Вайп-аут

Александра Грац, 2023

Современный роман, представитель нонконформисткой литературы, написанный в традициях Уильяма Берроуза, придётся далеко не каждому по вкусу. Большинство людей приходят в театр, чтобы увидеть и услышать нечто дивное и приятное, поэтому разочаровываются в современных постановках. Без преукрашений эта книга описывает мысли и жизнь такими, какими они являются.Поиски любви в свалке чувств среди наркотиков и бесчестных людей, поиски смысла жизни в обыденности будней и попытки сбежать от скуки – философские проблемы современного человека, которому уже не приходится выживать, который ищет в своей жизни чего-то большего, чем просто существование. Тот случай, когда мятежный дух, загнанный в рамки приличия и норм, не дает покоя, но и за рамками не находит счастья.Можно ли найти свое место за столом этого праздничного пира перед казнью? Притворяются ли все вокруг, что будут жить вечно и счастливы, или действительно не думают о неизбежном конце?

Глава 1

Элиза приоткрыла глаз, прищурившись, как если бы это могло спасти ее от луча утреннего солнца, нагло пробравшегося к ней в комнату сквозь маленькую брешь плотных темно-синих занавесок. Мозг моментально отреагировал на этот факт. Уже встало солнце! А она еще лежит в кровати. Сколько времени? Неужели проспала? Она схватила смартфон с прикроватной тумбочки, пытаясь рассмотреть время.

«Черт возьми, я уже должна была выйти из дома!»

Элиза быстро надела кофту и джинсы, небрежно брошенные на стул вчера вечером. Ужасно мятые, но уже некогда гладить. Горячую воду отключили, пришлось умываться ледяной, но хоть немного взбодрилась. Кофе тоже не успевала сварить, насыпала растворимого. Отвратительно кислое послевкусие. Еще и язык обожгла. Схватила свою сумку и побежала к метро. Конечно, летом она предпочла бы носить футболки и шорты, но дресс-код ее фирмы не позволяет такой внешний вид. Поэтому приходится вариться в собственном соку, забившись в толпу таких же потных, нервных и спешащих людей, синхронно покачивающихся по ходу движения поезда.

Толпа занесла ее в вагон, и она оказалась зажата между людьми настолько, что не могла пошевелиться. Одна ее рука была прижата вдоль тела и держала сумочку, а вторая отведена назад, зажата где-то между человеческими телами. Элиза изо всех сил попыталась вернуть руку в более естественное положение, но это было бесполезно. Она не могла сдвинуться ни на миллиметр. Губы, веки и пальцы одной руки — больше ничем она не могла пошевелить. Двери захлопнулись, поезд тронулся, и слившиеся в неоднородную массу тела синхронно закачались. Едва Элиза нашла баланс в этой массе, она почувствовала чью-то руку на своей груди. Рука пыталась шевелиться, вероятно, тоже в попытке выбраться из тисков толпы и найти своего владельца. В переплетение тел сложно было даже сказать, кому она принадлежит. Случайно или специально мужская ладонь оказалась прижата к ее груди. Элиза попыталась сдвинуться или избавиться от этой руки, но всё было безуспешно. И было совершенно не понятно, кому стоит выдвинуть претензию. Она лишь могла догадываться, что владелец где-то у нее за спиной, но она не могла даже повернуть голову к нему, чтобы высказать свое возмущение. И что бы он ответил? Конечно, что его просто зажали и ему некуда деваться. Она молча продолжила стоять с намерением выскочить на ближайшей остановке. Но поезд как назло ехал медленно, и время, казалось, тянулось вечно, пока рука скользила на ее груди при каждом покачивании. В предчувствии скорой остановки люди, полагающие, что им удастся протиснуться к выходу, зашевелились, безуспешно пытаясь раздвинуть толпу. Им это не удалось так же, как и Элизе. У нее было недостаточно сил, чтобы сдвинуть соседей хоть на дюйм. Если бы она оторвала сейчас ноги от земли, то непременно повисла бы в воздухе. Толпа плотно держала ее. Элиза безуспешно пыталась вывернуться. Щеки горели от стыда и беспомощности. Она едва вырвалась из вагона на ближайшей станции и, не оглядываясь, поспешила построить новый маршрут.

Простите, что приходится рассказывать вам это, но такова окружающая реальность, в которой и живут современные герои.

