Дом на колесах

Александра Пискунофф, 2023

Юный Ланселот, мечтающий стать писателем, проводит школьные каникулы у тетушки в деревне. После столичного Амстердама в глуши могло бы показаться скучновато, но любопытный подросток находит, чем себя занять: он начинает собственное детективное расследование странных событий, происходящих в деревне. Исчезла 14-летняя Форнарина, и Ланселот пытается найти ее и вернуть домой. Круговорот событий стремительно закручивается, реальность тесно переплетается со сказками, а настоящее – с прошлым, и вот уже совершенно невозможно определить, кто автор запутанной истории, а кто ее персонаж?

Глава 1. Роза, которая хотела стать человеком

Меня зовут Ланселот, сегодня мне исполнилось пятнадцать лет. Мама рассказывала, что назвала меня в честь рыцаря, влюбленного в прекрасную Гвиневру. Может быть, раз уж мне дали это имя, жизнь моя будет полна любви и приключений? На день рожденья мама подарила мне блокнот, в надежде, что он однажды заговорит со мной, и я, жонглируя словами, как фокусник шарами, смогу сочинить историю, чтобы найти в ней себя. Почему мы не живем в компьютере, где все проще и комфортнее? Мир, спрятанный по ту сторону экрана, завораживает, и, возвращаясь к реальной жизни, глядя на город, я понимаю, что описание облаков, отраженных в грязной луже, скорее не метафора, а состояние моей души.

Мои родители расходятся и разъезжаются не только в разные дома, но и города. Мне часто снится один и тот же сон, что моя мама живет в большом, светлом, идеальном доме: камин, тяжелые портьеры, прикрывающие окна, балкончик с видом на сад, очки на тумбочке возле кровати и открытая книга, которую хочется прочесть до конца. В реальности все выглядит проще и прозаичнее. Однажды, выйдя замуж, она забрала с собой из родительского дома коробку с дневником, который вела с восьми лет, как учил ее дедушка, открытки с картинками городов, где они побывали, и спрятала ее под семейной кроватью, которая как надгробие похоронила ее мечты в рутине ускользающего времени. Когда-то мои родители понимали друг друга, но со временем убили друг в друге истинные желания.

Мой отец — явная противоположность матери. Он верит лишь в себя и в свои силы, считая, что любой труд, даже самый тяжелый, закаляет человека, превращая его существование в осмысленный эксперимент. Отец считает, что во всем должен быть порядок, как в идеальном уравнении с двумя неизвестными. Наверное, я слишком молод и наивен, чтобы все это понять. Какой смысл в пении соловья под окном, если окно наглухо закрыто? Для чего создана радость, если ей не с кем поделиться? Я уже сейчас должен задумываться о своем будущем, как о непосильной ноше, рюкзаке, висящем у тебя за спиной.

Когда затихали скандалы, наша квартира наполнялась безмолвием. Молчали не только люди — к протесту присоединялись стены, мебель и даже кружка с горячим кофе. Говорил только телевизор, оттуда, как из другого измерения, мужчины в наглаженных костюмах и женщины с голливудскими улыбками на лице призывали купить ту или иную вещь, убеждая, что с каждым днем мир станет лучше, а в недалеком будущем вообще превратится в сказку с хорошим концом. Только я не верю в это.

В конце мая, когда закончился учебный год и на улице уже порхали первые бабочки, проснувшиеся после долгой зимы, я с мамой и сестрой отправился в деревню к тете Линде, пригласившей нас провести у нее все лето, пока не решится вопрос с разделом родительской квартиры.

Мы уже сидели в вагоне в удобных креслах, и когда поезд тронулся, я отправился в буфет. Я попал в вагон с бордовыми бархатными портьерами на окнах, кондуктором в строгой форме, мужчинами в дорогих костюмах, курящими сигары, и женщинами в длинных воздушных платьях и огромных шляпах. Наверное, ничего бы не случилось, если бы я не заметил на полу маленький цветок. Это была фиалка. Я поднял ее и увидел перед собой тоненькую девочку лет тринадцати, с аккуратно уложенными волосами и большим голубым бантом на голове. Улыбнувшись, она протянула руку, и я вложил фиалку в маленькую ладонь.

