Источник для мастера

Александра Плен (2024)

Можно ли простить обман, предательство, грубость, пренебрежение? Можно, если обман был вынужденным, предательство — фальшивым, а грубость — напускной. Можно ли простить помолвку любимого человека на другой? Да, если этого требует императорский долг. А я всего лишь верная подданая.

Глава 4

Когда мне исполнилось шестнадцать, отец вызвал меня на серьезный разговор. Оказывается, когда он убегал от волчьей лихорадки, то забыл забрать свидетельство о моем рождении. Потом спохватился, отправил слугу, но тот принес весть, что поселок сгорел, вместе с Храмом, архивом, домом градоправителя и всеми записями. И сейчас у меня нет никаких документов. Папа подготовил бумаги для удочерения, но для этого мне придется ехать с ним в Сухой стебель. Закон гласит, что каждого ребенка до пяти лет должны обследовать поверенные императора на предмет магии и сделать соответствующую запись в метрике.

— Ты понимаешь, что видящие сразу увидят твою радугу? — сокрушался папа. — Они проверят, видишь ли ты магию, потом, умеешь ли отделять лучи, а потом разденут и обследуют каждый участок тела, выискивая канал…

Да… проблема.

— Пап, а зачем мне документы? Буду жить так, как жила до этого.

— Лив, ты не сможешь постоянно прятаться. Я не вечен. А когда умру, сюда придут гвардейцы. Выселят всех из поместья, заберут в казну и земли, и замок. Я не дал тебе нормального образования, ограничил круг общения стариками-слугами. Поэтому, пусть у тебя хоть будет титул и приданое.

— Ты не умрешь, — нахмурилась я, — по крайней мере, пока я здесь, с тобой.

— Это со всеми случается, родная, — папа грустно улыбнулся. — Рано или поздно.

Тренировалась я упорно. Переплетала лучи, резала их, прижигала концы. Но они держались всего несколько секунд, а потом канал опять прорывался. Его нужно было чем-то запечатать. И однажды я скатала лепешку из сочетания сиреневого и серебристого лучей. Тогда получилось. Правда, все нужно было делать очень быстро. Буквально за несколько секунд. Сначала я отрезала маленькие участки камня и света, скатывала их в плотный шарик, оставляла на время в стороне. Потом брала малиновый, круговым движением подрезала пучок лучей и сразу же закупоривала его шариком. Пятно было видно, если осмотреть ладонь, но если надеть перчатку, то меня нельзя было отличить от обычного человека.

Правда через две недели я начинала себя странно ощущать, словно была наполнена пузырьками, энергия била через край, я буквально летала над землей, а следом канал разрушал заплатку и вырывался на волю. Тогда я принялась сбрасывать магию раз в десять дней плюс минус.

Рассказала отцу о том, что получилось. Он обрадовался, но оставалась еще одна проблема — поверенные императора — видящие, они обязаны будут раздеть меня и осмотреть тело, выискивая канал. И конечно увидят большое блестящее сиреневое пятно в центре ладони.

Папа предложил несколько идей. Он наймет людей и устроит пожар или взрыв, чтобы отвлечь поверенных, когда меня будут проверять.

— Ага, — не согласилась я, — они или отложат проверку на потом. Или найдут тебя и отправят на каторгу. Мы не можем так рисковать.

— Тогда я подкуплю женщину-поверенного. Дам взятку. Последние десять лет я по чуть-чуть собирал золото. Для тебя. Сейчас у меня внушительная сумма. Она согласится. Поверенные — обычные видящие, работающие за жалование.

— Тоже опасно, — мотнула головой я, — она может взять деньги и отправиться в столицу. За источник император все равно даст больше. Или шантажировать тебя всю жизнь. Что тоже нехорошо.

Мы надолго задумались. Вдруг мне пришла в голову идея.

— Нужно меня покалечить! — воскликнула я. Отец нахмурил брови. Я продолжила: — если на руке будут грубые шрамы, то мы легко замаскируем канал. Несколько месяцев назад, когда я только начинала тренироваться его прятать, то пошла по самому простому пути — клеила на ладонь кусочек свиной кожи. Его было заметно, слишком она гладкая и нежная. — Я показала розовую ладошку. — Но если кожа будет бугристой… Плюс у Марики осталась пудра.

Раньше, до того, как я вылечила ее шрамы, кормилица пыталась их прятать под косметикой. Получалось, если честно, так себе.