Элиза пересела на другую ветку метро в более свободный вагон, хотя маршрут обещал быть значительно длиннее. Она точно опоздает.

«21 век, а люди до сих пор несчастны даже в таких мелочах», — раздосадовалась Элиза на жару и толпы людей. Она постаралась поскорее выбросить извращенца из головы. Элиза всегда отличалась способностью смотреть вперед, в будущее и отгораживаться плотной ширмой от неприятного прошлого. День и так не задался с самого утра.

— О чем печалитесь, девушка? — неожиданно спросил стоявший рядом мужчина подозрительно нетрезвой внешности. Но Элизу никогда не смущало общение с незнакомыми людьми, она всегда отвечала и выслушивала всех, насколько бы отталкивающе они не выглядели. Что-то на уровне подсознания подсказывало ей, что эти люди безобидны.

— Мне кажется, что в сомнениях, размышлениях и раздумьях я трачу впустую свою жизнь. Она проходит мимо…

— Тратишь впустую свою жизнь?! — он расхохотался, но совсем неискренне, а как-то очень саркастически. — А что, по-твоему, не входит в понятие «тратить впустую»? Что такого надо делать, чтобы это было не впустую? Сделать мир лучше, а людей добрее? Ну да, ну да… Как же ты это собираешься сделать? С помощью деяний своих заставить людей задуматься?! О чем? Ты думаешь, другие не думают о жизни так же, как и ты? Сделать их добрее, сознательнее — невозможно! Люди не меняются! Добавлять по капле меда в этот океан дегтя, в надежде, что однажды меда станет больше? Но что бы ты ни сделала, всё исчезнет — всё забудется, канет в лету в череде веков. Всё бессмысленно — потому что всё однажды пойдет прахом. И можно было бы посвятить жизнь тому, что вечно, но таких вещей всего две — душа и космос. Первая эфемерна и фантастична настолько, что существование летающих единорогов доказать проще! А вторая настолько велика и непостижима для нашего ума, что едва ли заметит пребывание целого человечества в этом мире, — мужчина захлебывался своими мыслями, спеша излить их на Элизу, он был, как оказалось, вполне трезв, но походил теперь в своей манере разговора на сумасшедшего. — Так что, что бы ты ни делала, — ты просто живешь. Как бы ты ни проводила свое время — это не более чем просто существование. Всё, что ты можешь сделать лучше в своей жизни — так это делать только то, что доставляет тебе удовольствие. И единственная загвоздка в том, что иногда для этого требуется определенное поведение других людей, но у всех них есть своя воля, — он театрально обвел глазами окружающих. — Поэтому, в идеале, максимум пользы от своего существования, которое ты можешь принести себе же, — это заставлять еще и других делать то, что доставляет удовольствие тебе.

— По вам не скажешь, что вы в этом преуспели… — без тени презрения добродушно заметила Элиза, осматривая неряшливую и потрепанную одежду собеседника.

— А я верю в душу больше, чем в космос… — он разочарованно сморщил нос. — Не могу заставить себя пользоваться другими.

Подозрительного вида мужчина погрузился в мысленный диалог со своим внутренним голосом, а Элиза поспешила выйти из вагона на своей станции.

Судьба девушки была, наоборот, больше связана с космосом. Элиза работала во всемирно известной транснациональной корпорации Universe Science, занимающейся передовыми разработками во всем, что имело отношение к бескрайнему космическому пространству: от туристических шаттлов, курирующих в округе Солнечной системы, до исследовательских кораблей, посылаемых в отдаленные края родной галактики и за ее пределы.

Нет, Элиза не была ученым. Хотя и мечтала всегда им стать. Но родилась она в не очень обеспеченной семье. И всю ее жизнь именно родители решали, как будет лучше для Элизы, выбирая из того, что было доступно, и на основании собственного и, по всей видимости, не очень успешного опыта. Поэтому учиться Элиза пошла на факультет экономики (популярная в свое время профессия). И сразу после окончания института стала, согласно статистике, восьмым безработным из десяти экономистов. Девушке пришлось соглашаться на любую работу, дабы обеспечить свое существование. И она согласилась на место помощника в экономических вопросах в отделе научных исследований черных дыр (по ее же собственному мнению, самый бесприбыльный и безуспешный отдел во всей компании). По факту это была скучнейшая промежуточная бухгалтерия, работа с бессмысленными цифрами, которые должны были быть еще раз сто потом пересчитаны и внесены в столь же бессмысленные финансовые отчеты, которые, как догадывалась Элиза, уничтожались практически сразу же, как создавались. Но зато подобная система обеспечивала ее и многих других бесполезных людей рабочим местом. Именно так она и считала — ее работа абсолютно бесполезна с точки зрения… да, впрочем, с любой точки зрения.

