Девочка с чемоданом и мечтой

Александра Роллин

Когда мне поставили диагноз «рак», все говорили, что у меня есть только два пути: опустить руки или бороться. Но чем дольше я жила со своей болезнью, тем отчетливее мне виделась другая альтернатива – просто жить. Смеяться от души, танцевать, страдать, ненавидеть, плакать, но еще переехать на юг Франции и построить жить с нуля.

Дизайнер обложки Refia Sena Celik

© Александра Роллин, 2022

© Refia Sena Celik, дизайн обложки, 2022

ISBN 978-5-0056-2616-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Девочка с чемоданом и мечтой

© Copyright 2021 — Все права защищены.

Запрещается воспроизведение, копирование или передача содержимого этой книги без прямого письменного разрешения автора.

Ни при каких обстоятельствах издатель не несет никакой юридической ответственности или не несет ответственности за возмещение ущерба, убытки или денежные убытки в связи с приведенной здесь информацией, прямо или косвенно.

Как жить, когда ты узнаешь, что вошел в список потенциальных смертников? Где найти силы, чтобы двигаться дальше?

Когда мне поставили диагноз рак, все говорили, что у меня есть только два пути: опустить руки или бороться. Но чем дольше я жила со своей болезнью, тем отчетливее мне виделась другая альтернатива — просто жить. Смеяться от души, танцевать, страдать, ненавидеть, плакать, собирать себя по частицам.

Вступление

Я уже дописала книгу, когда поняла, что она не про рак. Да, болезнь встряхнула меня, заставила, как четки, неторопливо перебрать всю свою жизнь. Ответить самой себе на множество вопросов. Но это все не про рак. Не про то, как из тупика, как мне тогда казалось, я постепенно прочертила новый путь. Хотя, когда после первой химиотерапии я стояла в чужой квартире в пригороде Парижа с видом на кладбище, мне казалось, что вся моя насыщенная событиями жизнь с размаху влепилась в это пыльное стекло и теперь мне предстоит наблюдать только тоскливый пейзаж за окном. Что ничего, кроме болезни, в моей жизни нет и уже не будет. Хотелось замереть и переждать этот страшный сон. Боль, страх, процедуры, анализы. И все же именно сквозь них и прорастала новая Я.

В апреле 2021 года моя жизнь резко изменилась. Врачи вынесли страшный для меня диагноз: рак правой грудной железы. Уже через месяц, в мае, мне удалили грудь. Назначили химиотерапию. Мое лечение — это 16 классических ударных доз химии плюс полтора месяца лучевой терапии. Впереди пять лет гормональной терапии. И все это при условии, что генетический анализ не выявит предрасположенности к раку и мне не придется удалять еще и вторую грудь, а также яичники.

Во время лечения я задавала сама себе множество самых разных вопросов и пыталась на них ответить. Наверное, так делают большинство людей, когда с ними случается любая беда, не только болезнь.

Так родилась и эта книга.

Надо сказать, что никто в моем окружении не болел раком и об этой болезни я знала только то, что сообщали скучные плакаты в лечебных учреждениях и социальная реклама. То есть практически ничего. Поэтому и к врачу я обратилась не сразу. Может быть, вообще не пошла бы, если бы на этом не настоял мой уже бывший бойфренд.

Я прекрасно помню тот день. Он ничем не отличался от любого другого мальтийского солнечного дня (в то время я жила на острове Мальта). Вернее, того, что с весны 2020-го мы привыкли считать нормой: локдаун, закрытые магазины, безумная жажда жизни. Подруга принесла ко мне на дом платье — примерить перед покупкой. Ее бизнес тоже переживал не самые лучшие времена, и она выкручивалась как могла. Это был последний раз, когда я так беззаботно любовалась собой в зеркале, не думая, во что могу превратиться.

Еще утром я мерила платье, а после обеда врач, рассматривая маммограмму, сообщил, что есть причины для тревоги, возможно, рак — точнее получится сказать после дополнительных анализов. Да, все шло по классической схеме. Моей первой реакцией было яростное отрицание: «Это ошибка, такого просто не может быть!» Однако анализы показали, что рак был уже запущенный и в силу возраста протекал в агрессивной форме: оказывается, чем ты моложе, тем быстрее развивается болезнь. И понеслось.

В поисках ответов

Параллельно с медикаментозным лечением мне порекомендовали общаться с энерготерапевтом, дескать, чтобы снизить побочные эффекты от вредных процедур. Почему бы не попробовать? До тех пор я, правда, никогда не обращалась к подобным специалистам, но после первой химии так накрыло, что я готова была хвататься за любую соломинку.

Рекомендованному мне специалисту было примерно сорок, и носил он загадочное имя Лунэ. Лунэ сразу заговорил о потаенных, скрытых причинах болезни. Обычно врачи не любят подобные разговоры, а мне они были необходимы и важны, ведь с того самого момента, как мне поставили диагноз, в голове бесконечно возникали вопросы: «Почему? Почему это случилось именно со мной? Ведь в моей семье ни у кого не было рака груди! Откуда вообще взялась эта гадость? Что теперь мне с ней делать?» Я пыталась говорить об этом с врачами, медсестрами во время процедур, но собеседники только пожимали плечами. Мол, экология, стресс, плохая еда, курение… Но ведь я не курю, занимаюсь спортом, живу не в Чернобыле. Что пошло не так?

Кабинет Лунэ находится в центре Парижа, на первом этаже старой пятиэтажки. Прямо под окнами бурлит жизнь в многочисленных кафе и ресторанах. Лунэ задает мне вопросы, я же стараюсь на них отвечать, одновременно пытаясь разобраться в себе. Похоже, самокопание стало моим главным занятием на время болезни… Тогда, в свой первый визит, я начала с самого мучительного для меня вопроса:

— Почему я заболела?

— А как вы думаете? — шершавый голос Лунэ расползался

по комнате.

— Может, я слишком многого от себя требую? — Я, конечно,

сказала ерунду — просто чтобы отгородиться дежурной фразой. Лунэ терпеливо ждал. — Наверное, у меня нет готового ответа, — выдохнула я.