— Да и присматриваться особо не будут, скажу, что стесняюсь, — добавила весело.

Папа покачал головой.

— Чтобы нормально замаскировать, шрамы должны быть глубокими, значит, тебе будет очень больно.

— Потерплю, — отмахнулась я легкомысленно, — все равно лучше, чем быть рабыней императора.

Если бы я знала, что меня ждет, то подумала бы десять раз, прежде чем соглашаться. Время поразмыслить было — до восемнадцати, совершеннолетия, оставался год с небольшим. Но тогда, как назло, ничего не приходило в голову.

Отец предложил огонь, Марика — кипящее масло. Я выбрала масло. Однажды я видела старый шрам у поварихи от него. И до того, как я его вылечила, рука выглядела отвратительно.

Я разогнала всех. Даже отца выгнала, оставила на кухне лишь бывшую кормилицу. Сначала она капала мне на кожу по одной капле раз в несколько минут. Боль была не только очень сильной, но и растянутой во времени. Подумав, что мы так будем до вечера возиться, я резко окунул всю руку в котелок.

Наверное, я потеряла сознание, потому что, очнувшись, увидела вокруг себя и папу, и Марику, и всех наших слуг. Рука горела огнем. Даже не так. Мне казалось, что с нее содрали кожу и сверху посыпали солью. Причем боль распространялась не только на кисть, она вгрызалась в плечо, грудь, долбила молотком в голову, стискивала клещами сердце. Я боялась посмотреть налево. Видела, как смотрит папа, как слезы текут у него из глаз, а он их не замечает.

Меня подняли, смыли масло, обложили руку льдом и отнесли в спальню. Чувствовала я себя ужасно. Поднялась температура, жутко лихорадило, на несколько дней я впала в забытье. В итоге, папа категорично приказал лечить себя, иначе боялся, что я лишусь не только руки, но и жизни.

Дрожащей правой рукой я направила зеленый луч на рану, и увидела, как светлеет и выравнивается кожа. Сразу же убрала. Зачем было проходить через такую боль, чтобы все пропало впустую? В конце концов, руку оставила в покое. Лишь подлечивала себя, направляя луч то в грудь, когда болело сердце, то в голову, когда она кружилась, то в живот, когда тошнило.

Заживала рука долго. Зато когда полностью зарубцевалась, кожа стала грубой, бугристой и темной. Папа принес штук десять лоскутков из кожи разных животных. Лучше всех подошла лягушачья спинка, вымоченная в уксусе. Приложив ее к заплатке, я обрадованно выдохнула — почти не видно. Марика помогла приклеить кожевенным клеем, замаскировать косметикой края и припудрить, чтобы сделать одинаковый тон. Теперь можно было идти к градоправителю за документами.

Господин Торп очень удивился новости, что у его давнего торгового партнера, крупнейшего землевладельца провинции, есть дочь. Правда, против закона не пошел — выписал отцу внушительный штраф за то, что не оформил документы раньше. И приказал ждать поверенных.

Видящие не сидели на одном месте. Как я потом узнала, два мага, работающие в нашей области, постоянно были в разъездах. Нам пришлось ждать почти две недели, пока они приедут в Сухой стебель. К их приезду выстроилась небольшая очередь с детьми от одного года до пяти. Я в этой очереди выглядела странно.

— Смотри, детки маленькие, — прошептала я папе на ухо, когда поверенные начали вызывать, — они их и раздевают. Я уже взрослая, может быть, меня не будут оголять? Просто спросят и все?

— Возможно, — так же тихо согласился папа, — считается, что быть магом в империи престижно. Особенно для небогатых семей. Вряд ли, кто-то намеренно станет скрывать свою сущность.

Пока стояла в очереди, придумала, как себя обезопасить. При проверке просто не увижу поток (значит, не видящая), не стану выдергивать нити (значит, не мастер), а пятно Марика красиво заклеила. Разглядеть края можно было лишь приблизившись к ладони вплотную. А если еще уговорю себя не раздевать…

В общем, когда вызвали майеров Керн, я пребывала в приподнятом настроении, из-за чего и поплатилась.

Мы с отцом вошли в полутемный кабинет. Поздоровались и замерли посреди комнаты. Видящие императора — мужчина в летах и молодая женщина лет до тридцати спокойно сидели за столом. Перед ними были разложены писчие принадлежности, бумага, документы, а сбоку, у самого края, стояла небольшая шкатулка, абсолютно простецкая, деревянная, без украшений.

