Шоу нашей жизни

Александра Флид

Быть женой кинозвезды непросто. Нора – бедная иммигрантка, которой выпал шанс изменить свою жизнь. Заманчивое предложение заключить временный союз с известным актером кажется ей верным выходом из ее сложного положения. Она даже не подозревает, что именно принесет ей этот брак. Быть актером сложнее, чем может показаться. Эрик уверен в том, что его жизнь движется по замкнутому кругу. Он еще не знает, что совсем скоро в его жизни появится женщина, которая все изменит.

Цепи и кольца

Эта странная фраза про «клеймо на роже» прозвучала в их брачную ночь, если ту ночь еще можно так назвать. Эрик тогда не очень хорошо понимал, что происходило — наверное, сказалась усталость после этого многочасового спектакля, в котором их обоих заставили принимать участие. Сейчас, когда Нора лежала на диване и листала толстенную книгу с репродукциями из Дрезденской галереи, он вновь испытывал непреодолимое желание спросить у нее, что она в действительности имела в виду. Если его мысли были верными, то она носила сразу два клейма. С одним он еще мог бы ей помочь, но что делать со вторым?

— Ты чувствуешь себя свободной? — бесцельно тыкая пальцем в дисплей смартфона и постаравшись придать голосу как можно больше беззаботности, спросил он.

Берт удивленно поднял голову и завертелся, глядя то на мать, то на отца. Он понимал, что сейчас разговор пойдет о непонятных и неприятных вещах. Как ему удавалось понимать это каждый раз, Эрик не знал, но факт оставался фактом — Берт всегда безошибочно определял момент и вел себя соответственно.

— Сейчас да, — не переставая шуршать листами, ответила она.

— Немного обидно осознавать, что тебе хорошо без меня, — продолжил он, пролистывая список контактов и не находя там ничего полезного.

— Быть свободным еще не значит быть счастливым, — философски ответила она.

Ее голос был спокойным, и он не мог понять, говорила ли она о себе или просто пыталась отделаться общими фразами.

— Ну а ты? — нетерпеливо спросил он, досадуя, что в доме нет телевизора, в который можно было бы временно уткнуться взглядом.

— Что я? — сдвинув брови, переспросила она.

— Ты счастлива?

— Сейчас да.

Что означало это «да» Эрик тоже понимал довольно слабо. Она могла подразумевать что угодно — именно этот текущий момент, когда они все вместе так мило сидели в гостиной и занимались своими глупостями, либо настоящий момент жизни, когда она была разведена и свободна.

— Прекрати говорить загадками.

— А ты не задавай неудобных вопросов.

— А если мне интересно?

Она поднялась и отложила раскрытую книгу.

— Сейчас, именно сейчас, — уточнила она. — Все идеально, как просто не бывает или бывает очень редко. А потом ты уедешь, и все разрушится.

— Так ты будешь скучать?

Нора обняла диванную подушку, словно желая защититься от этого наглого напора. На следующее утро Эрик должен был уехать, и поэтому тянуть больше не мог. Несколько дней в этом доме пролетели быстро, а он так и не успел ничего у нее спросить. Что-то подсказывало ему, что Нора и сама лопалась от вопросов, но также как и он, не смогла выгадать свободную минутку для разговора.

— Да, буду. Но ведь ты потом вернешься еще?

— Разумеется, я ведь всегда к тебе возвращаюсь. Вопрос в том, на какой срок.

— Когда закончится эта астронавтская эпопея, ты сможешь приехать на сколько захочешь. Если это и вправду последняя работа.

Он приподнялся и переложил локти на колени.

— Милая, ты же знаешь, как на меня могут подействовать такие слова.

— Знаю, — она медленно кивала, но ее взгляд оставался отстраненным. — Конечно, я знаю это.

Марк заставил их выбирать свадебную одежду, поскольку считал, что все должно выглядеть естественно и красиво. Он был слишком плохо знаком с Норой, а потому не мог принять решение за нее, тем более что, не будучи актрисой или моделью, она не могла притвориться, что ей нравится одежда, которую ей всучили без предварительного согласования. В один прекрасный день Эрик зашел к ней «в гости», и застал в гостиной Марка — он сидел на диване и листал один каталог из целой стопки такой же макулатуры, сложенной рядышком. Нора даже не предупредила его о том, что не одна, а потому поначалу Эрик даже опешил.

