Пончик

Александра Михневич

Литературное произведение, написанное петербургской писательницей Александрой Михневич. Сюжеты для произведений писательница берет из жизни.

© Александра Михневич, 2019

ISBN 978-5-0050-0570-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Последняя суббота июля

Рассказ

Не клянись,

ибо всякая клятва высокопарна.

Борхес

Как огромно горе!

Как велика печаль…

Как неизбывны слёзы!..

И — как же нескончаем поток их…

— И откуда ты их только берёшь? Ещё в таком количестве, — миролюбиво поинтересовалась подружка, входя в комнату.

Зарёванная Даша, в отчаянье заломившая руки и с силой прижавшая их к своей худощавой груди, порывисто обернулась.

Подружка со спокойной улыбкой поставила на стол симпатичный тортик «Санчо», похожий на белоснежную пушистую шапочку. И выудила из сумки, крепко держа, баночку варенья:

— Это тебе подарочек, от прадедушки. Малиновое. Он, как прабабушку похоронил два года назад, так сам теперь и варенье варит. Всё лето на даче торчит, урожаем заведует. Они с прабабушкой всю жизнь вместе прожили, душа в душу. Так он теперь говорит, что всё старается делать так — по хозяйству — как если бы она делала. Она заботилась о нём всегда. Да она обо всех всегда заботилась… И для него — всё делала лучше всех. Вот он и варенье теперь взялся варить. Попробуем.

— Я не могу, — через силу простонала Даша.

И отвернулась: на глаза снова навернулись слёзы.

— Что именно ты не можешь? — с ласковой улыбкой уточнила подруга.

— Есть не могу.

— А что так?

— Не в силах… — едва пролепетала Даша.

Подруга выдохнула, пряча улыбку.

— Чаем-то всё же угостишь? Вообще, я это тебе принесла. То есть, нам с тобой вместе. Ты ж мне сама написала: ах, ах, последнюю субботу июля празднуют, вселенский праздник, типа. И всё такое. И всё такое про любовь. Вот я и пришла! А ты меня чаем угостить не хочешь! Как же теперь праздновать-то? А?

— Нажми, пожалуйста, на кнопку, — простонала Даша, чуть обернувшись к подружке. — Только проверь воду…

И залилась слезами:

— Да это день вселенской скорби!

— Да ну… — опешила подруга, на миг зависнув над маленьким немощным чайничком с открытой крышкой: проверяла воду. — А мне вот что-то не скорбится…

— Как ты не понимаешь! — вскипела слезами Даша. — Там настоящая любовь! Такая пара! Такая история!.. И они так и не смогли быть вместе! А ведь любовь — это то, ради чего стоит жить! Всё остальное — по сравнению с любовью, с истинной, великой — меркнет! Можно довольствоваться малым — во всём, во многом. И только без любви жить нельзя! Потому что — просто невозможно! Понимаешь ты это!!!

— Ну… Да, конечно! Ты абсолютно права, я с тобой полностью согласна, — уверенно согласилась подруга. — Но… Послушай, Дашуля, может, тебе не стоит так уж убиваться из-за четы этих Резановых, а? Ну, и ладно, была такая история. Ну, не вышло у них. А у нас будет по-другому, будет хорошо.

Будем мы счастливы, обязательно, и ты, и я. И встретим — обязательно! даже не сомневайся, — свою любовь. Великую и настоящую. И две свадьбы сыграем, пир на весь мир. Ну, если нам так захочется. И будем жить в счастье и любви. Ну, чего ты…

Подружка смотрела на хозяйку с таким сочувствием, с такой теплотой, и уже сама чуть не плакала — так хотела успокоить и развеселить свою любимую подружку и даже — какую-то там, седьмая-вода-на-киселе, — родственницу.

Но у родственницы в недрах родился новый поток морской воды, вселенский и безудержный. Она повернулась к подруге и заговорила, горячо и быстро, не пряча слёз:

— Маша, да пойми ты! Во-первых, они не чета — ведь они так и не соединились!

Во-вторых… Как же так? Если такая любовь — то как Бог допустил, чтобы эти любящие сердца так и не были связаны навеки? Как это понимать? Как вообще можно такое понять?!

И в-третьих — да пойми же ты!

Любовь живет вечно!

Любовь есть мера всех вещей.