— У больных раком обычно есть какой-то незакрытый психологический гештальт, поэтому очень важно, что на эту тему думаете лично вы. Бактерии и вирусы приходят извне, а рак — это ваши родные клетки, которые вдруг начинают вас атаковать. Получается, вы воюете сами с собой. Вопрос в том, почему вы это делаете.

— Вам не кажется, что надо быть осторожнее с такими гипотезами? — Я готова была взорваться. — Не хватало еще чувствовать себя виноватой в собственной болезни!

— Речь не о чувстве вины, только поиск причины. — Лунэ внимательно посмотрел на меня, как бы пытаясь убедиться в том, насколько понятен мне смысл его слов. — Вот вам история. Один из моих пациентов пришел ко мне в возрасте 63 лет с кучей опухолей в разных местах. Он расстался с женой, чтобы встретить старость с первой любовью. А супруга после этого заболела раком и умерла. Через год заболел и он сам. Итогом нашей с ним работы было удивительное признание: мужчина желал самому себе страдать так же сильно, как его жена, которую он бросил.

— То есть вы хотите сказать, что он сам вызвал свою болезнь?

— Я этого не утверждаю, но не исключаю такой возможности.

— Пожалуй, в этом есть определенный смысл. Я где-то слышала, что люди могут вызвать даже свою собственную смерть. Вы верите, что такое возможно?

— Я думаю, что человеческое сознание способно на многое. — Лунэ был хорошим слушателем, мысли и воспоминания захлестывали меня с головой.

— У меня был один коллега, который сильно изменился за

несколько лет до своей смерти. Он говорил тусклым, безжизненным голосом и пребывал в состоянии какой-то бесконечной тоски. Мне казалось, что у него просто пропало желание жить. И позже я несколько раз наблюдала подобные явления. Словно с человеком происходит внутренний суицид. Но я-то себе смерти не желала! — Мне показалось, что я оправдываюсь. — И мне еще столько бы хотелось сделать…

Лунэ кивнул, как бы подтверждая, что не сомневается в моих словах и скрестил руки на коленях:

— Расскажите вашу историю. Что случилось в вашей жизни… Возможно, нам удастся понять, что же произошло.

— Моя история началась… хм, довольно сложно сказать наверняка, откуда она берет свой отсчет. Но мой личный, внутренний кризис произошел примерно за три года до болезни. Кстати, мой лечащий врач предположил, что именно такое время, или чуть меньше, потребовалось болезни, — вдруг вспомнила я, но решила продолжить говорить о кризисе: — Что это было? Ощущение того, что я проживаю чужую жизнь. В какой-то момент стало совсем невыносимо. Словно я стою в центре запертой наглухо комнаты, а где-то там, снаружи, кипит жизнь, о которой я всегда мечтала. И самые важные для меня вещи случаются с другими людьми, но не со мной. А ведь я жила в Париже — в городе, который для некоторых сам по себе является мечтой. О нем когда-то мечтала и я. Пожалуй, моя история началась именно с Парижа, десять лет назад.

Моя французская история

Париж в январе не то чтобы пустынный, он, скорее, спокойный. Уже схлынуло безумие рождественских праздников и новогодних каникул, жизнь только набирает темп и скорость на весь год. Я приехала во Францию, чтобы быстро заговорить по-французски, поскольку планировала уехать в Квебек. Поэтому в хмурый парижский день начала нового 2011 года настроение у меня было самым радужным. Надо было успеть покататься на ледовом катке Эйфелевой башни, назначить пару свиданий, перенять повадки и манеры парижанок…

Знакомый, встретивший меня в аэропорту, всю дорогу рассказывал об особенностях жизни в Париже и первым делом повез меня в закусочную.

— Ты, главное, будь осторожна, — наставлял он.

Знакомый был приятелем моей подруги. Молодой человек два года учился в Париже и говорил со знанием дела.

— А чего мне опасаться? — Ох уж эта наивность приезжих…

— Да всего! Париж — опасный город. Сумку держи крепко, с незнакомцами никуда не ходи, и если видишь, что квартал подозрительный, то обходи его стороной.

Такое опекунство показалось мне чрезмерным. Я смаковала сочный кебаб, радовалась месту в хостеле с общим душем на улице. Я впервые оказалась в Европе, и мир казался мне прекрасным и удивительным! После двух чудесных дней в Париже мой путь лежал на юг Франции, в город Монпелье, где, собственно, и находилась языковая школа. Монпелье… Название мягко перекатывалось во рту, как леденец.

На вокзале меня встретила француженка с азиатскими корнями. Мои каблуки звонко стучали по тротуару, вдоль широкой аллеи росли пальмы — все это было ново и удивительно. Правда, поднимать чемодан на пятый этаж без лифта было непросто, а помогать мне никто не спешил. Много раз потом я вспоминала эту картину, и она казалась мне пророческим символом пребывания в новой стране: все надо делать самой, не ждать помощи и не забывать при этом улыбаться.

Моя спутница, она же и хозяйка дома, в котором я арендовала комнату, оказалась родом из Вьетнама. Девушка занималась юриспруденцией и работала с утра до позднего вечера, а ее муж трудился в какой-то государственной организации. У них было двое детей пяти-шести лет. Нижний этаж семья сдавала студентам, чтобы оплачивать счета за содержание огромного дома. Их условия мне подходили.

В доме мне показали комнату, где я буду жить. Она оказалась небольшой, но довольно уютной. Я поставила чемодан возле шкафа в своем новом жилище, сбросила обувь, откинулась на кровать и тут же уснула, даже не успев как следует помечтать о прекрасном будущем. Впрочем, мне и так тогда все казалось сказкой. Тем более что всего через месяц я познакомилась в этом городе со своим будущим мужем. И все мои точные планы на жизнь полетели в тартарары.

Марк сначала мне не слишком понравился. Когда он пришел на свидание, я подумала: «Опять эти штаны на бедрах…» В то время была такая мода, и все парни поголовно носили джинсы чуть приспущенными. Мы расположились в кафе «Три грации» на знаменитой площади Comédie. Марк был не очень разговорчивый, так что я взяла инициативу в свои руки и рассказывала на ломаном французском разные истории из жизни. Он лишь смеялся и поглядывал на меня с искоркой в глазах. Я была не против такого монолога, ведь это была прекрасная возможность еще и попрактиковаться в языке. Новому знакомому было 23 года, а мне вскоре должно было исполниться 27.