— Вот это да! — воскликнул я. — Здесь снимают кино?! Как тебя зовут?

— Форнарина, — прошептала незнакомка и приложила палец к губам.

Я с восхищением посмотрел на девочку с фиалкой и подумал: «Наверное, она сошла с полотна Пикассо. Девочка, танцующая на шаре, похожая на персонажа из книги, она вне времени, как мотылек, порхающий от цветка к цветку: его не волнует мир вокруг, а манит лишь аромат цветка, и он летит на него, как на свет, не догадываясь, что его ждет, — благостный нектар или ядовитое щупальце Альдрованды». Наши взгляды встретились, Форнарина улыбнулась, и я осознал, что ничего более прекрасного в своей жизни не видел. Для меня мир изменился, словно у иллюзиониста из волшебного пистолета вырвался сноп разноцветных искр.

— Я — Ланселот. Мы с мамой и сестрой едем в деревню на все лето. А ты?

— Ты должен спасти нас, иначе мы все погибнем, — тихо сказала она, словно боялась, что кто-то может нас услышать.

Пробираясь сквозь горы, поезд, как выпущенная из лука стрела, скользит по долинам. Посмотрите в окно, как все прекрасно: золотые горы блестят, как фантики, а мохнатые облака, покачиваясь в небе, улыбаются, словно дети. Вокруг невообразимая тишина, но все настолько очарованы неземными пейзажами, не подозревая, что уже никто не вернется назад.

Я выглянул в окно. За стеклом вдали мелькали домики, похожие на игрушечные, люди же больше напоминали кляксы, оставленные в тетради от чернил.

— Ты заметил, что все здесь не так, — загадочно продолжила Форнарина. — Картинка за окном должна двигаться, согласно законам физики, а она застыла. И небо серо — свинцового цвета, словно на нас набросили сеть. А пассажиры, видишь, вот тот мужчина в клетчатом смокинге в одной руке держит элегантную трость, а в другой — подожженную сигару, только она не дымит. Разве это не странно?

Я подумал, что Форнарина в чем-то права.

— Все думают, что мы едем домой, а на самом деле поезд ненастоящий, — торопливо, словно за ней кто-то гнался, начала объяснять Форнарина.

— Как это? — не понял я.

— Мне никто не верит… Я много раз видела один и тот же сон, когда уезжаю на поезде в никуда. И сегодня это случилось взаправду. Тот же поезд, люди, вот сейчас войдет в вагон дама с маленькой собачкой.

Не успела Форнарина это произнести, как действительно появилась дама в темно — лиловом платье, держащая в руках маленькую болонку. Взглянув на нас, она сморщила свое сухонькое лицо и что-то проговорила писклявым голосом на французском.

— Нужно найти стоп-кран, — предложил я. — Дернуть за него, и тогда поезд затормозит.

Мы выбежали в тамбур, но как ни искали, стоп-крана там не было.

— Стоп-кран — что это? — спросила Форнарина.

— Это такая штука, она останавливает поезд, — не без гордости произнес я.

— Дочка, с кем ты говоришь? — поинтересовался подошедший к Форнарине мужчина. — Ты вся дрожишь. Не заболела случайно?

— Он спасет нас?

— Кто? — удивился отец Форнарины, озираясь. — Давай мы вернемся в наш вагон, ты сядешь и все расскажешь?

— Этот мальчик, — настойчивым тоном ответила девочка. — Папа, разве ты его не видишь?!

— Ланселот, скажи что-нибудь, — крикнула она.

Я хотел ответить, но не мог шевельнуть ни единым мускулом. Я упал и потерял сознание.

Когда я открыл глаза, рядом со мной сидели Лив с мамой и как ни в чем не бывало разговаривали.