Любовь, — наконец, — то, ради чего стоит жить.

Ради чего действительно СТОИТ ЖИТЬ.

— Хорошо-хорошо! — с готовностью согласилась подруга. — Пока что всё верно! Я полностью с тобой согласна! Меня учили, с самого детства, тому же самому! И я подписываюсь под каждым твоим словом! Нет, под каждым твоим слогом!

— А что мы тут имеем? — горестно вопросила хозяйка. — Что, несмотря на всю такую любовь и всё такое — их большие чувства исчахли, не успев родиться?

Так вот, в-третьих: если там Кончита не дождалась — хотя ждала 43 года — как верить, что мы-то с тобой дождёмся, а?

Как тогда вообще верить в любовь?

Как?..

И Даша снова, в порыве горького отчаянья, прижала руки к груди, и залилась новым потоком слёз.

— О, Господи, — вздохнула подружка и воздела глаза к потолку с обсыпающейся извёсткой, — успокой ты её, а? Сил нет смотреть на её слёзы.

Прошептала: — И вообще, чего она так надрывается…

И сказала:

— Дашуля, чай уже давно заварился, давай пить пока горячий, а? А насчёт аппетита в скорби — вспомни лучше Одиссея, а?

Даша тут же вспомнила фрагмент — где Гомер описывает, как циклоп сожрал нескольких товарищей Одиссея… И, хотя это произошло на глазах уцелевших, и, естественно, они страшно скорбели о погибших, и вообще, пережили жуть и ужас — но всё же аппетит их ничуть не уменьшился.

Вздохнула, нежно посмотрела на торт, обняла взглядом варенье… Снова вздохнула прерывисто и перестала плакать. И села за стол.

Щедрый кусочек сладкого торта сделал своё дело, настроение моментально улучшилось.

Подруга открыла варенье: съела ложечку и подвинула банку поближе к хозяйке. И уточнила между делом:

— Горячую воду не дали? Трубы кладут?

Даша покачала головой, затем покивала.

Подружка решила продолжить беседу, видя, что хозяйка успокоилась.

— Знаешь… — Но на всякий случай попросила: — Только не реви!

Так вот. Знаешь… Мне кажется, есть тут какой-то подвох. Понимаешь, всё, что ты сказала — правильно.

Но есть нюанс.

Ты говорила — со стороны любви. Бог, любовь, светлое, прекрасное. Да.

А ведь любовь — это чувство, то есть, энергия, сила, — которое не витает в воздухе само по себе.

Ведь так?

Даша кивнула.

— Любовь живёт — именно живёт — в душе, в сердце, в личности человека. Во всём его существе. То есть, в самом человеке.

Вот в этом, наверно, и есть подвох — у них.

Может быть, всё дело в том, что… Только не реви! Может быть, просто в них не жила любовь?

Даша аж рот раскрыла.

— Смотри, ты обещала не реветь! — быстро проговорила Маша, внушительно глядя подруге в глаза. И той ничего не оставалось, как — просто согласиться; и она тут же почувствовала, как пропала печаль, исчезло отчаянье, и даже улетучилось уныние.

И она улыбнулась: неуверенно, сквозь слёзы — и всё же заулыбалась, сама собой.

— Ох, Маша… Я не знаю! Понимаешь! Ну, как же так!.. Они же там отмечают, каждый год, в последнюю субботу июля, в Форте Росс, люди собираются, и русские, и американцы. Вот, и по новостям у нас показали — юбилейная же дата, двести десять лет как он был основан. И в интернете везде есть. Ну, правда, не говорят впрямую про Резанова, его же тогда уже не было…

Слёзы наполнили Дашины глаза, но она постаралась поскорее успокоиться — главным образом, под воздействием внимательного взгляда верной подруги.

— Но всё равно, — продолжила она, — как слушаю оперу «Юнона и Авось», так жить не хочется… Просто слезьми умываюсь!

— Так, может, тебе не стоит слушать эту оперу? Может, она просто не для столь впечатлительных особ? Есть много других слушателей — они пусть и слушают.

— Так история интересная. И поют красиво. Очень.

— Да, поют красиво, согласна, — подтвердила подруга.

И подытожила:

— Давай так. На сегодня хватит, хорошо? И мне кажется, — подруга мягко улыбнулась, — что ты уже просто немножко скучаешь. Займись лучше делом, договорились? Чем-то полезным.