— Ты прошел сюда через задние ворота? — спросил он, остановившись в дверях и засунув руки в карманы. — Даже не предупредил, что придешь.

Марк даже не соизволил оторвать глаза от блестящих страниц.

— Я же не к тебе пришел, — логично и довольно холодно сказал он.

— Но ты пришел в мой дом, — возразил Эрик. — Это вообще-то невежливо.

— Когда тебя так волновала вежливость? — Марк, наконец, оторвался от разглядывания свадебных платьев. — Я забежал на пару минут, решил оставить ей тут кое-какую литературку. У вас двадцать седьмого свадьба, она должна хотя бы выбрать платье.

— Забежал и осел на диване.

Нора все это время стояла, не говоря ни слова и вообще не подавая признаков жизни.

— Прекращай скулить, — потребовал Марк. — Если тебе так хочется остаться с ней наедине, сам разглядывай все эти тряпки. Хотя, насколько я тебя знаю, ты в них не очень разбираешься, да и она, как выяснилось, тоже.

— Знаешь, старик, если тебя так волнуют наши тряпочки, тогда пришли того, кто в этом деле действительно понимает. Я имею в виду, пришли того, кто зарабатывает на этом деньги.

Марк с треском захлопнул журнал.

— Хорошо. Договорюсь с Вимой, постараюсь прислать ее завтра.

С этими словами он оторвался от дивана и гордо проплыл мимо Эрика к выходу. Нора вышла, чтобы проводить незваного гостя, а Эрик остался дожидаться ее.

Когда она вернулась, он все еще стоял на том же месте.

— Что такого? — спросила она, сразу же переходя к сути волновавшего ее вопроса. — Я не собираюсь оправдываться перед тобой. Марк занес каталоги с одеждой, и пусть мне это тоже не очень нравится, но я понимаю, что без таких глупостей никак не обойтись.

Эрик покачал головой, дождался, когда она займет место на диване и лишь после этого прошел в комнату и уселся рядом с ней. Взял в руки верхний журнал, потом вспомнил, что именно этот экземпляр уже рассматривал Марк, отложил его в сторону и принялся за следующий. Модели в неестественных позах — с выгнутыми дугой спинами, оттянутыми назад плечами и до боли напряженными руками — демонстрировали белые свадебные платья. Те, что по идее должны олицетворять невинность невесты. Теперь эти одежды почему-то стали какими-то уж очень декольтированными, прозрачными и облегающими. Половину из них можно было бы выкрасить в другие цвета и загнать за обычные вечерние платья.

— Ты и не должна оправдываться, — уже понимая, насколько глупым было его поведение, вздохнул Эрик. — Ты никому ничего пока что не должна.

— И потом не буду должна. Я не стану тебя позорить или искать себе кого-то на стороне, и не буду следить за твоими связями. Обещаю стать самой беспроблемной и бесконфликтной женой, только не предъявляй мне требований.

— Требований? — Он задумался. — Да, да, я помню. Ты планируешь усесться дома и никуда не высовываться без лишней надобности. Да и вообще, если я и стану кого-то подозревать, так уж точно не Марка. Но почему-то мне все равно неприятно то, что я его тут увидел.

Нора закинула ногу на ногу, придавила верхнее колено своим локтем и поверх всего этого величия водрузила свой подбородок, уткнув его в ладонь.

— Ты зачем вообще пришел? — спросила она, прикрыв глаза и будто собираясь уснуть или погрузиться в глубины медитации.

— Я уже забыл.

Прозвучало это как ложь, но на самом деле он говорил правду.

— Кто такая Вима? — переключившись на другую линию, снова спросила она.

— Стилист. Она хорошая, с ней можно договориться. Не такая, чтоб нацепила что попало, а ты сиди и не дергайся. Ей можно сказать, что нравится, а что нет, и она постарается сработать так, чтобы тебе было удобно.

— Странное имя, — заметила Нора.

— Сокращенное от Херувима.

