

Говорить ребенку, что у нее почти ничего нет, было как-то неудобно. Все-таки она чувствовала перед этим пареньком вину — хотя бы за Эрика, который сейчас не чувствовал вообще ничего. Его мать испытывала слишком уж явную радость от мысли, что у нее высвободился целый день, а отец лежал почти без сознания. Нужно было сделать для него хоть что-то.

Долгая пауза сказала все вместо нее, и Парис только покачал головой, а потом вытащил из кармана мобильник и уткнулся в него.

Что с ним было делать? Она не могла оставить работу на целый день, поскольку от этого зависел ее скромный доход. Убедившись, что Парис не строит планов на побег, поиски отца или революционную кампанию, Нора поспешила к своему ноутбуку и надолго засела перед клавиатурой.

Она занималась любой работой. Верстала страницы, писала несложные программы, создавала анимации и строила трехмерные модели. Работа в интернете приносила необходимые деньги, но забирала почти все время.

Только часа через три Парис отложил телефон и стал оглядываться в поисках розетки — игрушка стремительно теряла заряд. Нора без слов указала ему на дальний угол комнаты. Он оказался неприхотливым и немногословным — просто прошел куда надо, воткнул зарядное устройство и оставил погасший телефон прямо на полу. К этому времени она успела справиться с дневной нормой заданий, и потому смогла отодвинуть свой инструмент для зарабатывания денег хотя бы на ближайший час.

— Когда мама заберет тебя? — спросила она, повернувшись к нему.

Парис посмотрел на свое запястье, поджал губы, подсчитывая оставшееся время, а потом поднял лицо:

— Еще три часа.

Его не интересовало, почему Эрик не показывается на глаза и вообще, что с ним происходит. Исходя из этого, Нора сделала вывод, что такие уикенды у мальчика случались не раз. Но кто же занимался им в прошлые времена, когда ее здесь еще не было? Ей хотелось поговорить с ним, но она не решилась даже близко подойти к этой теме. Слишком уж нагло бы это выглядело.

— Я пойду, пожарю сырные шарики, — сообщила она, заглушая желание пуститься в расспросы.

— Это что — обед такой будет? — вяло поинтересовался он, даже не повернув к ней головы.

— Нет, это просто, чтобы перекусить перед обедом. На тебя тоже рассчитывать?

Он ухмыльнулся, на мгновение превращаясь в миниатюрную копию Эрика, несмотря на свои светлые волосы — будущий муж Норы отличался своими роскошными каштановыми кудрями. Позже выяснилось, что блондинистая шевелюра Париса была результатом трудов стилиста — совсем как у его мамы.

— Парочку, — неопределенно дернув плечом, согласился он.

— Хорошо.

Кухня действовала успокаивающе. Правда, тот факт, что Парис остался совсем один, немного ее тревожил, но, несмотря на это, ей было все-таки приятно побыть вдали от него хотя бы немного. У Норы не было специального оборудования — даже обыкновенного миксера или дешевого блендера — поэтому она натирала сыр по старинке, и на готовку уходило много времени. И все же, когда по дому разнесся аромат поджаренных сырных шариков, Парис не удержался и заглянул к ней.

Он по-хозяйски прошел внутрь кухни и сел за стол.

— Ты часто готовишь еду? — неожиданно спросил он.

На этот вопрос отвечать было не стыдно.

— Всегда.

— Ты кухарка?

— Нет.

— И кто ты тогда?

Вот и добрались до самого главного.

— Я, наверное, скоро выйду замуж за твоего отца, — честно, но осторожно ответила она.

— Ты его любишь?

— Разве для этого обязательно любить?

Нельзя было говорить такое ребенку, но он, очевидно, уже и так был отравлен взрослой жизнью и этой проклятой откровенностью отношений. Один развод его родителей уже чего-то стоил.

— А и правда, — философски заметил он, поднимая одну ногу на стул и упираясь в нее подбородком. — Ты с ним спишь?

— Сколько тебе лет? — Она повернулась к нему.

— Двенадцать.

— Нет, я с ним не сплю.

— А если бы мне было восемнадцать, то ответила бы, что спишь?

Разговор становился все интереснее, и Нора радовалась тому, что с плитой было покончено. Она выложила все шарики на тарелку и подсела к Парису за стол.

— Нет, все равно сказала бы, что не сплю. Я живу здесь, а он у себя.

— Как-то плохо верится. Но то, что ты живешь здесь, я уже понял, — сказал он и взял первый шарик.

