Были одной жизни, или Моя Атлантида

Александра Михайловна Азанова (2020)

Моя книга не поразит острыми сюжетными ходами, детективными историями, философскими рассуждениями. Собственно, это даже не книга в обычном смысле — она рождалась так, как рождается растение: постепенно, листочек за листочком. На рабочем месте в медучреждениях свободных минут немного. И домашнее хозяйство, семья оставляют женщине совсем мало времени для творчества. Самая «обычная» жизнь. Трагические и комические, горькие и смешные случаи женской судьбы. Но сколько же мужества, настоящего героизма эта обыденность требует от маленькой девочки-несмышлёныша, юной женщины в беспощадном мире, женщины-матери, ежесекундно переживающей тысячи страхов за детей и близких. На обрывках из школьных тетрадей, на бланках и рецептах записывала я свои воспоминания. Об этом просили дети. Воспоминание — листочек деревца моей жизни, маленький рассказ. Как вспоминалось, так и записала — без хронологии: летописцев без меня хватит, а мои воспоминания могу передать только я. Может быть, кому-то будет интересно.

Милый, милый Васька

Когда он появился, откуда — не знаю. Я проснулась, в комнате светло и никого из родных. Возле меня лежит пушистый комочек, маленький, серенький, тёпленький. Дышит! Я уже умела различать, дышит или не дышит, папа научил: грудка шевелится. Кто это? Дотронулась ладонью, встрепенулся. Поднялся на ножки, плохо стоит, ножки дрожат. Маленький хвостик всё время движется из стороны в сторону, кругом быстро-быстро. А потом: «Ме-е-е-е» голосок тоненький, слабенький. Он смотрит на меня. Глазки, как две серенькие бусинки.

Мне он так понравился, я обхватила его шейку обоими руками и сразу же полюбила. Он не отбивался от моих ласк. Вошёл папа. Кто это? спрашиваю папу. Не бойся его, это твой друг, козлик Васька. Ты ему заменишь маму, у него не стало мамы. Да я уж понял, что он тебе понравился, ласкай его и следи за ним. Васька будто понял, что говорят о нём, бочком тёрся о моё плечо. Я стала гладить его по головке, шёрстка шёлковая, а на лобике с боков маленькие выступы. Папа сказал, что тут у него вырастут рожки, когда сам подрастёт. Но пока он был слабенький и жалкий. Я придавила его рукой, он встал на коленки. Я обняла и погладила, он притих и уснул. Я лежала с ним и смотрела на маленькое чудо. Какое-то время мы так лежали, потом папа принёс в чашке тёплого молока, взял мой палец, окунул его в молоко и засунул Ваське в ротик. Я вздрогнула от того, как Васька начал сосать мой палец. Даже испугалась, думала, что укусит больно. Но зубов у него не было! Я их не нашла, пошарив пальцем в ротике Васьки. Я сказала об открытии папе. Папа сказал, что вырастут. А Васька жуёт мой палец, не отпускает! Папа опустил мою руку в чашку с молоком и Васька засосал молоко! По всему видно, что молочко ему понравилось. Так у нас и повелось: как Ваське время подкрепиться, мне дают чашечку с молоком, я обмакиваю палец в молоко и даю Ваське, а потом опускаю в чашку. Васька напьётся молока и бегает по комнатам, скачет. А как высоко он подпрыгивал! По ступенчатой лестнице прыг-скок, и на печи! От меня не отходил ни на шаг. Мы спали с ним вместе. Постель он не пачкал, спрыгивал на пол, а, сделав, что необходимо, лёгким прыжком заскакивал на постель.

Появился Васька зимой, а когда пришла весна, он уже был крепкий козлик с выступающими смешными рожками. Ему постоянно хотелось бодаться. Он подкараулит меня, когда я не жду подвоха, разбежится и сзади боднёт меня в спину. Сильно так, аж покачнусь! Мы оба сильно привязались друг ко дружке. Часто надолго замолкали, ласкаясь щека о щеку. Начал таять снег. Мы выглядывали из сеней на улицу, но снега было много и выходить возможности не было, у меня не имелось одежды и обуви. А без меня и Васька не выходил. Постоим на крылечке, ножки мои босые замёрзнут, бежим в дом! Васька цокает копытцами быстро-быстро! Вышли как-то днём на крылечко, стоим и смотрим. Соседкин сын, Венко, сгребает снег с крыши своего сарая, бросает его в наш двор. Увидел меня с Васькой, прицелился в Ваську чернем лопаты, кричит: «Застрелю козла!» Я ещё не понимала, что стреляют только из ружья, загородила Ваську собой и заревела страшным рёвом. Венко хохочет и целится лопатой. Он и летом меня пугал тем, что, увидев меня, кричал: «Уши резать! Уши резать!», делая движения пальцами, как ножницами. Я убегала, сколько было силы в ногах. И сейчас он целится в Ваську, я его загораживаю собой, а Ваське любопытно, он вылезает из-за спины, я реву пока мои родители не вышли узнать, в чём дело? Венко, как ни в чём не бывало, сбрасывает снег!

Пришло лето красное. Мы с Васькой бегаем на травке, он уже давно грызёт хлебные корочки. Сейчас научился щипать траву! Бегаем, пока я не проголодаюсь. Тогда идём домой, Васька забирается в нашу с ним постель и спит. Так мы прожили до осени. Папа как-то сказал, что Васька скоро попадёт в суп. Я не поняла значения этих слов и не придала им значения. Беззаботно резвилась с милым Васькой. Наступили холода. Васька был большой и сильный, с красивыми рожками, но всё так же привязан ко мне. И спал со мной. Я прижималась к его мягкой тёплой шёрстке, обнимала, и не ведала, что горе-разлука уже не за горами… Старшая сестрица, на два года меня взрослее спала всегда с мамой, не подпуская меня к маме. Отталкивала, отпинывала меня, заявляя, что мама её! А мама не пресекала её действий. Я спала с папой. А теперь почти год я сплю с Васькой, даже к папе не хожу. Мне хорошо с Васькой.

Но вот просыпаюсь одним утром, Васьки возле меня нет! А он не оставлял меня никогда! Соскочила с кровати, кличу: «Васька, Васька!» Не откликается, как прежде. Родители и сестрица сидят за столом, кушают. Мама кличет меня: «Сашенька, проснулась? Иди кушать суп из Васьки!» Как из Васьки? Меня охватил ужас! Но всё ещё кажется, что это не правда, что Васька вот-вот выскочит ко мне. Сестра сказала: «Закололи твоего Ваську и суп сварили!» С горя я упала на постель и горько заплакала. Как могли сделать такую жестокость с Васькой? Как можно есть друга?! А Васька был моим лучшим, милым другом. В тот день я ничего не ела. И не ела из Васьки приготовленной еды. Мне казалось это святотатством, предательством. Я ненавидела родных за то, что едят моего Ваську. Я горевала молча, я ещё не умела горе и ненависть выразить словами. Я страдала.