Она открыла глаза:

— Это псевдоним?

— Нет, это родители хиппи.

Это едкое замечание неожиданным образом растопило лед, и Нора засмеялась — открыто и весело. Было ясно, что он просто отшутился, но сейчас это не имело большого значения.

Вима понравилась Норе. Она пришла уже вечером — как позже пояснил Марк, им очень повезло, что она оказалась свободной. Ее высокий рост, светло-серые глаза и коротко остриженные русые волосы внушали доверие своей основательностью и почти царственным спокойствием. Нора уважительно глядела на нее снизу вверх и внимательно слушала все, что ей говорил профессионал. У Вимы был низкой голос и приятная речь. В общем, Норе в ней нравилось почти все, кроме самого имени.

Для того чтобы решить вопрос с нарядом для свадьбы потребовалось несколько вечеров. Иногда из-за чрезмерной занятости Вима приходила только поздно ночью, примерно в первом часу, и Нора ждала ее, лежа на диване и слушая музыку. В такие моменты ей казалось, что Вима — ее старая подруга, с которой можно было поговорить обо всем на свете, и ее визиты стоили вот такого ожидания.

— Ты не спишь? — в последний вечер Вима позвонила в одиннадцать двадцать, когда Нора только вышла из душа.

— Не сплю. Приедешь?

— А я думала, все хорошие девочки уже спят в такое время.

Вима была уверена в том, что Нора относится к этим самым хорошим девочкам, хотя сама Нора не вполне понимала, что это за категория людей.

— Нет, хорошие девочки в лице меня не ложатся спать сразу после душа. Да и никто, наверное, не ложится.

— Ясно. Я сейчас заеду, предупреди своего ревнивого мужа.

Ходить к Эрику в дом Нора еще не привыкла, и ей тем более была неприятна перспектива заявиться к нему поздней ночью. Поэтому она попробовала отвертеться:

— Его, наверное, нет дома.

— Как интересно, — ясно давая понять, что ничего занимательного в этом не находит, медленно произнесла Вима. — Но ты все равно сходи к нему. В прошлый раз он немного нагрелся от моего присутствия, и я полагаю, причина не в том, что я действую на него возбуждающе.

— А я-то надеялась, — в тон ей ответила Нора.

Эрик не имел ничего против визитов Вимы, и поэтому, когда Нора постучалась в парадную дверь дома, он ждал чего угодно, только не предупреждения. И вообще, чего он мог ожидать? Кто знает…

Когда она встала на пороге и выложила ему все, что имела сказать, он даже отшатнулся.

— Ты издеваешься? — обиделся он. — Да пусть приходит, когда хочет.

— Она решила, что ты ей не рад.

Нора вовсе не оправдывалась, хотя было похоже именно на это.

— Мало ли кому я рад. Это же для нашей свадьбы.

Звучало это так, словно он действительно ждал этого дня и дорожил каждой возможностью вспомнить о приближающемся событии.

— Ну, хорошо. Тогда я пойду.

Она уже спускалась по ступенькам к дорожке, когда он окликнул ее:

— И еще, Нора… я знаю, у тебя странный вкус, поэтому прошу — предупреди заранее, если соберешься надеть что-то из восьмидесятых, хорошо?

— Ну что ты, разве Вима позволит мне? — не оглядываясь, парировала она.

Вима долго смеялась, когда Нора, отвечая на ее любопытные вопросы, рассказала о том, как все прошло. Они сидели на полу в ее крохотной спальне, а вокруг них веерами лежали выдранные из журналов страницы с подходящими предметами одежды и аксессуарами.

— Белое платье гораздо лучше брючного костюма, но если ты сама так хочешь…

— Да, мне не хочется устраивать маскарад.

— Уверена? Эрик вряд ли обрадуется.

— Ему все равно, во что я наряжусь.

— Да уж, судя по тем фоткам из кафе. Еще осенью, помнишь?

Они говорили так, словно знали друг друга уже очень давно — очевидно этот профессиональный дар Вима развивала годами активной работы с разными людьми.

— Ты видела те фотографии? — удивилась Нора.