Через две недели подруги снова пили чай.

— На этот раз — чёрная смородина. Давай, налетай! — засмеялась подружка, — а то деликатничаешь, как будто и не тебе передали.

И сама потянулась за внушительным пряником с черносливом.

— Вкусный! И где ты всё время всякие такие лакомства выискиваешь! — одобрила подруга. — А кроме банки варенья, прадедушка ещё передавал тебе привет, большой и очень тёплый. А ещё…

Гостья сделала паузу, давая хозяйке возможность спокойно прожевать, проговорить слова благодарности и настроиться на нужный лад:

— Ещё он рассказал кое-что интересное…

Он, как ты знаешь, член Русского географического общества. И вообще, моряк, военный, романтик. Он, конечно, знал эту историю — про графа Резанова и дочь калифорнийского губернатора.

Так вот, когда я заговорила про великую несчастную любовь — он как-то странно заулыбался. Посмотрел на меня. И знаешь, что сказал?

Что — не бывает любви такой, сякой, настоящей, не настоящей. Великой — не великой. Несчастной — или ещё какой-нибудь.

А любовь — если она есть — то она и есть: великая и настоящая.

А если она какая-то другая — так то уже и не любовь вовсе. А что-нибудь ещё.

И по поводу несчастной любви: если такое великое, прекрасное, светлое чувство — самое сильное чувство в мире! — делает человека несчастным — значит, просто объект любви выбран неверно. И этой самой любви не заслуживает. Представляешь?

Даша слушала во все уши. Порывисто схватила подружку за руку:

— Маша, подожди, а про ту самую — про их любовь — он говорил что-нибудь?

Маша засмеялась:

— Говорил! Только давай так: ты слушаешь спокойно. Не перебиваешь. И — главное! — не ревёшь! Тогда расскажу.

Даша с жаром закивала и согласилась на все условия.

— Ну, хорошо. Тогда слушай…

Есть такая книга — я уже прочла, в интернете нашла, и тебе ссылку кинула, перед выходом из дому — ты ещё не смотрела? Ну, потом прочтёшь. И сама во всём разберёшься и убедишься. Называется «Двукратное путешествие в Америку морских офицеров Хвостова и Давыдова, писанное сим последним». Автор — Давыдов Г. И., в двух частях, вышла в Санкт-Петербурге, в 1810 и 1812 годах, в «Морской типографии».

А я просто перескажу, что сказал прадедушка.

Эти два морских офицера ходили на кораблях — правильно, на «Юноне» и «Авось» — в Америку. Молодые доблестные офицеры, честные ребята. С большим уважением отзывались о графе Резанове, а он, в свою очередь, очень хорошо относился к ним.

Гавриил Давыдов ходил вместе с Николаем Резановым, которого ты уже оплакала, в 1805-м на корабле «Св. Мария Магдалина» из Петропавловска в Новоархангельск — это столица Русской Америки.

Потом Давыдов командовал тендером «Авось» в Охотском море. В 1807-м совершил плавание к Курильским островам, южному побережью Сахалина и острову Хоккайдо. Вместе с командиром «Юноны», тоже лейтенантом флота, Николаем Хвостовым, уничтожили две японские фактории на Курильских островах: это они сделали по инструкции Резанова. Успешно воевали и в русско-шведскую войну 1808—1809 годов.

Записки Давыдова издал адмирал Шишков. Он же придумал заголовок.

А теперь — внимание!

Оба этих бравых офицера, побеждавшие превосходящих по силам и японцев, и шведов, и в Америку сходившие, и вообще, рисковые и мужественные парни — знаешь, как окончили дни свои и годы? Причём, годы молодые: одному 32, другому 24.

А утонули!

А — так: в Неве.

Осенней ночью понадобилось им, задержавшись в гостях на Васильевском острове, вдруг перебраться на другой берег. Мосты, понятно, разведены.

Как раз в это время под мостом шла барка.

Они прыгнули с одного крыла моста — на барку, чтобы с барки — запрыгнуть на другое крыло моста.

Свалились в воду и тут же утонули. Оба. И тела их не нашли…

То есть, ни подумать они как будто не могли — о своих действиях — до того, как.

Ни потом — справиться с ситуацией.

А были они в гостях — вместе с американским корабельщиком Вульфом, с которым дружили — у профессора Лангсдорфа, с которым тоже дружили.