Как-то Элиза задумалась над тем, чем бы она занималась, если бы в мире совсем не осталось людей. Всё, что приходило ей в голову, тут же обнаруживало себя как абсолютно бесполезное занятие. Развлекаться одной — неинтересно. Творчество — для кого его создавать?! Остается только есть и спать… В конце концов, она пришла к выводу, что стала бы изучать физику и биологию, чтобы либо создать себе клонов, либо найти другую форму жизни в космосе, или хотя бы докопаться до основ мироздания и найти оправдание своему существованию.

Так она пришла к выводу, что ученые — это единственная небесполезная профессия. И очень жалела, что не смогла стать одним из них.

Элиза вышла из метро и тут же осознала, что ближайшие десять минут до офиса ей предстоит преодолеть под ливнем. Зонт в спешке она, конечно, не взяла. Расстройство в предвкушении очередной неудачи замедлило ее шаг, и кто-то из толпы наступил ей на пятку, оторвав набойку на туфле. Потрясающе! Цокая одной ногой, не рискуя ускорить шаг, — это неизбежно приводило к непреодолимому скольжению туфли без набойки по мокрому асфальту — она дошла до офиса, промокнув до последней ниточки. Неудачи одна за другой неустанно преследовали ее по пятам. И так продолжалось уже больше недели.

Но началось всё однозначно намного раньше. Этот ком невезенья нарастал постепенно, катясь со склона жизни и заставляя Элизу бежать перед ним к самому дну.

Для себя Элиза объясняла это так. Каждую секунду своей жизни в ее голове неизменно остается четкое представление о всех возможных дальнейших ходах, путях развития событий. Это как дерево со множеством разветвлений, со всеми реальными и нереальными сценариями развития жизни. И она выбирает тот, который ей больше нравится. Но только на секунду представьте, сколько этих возможностей! Конечно, мозг не способен охватить все их до скончания века, но лишь логически выстроить до определенного момента, насколько хватает имеющейся информации об окружающей среде. Дальше можно только гадать.

И Элиза старается, естественно, выбрать тот вариант ближайших событий, который ее больше устраивает. Но проблема заключается в том, что она не знает продолжения этой цепочки событий. Не знает наверняка конечной цели и смысла. Здесь у нее возникает конфликт с Судьбой. У последней-то свои планы на Элизу. И поэтому, когда девушка проявляет слишком много воли, желания и настойчивости в каком-то направлении, которое не устраивает Судьбу, Элиза сразу получает наказание от нее: добрую порцию нескончаемой боли. Очень острой. Тогда Элиза не может и не хочет есть, пить, спать. Она не может ни на чем сосредоточиться, не может даже думать, как ни пытается. Ее бросает то в жар, то в холод, кровь стынет в жилах, она почти теряет сознание, постоянно покрываясь мурашками.

«Ты идешь не своим путем, вернись», — шепчет Судьба, пробираясь девушке под кожу. Но Элиза всегда упорно делает по-своему, пока наконец не падает обессиленная на колени, моля о спасении от боли. Это еще вам предстоит увидеть.

Сложно выделить один поворотный момент, с которого начались «наказания» от судьбы. Но, пожалуй, стоит начать с того самого дня, когда к ним на работу взяли нового сотрудника. К тому времени Элиза уже больше шести лет встречалась со своим, как она считала на тот момент, будущим мужем. Она была полностью уверена, что Дима именно тот парень, с которым она проведет остаток своей жизни, и что жизнь навряд ли сможет предложить ей что-то лучше. В нем Элиза была полностью уверена. Дима любил ее больше жизни, а чего еще можно желать от отношений? Им только нужно было немного времени самим устроиться в жизни прежде, чем создавать семью. Со свадьбой не спешили, в этом вопросе оба были не «против» и скорее даже «за» отсрочку. Свадьба казалась изжившей себя традицией, которая им не требовалась, ведь они и так всё решили для себя. Но, возможно, именно отсутствие каких-либо ограничивающих свободу трудностей в виде печати в паспорте и публичном обещании верности и позволило событиям развиваться именно так, как они развивались.

