Я заберу свою дочь

Александра Багирова

– Мама! Кто этот дядя? – дочь с интересом рассматривает незнакомца. Если бы я знала, что ответить. – Я твой отец, – невозмутимо заявляет странный мужик. – Глупости. У моей дочери есть отец, – мой голос дрожит. Взгляд его стальных глаз пробирается в душу. Неподконтрольный страх сковывает тело. – Я больше скажу, – незнакомец преграждает мне дорогу, – Тут живет, – указывает на мой едва округлившийся живот, – Мой сын. – Вы ненормальный, – не спрашиваю, утверждаю. – Я вас впервые вижу! – по позвоночнику струится холодный пот. – Теперь я надолго в твоей жизни, привыкай…

Глава 1

— Собирай свои манатки и выметайся из моего дома! — раздается голос мужа из коридора.

— Дорогой! Что у тебя за шутки? — выхожу из кухни, вытираю руки о полотенце.

Я только что закончила готовить ужин. Все как Вениамин любит, запеченный лосось, рис, овощи на пару.

— Ты мне больше не нужна, — заявляет с кривой ухмылкой.

— Ты на меня обиделся? Я что-то сделала не так? — спрашиваю дрожащим голосом.

Ничего не понимаю. Мой мозг отказывается воспринимать смысл жутких слов. В груди расползается жалящая боль.

Еще утром муж желал мне хорошего дня, целовал на прощание. Что могло произойти за день? Он меня разыгрывает? Или срывает свою злость? У него так иногда бывает.

— Все, Любка. Ты сплошное недоразумение в моей жизни, — отталкивает меня плечом и проходит на кухню.

Пошатываюсь. Едва стою на ногах. Хватаюсь за стену. К горлу подступает тошнота. А ведь токсикоз уже позади. Нельзя терять сознание. Надо разобраться и все выяснить.

— Веничка, проблемы бывают у всех пар, — в горле застревает ком, на глаза наворачиваются слезы. — Мы справимся…

— Не полощи мне мозги. До печенки меня достала, — отмахивается от меня. Садится на стул, безразличным взглядом окидывает ужин на столе.

Муж любит все горячее, только приготовленное. Разогретое он не ест. И я каждый раз стараюсь его удивлять и баловать.

— Но… у нас… же, — дрожащая рука ложится на едва округлившийся живот, — Дети…

— И что? — нагло заявляет.

— Мы семья, — с моих губ срывается жалобный писк. — В огонь и в воду всегда вместе.

— Идиотка, это была фразочка для журналистов, — запрокидывает голову назад и хохочет.

Больно, как же больно. За что такие унижения? Прислоняюсь к холодильнику, ноги ватные, в горле ком.

— Что с тобой произошло, Вениамин? Где тот мужчина, за которого я выходила замуж? — всхлипываю.

— Ты мне нужна была для предвыборной кампании. А сейчас притворяться нет смысла, — скалится, — Все просто, Любаня, — в голосе пренебрежение.

Смотрит на меня, как на ничтожество. Он не мог так измениться за несколько часов? Да, мой муж не идеален. Но сейчас его поведение — это за гранью моего понимания.

— А дети? Их ты тоже просто так вычеркнешь из жизни? — смотрю в его бесстыжие глаза.

— Дети… пф, — морщит нос. — Я могу оплодотворить сотню баб, так что мне каждого ребенка признавать? А ты даже забеременеть по-человечески не смогла. А Надька… я вообще молчу, — сплевывает прямо в запеченного лосося, — Ошибка природы.

— Как ты смеешь?! — у меня глаза кровью наливаются. Зубы стучат, холодный пот струится по спине. — Ребенок в больнице! Она недавно перенесла сложнейшую операцию!

— Которую оплатил я! Считай, выкинул бабки на ветер, — бьет кулаком по столу, так что тарелки подпрыгивают. — Она все равно… ну того… скоро… — разводит руки в стороны, — Пшик…

Все мое терпение лопается. Подлетаю и влепляю ему звонкую пощечину.

— Не смей так говорить о моей дочери!

— Правда, Любаня, она не всегда приятная, — отталкивает меня. Чудом получается устоять на ногах.

— Не боишься, что я эту правду журналистам выложу?

Мне до ломоты в теле, хочется причинить ему боль. Любую. Растоптать, уничтожить! Его слова режут по живому. Душа разрывается на куски. Где взять силы все это выдержать?

— Выкладывай, — скалится. — Моя политическая карьера обломалась. Все старания коту под хвост. А еще и тебя терпеть беременную, с больной девкой — это конкретный перебор. Уволь.

— Скотина! — мотаю головой.

Неужели все это был фарс? Весь наш брак хорошо отрепетированный спектакль?

— Амеба! Научилась у плиты стоять, а как мужика собой заинтересовать — тут фиаско. Ты посмотри на себя? Зачем мне твоя стряпня, если от одного твоего вида хочется посетить туалет?