— Пришлось погуглить, — непринужденно призналась Вима. — Когда мне сказали, с кем я буду иметь дело, я сразу же вбила твое имя в поисковик. И знаешь, что он мне выдал?

Нора постаралась сохранить невозмутимое выражение лица, хотя вся кровь мигом отлила от щек, и сердце пропустило несколько ударов.

— Что? — Поскольку Вима ждала, когда она подбодрит ее вопросом, Нора не заставила долго ждать. Ей самой не хотелось тянуть со всеми этими разговорами о гуглениях в глобальном хранилище информации.

— Ничего, — Вима звонко причмокнула губами. — Ни-че-го. Ты невидимка. Никаких страниц в социальных сетях, никаких статей в газетах, ничего конкретного. А между тем Марк утверждал, что ты работаешь в интернете.

— Я не пользуюсь там своим настоящим именем. Только в системе банковских расчетов и платежей, там, где уже нельзя иначе, как с реальными данными. Предпочитаю, чтобы никто ничего обо мне не знал.

— Скоро все всё узнают, а если ты не откроешь правду сама, то они придумают, и это будет даже хуже. Решать тебе, но я бы на твоем месте немного подсуетилась. Завела бы страничку в Фейсбуке или хотя бы оформила страницу в Википедии. А то из всех сколько-то годных ссылок открылись только эти фотки с вашего утреннего кофепития. Кстати, достаточно электрические снимочки. Вы так близко сидите, да ты еще в его шмотье. Хорошие такие фотки, с нормальной химической реакцией.

— А что было из негодных ссылок? — не дожидаясь, пока ее смелость пойдет на спад, спросила Нора.

— Так ерунда. Твои тезки, и не более. Какие-то школьницы, фоткающие самих себя на вебку в эротических оттенках. Тошнотворное зрелище.

— Представляю, — вяло протянула Нора, а затем повторила: — Представляю.

Поскольку Вима обещала Марку сделать все в лучшем виде, он никак не ожидал, что Нора выйдет к машине в белом брючном костюме. Потом он думал, что Эрику было вообще наплевать, в чем отправится к алтарю его будущая жена. Или его просто все устраивало.

Пара подписей, поздравления и дальнейшая поездка через весь город до фотостудии оказались плевым дельцем, и Нора уже начала успокаиваться, но, как оказалось, самое сложное было еще впереди. В машине она снова и снова перечитывала условия брачного контракта. По ее желанию в список требований не вносили никаких упоминаний о финансовых операциях. Здесь были собраны лишь пункты, гарантировавшие ей безопасность при бракоразводном процессе, хотя даже их она могла бы и не включать. Что-то подсказывало ей, что Эрик не станет цепляться за ее юбку, если она вздумает уйти от него раньше срока.

Они сидели на заднем сидении, а Марк устроился рядом с водителем, и на свадебную поездку это походило меньше всего. Лицо у него было хмурое, и взгляд не предвещал ничего хорошего.

— Знаешь, Нора, — через некоторое время начал он таким тяжелым голосом, что даже Эрик заметно напрягся. — Я не думал, что с тобой будут такие большие проблемы. Вы еще не успели пожениться, а я уже о многом жалею. Ты ведешь себя как отшельница, да и вообще влияешь на Эрика очень странно. И еще этот чертов костюм. Я позвонил Соколу, попросил его подобрать что-то более праздничное. Когда приедем, ты должна будешь переодеться, и это не обсуждается. Понятно?

Был ли смысл бороться с этим человеком? Нора ухмыльнулась и отвернулась к окну. Она не была наивным ребенком и не думала, что он выполнит все обещания. Ей вообще повезло, что он действительно не оказался сутенером или еще кем-то похуже. Его обещания насчет полной неприкосновенности и отсутствия фотографий позабылись уже несколько месяцев назад. Так чего стоили слова этого человека?

Эрик нарушил молчание, очень удивив ее своей решительностью:

— Пусть фотографируется в костюме, если хочет.

— Отвали, а? — сморщился Марк. — Не хватало еще с тобой препираться. Не ты ли называл ее монахиней?

Нора непонимающе моргнула, а потом повернулась к Эрику и с улыбкой спросила:

— Правда?