Здесь должно быть маленькое отступление о том, что Элиза всегда придерживалась традиционных взглядов на отношения. Измена являлась для нее немыслимой вещью, противоречащей всем ее принципам и моральным устоям. Она верила в чистую, искреннюю любовь, которую она уже, видимо, нашла. Всё остальное — разложение личности. Если в мире нет верной любви — значит, в мире вообще нет ничего стоящего. И за всё время, пока она встречалась с Димой, у нее не возникало ни мысли, ни желания иметь интимную связь с каким-либо другим парнем. Но почему-то первая мысль, мелькнувшая в ее голове, когда она увидела Вову, нового сотрудника, была: «Вот с этим парнем я могла бы переспать». И тут же сама ужаснулась этой мысли.

У этого события, конечно, была еще и предыстория.

Элиза возлагала большие надежды на Диму, как на будущего мужа, поэтому попросила его о маленьком, но очень важном для нее условии — бросить курить. Почти в ультимативной форме попросила… Но Дима вроде как согласился на такой шаг ради любви. Для Элизы просто было важно, чтобы ее муж как можно дольше оставался здоровым и живым подле нее. А потом началась серия обманов и целый океан лжи, связанных с этим курением, потому что бросить ему вовсе не удалось. Ложь, особенно в таких количествах, Элиза не переносила. Для нее это было равносильно измене, что тоже по своей сути в первую очередь является обманом. В общем, Дима, сам того не ведая, разблокировал для Элизы бонус на ответный шаг в том же направлении.

Вова, вне всяких сомнений, очень добрый парень, но многие почему-то считают его мерзавцем. Не без причин, впрочем. У него просто своеобразный взгляд на жизнь и взаимоотношения людей. Он всегда уверен в себе, сильный характером. Успешный, умный, всегда ухоженный. Немного грубый, прямолинейный, любит язвить и много улыбается. Всегда знает, что ответить. Во всем разбирается: от бизнес-плана до квантовой физики. Всегда сохраняет дистанцию, мало проявляет настоящих эмоций и никогда слабостей: отчего кажется холодным и безразличным по отношению к окружающим.

Поначалу Вова совсем не разговаривал с Элизой. Неохотно отвечал на любые вопросы, не касающиеся работы, и, надо полагать, нарочно старался держать дистанцию. Но когда Элиза совсем уж, было, отчаялась получить хоть каплю внимания с его стороны, Вова вдруг стал более открытым, начал проявлять знаки внимания и даже говорить ей, что любит ее (как бы в шутку). У него вдруг появилось множество дел, связанных с бухгалтерией, он абсолютно неслучайно задевал ее в лифте, доверительно клал руку на плечо, давая советы, и позже даже открыто высказывал желание провести с ней ночь. Они стали вместе обедать, а потом и ужинать после работы. Элиза начала поздно возвращаться с работы, но Дима, ее парень, никогда не переживал по этому поводу. Он же знает Элизу как свои пять пальцев: она такая трудяга! Она много рассказывала про своего коллегу, но обычно в небрежной форме. Поэтому это немного раздражало Диму, но никогда не вызывало подозрений. Он знал, что Элиза никогда ему не изменит, ведь она его тоже любит больше жизни, и, если она говорит, что Вова всего лишь друг и коллега — значит, он всего лишь друг.

Элиза вошла в офисное здание и тут же услышала голос Вовы где-то за углом, рядом с лифтами. Ее настроение сразу значительно улучшилось, и она почувствовала, как счастье растекается по ее венам только от того, что он где-то рядом. Он говорил по телефону, смеялся и, похоже, тоже был счастлив: «Нет, сегодня не смогу. Я сегодня ночую у Леры…». Элиза даже не слышала продолжения. Она будто провалилась под землю, остановилась как вкопанная, забыв, куда и зачем шла. Все мысли моментально спутались, и даже в глазах потемнело. Конечно, он свободен, но ведь она его так любит. В горле встал ком, и она решила пока не заворачивать за угол, а немного прийти в себя. Она встала рядом с газетной стойкой, то ли изображая попытку выбрать подходящее периодическое издание, то ли пытаясь отвлечься и перевести свое внимание на что-то другое. Ни то и ни другое ей не удавалось. Она даже не могла прочитать заголовков газет. Она просто не понимала, что там написано. Кажется, она только что разучилась читать! Но это было не так важно, как то, что Вова собирался ночевать у какой-то Леры. Уровень эндозепинов¹ зашкаливает. Голова кружится. Кто-то ее слегка толкнул, когда брал газету, но Элиза даже не почувствовала прикосновения. Она глубоко вдохнула и сосредоточила все мысли на «Ужесточении ограничений для космических путешественников». Она несколько раз прочитала заголовок первой попавшейся газеты, прежде чем до нее дошел смысл слов. Тогда она сделала глубокий вдох: «Он может делать, что ему заблагорассудиться, я ему никто. Боже, за что мне такие мучения!».