В результате он съел чуть больше половины, хотя так и не признался, что еда ему понравилась. За это время он успел выяснить почти все, что ему было интересно. Сколько ей лет, чем она занимается, какие книги предпочитает читать и умеет ли играть в видеоигры, а также любит ли кататься на велосипеде и плавает ли где-нибудь помимо пропитанных хлоркой бассейнов. Наверное, ему понравились ответы. Во всяком случае, он разговорился и даже вынул очки из кармана, признавшись, что должен носить их постоянно. Тогда Нора удивилась, что его мама не заметила отсутствия очков, когда оставляла его, на что он ответил легко и просто:

— Мама и сама не всегда помнит об очках. Она же была против. Она не из тех, кто настаивает на брекетах или линзах — предпочитает, чтобы я сам все выбирал. На очках настоял окулист, и она даже разругалась с ним. Но мне все равно. Я же не надеваю их практически — только когда по дому хожу или играю без друзей.

Большеголовый, сутулый, худой и по-мальчишески угловатый, Парис преображался, стоило ему заговорить. За проведенное рядом время они не стали друзьями, но Нора поняла, что если ей скажут провести с ним еще один день, она уже не будет так отчаянно бояться.

Он ушел так же тихо, как и появился. За ним приехала машина, и Парис скрылся за воротами, даже не попрощавшись. Нора не удивилась и этому — он не поздоровался, когда увидел ее. Правила приличия были ему не нужны.

Когда все посторонние скрылись из виду, она немного постояла во дворе, а потом все-таки решила пройти в главный дом. Страх все-таки заполз к ней под кожу, поскольку оставалась небольшая вероятность, что она найдет окоченевший труп непутевого папаши. К счастью, завернутая в белое одеяло мумия уже исчезла с того места, где она ее оставила, и это могло означать только одно: Эрик очнулся и утопал оттуда на своих двоих. Этого было вполне достаточно, и она решила покинуть все еще дурно пахнувшие покои, но хриплый голос остановил ее.

— Как он?

Эрик сидел в кресле возле окна, все в том же одеяле, и смотрел во двор. Нора ответила, не сходя с места:

— Нормально.

— Я дерьмовый отец, знаю, можешь не говорить.

— И не собиралась, — приврав только самую малость, возразила она.

Хотя, лжи здесь было немало. На самом деле ей хотелось исколотить его тем, что попадет под руку, наорать на него, обозвать всеми самыми худшими словами и оставить переваривать все это в одиночестве.

— Рассказывай, — правильно угадав ее намерения, хохотнул он.

Смех был каркающим и неприятным. Он и сам себе опротивел — Нора поняла это по скорбному выражению лица и какой-то отрешенной злости, затаившейся в глазах. Почему-то именно это и смягчило ее.

— Да ладно, — разворачиваясь к двери, примирительно сказала она. — С кем не бывает.

С кем? Да почти ни с кем из тех, кого она знала в прошлой жизни, такого не бывало. И с ней тоже такое не могло произойти в принципе.

— Из тебя такой же утешитель, как из меня отец, — заметил он.

— Я переживу это, — съязвила она.

— Не сомневаюсь. Ты вообще, мне кажется, очень живучая. В смысле, ну кто же еще сможет меня выдержать? Мне бы благодарить тебя за то, что ты отмыла мою задницу и не оставила помирать, а мне отчего-то хочется нагадить как-нибудь еще. Выживешь с таким человеком?

Понятное дело, все это желание «нагадить» пробуждалось от досады на себя и беспомощности перед лицом прошлого — он не мог изменить того, что она увидела и того, что подумала. В ответ на это ему хотелось сделать что-то еще более ужасное и мерзкое. И то, что он честно признался ей в своих желаниях, почему-то подействовало даже успокаивающе.

— Всего пару лет я как-нибудь перетерплю, — пообещала она.

Эрик повернулся к ней и посмотрел на нее усталыми глазами.

— Я должен сказать спасибо, и я говорю тебе спасибо. А теперь уходи, пока я не сделал чего-нибудь такого, о чем потом нам обоим будет стыдно вспоминать.

Дважды говорить не пришлось — она вылетела за дверь, не заботясь о том, что выглядит как испуганная маленькая девочка.

Берт и Эрик ворковали друг с другом, позабыв обо всем на свете. Нора сидела сбоку, и ей казалось, что она скрылась из объектива камеры, хотя Эрик мог видеть ее плечо и выставленный в сторону локоть. Этого было достаточно для того, чтобы он не чувствовал себя беззащитным перед лицом этого маленького тайфуна. Пусть она ничего не говорит и никак не вмешивается в их небольшой совместный обед (по правде говоря, для Эрика это был уже ужин) — главное, чтобы была рядом. Без нее он чувствовал себя так, словно у него отняли способность думать и связно говорить, особенно когда перед ним сидел счастливый и излучавший любовь Берт. Он знал, что не заслуживал такой любви, но не мог отказаться от нее. Когда-то Нора сказала, что ему не обязательно пытаться заслужить любовь сына — он должен постараться отвечать ему в полной мере. И он старался, цепляясь взглядом за сверкавший на краю экрана локоть своей бывшей жены и делая вид, что откусывает кусочки сырных шариков, которыми его так добросовестно потчевал младший сын.