— Нужно остановить поезд и спасти Форнарину, — пробормотал я, но, оглядываясь, начал сомневаться в реальности того, что со мной случилось.

Мама сделала вид, что ничего не расслышала. Она смотрела в открытую книгу, притворяясь, что читает, хотя ее мысли витали далеко от сюжета, разворачивающегося в романе.

На всякий случай я прошел через весь поезд, но не нашел ни вагона с бордовыми портьерами, ни Форнарину, ни ее отца.

— Какие странные у тебя сны, — заметила Лив и хитро улыбнулась.

На этом история могла бы закончиться, если бы не фиалка, которую я нашел, когда полез в карман за телефоном. Та самая, что держала в руках Форнарина. Как она оказалась у меня? Мистика или чья-то злая шутка?! Я пошел за стаканом воды, чтобы цветок не завял, но, когда вернулся, тот уже высох, словно пролежал в книге для гербария десятки лет. Форнарина, где же ты? Что это было: сон или реальность?

Через пару часов на перроне нас встретила тетя Линда, и мы все вместе отправились в ее дом.

Тете Линде перевалило за 50, но она выглядела значительно моложе: худенькая, с коротко подстриженными светлыми волосами и сияющей улыбкой. Вместе с ней в двухэтажном доме с недостроенным зимним садом жил большой черный кот по имени Маугли. Тетя Линда в высокий сезон сдавала в аренду отдыхающим летний домик с мансардой. На первом этаже располагалась большая гостиная с камином и лестницей, ведущей на второй этаж, где было три комнаты. Утром здесь стояла райская прохлада, и тень апельсинового дерева спасала нас от солнечного света, продлевая сон. Во второй половине дня, наоборот, солнце бесцеремонно врывалось в окна гостиной, создавая праздничное настроение, сравнимое лишь с чайной церемонией после полудня, когда жизнь течет неспешно вслед за стрелками часов и хочется остановить время. Так получилось, что каждому из нас досталась хоть маленькая, но отдельная комната. Лив разместилась в гостиной на диване, мама — в спальне тети, а мне достался кабинет дяди Карла. С дороги мы все устали, так что, едва наступил закат, я задремал на диване, но проснулся среди ночи. Дом молчал. Я вышел на веранду и замер, очарованный звездным небом, тишиной и пением сверчков — словно они зажигали маленькие фонарики и, взяв в лапки смычки, играли мелодию на скрипках.

Тетя Линда верила в реинкарнацию и в то, что вокруг нас существуют параллельные миры. В одном из этих миров жила маленькая девочка Линда и вместе с родителями слушала старые добрые сказки на маленьком проигрывателе с виниловыми пластинками. А где-то на нее смотрела молодая девушка, только что вышедшая замуж по большой любви. Возможно, в этот момент они с мужем ехали в новеньком роллс-ройсе к морю, чтобы провести там медовый месяц. Никто из них не знал, что случится завтра, и в этом заключалась вся прелесть бытия. Ностальгия о прошлом была настолько велика, что тетя Линда хранила обувь из своей юности. Доставая из шкафа туфли на высоких каблуках с бархатными застежками, она, словно загипнотизированная, смотрела на них и каждый раз повторяла одну и ту же фразу: «Жизнь, как пленка в кинематографе, имеет начало и конец, но середина так коротка, что лишь воспоминания могут ее продлить». Я вместе с ней созерцал ценный для тети артефакт, но не видел ничего, кроме стертого от времени каблука и выцветшей замши.

Наша деревня почти сплошь состояла из маленьких домиков, похожих на небрежные мазки художника, туристов здесь было мало. Оставались лишь старики, к которым приезжали дети и внуки на лето. Озеро было холодным, а горы крутыми и высокими. Со скалистых великанов открывались виды прекрасной долины, поросшей одуванчиками.