— Как я тебе? — спросил в конце встречи с улыбкой Марк.

— Ничего, — смущенно и немного кокетливо ответила я.

— Ты тоже ничего.

— Ты меня проводишь? — Мне уже не хотелось расставаться с ним.

— До дома? Нет, ты же рядом живешь. Давай тут и попрощаемся.

Я опешила, но виду не подала и вежливо попрощалась:

— Хорошо. Дойду сама. Спасибо.

Утром я рассказала историю знакомства своей учительнице французского языка, не забыв поинтересоваться, провожают ли парни девушек до дома во Франции.

— Конечно нет! — рассмеялась она. — Если он тебя не проводил, значит продемонстрировал тебе свое уважение. Кстати, если девушка просит парня ее проводить, это явное приглашение в кровать.

Вот такие тонкости чужой культуры.

Мы с Марком стали встречаться. Отношения складывались легко, без усилий: теннис, прогулки, болтовня, занятия любовью.

А потом я уехала. И он мне писал. Красивые письма, как настоящий романтический герой из любовных романов. Их хотелось читать вслух:

Mon amour, tu me manques. La vie à Montpellier est triste sans toi. Tu

me manques trop. C’est vraiment dur de ne pas être avec toi tu sais… je

t’aime.

Ton Mark, l’homme de ta vie…¹

Je viens juste de lire ton email, j’aime que tu pense à moi,

mais je pense encore plus à toi. Crois moi nous pourrons vivre ensemble si

c’est ce que tu veux. Je t’aime mon bébé, je ferais tout pour être avec toi, je

te promet. Prends soin de toi, mon amour. J’ai rêvé de toi cette nuit, que

nous vivions ensemble et que nous étions heureux…²

С Марком нам предстояло решить дилемму: как быть вместе, несмотря на расстояние. Ведь выучив французский, я должна была вернуться домой в Казахстан и уже оттуда переехать в Квебек. Сначала я предложила Марку приехать ко мне в гости, тем более у меня на родине было собственное жилье. Мы бы могли пожить вдвоем, лучше узнать друг друга. Но Марк не мог оставить свою работу и взамен предлагал мне приехать во Францию, найти работу, получить рабочую визу и остаться в стране. Конечно же, Марк был далек от реальности и не представлял всех трудностей, которые неизбежно ожидают иностранца на чужой земле. Но я не питала ложных иллюзий и прекрасно понимала, что на первых порах будет очень сложно. А уж найти хорошую работу в европейской стране иностранцу и вовсе почти невозможно. Тем более я не программист и не инженер, а обычный журналист. Правда, был и другой вариант: поступить в университет, получить студенческую визу и приехать учиться. Но это тоже меня не слишком устраивало. Не хотелось снова становиться студентом, без работы, с ребенком… Меня пугала перспектива жить в чужой стране на птичьих правах, не зная, что будет после учебы. Где гарантии, что, окончив вуз, я смогу претендовать на приличную должность?

Замуж мне совсем не хотелось: я только-только вдохнула полной грудью запах свободы и новой жизни. К тому же я даже не была официально разведена с первым своим супругом, отцом дочки. Но другого выхода мы не видели… Нужно отдать должное смелости Марка. Ведь что значит брак для молодого французского парня? К тому же брак с иностранной девушкой, у которой уже есть ребенок. Не буду напускать романтический туман: мы перебрали все варианты союза, кроме брачного, но в итоге судьба все решила за нас.

Я уехала в Казахстан, он жил во Франции, и так бы все и продолжалось, если бы я серьезно не заболела. Вечером у меня поднялась высокая температура. Было холодно и страшно. Потом начались чудовищные боли в спине, ходить в туалет стало настоящей мукой, тогда моя мама вызвала скорую помощь. В больнице мне казалось, что я умираю, — настолько нестерпимой была боль.

— У вас отходит песок из почек, — поставил диагноз доктор. — Сейчас найдем место в палате, обезболим и будем лечить.

Примерно к шести часам утра я наконец уснула. Марк позвонил во второй половине дня и, конечно, очень расстроился, узнав, что я оказалась в больнице. Причем с каждым днем мне становилось почему-то не лучше, а хуже. Когда во время сеанса связи по Skype он увидел, какая я бледная, несчастная и потерянная, то принял решение:

— Мы должны пожениться. Ты приедешь во Францию, я найду тебе докторов.

Марк действительно взвалил на себя все хлопоты по организации моего переезда. Снял со своего счета деньги, которые долго откладывал,

арендовал квартиру, приобрел мебель. Были сборы документов, различные бюрократические проволочки, самолеты и поезда…

К тому моменту, когда я снова оказалась в Монпелье, мы не виделись с Марком чуть больше трех месяцев. Стоял июль — самый жаркий месяц на юге Франции. Марко вглядывался в окна поезда — как в тот момент, когда я уезжала. Кажется, мы даже вместе заплакали, когда увидели друг друга. Удивительно, как счастливы могут быть люди и каким коротким оказывается это счастье.

К встрече прилагались солнце, море, ночи любви. А еще мэрия, документы на брак и мой отъезд на родину для получения визы.

Свадьба у нас была очень скромная, ведь мы устроили все быстро, без подготовки. Конечно, мне бы хотелось разделить этот момент счастья с близкими, но у родителей шел полным ходом развод, а четырехлетней дочери посол не дал визу, потому что, согласно французскому законодательству, нужно сначала выйти замуж за француза, а уже после получать визу для ребенка. Мама Марка перепутала мое имя на пригласительных. Но разве это было важно? Я выхожу замуж за француза! Причем по любви!

До сих пор мне так смешно вспоминать это суматошное счастье: поездку за дочкой, дорогу назад, целых два чемодана и пятьсот евро в кармане. И уверенность, что я вытащила счастливый лотерейный билет.

— А потом началась борьба… — Я вернулась в реальность и вспомнила, что все еще сижу на приеме у энерготерапевта.