Дело в том, что Вова сразу сказал Элизе, что всё, чем они занимаются, — это развлекаются от скуки, что она совсем не в его вкусе и что они никогда не будут вместе. Она, конечно, сохраняя полную невозмутимость, согласилась с ним, но сердцу не прикажешь. Чем больше они общались, тем больше она понимала, что как в болоте увязает в своих чувствах к нему. Она не смела ему даже намекнуть на то, что испытывает к нему куда более глубокие чувства, чем просто дружеское расположение. Элиза объясняла это самой себе тем, что шансов на взаимность слишком мало, чтобы рисковать потерять его еще и как друга. Но почему-то она никогда не задумывалась над тем, нужен ли ей такой друг, общение с которым вызывает столько мучительных и лишних химических процессов в организме.

Элиза понимала, что она не может стоять перед газетным стендом весь день, тем более что она и так уже опаздывает на работу. На ватных ногах она дошла до лифта. Хотя мозг ее понимал, что причин страдать у него нет, и старался всячески успокоить своего владельца, Элиза ничего не могла поделать с фонтаном нейромодуляторов. Как бы ни желала она прислушаться к серому веществу, временно ведущему самостоятельную жизнь в ее черепной темнице, кровь кипела, и эмоции зашкаливали, препятствуя нормальной работе мозга и значительно ограничивая опорно-двигательные функции ее тела. Она приложила все оставшиеся силы, чтобы вызвать лифт и нажать кнопку нужного этажа.

Не успела она выйти из лифта, как столкнулась лицом к лицу с Вовой. Сердце снова остановилось.

— О, Элиза, привет!

— Привет, Вов…

— Как дела? Ты что в фонтане купалась? — как всегда, сумничал он, осматривая промокшую до нитки Элизу, и, не дожидаясь ответа, поспешил поделиться радостной новостью. — А у меня потрясающая новость! Не знаю, помнишь ты или нет, как я тебе рассказывал, что у меня есть подруга, у которой муж работает в Министерстве космических полетов. Лера! Она меня сегодня пригласила встретиться поболтать о делах. Видимо, денег захотелось заработать и через мужа провернуть какое-то дельце. Может, наконец, у нас в отделе дела пойдут в гору!

Вова молча улыбался, ожидая реакции Элизы, у которой в этот момент упал камень с сердца. Всю панику, страх, злость и ревность как рукой сняло. Она снова почувствовала себя счастливой.