Корабельщику наутро надлежало ехать в Кронштадт, для отбытия на своём корабле обратно в Америку. А среди ночи ломанулись — почему-то они…

Оба — командиры кораблей, бывали и не в таких переделках… Ну-ну.

Произошло это в 1808-м. У обоих — то ли жили старенькие родители где-то в отдалённых имениях, то есть, своих деревнях, — то ли уже померли.

Незадолго до сего происшествия, а именно поздней осенью 1806-го, умирает граф Резанов.

Да, нет, никакой его корабль в шторм не попадает, и умер он на берегу, и не на каком обратном пути из Америки.

А наоборот, до повторной экспедиции: когда ехал из Охотска — вот, в Красноярске и преставился, не доезжая Петербурга.

Да, и умер-то — поспешно…

Но при этом успел оставить перед своим отбытием инструкцию Хвостову и Давыдову — чтобы…отправлялись без него! Да, в Америку. Через Курильские острова, усмирив японцев.

Хвостов ещё удивился: был уверен, что Резанов тоже едет в Америку, обязательно. Резанов — полномочный посол в Японии и главный участник и попечитель Американской кампании. Настоящий патриот российского Отечества и флага…

И ещё о том, кто такой Резанов.

Граф, действительный статский советник, камергер.

Знаешь, кто такой камергер? Было такое почётное придворное звание, в европейских странах с монархией, этим званием жаловали гражданских чиновников из старинного дворянства, они ходили при парадной форме и носили золотой ключ на голубой ленте. Сначала камергер был должностным лицом при дворе, ведал какой-нибудь отраслью дворцового управления.

А весной 1809-го — вдогонку тем событиям — Александр I издал указ, что в России придворный штат камергеров упразднён, и звание стало просто почётным.

И соответственно, Резанов — в важных и актуальных служебных списках придворных чиновников — уже не числился.

Таким образом, примерно в одно время трое непосредственных и самых активных участников событий — исчезли. Записаны в небытие.

Теперь — кто же такая Кончита. Которую ты тоже уже оплакала.

Прадедушка поухмылялся — я так и не поняла, то ли он это где-то читал, то ли от кого-то слышал… В общем, действительно была такая — юная дочь губернатора Калифорнии. Ну, в те-то времена 16 лет — вполне половозрелый возраст считался для девицы. Взрослая женщина.

И неизвестно, что в ней было дурнее: внешность, характер или воспитание.

В те времена Калифорния была отсталым захудалым местом.

Ну, что ты хочешь, если США — как государство — было образовано всего за 30 лет до этого! И самый цивилизованный город Калифорнии — он же долго был столицей этого штата — крохотный городишко Монтерей на задворках мира. Этот Монтерей, в составе Испано-Мексиканского государства, был основан примерно тогда же! И почти сразу стал столицей штата. Представляешь, что там было?.. В то время он был и единственным портом в штате.

Как раз в начале 19-го века там строили первую школу, единственную библиотеку. И единственный на всю Калифорнию театр. Только ещё строили! При этом Монтерей считался — культурным центром всего штата!

Сравни с Европой, с нашим могущественным культурным древним государством с великими традициями! Которое, кстати, как раз вскоре вчистую разбило Наполеона.

В Калифорнии у властей была одна забота: следить, чтобы не было вооружённых конфликтов. На эту территорию — которую местные индейцы много столетий, естественно, считали своей — претендовали и завоеватели испанцы, и отделившиеся, но ещё не признанные мексиканцы…

Здешние власти — все губернаторы — были испанцы. Обычные испанские офицеры. Зачастую выходцы из захудалых дворянских семей — ну, а кто ещё поедет на всю жизнь неизвестно куда и зачем, без удобств и прочего? Только те, кому нечего терять. В надежде на заработок и должности.

Вот такой суровый испанский офицер и был губернатором. Если бы у него был сын — конечно, он бы им занимался. Учил военному делу, образовывал. А так — дочка, да ещё в такой дикой местности, какие уж там учителя. Она была предоставлена сама себе и вовсю этим пользовалась.