Пауза затягивалась. Лунэ с интересом смотрел на меня, а я молчала: мне не хотелось прямо сейчас продолжать эту историю, отпускать ощущение пережитого счастья, любви. Лунэ все понял. Он посмотрел на часы и предложил:

— Давайте перейдем непосредственно к сеансу и поработаем с вашими энергиями.

В кабинете стояла кушетка, на которой располагался пациент, а энерготерапевт делал пассы руками над телом, точно маг. Не то чтобы я верила в эту методику, но сейчас хотелось закрыть глаза и просто молча полежать.

— А что конкретно вы делаете? — не удержалась я.

— Я не лечу тело или орган на физическом уровне, но помогаю пациенту понять, какие убеждения послали телу импульс заболеть. Затем попробуем включить режим самовосстановления.

— Не думаю, что все так просто. Если бы существовала кнопочка, включающая и выключающая болезни, то мы бы давно все были здоровы. — Кажется, у меня даже вырвался циничный смешок.

— Конечно нет, — улыбнулся Лунэ, — я только помогаю. Путь излечения — это личный путь каждого человека. Здесь нужно быть осторожными. Работа с энергиями не заменяет консервативного лечения. Вам необходимо делать все, что назначает ваш врач. Но рак имеет тенденцию

возвращаться, поэтому так важно найти первопричину болезни и запустить программу самоисцеления.

Скажу честно, я не очень верила в эту заманчивую гипотезу о взаимосвязи болезни и личных убеждений. Но когда ты ждешь первую химию, то от страха готов попробовать все. Лунэ некоторое время водил руками над моим телом, а затем сказал:

— Я удивлен, что вы болеете, у вас очень здоровое тело! — И тут же добавил, с оттенком печали: — Но очень много эмоций накопилось тут, — он указал на грудную клетку. Судя по всему, Лунэ имел в виду сердце или душу. И конечно же, попал в точку.

Последние три года буквально добили меня. Было ощущение, что декорации меняются, а внутри расползается огромная пустота: казалось, меня никто и нигде не ждет, я никому не нужна и меня ничто не держит. Эдакая обратная сторона свободы. Может, я и правда сама запустила некую программу саморазрушения? Вот с какими мыслями я

шагнула в химиотерапию. Однако сначала позвольте рассказать вам о том, как мне удалили грудь — о своем первом шаге на пути отчаянной борьбы с онкологией.

Моя вторая половинка

В мифологии первыми людьми были андрогины, они соединяли в себе мужские и женские признаки. Однажды андрогины возгордились, почувствовали себя всесильными и решили напасть на богов, за что те их разделили надвое и рассеяли по миру. С тех пор люди обречены на поиски своей половины.

Когда я впервые увидела вмятину вместо второй груди, у меня появилось ощущение, будто я тоже разгневала небеса. Иначе за что мне такое наказание? Я стояла в скромной ванной комнате больничной палаты и совершенно невозмутимо смотрела в круглое настенное зеркало. Однако это спокойное принятие случившегося было крайне странным, может быть, я еще находилась в состоянии шока, точно не знаю. Сама процедура по удалению груди прошла быстро. И до этого времени на раздумья практически не было. А теперь пришло словно успокоение от того, что самый первый этап предстоящей мне долгой борьбы позади. Знаете, то самое особое ощущение, когда закончил что-то важное. Или когда у тебя есть блокнотик с огромным списком дел, и ты вдруг махом зачеркиваешь все, что успел выполнить, чтобы прийти к цели.

Мой список дел перед операцией был просто нескончаемым. Анализы, переезд, снова анализы, сложности с результатами. После моего возвращения с Мальты в Париж, врачи провели повторную биопсию, чтобы подтвердить диагноз, однако результат показал, что никакого рака у меня нет. Тут я совсем растерялась: как такое вообще может быть? Неужели мальтийские медики ошиблись? Ведущий хирург направила меня на очередную макробиопсию (обширный анализ), то есть это был уже третий (!) раз, когда мне в грудь вводили иглы и брали образцы тканей. Процедура не слишком приятная.

Результатов нужно было ждать целых семь дней, и за эту неделю я по-настоящему поверила, что не больна, хотя меня, конечно, предупреждали, что не стоит обнадеживаться. Но мне очень хотелось иметь эту надежду. А вдруг все было просто страшным сном?

Мир заиграл цветными красками. Это было счастье, это было желание жить, любить, наслаждаться каждым моментом, строить планы на будущее. Не зря говорят: хочешь сделать человека счастливым — отбери у него все, что у него есть сегодня, а затем верни обратно. Вот в таком же состоянии находилась и я.

Я стала судорожно читать о медицинских оплошностях, о том, случалось ли, что людям ошибочно диагностировали рак. Как выяснилось, такие случаи были. Так, одной девушке отрезали грудь, отдали ее на анализ в лабораторию и выяснили, что рака не было. Какого-то мужчину едва не прооперировали — его спас лаборант, подоспевший вовремя в операционную, чтобы сообщить об ошибке. То есть иногда врачи ошибаются, иначе как объяснить, что одни медики мне диагностировали рак, а другие его не находят? Кто-то из них все-таки ошибся!

Но я была так счастлива, что не стала тратить эти радостные моменты на выяснение того, кто виноват, а кто нет. Просто кошмар прекратился, и это было здорово. В то же утро, когда я получила результаты, то выпорхнула на парижские улицы, наполненная счастьем. Вот пробежали красивые подтянутые сотрудники спасательной службы. Такое ощущение, что во французскую службу спасателей набирают исключительно мужчин-моделей, настолько они все шикарно выглядят. И вот я смотрю на этих бегущих мужчин и просто улыбаюсь. Жизнь налаживается!

За эту неделю я сходила в парикмахерскую, опубликовала в социальных сетях, что планирую написать книгу и очень хотела бы обсудить нюансы с уже опубликованными авторами. Мне ответило несколько французских авторов, с кем-то мы даже созвонились и обстоятельно поговорили о том, что я задумала.

Повседневные радости, которые я раньше не замечала, вдруг стали для меня значимыми. Теперь каждая встреча, каждый разговор, каждый вздох, каждый шаг — все казалось другим, ценным, важным. У меня словно выросли крылья. Жаль, что я не могла жить все эти годы с таким же ощущением, как в эти семь дней.