— Почему раньше не прошли проверку? — строго спросил мужчина, рассматривая предварительную метрику, выданную градоправителем, где указано имя, род и дата рождения.

— Я только недавно узнал, что у меня есть дочь, — папа принялся вешать лапшу на уши, озвучивая придуманную ранее легенду, — бывшая любовница не сообщила мне. Она уехала в Рогран беременной, где и умерла полгода назад. Я служил там, на границе, в молодости. — Эту историю можно было легко проверить. — Добрые люди написали письмо, и я отправил за дочерью слуг. — Отец не мог отлучиться на месяц из замка, его видели и арендаторы и собиратели податей. А слуг никто не станет проверять. — И вот. Дочь у меня, правда, без свидетельства о рождении. Вы же знаете, в Рогране не так строго относятся к документам, как в империи. И обязательных проверок для магов у них нет.

Рогран вообще все делал наперекор. Даже законы принимал противоположные нашим. Именно с ним у нас были постоянные конфликты на границе, именно там стоял самый большой гарнизон солдат. Вражда между государствами началась много лет назад, никто не помнил из-за чего. То ли мы оттяпали у них кусок земли, то ли проигнорировали предложение о помолвке наследников, то ли наши волки убили их дипломата на охоте… А может и все вместе.

— Знаем… — пробурчал мужчина.

— Что-то не похожа она на вас, май Керн, — вдруг произнесла женщина тонким голосом, кокетливо поправляя прическу. Я с удивлением отметила, что она флиртует с моим отцом.

— Думаю, любовница Вас обманула, — продолжила она игриво. — Подсунула чужого ребенка.

Отец пожал плечами и ответил с нажимом:

— Я верю Даяне. Ливи пошла в нее, та была темноволосой.

Раньше меня тоже волновала наша непохожесть. В детстве я часто искала и не находила в зеркале папины черты. Но он меня успокоил, сказав, что я пошла в маму, и я ему верю.

— Ваше дело, — почему-то раздраженно фыркнула видящая и тут же перевела взгляд на меня: — май Оливия, подойдите к столу.

Я подумала, что меня зовут подписывать метрику, но нет — после того, как я шагнула вперед, женщина вдруг резко открыла крышку шкатулки. Я ахнула от неожиданности — внутри шкатулки рос восхитительный цветок с разноцветными лепестками и золотой сердцевиной. Он не был похож ни на розу, ни на лилию, ни на фиалку. Диковинный, сказочно прекрасный и… живой. Он изогнулся в стебле и низко мне поклонился.

— Ух ты… — я ошарашенно округлила глаза.

И лишь после сухих слов мужчины «видящая», я поняла, что сейчас произошло. Я увидела то, что видеть категорически было нельзя. Действительно, откуда в Сухом стебле поток, который поверенные будут использовать для проверки? Не повезут же они детей в Олмак? Значит, проверять будут чем-то другим. Игрушкой или цветком… Я попалась на элементарном.

Потом, уже дома, я спросила у отца, что он видел. Папа ответил — пустую шкатулку. Настроение испортилось сразу же. Перед тем, как женщина закрыла шкатулку, я заметила, что ее внутренние стенки выложены плитками сиреневого цвета с коричневыми и золотыми прожилками. Значит, сиреневый не только превращает в камень, он может и консервировать? Ну да, я же им запечатываю канал…

— Пройдемте со мной, — позвала женщина. — А Вы оставайтесь здесь, — это отцу.

Я прошла с ней в другую комнату. Там стояли два кресла, диван, а в центре — небольшой ящик на ножках. Женщина откинула крышку, и внутри обнаружилась, как я и ожидала, часть потока. Его лучи были чуть толще моих. Стенки ящика были полностью устланы сиреневым цветом.

— Протяни руку и попытайся взять луч, — скучающим тоном произнесла видящая.

Эта часть проще всего. Плюс — после первого прокола я стала относиться к проверке серьезнее. Нехотя протянула руку, уткнула пальцы в золотой луч и пошевелила ими, как бы показывая, что пытаюсь, но ничего не выходит. Золотой, чтобы вытащить из потока, нужно было обхватить всей ладонью и обязательно сомкнуть пальцы. Это я подметила, когда тренировалась еще в юности.