Доподлинно неизвестно, от кого была эта дочка: от испанки, понятно, далеко не самой родовитой, или же от туземной индейской женщины, или от мексиканки…

Кончита была нехороша собой. Но чётко помнила, что она дочь губернатора! И ежеминутно напоминала об этом окружающим. В основном, по этой причине — вздорности её характера и спеси — поклонников у неё было на удивление мало: всего два или три, да и те не очень усердствовали в ухаживаниях. И её отец прекрасно понимал, что их больше интересует он сам — как губернатор, нежели дочка.

А про её воспитание и говорить не приходится.

Вот её-то и увидел на балу в его честь — утончённый придворный до мозга костей, светский человек до кончиков ухоженных пальцев, камергер Его Величества могущественного русского императора, столичный граф Резанов. Вряд ли этот умный, зрелый и прекрасно образованный мужчина смог бы вынести эту неотёсанную и вздорную девушку дольше пяти минут.

Но… У него было высочайшее повеление: Российской Американской Кампании — быть, любой ценой. Ну, или почти любой.

Отец Кончиты, губернатор — несмотря на гораздо более простое происхождение и скромное образование — тоже был человек умный, хитрый, деловой, и тоже прирождённый дипломат. К тому же он был человеком сильным, сам всего добился в жизни — своим умом, трудом, бесстрашием. И всё-таки любил свою дочь. И, конечно, вовсе не хотел делать её несчастной.

Он прекрасно понимал, что сохранять любезное лицо — а не смотреть на Кончиту с отвращением — высокопоставленного русского гостя заставляет лишь прекрасное воспитание и дипломатический такт.

А ещё он понимал, что русский царь имеет большие виды на эту местность.

Аррильяга Хосе Хоакин — скорее всего, это был именно он. Хотя — если губернатора и звали по-другому, то все характеристики к нему подходят точно так же. В любом случае, это был испанский офицер, суровый человек, выходец из обедневшего незнатного рода, и т. д.

Аррильяга Хосе Хоакин — а, скорее всего, это был именно он — мгновенно оценил обстановку.

Да, он прекрасно знал негласную установку своего короля: проявлять крайнюю деликатность в общении с русскими — у испанской короны вовсе не входило в планы конфликтовать с могучей Московией. Но, без ущерба для дружественных отношений между двумя странами, постараться русских на эти земли не пускать…

Два тёртых дипломата, двое умных мужчин — поняли друг друга без слов.

Губернатор тихо способствует внедрению сюда русских. А высокий русский гость — приволакивается за Кончитой, изображая серьёзные намерения.

После того, как русская делегация уезжает, губернаторское семейство выжидает положенный срок — а именно год. И по прошествии оного, получив траурное известие, Кончита перестаёт быть невестой почившего русского графа — и становится женой местного, кого поинтересней, благо выбор сразу расширялся.

Справедливости ради надо сказать, что туземной невесте вышколенный русский чиновник тоже не очень приглянулся… Ну, а тебе бы — понравился, например, инопланетянин с зелёной головой и без ушей? Как мужчина?…Да? Ну, не знаю…

Как только местные мужчины увидели, что русский посол — очень высокий чиновник, придворный русского царя! — заинтересовался губернаторской дочкой, они тоже ею заинтересовались! Папе оставалось только выбрать.

А что до Русской Американской Кампании: чёрта с два удалось бы так легко занять удобное местечко в Калифорнии, с выходом к океану — и соорудить этот самый Форт Росс, через пять лет после визита русской делегации — без лояльного отношения местного губернатора.

Да, русская делегация — это граф Резанов, основной герой. И двое русских офицеров, из небогатых, но приличных старинных дворянских родов — Давыдов и Хвостов: командиры кораблей, с которыми вместе он ходил в экспедиции, и которые хорошо его знали. Командиры «Юноны» и «Авось». Капитанов кораблей — в военном флоте командиров — тоже принято всегда приглашать на официальные приёмы и светские рауты…

Остальные участники — лица второстепенные, их в детали дела не посвящали, многого они не видели, а если и видели — то тут же забыли.

«…Наконец,… всё для экспедиции приготовлено. Июля 25 числа Резанов сам с двумя судами отправился в море, имея намерение лично присутствовать при исполнении сего предприятия; но по нескольких днях плавания, a именно августа 8 числа, переменил сие расположение и дал Хвостову инструкцию, в которой предписав о сахалинцах и японцах всё то, o чём уже мы выше сего упоминали, возложил на него попечение о благоуспешном окончании сего столькими трудами подъящего подвига, и поручил ему обязать всех служителей подпискою, дабы о сей экспедиции ничего не разглашать и содержать оную совершенно в таинстве.