Но настал день, когда пришли новые результаты биопсии, и на этот раз диагноз не только подтвердился, но оказался даже серьезнее, чем изначально. В груди обнаружили сразу три разные раковые опухоли и массу предраковых образований. У врачей не было другого выбора, кроме как лишить меня правой груди. С таким диагнозом было не избежать химиотерапии, лучевой терапии и пяти лет гормональной терапии. Пять лет! Помню, я заплакала. Впервые после постановки диагноза. Я так горько и долго рыдала, жалея себя и сетуя на свою судьбу… Все было снова разрушено.

И снова началась эта чертова круговерть. Операция была запланирована на следующий день, и теперь мне нужно было срочно бежать в аптеку, покупать какие-то пластыри и лекарства, сдать тест на Covid-19 и сдерживать слезы перед всеми этими незнакомыми людьми. В лаборатории медсестра недовольно начала бурчать, что я пришла слишком поздно сдавать мазок, и пустилась было читать мне мораль, но я не собиралась выслушивать ее брюзжание и сухо отрезала:

— У меня рак, и завтра мне отрежут грудь. Просто сделайте тест.

Больше она ничего не сказала. Никогда ведь не знаешь, какую ношу несет на себе человек. Вот сейчас посмотри вокруг себя, задумайся о жизни людей, которые тебя окружают. Какая она? С какими проблемами этим людям приходится бороться каждый день?

Наконец тест сдан, пластыри куплены, специальный бюстгальтер тоже, сумка собрана. Вечером я уже была в больнице, а утром — на операционном столе. Операция проходила в частной клинике прямо в центре Парижа. Я не специально оказалась в такой клинике, но действовать нужно было быстро, и только в частном порядке это было возможно. В моей клинике были даже одноместные палаты с видом на Эйфелеву башню. Но не буду вам говорить, сколько они стоят. Я же для себя выбрала недорогую двухместную палату и, к большому облегчению, оказалась там одна. Все же после операции не хочется никого видеть, тем более посторонних людей.

Вечером я приняла душ с дезинфицирующим раствором, утром на меня надели, как фильмах, специальную рубашку с завязочками, знаете, такую, когда впереди все закрыто, а сзади голая попа. Я, кстати, так до сих пор и не поняла, какой смысл в таких рубашках? Может быть, медперсоналу легче их снимать с пациентов?

И вот я уже на операционном столе. Моя хирург улыбается.

— Я точно не умру во время операции? — спрашиваю я.

— Не умрете, — уверенно отвечает она.

На лицо мне быстро надели специальную наркозную маску, я даже не успела ни о чем подумать и как следует испугаться — настолько слаженными и синхронными были движения врачей. Между ног ужасно защипало, я, кажется, крикнула сквозь маску:

— Горит между ног!!! (Позже я узнала, что это анестезия вызывает такую реакцию.)

— Сейчас пройдет, — ответил анестезиолог, и потом я провалилась в пустоту.

Ничего. Подумалось: а что, если смерть — она такая же? Просто наступает темнота и больше ничего…

Глаза я открыла в специальной комнате, предназначенной для пробуждения пациентов после анестезии. Боли не было никакой. Не было тошноты. Потом меня привезли в палату, и я снова уснула. На следующий день я встала с кровати, очень медленно дошла до ванной комнаты. Мне помогали медсестры и санитарки, и я не прекращала думать о том, как все-таки здорово, что есть люди, которые занимаются таким важным делом: работают в больницах и помогают другим.

В тот момент я еще не осознавала, каково мне будет жить без одной груди. У меня появилась боевая подруга, у которой удалили молочные железы полностью, и она рассказывала о том, как сложно с этим жить: каждое утро прятать в бюстгальтере специальную подкладку и создавать визуальное подобие груди. В моем случае шок был сглажен тем, что мне сразу же поставили временный надувной протез, и, хотя он был почти полностью сдут после операции, все же я видела не пустое место, а нечто, напоминающее грудь.

А как сказать мужчине на свидании, что у тебя нет груди? Однажды я прочитала в группе онкобольных историю о неудавшемся рандеву. Женщина призналась новому поклоннику, что в связи с болезнью у нее больше нет груди, на что получила ответ: «Женщина без груди — все равно что джинсы без карманов, не знаешь, куда положить руки». Честно сказать, очень бы хотелось такому умнику врезать между ног и добавить что-то в том же духе, например, что мужчина без яиц — все равно что хот-дог без сосиски.

Впрочем, в отсутствии груди есть и свои плюсы. Так, вы, скорее всего, не станете встречаться с мужчинами, которым от вас нужен только секс. Потому что ну как, скажите мне, раздеваться перед человеком, у которого к тебе нет настоящих чувств, а лишь животное влечение? Нет, это просто невозможно. Теперь уж если и быть с мужчиной, то любить он должен тебя, а не твое тело.

И мне стало ужасно стыдно от того, что я сама когда-то не хотела встречаться с людьми, у которых были какие-то физические недостатки. Эх, промыл бы мне кто-нибудь мозги пораньше! Если бы люди никогда не болели, не представляю, когда бы у них нашлось время на то, чтобы посмотреть на себя со стороны. Тогда мы перестали бы быть поверхностными и чувствовать себя всесильными. Кажется, именно по этим причинам Зевс разрезал первого андрогина на две части…

В клинике я провела несколько дней. Заниматься было особо нечем, чувствовала я себя хорошо. Мне даже как-то понравилось. Можно лежать и ничего не делать, тебе приносят еду, о тебе заботятся. Телевизор смотреть не хотелось, болтать по телефону тоже, и я решила, что пришло время заняться чем-то важным для себя. В этой бесконечной ежедневной гонке совсем не оставалось времени для своих собственных желаний, осуществления своей мечты. А теперь у меня это время появилось. Целых три дня. И я достала из сумки блокнот, открыла ноутбук и отыскала курс по креативному писательству, который давным-давно хотела купить, да все как-то не решалась. То времени не было, то денег, то уверенности в том, что мне вообще это нужно.

Я слушала лекции и делала записи. Это был первый маленький шажок к тому, какой бы я хотела видеть свою будущую жизнь, — ту, где есть место для креатива и захватывающих идей. Ту, в которой у меня есть время, чтобы остановиться и подумать о себе.