Он кивнул ей:

— Да, правда. Я и сейчас не отказываюсь от тех слов, потому что ты и есть монахиня. Только речь сейчас о другом, так что не отвлекайся, ладно?

— Я и не отвлекаюсь. Мне несложно переодеться. Если это так важно, то я надену платье или что там будет. Все равно все подписи уже проставлены, чего стесняться.

Он взял ее за руку и сжал пальцы:

— Эти фото, они не в альбом, Нора. Они для публики. Если ты не хочешь, чтобы публика видела тебя в определенном образе — голой, раскрепощенной, откровенной или еще какой-нибудь — то лучше откажемся прямо сейчас. Оставь это мне, и я обо всем позабочусь.

Марк покачал головой и вернулся к созерцанию дороги. Когда они уже подъезжали к салону, он перевел взгляд на зеркало заднего вида и натянуто улыбнулся им.

— Эрик очень сильно вжился в роль, и я надеюсь, что у тебя такой профессиональной деформации не будет, — обращаясь к Норе, сказал он.

Эрик собирался открыть дверцу и выйти из машины, но, услышав эти последние слова, уселся обратно.

— Не лезь туда, куда не просят. Ты заварил всю эту кашу, так что будь добр не хнычь, — довольно резко начал он. — Хотя бы такую мелочь как одежду мы можем решить сами?

— Одежда для профессиональной фотосъемки с перспективой дальнейшей публикации — это не мелочь. Она должна выглядеть очень хорошо, чтобы все поняли, чем она смогла тебя привлечь.

— О, ну если все дело только в этом, то я покажу, чем она меня привлекла. — Эрик даже расслабился и засмеялся. — Актер здесь я, и язык тела — мой хлеб.

— Только не надо мне там гнать порно, ладно? Это свадебные снимки.

Эрик ничего не ответил — только вышел из машины, обошел ее и открыл дверцу для Норы.

Сокол оказался мужчиной лет пятидесяти, низкого роста с хорошенькими залысинами и пухлыми губками. Голубоглазый, краснолицый и хриплый. Не очень приятный.

Оглядев Нору с ног до головы, он почти сразу же хмыкнул:

— У того фотографа руки росли явно не из верхней части туловища. Ее пропорции куда лучше, чем я мог предполагать, судя по тем снимкам в кофейне.

Уже второй человек упоминал о тех фотографиях, и Нора стала понимать всю их важность. Стало быть, Марк ничего не делал просто так — каждое его решение несло определенный смысл, который был очевиден для него и непонятен всем остальным. Порой даже Эрик не знал, зачем нужно то или иное действие. Учитывая это, она стала склоняться к тому, чтобы переодеться, как он и говорил, но ее новоявленный супруг был с этим категорически не согласен.

Когда Нора тихонько сказала ему о том, что ей, возможно, стоит пройти в отдельную комнату, где Сокол собрал всю подготовленную одежду, Эрик ответил ей:

— У тебя это первая профессиональная съемка? Можешь не отвечать. У меня их было очень много. Послушай моего совета, детка. Если ты здесь впервые, и у тебя есть человек, который хочет защитить твои интересы, лучше держись за него, хорошо? И лучше надень то, в чем ты чувствуешь себя уверенно. Даже самое красивое и стильное шмотье повиснет на тебе тряпками, если ты будет чувствовать себя в нем идиоткой. Марку нужны эмоции — они будут, и дело тут вовсе не в одежде. Зная Сокола, могу сказать, что он выбрал тебе нечто облегающее.

Таким образом, Эрик отвоевал ей белый костюм, который Нора сохранила как память о том интересном и утомительном дне. Она машинально выполняла все указания фотографа, обнимала за плечи своего мужа, смотрела ему в глаза и даже сидела у него на коленях. Эрик делал свою работу по — своему — она поняла это почти сразу же, как только включились софиты и вокруг них засуетились ассистенты. Он был в привычном мире, но Нора не могла сказать, что он любил это место. Они стояли слишком близко, его нервозность ощущалась во всем, переползая к ней через прикосновения и скользившее по лицу и шее дыхание. Ей было неизвестно, с чем связана такая напряженность, но она точно не являлась результатом боязни фотокамеры. Его движения были уверенными, точными и сноровистыми. Иногда он предвосхищал просьбы Сокола и делал то, о чем его даже не просили — это помогло сэкономить время и силы. В перерывах он уводил ее в полутемную боковую комнату, и они сидели в полной тишине, даже не переговариваясь и не обмениваясь замечаниями. Они просто отдыхали от света, громких замечаний и бесконечного скрипа переставляемого реквизита. Такие моменты длились по несколько минут, а потом их выдирали под электрический свет, и все начиналось по новой.