О себе же сказал, что, хотя и желал он быть свидетелем и соучастником в их трудах, дабы мог он, как самовидец, всеподданнейше донести о том Его Императорскому Величеству; но как время уже поздно, a ему необходимо надлежит поспешать в Петербург…

…Когда Хвостов уже совсем готов был к снятию с якоря, тогда Резанов прислал обратно к нему взятую от него инструкцию с написанным при конце оной дополнением. Хвостов, по прочтении сего дополнения, спешил к Резанову для изустного с ним объяснения, но в тоже самое время узнал, что уже Резанов уехал из Охотска.

Дополнение сие было следующего содержания:

«По прибытии Вашем в Охотск нахожу нужным вновь распространиться по сделанному Вам поручению. Открывшийся перелом в фок-мачте, противные ветры нам в плавании препятствовавшие и самое позднее осеннее время обязывают Вас теперь поспешать в Америку. Время, назначенное к соединению Вашему с тендером в губе Аниве, уже пропущено; желаемых успехов по окончанию уже там рыбной ловли ныне быть не может и притом сообразясь со всеми обстоятельствами, нахожу нужным, всё прежде предписанное оставя, следовать Вам в Америку…».»

1806 года сентября 24 дня. N 609. Ha подлинном подписано: Николай Резанов».

(«Двукратное путешествие в Америку морских офицеров Хвостова и Давыдова, писанное сим последним», Давыдов Г. И.).

Вместо того, чтобы мчаться в Америку, на крыльях любви, к своей невесте — граф Резанов всеми силами отлынивает от этой поездки — к тому же обязательной для него как должностного лица. И отбывает в обратном направлении — в родной Санкт-Петербург.

Не доехав до стольного града Петербурга, спешно отправляет вперёд себя известие: всё, баста, занемог в Красноярске и умер. Все свободны.

Ну, что будешь ещё реветь?

Хозяйка с радостной улыбкой замотала головой. Причмокнула.

И сказала, мечтательно:

— А всё-таки, Машенька, интересно там побывать! И в городишке этом, местных американских писателей и художников — Монтерее. И в Форте Росс, там же кусочек русской истории. И не такой уж давней — по меркам России.

— Может, побываем как-нибудь, — заулыбалась Маша.

Даша опёрлась подбородком на ладонь, легонько вздохнула. И снова причмокнула. Подружка засмеялась. Хозяйка подхватила.

И вдруг спросила:

— А эти трое — Резанов, Давыдов и Хвостов — с ними-то что? Им новые документы, что ли, сделали?

— Не знаю. Скорее всего. Фамилии поменяли. Ну, а что — из кампании этой Американской они уже вышли. Они там заработали, это было рискованное предприятие, трудное, опасное. Гонорар им был обещан очень приличный. А раз такое дело — наверняка ещё подъёмных дали.

Страна у нас большая. Что, не найдётся разве мест — да хоть и здесь, в столице — где трое умных здоровых проверенных мужчин могут применить свои силы? И служить на пользу Отечеству? Да сколько угодно!

Тем более, что они столько по экспедициям скитались — кто там их уже в лицо помнит. Да и за годы странствий лица успели слегка перемениться.

А государь наверняка был доволен, что дело пошло: ему ж надо казну пополнять, а тут пушной промысел светит! Правда, в итоге ничего не вышло. Но это уже потом, и к этим троим не относится.

Подруги помолчали. Отпили приятно остывший зелёный чай. Ласковое солнце наполняло комнату и душу спокойным светом и теплом.

— Значит, с любовью всё в силе? — смущённо засмеялась Даша.

— С любовью всегда всё в силе! — заверила Маша: — Любовь — то, во что стоит верить.

Помолчала и добавила:

— Бог есть Любовь. Так говорят многие. Но не все понимают смысл — просто не вдумываются.

Но мы с тобой точно знаем: Бог есть и Любовь есть.

Хозяйка радостно и уверенно кивнула, глядя на свою мудрую родственницу-подружку с обожанием. Засмеялась.

На глазах выступили слёзы — слёзы радости.

— О, только не реви, — шутливо простонала Маша.

Подружки весело рассмеялись.