Несмотря на то, что дом оказался небольшим, в сравнении с тем, как его описывала тетя Линда по телефону, мне он понравился. В нем ощущалась камерность и таинственность, словно я попал в сказку. В лодочном сарае я нашел радио времен войны, сломанный велосипед, игрушки, пропахшие нафталином, ковер из Марокко и, самое главное, много старых книг, пластинок и журналов. Едва увидев все это, я словно погрузился в прошлое, где звучала заедающая пластинка, мерцала настольная лампа, стоял аромат меда и можжевельника. Книги хранили особый запах времени, и я открывал слежавшиеся, поскрипывающие страницы — и пляшущие буквы переносили в давно минувшие дни. Я отыскал учебники по арифметике, журналы мод 60-х годов, сказки Братьев Гримм, Ганса Христиана Андерсена и Шарля Перро. Вечерами, сидя за чашкой чая, я открывал книгу и окунался в притягательный мир небытия, куда невозможно попасть в реальности, различал загадочные голоса, бежал по ускользающим тропинкам, взбирался в ходячий дом, с опаской заглядывал в страшный лес, полный чудовищ и спрятанных принцесс, и волшебная фраза «Жили-были однажды…» наполняла пространство вокруг нас эликсиром жизни. Лив, сидя на качелях, замолкала, находясь во власти нового приключения, а мама с тетей Линдой варили варенье из замороженной вишни, купленной в супермаркете. Они о чем-то говорили, слова перемешивались, теряя смысл, я же, погрузившись в свои мечты, смотрел в окно, ощущая даль как нечто прекрасное и совершенное. В эти моменты мне казалось, что я вернулся в то время, когда счастье обретает форму блинчика, политого карамельным сиропом, со спелой вишенкой в центре.

Спустя неделю, изучив дом и ближайшие окрестности, я понял, что начинаю скучать. Починив велосипед, я впервые выехал в деревню. В кондитерской Серафимы услышал разговор двух женщин о пропавшей девочке. Одна из женщин показывала ее фотографию, напечатанную в газете, и я узнал в ней Форнарину,

В тот день я познакомился с Марком. Эта встреча стала для меня знаковой и неотделимой от всей цепочки событий, которые по прошествии времени, мне уже не кажутся такими уж случайными. Может быть, в жизни все предрешено? А в чем же тогда свобода воли? Если бы я в тот день не вышел из дома — заболело горло или банально проспал — возможно, ничего бы не произошло. Или же пересеченье наших судеб было неизбежно, как необратимость, как дежавю?! Итак, все по порядку.

В тот день я столкнулся с высоким парнем и нечаянно пролил на него кофе. Ожидая услышать в свой адрес брань, я был удивлен спокойствием «пострадавшего». Неторопливо достав из кармана носовой платок, он аккуратно промокнул жирную кляксу на серой в клеточку ткани и с выражением произнес речь, адресованную вещи, словно живому существу:

— Уважаемый пиджак, я знаю, что ты стоишь не одну сотню, но думаю, что пришло время тебе выйти на пенсию и поселиться на чердаке.

От услышанной цифры мое сердце сжалось в точку. Но незнакомец, улыбнувшись, тихо, обращаясь лишь ко мне, добавил:

— Я шучу, — и тут же он подмигнул и рассмеялся.

Я никогда не слышал такого смеха — словно тысячи маленьких колокольчиков, вырвавшись на волю, пытаются создать уникальную, завораживающую мелодию. Через пять минут мы уже сидели за маленьким столиком и увлеченно болтали, не замечая времени. Я понял, что нужно лишь 5 минут, чтобы все узнать о человеке. Марку 21 год, и он работает с компьютерными программами. Проучившись два года в университете, открыл свой бизнес и разбогател. Его родители — обычные люди: отец автомеханик, а мать домохозяйка. Недавно Марк купил им большой дом в Амстердаме. Он не дал мне сказать ни слова, взахлеб рассказывая о себе, жестикулируя руками, как артист, и я подумал: «Не человек, а фантастический праздник!» Мой новый друг может в любой момент купить билет бизнес-класса в любую точку мира и через 2 часа сидеть на берегу океана, попивая коктейль в бассейне. Наверное, я хотел бы быть похожим на него и даже завидовал ему, особенно когда он с легкостью, прямо у меня на глазах, приобрел себе еще один новый автомобиль. Мы обменялись контактами, договорились встретиться на следующий день.