По правде говоря, такое случалось очень часто последнее время. Любое упоминание Вовой лица противоположного пола вызывало у Элизы острый приступ ревности. И хотя она видела, что он действительно не воспринимает ее как потенциальную спутницу жизни или хотя бы месяца, ее разум и сердце никак не могли смириться с этой мыслью, и она пыталась найти намек на его «истинные и глубокие чувства к ней» в любом его действии или неосторожно выбранном слове. Право на такое сильное заблуждение ей давала всего лишь одна ночь, проведенная с Вовой. Несколько месяцев назад он позвал ее к себе в гости весело провести время и предложил ей попробовать ЛСД впервые в жизни. Так как Элиза всегда любила пробовать что-то новое, она согласилась. Переступить через свои принципы и рискнуть попробовать наркотики ей было непросто. Хотя уже давно прошло то время, когда хранение наркотиков каралось смертной казнью в их стране, в обществе твердо закрепилось мнение, что употребление подобных веществ — это проявление высшей человеческой слабости. Общество отвергало слабых людей. В тюрьму за наркотики тоже не сажали, но с приличной работы непременно выгоняли и заносили эту информацию в личное дело. После этого можно было даже не мечтать ни о достойной работе, ни о приличном обществе. Элизу воспитывали по всем канонам жанра как примерную девочку, но желание провести время вместе с Вовой было сильнее. Так что Вова, как настоящий манипулятор и маргинал, в итоге уговорил Элизу. Он, не скрывая, предупредил, что был бы не против заодно переспать с ней, но, если она не захочет, ничего не будет. Перспектива секса на одну ночь Элизу не устраивала, тем более что у нее тогда еще был Дима. ЛСД, оказалось, испортился и почти не дал никакого эффекта, зато у Вовы был в запасе еще МДМА, более известный как экстази. Совершенно случайно. И Элиза, решив, что уже нечего терять — не пропадать же вечеру в компании ее безответной любви — проглотила еще и гранулы экстази. Спустя несколько минут Элиза уже не могла противостоять своим желаниям. Это было совсем не то желание, которое она испытывала к Диме. Это была самая настоящая страсть, которая оказалась для нее сильнее самого наркотика. Теперь ей нужна была новая доза. Эта страсть как вирусная инфекция засела в ее сердце и обострялась каждый раз, когда Вова был поблизости, разъедая изнутри ее душу, растекаясь ядом по венам. Еще целую неделю ее организм восстанавливался после такой большой дозы экстази, она продолжала писать Вове неадекватные сообщения, воспринимая его почти как своего парня. Она не могла понять, как можно переспать с человеком и не испытывать при этом к нему никаких чувств, и она не хотела даже верить в то, что это возможно. И всё это Элиза безуспешно вытворяла, несмотря на то, что Вова на следующий же день еще раз напомнил ей, что они просто развлекаются и он даже не может представить их вместе — слишком они разные. А ее, Элизу, он, вообще, считает скучной.

Но Элиза начинала сходить с ума даже когда просто слышала где-либо тот же парфюм, что и у Вовы. Только на Вове он, конечно, лучше сидел в сочетании с запахом его тела, кожи, волос. Этот сладкий букет заставлял ее забыть обо всем на свете.

С Димой всё стало непросто. С одной стороны, она не могла больше находиться рядом с ним, чувствуя, как мучает и себя, и его. Постоянные сравнения со страстью, которая разгорелась неожиданно в ее сердце, не давали ей покоя. Всё ее раздражало. Всё в Диме неожиданно стало не так. Но одна только мысль о разрыве отношений уже причиняла ей невыносимую боль. Элиза понимала, что их очень многое связывает, какие-то более глубокие чувства, чем просто страсть, но и более спокойные, которые, оказалось, так легко перекричать бурной вспышкой эмоций.

Но разве можно просто взять и избавиться от тепла, которое так уютно тебя согревало несколько лет? Разве можно забыть все улыбки, которые вы дарили друг другу, нежные объятия, страстные поцелуи? Разве можно предать вечера, проведенные в объятиях, за просмотрами фильмов или игрой в приставку, прогулки в обнимку по парку, сотни совместных ужинов, тысячи минут на телефоне, и бесконечно повторяющиеся признания в любви, слова поддержки, отражающиеся эхом в сердце родного человека и возвращающиеся к тебе же?

Но дело было вовсе не в том, что Элиза это не ценила или хотела избавиться от этого. Напротив, она не могла и не хотела терять Диму, но чувствовала, что уже недостойна его любви. Как бы ей хотелось просто отмотать время назад, суметь отказать Вове, не прислушиваться к сердцу, как ни парадоксально это звучит. Ей не пришлось бы вырывать из сердца Диму.

Она не могла сказать ему, что предала его чувства, не могла причинить ему такую боль. Алкоголь, наркотики — всё это не могло быть оправданием. Скорее наоборот. Дима хоть и догадывался о случившейся непоправимой ошибке, все равно верил в лучшее. Он до последнего не хотел отпускать Элизу. Он готов был начать всё с нуля, но с ней же. Простить и забыть все нанесенные ему обиды.

И Элиза была готова к такому продолжению жизни, но только когда Димы не было рядом и она оставалась совсем одна. Но стоило появиться Вове, и она забывала вновь о своем спокойном счастье, потому что сердце непослушно билось сильнее и громче.