— Не получается, — обиженно пожаловалась я. Видящая выразительно закатила глаза, давая понять, что и не сомневалась. Мастеров в империи было по пальцам пересчитать, и все они рождались в аристократических семьях.

— Тогда следующая проверка — просто формальность, — заявила она сухо. — Раздевайся.

— Но зачем? — деланно удивилась я. — Если я не мастер, то источником уж точно быть не могу.

— Порядок такой.

Соскочить не вышло… Я тяжело вздохнула, отошла к кушетке и принялась медленно раздеваться. Разделась до нижнего белья и вопросительно повернулась к видящей.

— Полностью, — бросила она равнодушно. И через секунду: — Что с рукой?

Заметила таки перчатку. Внимательная. Стало тревожно. Перчатка была телесного цвета из тонкой овечьей кожи. Она плотно прилегала к руке и была практически незаметна в тусклом свете лампы.

— Обожгла на кухне, — ответила осторожно.

— Почему не вылечили?

Я хмыкнула и ответила уже более уверенно:

— Вы же в курсе, что мастера не берутся за такие простые просьбы. Да и очередь на лечение для обычных людей огромная.

Перед нашей поездкой отец специально съездил в Олмак и попробовал попасть на прием к мастеру. Его даже к главному секретарю не пустили, второй заместитель объяснил, что очередь на лечение пять лет, а подать прошение — несколько месяцев. Женщина угрюмо кивнула.

— В курсе. Перчатку тоже снимай.

Пришлось снять. Понадеялась на то, что вид моей кошмарной руки отобьет у видящей желание ее рассматривать более тщательно. Зря боялась. Женщина ко мне даже не подошла. Заставила покрутиться вокруг оси, показать ступни и приказала одеваться.

— Все маги обязаны выучиться в Академии Безымянных, в провинции Асота, — начала говорить она, пока я натягивала на себя платье, — затем отработать положенный срок на благо императора. Тебе же уже восемнадцать?

Я кивнула. Про магическую Академию я знала, в газетах иногда печатали статьи о ней. Расставаться на год с семьей, ехать в дальнюю даль не хотелось, поэтому и планировала «не увидеть» поток. Но вышло, как вышло.

— У тебя месяц, чтобы начать учебу, — губы женщины изогнулись в саркастической усмешке, — потом семью штрафуют.

Папа в соседней комнате встретил меня встревоженным взглядом. Я чуть заметно кивнула, показывая, что все в порядке. Женщина села за стол, взяла мою метрику и сделала запись «Видящая». Протянула ее отцу.

— Ваша дочь должна отправиться в Академию Безымянных. Занятия начинаются в первый день осени. В следующий набор май Керн уже будет девятнадцать. И Вас оштрафуют на сто золотых. С каждым годом штраф будет удваиваться.

— Ясно, — быстро кивнул папа.

Он явно желал убраться отсюда подальше, как и я, в общем. На улице поджидал градоправитель. Увидев нас, он выскочил из открытой кареты и бросился навстречу.

— Проверили? И как?

— Видящая, — нехотя выдавил из себя родитель.

— Это же замечательно! — воскликнул господин Торп. Ну, хоть кто-то рад этому событию. — Приглашаю Вас отобедать. Мой сын Бетан жаждет познакомиться с Оливией. Она ему очень понравилась. Да еще и маг, оказалась.

И когда же он успел меня разглядеть, если я первый день в Сухом стебле?

— Извини, друг, мы спешим, — ответил папа, подхватывая меня под руку и направляя в сторону нашей кареты, ожидающей на противоположной стороне улицы, — может быть, в следующий раз…

— Конечно! — заулыбался градоправитель, — теперь, когда мы узнали, что у Вас есть дочь…

Дальше я слушать не стала, быстро юркнув внутрь. Какой-то сын нарисовался. Да, в Сухом стебле мы одни имеем титул. И приданое у меня приличное, конечно, по сравнению с остальными жителями Пустоши.

— Теперь я завидная невеста? — невесело усмехнулась папе, когда он сел напротив и приказал трогаться. Папа пожал плечами.

— Тебе еще год учиться в Академии, а потом пять лет отрабатывать на императора. Свадьба может и подождать.

Я облегченно выдохнула.

— Тем более что в Академии ты познакомишься с другими магами, — вдруг продолжил он, — выберешь лучшего. Ты у меня такая красавица. Все парни будут у твоих ног.

Ну-ну.