Выйдя из кондитерской, я задумался и не заметил приближающегося велосипедиста. Все случилось быстро: внезапно почувствовав резкий толчок в бок, я свалился на дорожку. Кажется, на секунду я потерял сознание, потому что, когда открыл глаза, надо мной уже нависла толпа зевак, пересказывающих друг другу подробности аварии. Тут же топтался бледный мальчуган с велосипедом. Он выглядел напуганным даже больше, чем я, бормотал что-то неразборчивое себе под нос, то ли оправдываясь, то ли извиняясь, и смотрел на меня потерянно. Потом парнишка протянул мне руку, помогая подняться, и я встал, потирая ушибы. Так мы познакомились с Ричардом. Он родился здесь, в деревне, и был моим ровесником. Рыжий, загоревший, весь в веснушках, мой новый приятель рассказал, что тоже мельком слышал о пропавшей девочке. А еще пообещал показать самое страшное место в деревне, о котором слагают легенды.

Я думал о Форнарине. Любовь приходит неожиданно, точно в темноте чиркаешь спичкой по коробку, и рождается огонь. Маленькое пламя может превратиться в пожар, способный сжечь все. Ладони закрывали огонек от ветра и дождя, охраняя от посторонних глаз. Любовь похожа на тайну, и, спрятав ее глубоко в себе, я понял, что девочка, танцующая на огромном шаре, стала частью меня, как продолжение руки, или поэтической строчки, или мелодии, блуждающей среди звезд. В тот момент я стал сильнее, и моя жизнь обрела смысл. В мечтах я рисовал план спасения Форнарины и представлял наш первый поцелуй.

Через 20 минут мы с Ричардом спустились с горы, попав в долину одуванчиков.

— Где обещанные чудовища? — спросил я Ричарда.

— Они были здесь, клянусь, — ответил мальчишка. — Видимо, передвинулись…

— Ты хочешь сказать, что горы сами взяли и ушли?!

И здесь моя история могла бы закончиться.

Неожиданно мое внимание привлек старый дом, с обветшалым забором и водяной мельницей, со свисающей сухой виноградной лозой и кустом роз под окном. Водяное колесо мельницы скрипело, издавая вой дикого волка, а в освещенное окно настойчиво бились мотыльки, как незваные гости на маскарад.

— Хозяин дома умер лет сто назад, — произнес Ричард. — И с тех пор здесь никто не живет. Раньше на заборе здесь висела фанерная табличка с вылинявшим объявлением о продаже. Дом очень странный, с ним связана какая-то страшная тайна, как в английских замках с привидениями. Они отпугивают людей, поэтому покупатель так и не нашелся.

— Но сейчас объявления нет, — заметил я. — А на засохших кустах роз распустились свежие бутоны…

— Розы здесь никогда не цвели, — подтвердил Ричард.

В окне горел неяркий огонь, словно кто-то затеплил лампаду, манящую войти внутрь, сесть в кресло у зажженного камина, укрыться пледом и неспешно раскрыть старую книгу.

Любопытство пересилило страх: не сговариваясь, мы с Ричардом решили проникнуть в сад. Перепрыгнув через забор, мы тихо пробрались к открытому окну.

В большой гостиной стояла старая мебель из красного дерева, массивная и благородная. В серебряном подсвечнике горели свечи. В пол-оборота к нам в кресле, похожем на трон, сидел худой мужчина в синем сюртуке, с седыми волосами, потягивая тяжелую курительную трубку. Я невольно обратил внимание на его башмаки, как будто сделанные из дерева, да и сам их владелец словно появился из XV века. Постукивая длинными пальцами по клавишам древней печатной машинки, он что-то тихо бормотал себе под нос, и на белой бумаге выстраивались в ряд буквы, рождая слова, беззаботно кружащиеся в хороводе истории. Подул ветер, и занавески шелохнулись. Оторвав взгляд от листа, незнакомец быстро перевел глаза на нас.