Вот так началось мое первое утро после того, как мне удалили грудь.

Я проснулась ни грустная, ни жалкая. Нет, я проснулась счастливая, потому что мне успели сделать операцию вовремя, еще до того, как рак распространился на другие органы, и еще потому, что у меня было ощущение, будто я получила некий второй шанс, который ни в коем случае нельзя упустить.

Благословение Одиночеством

Каждая процедура химиотерапии стала для меня маленьким рождением или, правильнее будет сказать, перерождением, наступающим через боль, тошноту, плохое самочувствие, которое длится пять дней и отпускает на шестой. Забавно. Именно за шесть дней Бог сотворил мир. Ко мне же на шестой день приходят новые мысли, новая энергия, неожиданные осознания…

Я специально коротко остригла волосы перед первой инъекцией.

— Сейчас я вам сделаю прическу в стиле Одри Тату, — сказала русская парикмахер в салоне красоты Парижа.

Какая там Одри… Я впервые увидела себя с короткими волосами. Странное ощущение безысходности и неумолимых изменений — вот что я почувствовала, когда увидела себя в зеркале. А еще перед первой капельницей я приобрела парик в специальном салоне, который специализировался на раковых больных, так что там прекрасно знали все тонкости. Ассистент по продажам усадила меня в кресло перед зеркалом для примерки.

— Обратите внимание, здесь закрывающиеся створки. Мы можем бесплатно обрить вас наголо, при этом зеркало закроем. Иногда людям сложно смотреть на этот процесс. Не желаете?

Нет, я не желала. У меня в запасе была еще пара недель. Волосы ведь выпадают не сразу.

Первую химию я получила 21 июля 2021 года, когда люди загадывали желания в необычное число с тремя двойками. Я же с ужасом шла в клинику. Мне казалось, что я найду там бледных больных с потухшими глазами, которые будут стонать и страдать, лежа на кушетках в палатах с белыми стенами. Все оказалось иначе. Я увидела большой зал с мягкими удобными креслами, снабженными пультами и встроенными столиками. Кто-то принимает капельницу в парике, кто-то — в специальной охлаждающей шапке, которая уменьшает выпадение волос. Процедура длится примерно два часа, и в течение этого времени вам предлагают кофе, сладости. Мне, кстати, это показалось странным, ведь я столько читала о том, что раковые клетки любят сахар.

После химии меня забрала подруга — собственно, так я и оказалась в квартире с видом на кладбище. Она выбирала жилье в тихом районе, подальше от шумных улиц и непрекращающегося бурного движения. А я же видела в этом повод для горького смеха, неутешительные символы и знаки. Действительно, у меня есть выбор: если хочешь туда, где могилы, замри и страдай, если нет — борись и улыбайся, будь живой!

Эту фразу я повторяла себе последующие пять дней, когда начались побочные эффекты от процедуры. Первая химия оказалось самой тяжелой. Сказать, что было плохо — ничего не сказать. Кошмар начался на вторые сутки, когда мне поставили укол для поднятия иммунитета и еще какой-то препарат, стимулирующий производство белых телец. До клиники к медсестре я дошла самостоятельно, но состояние было странным. Казалось, что я бреду сквозь туман, что вместо мозга у меня в голове тягучее желе. На обратном пути домой я и вовсе потерялась. Стояла и даже не понимала, где нахожусь. Пришлось вызвать такси.

Говорят, что онкобольные теряют вес. Мне же врач сразу сообщил, что, скорее всего, будет прибавка, но диету держать не надо, главное — не налегать на сыр поздно вечером. Боже, как мне хотелось, простите, жрать именно перед сном! Было даже немного неудобно сооружать себе такие громадные порции перед подругой, но голод меня просто пронзал: если я не ела, то чувствовала себя несчастной, слабой, у меня начинала кружиться голова, исчезали последние силы. В первый день я сходила за продуктами и приготовила себе суп из курочки, какой обычно делают больным детям. Подруга привезла упаковку питьевой воды, поскольку после химии рекомендуется много пить и гулять хотя бы полчаса в день. Но если первые сутки я еще как-то передвигалась, то после дополнительной инъекции добралась домой и буквально упала на кровать. Вставала только для того, чтобы сходить в туалет. Не хочется вдаваться в деликатные подробности, но скажу, что от химии начинаются запоры и вздутие кишечника. При этом меня мучили невыносимые головные боли, тошнота, ломота в суставах. На третий день я была уже уверена, что химиотерапия убьет меня раньше, чем рак. Я почти не спала всю ночь. Вспоминался дедушка. Он умер в пожилом возрасте, но я не приехала на его похороны, как и на похороны бабушки. Мне всегда казалось, что прощание в большей степени важно для тех, кто остался в живых.

Странные это были дни и ночи наедине с бесконечной болью и видом на кладбище. Иногда мне казалось, что в комнату входят души умерших людей, водят вокруг моей постели хоровод. Тогда я спускалась вниз по лестнице и тянула время, находя занятие на кухне. Там я и вспомнила, что умершие мне стали сниться за несколько месяцев до постановки диагноза, в Португалии, — еще одна страна, в которой я задержалась совсем недолго, чуть меньше месяца. Бессонница — лучшая подруга воспоминаний…

Что я делала в Португалии? Мы с дочкой сняли небольшую квартирку в Лиссабоне в районе Bairro Alto у молодой французской пары, которая уезжала на весь декабрь во Францию. Мы же, наоборот, прибыли в пустынный и влажный декабрьский Лиссабон. Эпидемия Covid-19 была в самом разгаре, и город, который я некогда знала как живой и активный, теперь погрузился в безлюдную пустоту. Бюджет у меня, как мне казалось, был неплохой, но для краткосрочной аренды, как и во многих европейских столицах, нужно держать кошелек шире. Так мы и очутились в этой квартире, пропитанной португальской влагой, с одним подслеповатым окном. Днем в жилище было довольно тихо, но после десяти вечера соседи сверху начинали громко топать и передвигать мебель. Казалось, еще чуть-чуть — и потолок обвалится прямо на нашу кровать вместе со всем табором, создающим этот ужасный грохот.