Элиза наконец добралась до дома. В этот раз, так же как и в последние несколько недель она вернулась не к Диме, а к себе домой. В общественном транспорте нечего больше делать, кроме как думать. Но в пустой квартире тоже негде было спрятаться от мыслей. Влюбленная в Вову, но любившая Диму. Всё, что ей сейчас хотелось это, чтобы ее любимый Дима был счастлив. Она видела, сколько боли она ему причиняет своими словами, своими постоянными бегствами и уединениями. Но что еще она могла сделать, чтобы он ее разлюбил и больше не страдал? Не писать, не отвечать больше, не звонить, не мучать его. Она без сил упала на колени посреди комнаты, рыдая, царапая грудь и сердце, загнав себя мыслями в истерический психоз. Ей нечем было дышать.

— Я ненавижу тебя, — обращалась она к самой себе, сквозь застилавшие взор слезы. — Ты убийца. Ты убила самое… прекрасное, что есть… в этом мире… — она еле выговаривала слова, потому что за потоком слез ей действительно нечем было дышать. — Любовь… Ты убила любовь.

Это и есть то самое наказание от Судьбы, о котором уже говорилось. Ее действительно тошнило от этих мыслей, она не смогла больше вдохнуть и рванулась в ванную промывать рот от скопившейся слизи из слез и презрения к самой себе. Но поток слез не остановила даже эта угроза умереть. Разве достоин жить человек, убившийся любовь? «Но ведь я его всё еще люблю. И он меня любит». Только почему-то стало так невыносимо находиться рядом. Почему так тяжело быть вместе?

Она не может столько страдать, это невозможно выносить. А ведь Дима страдает не меньше. Она виделась с ним недавно. Видела, как он похудел, мешки под глазами от бессонных ночей. Он тоже знает, что надо просто покончить с этими отношениями раз и навсегда. Но разве можно забыть и вырвать из сердца всё самое дорогое, что у тебя есть и было за последние годы?

— Замолчи! Его счастье дороже! Дороже твоего! — приказала она себе, спустившись на плиточный пол ванны. Вода текла мощным потоком из крана, но не заглушала ее всхлипов. — Надо сделать это самой. Надо просто перестать отвечать ему. Хватит показывать свои чувства, даже те крохи, что ты еще давала. Надо держать свою любовь в себе, раз ты не смогла ею правильно распорядиться.

И сковав свое сердце металлическими цепями, она закрылась от Димы полностью. Но какая роковая ошибка?! Почему не от Вовы? Потому что Вову она видела каждый день, от него нельзя было просто так сбежать. И Вова продолжал проводить с ней весело время, хотя и чисто по-дружески. Рядом с ним ей было легко, спокойно и хотелось жить. Но Вова не любил ее, он не дарил ей тепла, заботы, нежности. Нет, тут не было даже намека на способность понять, готовность поддержать или хотя бы просто выслушать. Ни намека на те душевные чувства, что пронизывали отношения Элизы и Димы. Но, тем не менее, эта неутоленная безответная страсть облегчила первые месяцы без Димы. У нее был персональный мучитель, на котором были сконцентрированы все мысли.

Каждые выходные подобны передышке для ее измученного сердца. Ей легко и спокойно, пока она не видит Вову. Кажется даже, что он ей совсем не нужен и что в нем, вообще, такого?! Вопрос, на который она никогда не сможет дать ответ.

Элиза понимала, что ей больше всего на свете требовалось сейчас только спокойствие и умиротворение. Она решила, что ей нужен отпуск, чтобы подольше не видеть своего мучителя.

Первые дни отпуска она все еще просыпалась и засыпала с мыслью о нем. Но не покидавшие ее тревоги и бесконечные мысли шептали о том, как было бы прекрасно снова наслаждаться спокойным счастьем с Димой. Забыть безответную любовь было не так уж сложно, когда находишься за тысячи километров от источника своих переживаний, когда никто и ничто не напоминает о прошлом и нет никакой возможности даже намеренно воскресить свои страдания, отправив скучающее сообщение. И Вова как будто почувствовал это. Как только она вернулась из отпуска, он тут же позвал ее провести время вместе и, наконец, попробовать нормальную кислоту.

Словно собака на сене. Она ему не нужна, но и отпускать он ее не хочет. Хотя Элиза предпочитала, как и прежде, тешить себя безосновательной мыслью, что он просто боится признать, что не может жить без нее.

Примечания

1

Эндозепины — нейропептиды, вызывающие чувство беспокойства и страха.