Вместо того чтобы дать деру, мы застыли в оцепенении, как кролики перед удавом. Мужчина улыбнулся и пригласил нас войти. Незнакомца звали Федерико, он приехал сюда вместе со своей сестрой Гретой.

— Вы, наверное, удивлены. Это не мой дом. Хозяина дома зовут Эрик, он известный актер и режиссер, — начал свой рассказ Федерико. — Сейчас он уехал в Антарктиду, чтобы снять фильм о жизни на ледяном континенте и найти ответ на вопрос, мучивший не одно поколение: действительно ли наша планета круглая, или же она плоская, стоит на трех слонах, и где-то есть конец земли. Я спрашивал себя: почему его привлекла именно Антарктида, а не Гренландия или Новая Зеландия? Может быть, все дело в пингвинах?

Федерико раскурил погасшую трубку и хитро посмотрел на меня:

— Эрик коллекционирует курительные трубки. Это одна из них. У него есть небольшой дом в Старой Англии, заботливая жена и две милые девочки: Эмма и Люся. Я описал их в своих сказках о старом автомобиле, который стоит безумных денег, но Эрик консервативен во всем и ничего не хочет в этой жизни менять.

— Как бы я хотел иметь автомобиль, — тяжело вздохнул Ричард.

— А я бы не отказался от Антарктиды, — мой голос звучал обреченно.

Мечта манила и пугала одновременно. Мама бы заплакала, решись я вдруг поехать на самый южный континент планеты. Отец убеждал бы в неразумности этого решения и добивался ответа на дурацкий вопрос: зачем тебе Антарктида? Вот если бы это был известный университет или высокооплачиваемая работа, а что такое Антарктида? Пингвины? Сходи в океанариум и посмотри на дельфинов!

Федерико приятно выбрит, на вид ему казалось не больше 60 лет. Он чем-то напоминал сказочника, который ходит по деревням и записывает в блокнот старые предания и легенды.

— Мы с сестрой решили сбежать из душного города сюда, на природу, — заметил Федерико. — Здешние места полезны для здоровья. К тому же я начал писать новую книгу.

— Не может быть?! — удивился я. — Что значит быть писателем? Где нужно черпать вдохновение?

— Всем кажется, что профессия писателя очень романтична, — улыбнулся Федерико. — На самом деле это такой же каждодневный труд, как у повара или электрика. Бывают дни, когда тебе кажется, что ухватил музу за длинный шлейф и его раскручиваешь, и строки льются, как мед из кувшина с пасеки самой высшей пробы. А иногда ты работаешь, будто обыкновенный ремесленник, который вытачивает дверную ручку на столярном станке, и ни одной мысли, словно весь мир остановился. Но прерываться нельзя. Впрочем, обычно вещи мне сами рассказывают свои истории.

— Это как? — спросил Ричард, посапывая носом и с удивлением рассматривая антикварные вещи, которыми была заполнена вся комната. — Они, наверное, стоят ни одну сотню, а может, и больше. Вы не боитесь, что вас обворуют?

— О, нет, — Федерико радушно развел руками. — Они добровольно остались со мной и вряд ли захотят с кем-то уйти. Каждая из них мне по-своему дорога, и хранит в себе тайну. Что вы скажете об этой кружке?

Федерико показал старую глиняную посудину с небольшой щербинкой.

— Ее очень давно сделали, — значительно, с умным видом произнес Ричард, рассматривая сосуд. — Возможно, в Германии или Австрии.

— Нет, она из Франции, — торжествующе сказал я, увидев маленькую надпись сбоку на французском языке. — Я не ошибся?