— У вас соседи очень шумные, — пожаловалась я паре, которая сдала нам квартиру.

Но те были очень удивлены, потому что никогда ничего подобного не замечали. Вот тогда я и подумала: «В самом деле, не духи же чудят наверху!» А ночью мне вдруг стали сниться один за другим люди, которых я знала и которые умерли. Приснился мой бывший начальник — как будто он стоит возле моего дома, я открываю окно, а он смотрит на меня; дедушка, бабушка, подруги. Приходили каждый день. Смотрели и

молчали. Утром я выходила на узкую брусчатую улочку и вглядывалась в окна надоедливых соседей, но там как будто никогда никого не было. Вплоть до вечера, пока не начинался привычный гвалт, но и вечером за зашторенными окнами не видны были фигуры. Наверное, парочка, которая сдала нам квартиру, приняла меня за сумасшедшую — я сбежала оттуда раньше, чем кончилась аренда.

Снова хотелось на Мальту. Помню, мы с дочкой сели на диван и начали мечтать:

— Давай уедем?

— Куда, мам?

Хотелось сказать, что ехать-то нам особо и некуда… Казалось, мы словно две тоненькие тростинки, подхваченные сильным ветром. Куда же нам теперь полететь?

— Обратно на Мальту.

Позже я, конечно, задумывалась о том, что, возможно, те сны были предупреждением. И что если бы я больше прислушивалась к тому, что пытается мне сказать этот мир и потусторонний, то наверняка раньше бы попала к врачу. В конце концов я потеряла почти четыре драгоценных месяца с момента, когда мне начали сниться странные сны, вплоть до дня, когда мне поставили диагноз. И вот теперь, уже в Париже, снова такие же ощущения: словно кто-то невидимый прямо здесь, в комнате. Смотрит и молчит. А я лежу, и у меня даже нет сил встать, взять билет и уехать куда-то далеко, например к маме…

На пятый день стало немного легче. Я собрала чемоданчик, взяла такси и поехала к себе. Настроение было на нуле, лечение продолжать я не хотела, снова и снова возвращался вопрос: «Почему?» Меня переполняли гнев, обида, страх. Очень хотелось найти виновных в своей беде. И было совсем непонятно, как можно пройти этот путь в полном одиночестве. В Париже у меня была всего пара не слишком близких друзей. А ведь сам факт, что я не одна, что в доме кто-то есть, успокаивал. В этот раз меня выручила подруга, но как же пройти все остальные сеансы химии? Кто будет рядом? А что, если мне станет так плохо, что я даже не смогу вызвать скорую помощь?.. Я не знала, как справляться с нескончаемым потоком тяжелых мыслей, которые накрывают тебя, когда ты остаешься наедине с собой. И уж точно понятия не имела, что делать с этим страхом, который крепко вцепился в тебя, сковал и тащит в пропасть.

— Почему вы так боитесь остаться одна во время химиотерапии? — спросила меня психолог, очередной эксперт, которого я посетила за день до первой процедуры.

«Неужели непонятно?» — подумала я. А вслух ответила:

— Вообще-то нормальные люди не проходят такие сложные жизненные этапы в одиночестве, нужно, чтобы кто-то был рядом, чтобы было кому подержать за руку, помочь по дому, сопроводить на прогулке. — Мне казалось, что я объясняю простые истины. И если приходится говорить об этом психологу, то не стоило приходить на консультацию. Но я отчаянно искала помощи и цеплялась за любую возможность. — У меня ничего этого нет. Я снова в Париже и снова одна.

— Снова? — переспросила психолог.

Это была грузная женщина, она сидела в кресле напротив и внимательно смотрела на меня через круглые совиные очки. Мне почему-то казалось, что она осуждает меня за страх перед одиночеством. Очень хотелось встать и уйти, но мне было неудобно, приходилось продолжать разговор.

— Да, снова, — выдохнула я. — Примерно три года назад я уехала из Франции на маленький остров в Средиземном море. На Мальту. Там мне и диагностировали рак. Но, к сожалению, возникли вопросы с оплатой лечения, страховыми компаниями, поэтому пришлось в срочном порядке возвращаться во Францию.

— Значит, ваши родные и друзья остались на Мальте? — уточнила она.

— Нет, мои близкие в Казахстане. Я родом оттуда, в этой стране живут родители, но из-за пандемии не могут получить визу и приехать ко мне. Туда же я отправила дочь, на каникулы к близким, хотя сейчас мне даже легче без нее. В Париже мне не удалось завести друзей, все отношения были или рабочие, или поверхностные.

— А здесь где вы поселились?

Это был бесплатный психолог от какой-то ассоциации по борьбе с раком, и я пришла на прием с наивной мыслью, что сейчас мне скажут, что делать, как стать здоровой, или хотя бы поведают о психологических причинах заболевания. Вместо этого на меня посыпались вопросы, которые задавали уже много раз. Я решила не продолжать сеанс. Просто поблагодарила и ушла.

Я ехала в такси в свое съемное жилье и думала об этой встрече с психологом. Может, это только я так боюсь одиночества? Может быть, я слабая? Все кругом твердят, что надо быть сильной, но я не понимаю, дождусь ли момента, когда наконец смогу хотя бы немного быть такой, какая я есть. Когда мне хотя бы немного позволят ослабить хватку и прекратят говорить о том, что я должна быть сильной? Как будто у меня в кармане волшебный бутылек с жидкостью, придающей сил. Позвольте мне побыть слабой, я тоже человек.

Я вытащила чемоданчик, расплатилась с таксистом, простояла несколько минут у входа в подъезд, пытаясь вспомнить код. Химия каким-то странным образом «бьет по мозгам» — позже у меня часто случались небольшие провалы в памяти и проблемы с концентрацией. А может быть, я просто не хотела входить в эту малюсенькую студию? Мне здесь совсем не нравилось, но для поиска другой квартиры не было ни денег, ни времени, ни сил. По стечению обстоятельств хозяйкой этой студии оказалась женщина, у который также диагностировали рак груди. К моему большому облегчению, она не потребовала огромного пакета документов или гарантий, которые обычно запрашивают во Франции владельцы квартир при сдаче в аренду недвижимости. Приходилось смириться с тем, что ближайшее время я проведу именно в этой студии, где кровать занимает практически все пространство. Где обстановка состоит из облупленной раковины, электроплиты с единственной рабочей конфоркой и миниатюрного холодильника, у которого, к тому же, не работает морозильная камера. Дизайн кухни крайне лаконичен: две погнутые сковородки на стене и пара тарелок со сколами. Телевизора и интернета нет, кран в ванной подтекает. Вы еще спрашиваете, почему я не люблю Париж? На Мальте я платила почти столько же за огромную квартиру.