— Заткнись! — кричу с нарывом.

Мне надо уйти. Бежать. А ноги не слушаются. Живот тянет. Мне нельзя нервничать. Можно навредить малышу. Но истерику не получается унять.

— Завязывай с соплями. Выметайся. Манатки можешь забрать. Это все. Больше ни копья от меня не получишь, — рукой сметает весь ужин со стола.

Мои старания летят на пол. Тарелки, фужеры, кружки, все разбивается. Смотрю на осколки. Вот он итог моей жизни. Я такая же разбитая чаша. Меня больше не склеить.

— Мне от тебя ничего не надо… но дети… — жалобно всхлипываю.

Ненавижу себя за это. Но в данном случае я должна думать о доченьке и сыночке у меня в животе. Муж нас полностью обеспечивал. У меня ничего нет.

— Как подобрал тебя на помойке, туда тебе и дорога. Может, кто и пожалеет беременную и облезлую, — поднимается со стула и проходит мимо меня.

Достает мобильный из кармана. Набирает номер.

— Ангел мой, как насчет романтика сегодня вечером? — щебечет нежным голосом.

Говорит громко. Мне все слышно.

— Ооо! Отлично! А у меня как раз повод для праздника есть. Наконец-то выкинул мусор из дома…

***

Сползаю на пол. Сижу посреди осколков и разбросанной еды. Будущее, планы, надежды, он растоптал все. Чувствую себя этим самым мусором. Ко всем «прелестям» муж еще и уничтожил мою самооценку. Хотел меня раздавить? У Вениамина это отлично получилось.

Любовница… А сколько их было за нашу жизнь? Закусываю губу. Он предавал меня. Играл в свои игры. Боль спазмами сдавливает грудь. Не могу двигаться. Слезы жгут как кислота. Дышать нечем. Воздух будто отравлен.

— Чего расселась! Шевелись, кляча! — заглядывает на кухню.

Откуда в человеке столько жестокости?

— За что? — шепчу. Не ему, себе.

Даже если остыл. Хочет развестись. Можно ведь сделать все нормально, как человек, а не скотина.

— За утраченные годы жизни! — поднимает указательный палец к потолку.

Каждая фраза, как удар ножом. В сердце. До воплей, судорог, кровоподтеков.

— Уйди! Молчи! Не трогай меня! — голос срывается.

— Уходишь ты, дорогуша, — громко смеется.

Меня передергивает. Смех по нервам проходится.

Надо найти силы и подняться. Мне опасно тут находиться. Надо думать о детях. Придерживаюсь за кухонный шкаф. Поднимаюсь с пола.

— Какая же неповоротливая, — он продолжает свою пытку.

Даже бить не надо. Душевная боль она ранит гораздо сильнее. Выжигает нутро.

Перед глазами все расплывается. Держусь за стену и пытаюсь дойти до спальни.

— Беременность тебя изуродовала, — продолжает едко комментировать.

— На свое пузо посмотри, — окидываю его презрительным взглядом.

— С нерадивой женой мужчина увядает, — он как палач идет за мной следом. Спиной ощущаю обжигающую ненависть.

Молчу. Любой мой ответ — это очередное оскорбление. А мне надо бежать из этого дома. Наденька в больнице. Ей нужна живая и здоровая мама.

Достаю чемодан. Кидаю в него вещи. На улице холод. Беру только самое необходимое. Остальное заберу, когда Вениамин будет на работе. Сейчас даже находиться с ним в одном помещении невыносимо.

— Поговорим, когда остынем, — говорю сдавленно.

Даже сейчас пытаюсь найти оправдание его нечеловеческим поступкам. На работе неприятности. Сорвался. Мозг отказывается воспринимать действительность. Ясно одно — нашим отношениям настал конец.

— Ты жаба холодная, куда тебе еще остывать? Мне наоборот огонь нужен, — стоит в дверях, внимательно смотрит, что я кладу в чемодан.

— Огонь ты искал у своих любовниц?

— У богинь! Ты им спасибо должна сказать! Они помогли мне тебя клушу столько лет выдержать!

Это говорит человек, который шептал мне на ухо, как хочет ребенка. Я была так слепа? Или Вениамин настолько хороший актер?

Уже неважно. Есть реальность, в которой надо выживать. Закрываю чемодан и направляюсь к двери. Прохожу мимо него.

— Если что лишнее стырила, — наклоняется и шипит мне в ухо, — Урою.

— Бумеранг есть, Вень. Он тебя настигнет, — иду в прихожую. Обуваюсь. В висках гудит. В теле слабость.

— Раскаркалась тут! Вали! — орет визгливым голосом.

Задела его моя фраза.

Открываю дверь. С трудом вытаскиваю чемодан во двор. Внизу живота боль. Только бы с малышом все было хорошо. Не так давно я лежала на сохранении.

— Люб! — окликает меня.