— Она принадлежала очень старой женщине и напоминала ей отца, который рано ушел из жизни, — с грустью в голосе говорил Федерико. — Кружка стояла у нее на окне и была частью ее жизни, связывающей прошлое с настоящим. Чем старше она становилась, тем больше привязывалась к этой вещи, потому что, глядя на нее, она возвращалась в свое детство, где была счастлива. Ее мать делала вкусный сыр, а отец был солдатом и прошел не одно сражение. Да, он нашел эту кружку в какой-то французской деревне и в качестве подарка привез своей дочери. У нее были три брата и сестра, но они умерли еще в детстве. И женщина прожила очень длинную жизнь — за своих отца и мать, за братьев и сестру. Ее звали Ганна.

В комнату вошла сестра Федерико. Она была похожа на строгую даму из Средневековья, только чепца на голове не хватало. Сухо улыбнувшись, Грета поставила на маленький столик кувшин с парным козьим молоком и блюдо с нарезанным яблочным пирогом.

За окном тихо посвистывал ветер, перебирая ветками деревьев, словно клавишами рояля. Луна, освещающая нашу скромную трапезу, бросила лучи на Грету. Взглянув на нее, я почувствовал, что она тоже смотрит на меня, и в ее глазах было космическое одиночество, от которого мне стало не по себе. Я хотел ее спросить о рецепте, а у Федерико узнать, не видел ли он пропавшую девочку, но неожиданно для себя попросил:

— Федерико, расскажите еще что-нибудь интересное. Например, много лет розовый куст во дворе стоял засохшим, а сейчас он расцвел. Почему?

Федерико взволнованно ответил:

— Это очень давняя сказка о розе, которая хотела стать женщиной.

Подвинув кресло поближе к камину, Федерико вновь закурил трубку и начал свою историю.

Сказка о розе, превратившейся в девушку

Раз в сто лет все розы в мире расцветают в один и тот же день, потому что одна из их семейства однажды была прелестной девушкой. Давным-давно, когда печатные книги были большой редкостью, в одной из деревенек Нормандии жил юноша по имени Ганс. В високосный год, когда стояла студеная зима, которую сменило жаркое лето, он лишился родителей и единственной сестры. Парнишке едва исполнилось восемнадцать лет, а он остался один в опустевшем родительском доме, со старой мебелью и единственной книгой в потертом переплете. Отец научил Ганса грамоте, поэтому юноша брал у монахов в городе книги с библейскими сюжетами, переписывал и отдавал в монастырь в обмен на еду. Так он и жил, и даже подумывал податься в послушники, когда ему исполнится двадцать лет. Дни казались утомительно длинными, и Ганс коротал их за прилежной работой. А ночи были холодными и мрачными, ведь никто не знал, наступит ли завтра, все было в воле Божией.

Однажды, возвращаясь из города, Ганс встретил старую немощную женщину. Лицо и руки ее из-за глубоких морщин походили на вспаханное поле. Кто она: добрая фея или злая колдунья? В тот момент юноша не думал об этом, а лишь, сжалившись, отдал все, что заработал в монастыре, до последней крошки. Старуха приняла еду и тут же жадно на нее набросилась, не взглянув на Ганса и не поблагодарив. Может быть, в ту минуту парнишка немного пожалел о своей щедрости. Молча, потупив взгляд, он пошел домой, где не осталось ни крошки, и даже мыши покинули это проклятое место. Достав чернила и бумагу, Ганс снова принялся за работу. От голода глаза закрывались, и в тот момент он подумал, что будет счастьем уснуть и больше никогда не просыпаться. Для чего ему жизнь, в которой нет ни радости, ни будущего. Возможно, в другом мире его ждут родители в уютном домике с красивыми пастбищами вокруг, козами, парным молоком и свежеиспеченным хлебом. При воспоминании о еде у Ганса потекли слюнки и заурчало в желудке, но он еще больше погрузился в свои грезы и задремал.