Я включила древний магнитофон, который оказался на полке встроенного в стену шкафчика, он еще крутил СД-диски. Комнату наполнил голос легендарного певца Шарля Азнавура.

La bohème, la bohème,

Cela veut dire tu es jolie,

La bohème, la bohème

Et nous avions tous du génie.³

«Прекрасный гений в парижской комнатушке», — тогда

подумалось мне. Что же теперь я сотворю такого гениального? На полках пылились старые книги. Я взяла одну из них: Bien écrire et parler juste. Guide pratique d’expression et de communication⁴. Открыла книгу на середине и попала на начало целой главы, посвященной написанию писем о любви. Мне вдруг стало себя очень жаль, потому что я оказалась одна-одинешенька в этом мире. Потому что в этих старых стенах никто не скажет мне тех слов, которыми полнилась глава пыльной книги. Я легла на кровать, и меня охватило страшное чувство пустоты. Что я делаю? Зачем я живу? Кому я вообще нужна? В тот момент мне очень хотелось умереть. И это был не первый раз, когда меня посещали подобные мысли. Поэтому, чтобы отвлечься, я села писать любовное письмо, прямо по образцу в книжке, с красивыми, витиеватыми фразами. Мне очень хотелось, чтобы кто-то вошел в комнату с ответным письмом, ну, или хотя бы просто появился на пороге.

Я была одна. Было ли это наказание или, наоборот, дар Вселенной? Позже, уже со временем, когда боль и обида утихли, я думала о том, что одиночество в тот момент было мне необходимо. Я слышала достаточно историй про женщин, от которых уходили мужья, стоило им узнать о болезни супруги, и как эти женщины страдали, перенося тяжелую болезнь и одновременно предательство. Вселенная уберегла меня от таких испытаний. Но в тот вечер я села за стол и написала самой себе короткое письмо. Каждое слово в этом письме было правдивым:

«Мне так жаль, что тебе приходится быть одной в этот тяжелый момент. Я могу только догадываться, какие чувства тебя охватывают, как тебе, наверное, бывает страшно. Знай, что я тебя очень сильно люблю. Совсем неважно, что у тебя больше нет груди, как и то, какой станет твоя внешность. Все это не имеет никакого значения. Да, твоя внешность изменится. Ты станешь другой. Но, поверь, твой путь станет для тебя настоящим благословением и сделает из тебя другого, лучшего человека. Ведь теперь, когда все разрушено, разве это не повод создать что-то новое? Новую себя. Не бойся своей болезни, она дана тебе свыше».

Я положила ручку и перечитала текст. Мне уже приходилось однажды создавать новую себя после переезда во Францию. И вот теперь я опять пытаюсь начать все с чистого листа. Вы никогда не замечали, что люди иногда проживают одинаковые ситуации, словно жизнь дает им очередной шанс что-то исправить? Но они обычно этого не видят и наступают на те же грабли.

У меня уже был опыт строительства новой жизни, по крупицам, шаг за шагом. Я справлялась. И если очередное здание разрушено, это означает лишь то, что теперь у Вселенной на меня другие планы. Чтобы понять их и принять этот путь, надо было остаться одной, сосредоточиться на собственной жизни и, раз уж никого рядом нет, говорить с самой собой. Возможно, даже услышать робкий ответ собственной души. Дать родиться новому. Новая Я… Какой же будет эта женщина?

Переломный момент

На 15-й день после первого курса химиотерапии у меня начали выпадать волосы. Честно говоря, я хранила наивную надежду в собственную исключительность — ну а вдруг шевелюра останется? Зря… Волосы выпадают не все одновременно, а частями. Вспоминаю, как сидела, опустив голову, на деревянном стульчике в своей парижской студии, снимала с головы клочьями собственные волосы и горько плакала. В кого я превращаюсь? Как раньше я могла считать себя недостаточно красивой? Пару месяцев назад я жаловалась на обнаруженный чуть ли не под микроскопом целлюлит, на еле заметные морщинки в уголках глаз. Теперь все это казалось таким несущественным и надуманным… Почему я раньше не замечала, как красивы мои лицо и волосы, как совершенно тело? Почему вместо того, чтобы радоваться каждую минуту, я занималась глупым самоедством? Теперь из-за этого я испытывала жгучий стыд, почти такой же сильный, как мое горе.

В тот понедельник я проплакала все утро. А после обеда у меня была назначена встреча с директором одного из подразделений страховой компании, чтобы уладить сложности с оплатой медицинских услуг, полученных на Мальте. Эту проблему с множеством нюансов надо было решить в формате личной встречи за чашечкой кофе. Я уже твердо усвоила еще одну истину — болеть очень дорого. После поставленного диагноза ты с одинаковым трепетом ждешь анализов, встреч с врачами и чеков на оплату этих услуг.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Моя любовь, я по тебе скучаю. Жизнь в Монпелье стала грустной без тебя. Мне тебя очень не хватает. Ты не представляешь, как сложно быть без тебя. Я тебя люблю. Твой Марк, мужчина твоей жизни… (франц.)

2

Я только что прочитал твой email, мне приятно, что ты думаешь обо мне, но я думаю о тебе еще больше. Поверь мне, мы сможем жить вместе, если ты этого действительно хочешь. Я тебя люблю, детка, и я все сделаю, чтобы быть с тобой. Я тебе обещаю. Заботься о себе, моя любовь. Этой ночью я видел во сне, что мы живем вместе и мы счастливы… (франц.)

3

Богема, богема — Это значило: ты прекрасна. Богема, богема — В каждом из нас жил гений (франц.).

4

«Хорошо писать и правильно говорить. Практический гид выражений и коммуникаций» (франц.).