Она быстро поняла, насколько правильным было его решение оставить ей брючный костюм. Изменения ограничились лишь тем, что на середине процесса с нее сняли жакет, и она осталась в белой блузке и свободных брюках, однако и этого хватило, чтобы нагнать на нее тоску и неуверенность. К концу съемки у нее уже отламывались ноги, а в районе колен как будто забили по колу на каждый сустав. Эрик, видимо, чувствовал себя примерно так же. От белых отражателей слепило глаза, которые Сокол упорно заставлял их распахивать во всю ширь, и Нора проклинала всех и вся. Руки тоже были в не лучшем состоянии — локти устали, а запястья едва не затекли от слишком долгого позирования. Получилось несколько сотен снимков, и, отправляя своих уставших клиентов домой, Сокол пообещал отобрать только самые лучшие. Марк остался с ним, а новобрачные уехали на той же машине.

Они лежали друг на друге, разместившись так, что было не очень понятно, кто на кого и что закинул или положил. Она лежала на его коленях, он сполз со спинки сидения и удобно расположился на ее плечах. При таком раскладе ноги пришлось уткнуть в уголок, не заботясь об удобствах и красивом внешнем виде. Ей было все равно, как они выглядят со стороны и что о них вообще может подумать водитель. И вообще, его дело — везти машину, а не разглядывать пассажиров.

Их оставили у самых ворот, после чего усталые молодожены прошли в главный дом и разместились в самой большой гостиной. Было уже темно, и они зажгли только одну настенную лампу — хоть какое-то подобие романтики. Нора, не стесняясь, улеглась на диван, а Эрик развалился в кресле напротив. Между ними блестел лакированной поверхностью журнальный столик красного дерева.

— У тебя есть родственники и друзья, которые должны знать о нашей свадьбе? — спросил он, прекрасно осознавая, что опоздал с этим вопросом на несколько месяцев. Просто ему хотелось хоть чем-то занять образовавшееся между ними свободное пространство, и этот с виду нейтральный вопрос, по его мнению, подходил просто идеально.

Она покачала головой, перевернулась на спину и поджала ноги.

— Нет. Я одна.

— Совсем одна?

— А ты тоже совсем один?

Он хохотнул и понимающе закивал:

— Ясно, ясно. Хорошо, давай сыграем в дашь-на-дашь. Я говорю о себе, и ты говоришь о себе. Компромат на компромат, все честно.

— Валяй, — уже не заботясь об изящных выражениях, вздохнула она.

Эрик приподнялся, скинул пиджак и выбросил его прямо на пол.

— У меня есть сестра, а мама умерла в прошлом году. Агата — так зовут мою сестру — не приедет, потому что не одобряет это решение. Она считает, что ты исчезнешь из этого дома так же быстро, как и появилась здесь, а значит, наша свадьба не стоит того, чтобы она мчалась сюда на всех парусах, бросала дела и отрывала от школы детей. Давай теперь ты.

Нора немного помолчала, отчего у Эрика возникло стойкое ощущение, что она собирается солгать.

— Я была замужем. У меня были родители. Я ушла от мужа, а родители от меня отреклись.

Это тоже походило на ложь, но ее полная неподвижность и странный ледяной тон подсказали ему, что хотя бы половине из сказанного можно верить.

— А друзья?

— А твои друзья? Те, с которыми ты отдыхаешь?

— Те, с которыми я глотаю дрянь вроде колес и химических коктейлей?

— Да, те самые.

— Я предположил, что ты не будешь рада их видеть.

— Но это же не только мой праздник.

— Ты права, я тоже не буду рад их видеть. Для них я уехал в теплые края, отходить от праздников. На неделю. Это значит, что на эту неделю я твой.