— Да? — оборачиваюсь.

— А по срокам еще не поздно избавиться от недоразумения в твоем животе? — спрашивает с гадливой улыбочкой.

— Я вижу тут только одно недоразумение. Тебя… Вениамин.

Выхожу за ворота. Оглядываюсь на дом. Я старалась стать ему хорошей женой. Верила, что у нас все получится. В какой раз жизнь выкидывает меня на обочину?

Но сейчас все иначе, я больше не одна. У меня дети. Ради них надо бороться.

Вызываю такси.

На улице холодно. Слезы текут по щекам, их не остановить. В душе выжженная пустыня. Ударил прицельно, сильнее всех, контрольный в сердце.

Такси приезжает быстро. Еду в больницу. Если получится, там переночую. Мне жизненно необходимо быть с доченькой. А утром уже буду думать, как нам теперь выживать.

Подозреваю, моя карта уже заблокирована. Вениамин всегда был довольно скуп. А в данной ситуации, несложно предугадать его ход. А своих денег у меня практически нет.

Я работаю в благотворительном центре. Но зарплату всю отдавала больным деткам. Им ведь нужнее. А у меня был муж… как я думала… надежный тыл…

Расплачиваюсь с водителем. Тащу за собой чемодан. На улице уже темно, моросит дождь, в глазах пелена жгучих слез.

Уже поздно для посещений. Но это частная клиника. Лучшая. Я по работе с ними часто сотрудничаю, мужа тут уважают, меня передергивает. Лицемерие однозначно его конек.

Плюс от его игры на публику все же есть. Я могу прийти к дочери в любое время.

— Любовь Павловна, а я домой собирался. Едва не разминулись, — ко мне идет главврач. Широко улыбается, проходится по мне цепким взглядом.

— Добрый день, Павел Аристархович, — киваю. — Я к дочери. Побуду ночь с ней.

— Пройдемте ко мне в кабинет. Разговор есть, — рукой указывает направление.

— Что-то случилось? — холодок пробегает по спине.

Он не отвечает. Только глазами стреляет на меня. Они у него очень маленькие, всегда прищуренные, нос картошкой и тонкие губы. Человек отталкивающий, неприятный, скользкий. Но есть у него одно преимущество — врачебный талант. Про таких говорят: «Врач от Бога». А его скверную натуру можно выдержать. Главное — он спас сотни жизней. И для моей Надюшки сделал невозможное.

— Девочку завтра можно выписывать… — делает паузу. Усаживается в кресле и смотрит на меня со странной улыбочкой.

— Но? — занимаю место напротив. Ноги едва держат.

— Наде необходима реабилитация, чтобы восстановить двигательные функции. Динамика положительная, я вам об этом говорил. Но затягивать не стоит.

— Я знаю, — вздыхаю. — Мы это уже проходили… с ножкой…

Доченька, она мне по крови не родная, но ближе ее никого нет. Она столько вытерпела за свои шесть лет.

Когда я была в бегах, меня занесло в небольшой городок, на севере страны. Надюшу я увидела в центре города. Она стояла на коленях с протянутой рукой. Чумазое лицо, рваная тонкая курточка, и огромные серебристые глаза. Они блестели от слез.

Малышка смотрела на меня обреченным взглядом. Вся продрогла. Поет песню и просит прохожих пару рублей на хлеб. Это я потом узнаю, что ничего из этих денег ей не доставалось. И ела она далеко не каждый день.

А тогда в морозный зимний день, я содрогалась от боли вместе с ней. Один миг, один взгляд, понимаю, не отдам, не отпущу.

— Вы для дочери на многое готовы пойти, — фраза звучит двусмысленно, мерзко. Или я себя накручиваю?

— Как и любая мать, — отвечаю сдержанно. Скорее бы выйти из его кабинета.

— А вот вторую половину за лечение так и не внесли, — барабанит пальцами по столу.

— Муж должен был все перечислить… — осекаюсь.

Новый удар. Думала, хуже не будет? Ага, получай.

Пусть бы Вениамин дальше меня морально уничтожал. Лишь бы дочь не трогал.

А ведь он сказал, что все перечислил!

— Так что же вы раньше не сказали? — сжимаю руки в кулаки, впиваюсь ногтями в ладони. Нельзя плакать. Нельзя показывать ему отчаяние.

— Мы не чужие люди, Любовь Павловна. Я тактично давал вам время, — из последних сил пытается сдержать улыбку.

Физически ощущаю его триумф.

— Павел Аристархович, я бы хотела вас попросить, — делаю глубокий вдох, — О еще одной отсрочке платежа. Обещаю, в скором времени я погашу задолженность.

— Финансовые проблемы, Любовь Павловна? Так я могу вам помочь, — облизывает тонкие губы. Скользит по мне откровенным, липким взглядом. Физически его ощущаю. Он раздевает меня глазами, измазывает в грязи.