Проснувшись, Ганс уже не испытывал голода, напротив, чувствовал себя отдохнувшим и полным сил. Вдруг юноша увидел на окне распустившуюся розу в глиняном горшке. Любуясь цветком, он улыбался непонятно чему, ему казалось, что вот-вот в его жизни произойдет что-то хорошее. Он с увлечением принялся за работу, и теперь не только еда, но и монеты перепадали в кошелек Ганса. Молодой человек искал ту старуху, которую однажды увидел на дороге, но никто ее не знал и никогда не встречал. Жизнь изменилась. Теперь в доме Ганса было не так скучно и одиноко: у него был розовый куст, который он каждый день поливал и разговаривал с ним, как с живым. Он делился с цветком своими успехами, сетовал на неудачи и рассказывал о своих желаниях. Юноша назвал цветок Розой. И постоянно повторял, что однажды прекрасный бутон превратится в девушку.

Так прошло лето. Ганс смог починить крышу и даже закупил кое-какую утварь. Незаметно наступила осень, и однажды в деревню пришла буря. Небо потемнело, поднялся ветер, и Ганс едва успел спрятаться в доме. Тучи закружились воронкой, из которой вылетела огромная птица с большой розой в клюве. Заглянув в окно Ганса одним глазом, она громко каркнула, сорвала цветок из горшка, и тот начал быстро расти. Потом буря утихла. Утром, едва рассвело, Ганс увидел обнаженную девушку, покрытую лепестками роз. Он прикоснулся к ней, и та ожила. До чего она была прекрасна!

С этого дня его жизнь изменилась. Ганс захотел жениться на Розе и обратился к местному священнику, чтобы он благословил их брак. Увидев возлюбленную Ганса, священник замешкался, а потом прогнал обоих из храма. «Столь прекрасная женщина не может быть чистой, в этом замешан дьявол, — сказал он Гансу, не отводя взгляда от девушки. — Жизнь женщине дана, чтобы рожать детей, растить потомство и служить мужу. Твоя Роза не похожа ни на одну женщину в деревне. Прогони ее, и тогда ты сможешь вернуться в лоно церкви».

Все мужчины в деревне стали одержимы Розой, ее красотой, а женщины завидовали ей и ненавидели. Тогда Ганс с возлюбленной перебрались в город. Они купили домик, и жизнь начала потихоньку налаживаться, пока девушку не увидел барон, хозяин этого города.

Барон был богатым человеком и главным советником при дворе короля. Увидев Розу, он влюбился и предложил Гансу в обмен на нее прекрасный дом и свою дочь в жены. Ганс не соглашался. Тогда барон пригласил молодого человека в замок, окружил его роскошью, дал попробовать все прелести жизни. Ганс вместе с хозяином пил дорогое вино, вкушал лучшие яства, слушал музыкантов, глядел на красиво разодетых женщин и понял, что он тоже может так жить, для этого нужно лишь отказаться от своей любви. Так он и сделал. Роза стала заложницей барона, а Ганс женился на его дочери. С того дня юноша купался в богатстве, но стал замечать, что его существование становится все скучнее, жена превращается в уродину, а дом, подаренный бароном, уменьшается в размерах. Тогда он вспомнил о своей возлюбленной.

Роза же, оставшись одна, плакала, пока вновь не превратилась в цветок. И едва барон прикоснулся к ней, цветок завял. В этот момент Ганс потерял все. Он вернулся в свою избушку, где на подоконнике стоял глиняный горшок с засохшим розовым кустом. Юноша поливал куст, просил прощения, и однажды ему показалось, что Роза вернулась. И он был счастлив. Но жители деревни говорили, что Ганс сошел с ума, и все его сторонились. Он бродил в одиночестве с пустым горшком, просил милостыню и все ждал, что роза расцветет, и возлюбленная простит его и вернется. Говорят, он написал письмо Розе, вложил его в глиняный кувшин и выбросил в море. Кто знает, что ждет того, кто найдет это послание?..

Сказочник замолчал. Мы с Ричардом хотели услышать продолжение, но Федерико ответил, что у каждого из нас свое продолжение и что история должна быть немного не закончена, чтобы слушатель завершил ее сам.

Наступило утро. Выйдя из дома, я сорвал одну розу, а вернувшись домой, положил ее на постель Лив. Еще я заметил, что Ричард украл часы сказочника, но промолчал.