— Вот уж радость какая, — хихикнула она. — У меня нет такой недели — работа ждет и полыхает.

— Тебе платят копейки, бросай ты эту работу.

— Не брошу. Я ее люблю.

— Да ну? Ладно, черт с работой, не хочу сейчас, позже еще поговорим. А что муж? Красивый был?

Нора подтянулась наверх и положила голову на мягко обитую ручку дивана.

— Да. Красивый.

— Как я?

Она повернулась к нему и приподняла брови, отчего Эрик снова почувствовал себя не очень умным человеком.

— Нет, не настолько, — скользнув взглядом по его расслабленному телу, выдала она, а потом вновь отвернулась и устремила взгляд в потолок. — Но женщинам он нравится.

— Женщинам иногда нравятся всякие уроды.

— А мужчинам нет?

Он примирительно улыбнулся:

— Мужчинам тоже. А если он был так хорош, то почему ты его бросила?

— Я и тебя брошу, хотя ты даже лучше.

Она отвечала на его вопросы, но при этом ей удавалось ускользнуть от самого главного, и он всегда чувствовал себя так, словно его надули.

— Не-а, лестью ты меня не усыпишь, — покачал головой он. — Он тебя бил? Он был таким же, как я — торчком и пьяницей? Что он тебе делал?

Нора вздохнула так, что он даже услышал не прозвучавшие, но отлетевшие в ее дыхании слова «А не пошел бы ты со своими вопросами?»

— Он… он поставил мне клеймо на роже, — с какой-то неожиданной ожесточенностью процедила она. — Такое, что не сводится даже новыми ожогами. Вообще ничем не сводится.

— Я обещаю, что не буду ставить на тебе никакие метки, — заверил ее он.

— Пустые слова, — хмыкнула она. — Я опять наступила на те же грабли. Ты не поставишь, твоя жизнь поставит. Будет еще одно клеймо, уже на другой щеке. Но, по крайней мере, этого я уже не буду так стыдиться.

В золотистом свете лампы линии ее тела размылись, и Эрику даже казалось, что она вовсе слилась с диваном. Или просто ей очень хотелось слиться. Белый воротник, расстегнутые пуговицы, у ножек дивана две маленькие туфельки. Черные волосы свисали почти до пола.

— Ты очень красивая, — честно сказал он.

Ему уже давно не приходилось говорить эти слова просто так, без цели получить что-нибудь или расположить к себе женщину. Обычно Эрик говорил комплименты только влиятельным матронам, с которыми нужно было флиртовать во имя бизнеса. Часто бывало и так, что сладкие слова помогали обзавестись любовницей на один вечер. Он уже и забыл, что произнести обычную фразу «Ты очень красивая» можно без особого умысла, но потратив при этом больше чистых эмоций, чем потребовалось для всей сегодняшней фотосессии.

Нора поднялась, размяла затекшую шею и повертела головой, пытаясь найти свой жакет.

— Я, пожалуй, пойду домой, — сказала она.

— Нет, не уходи, — сползая к шепоту, попросил он. — Это наша брачная ночь. Я не опасен. Ты не напряжена. Мы можем провести вместе чудный вечер и уснуть прямо здесь, если ты захочешь. Если уйдешь, держать тебя я не стану, но потом поеду куда-нибудь и напьюсь так, как делаю это обычно.

— Не лови меня на шантаж, — улыбнулась она, погрозив ему пальцем. — Ненавижу это дело. И еще я есть хочу.

— Закажем из ресторана? Они привезут через полчаса.

— Давай, — кивнула она, принимая решение остаться и спасти его от пьянства хотя бы на одну ночь.

На белом костюме остались следы от итальянского соуса. На черном шелковом смокинге до сих пор красовались пятна от шоколадных пирожных — почему-то они заказали три штуки на двоих. Они не отдавали свою свадебную одежду в чистку. Эти костюмы висели в одном из шкафов в доме, где Нора поселилась после развода. Эрик знал, что они покоятся на одной вешалке. Белый пиджак вправлен в черный, брюки сложены внутри, а сверху все это прикрыто одним пакетом. Это было весьма символично.