Глава третья. Ты ж ведьма!
— Хозяйка, тут твоя помощь нужна, — донесся приглушенный голос домового Никифора.
Тайка заглянула в чулан под лестницей и не ошиблась: Никифор был там, и даже не один. Второго домового — рыжего и чумазого — она разглядела не сразу: тот спрятался за банками с соленьями.
— Вылазь, Сеня, — Никифор подмигнул рыжему. — Наша Таисья — ведьма добрая, отвечаю.
— Арсений, — гость протянул грязную лапку с узловатыми пальцами. — Можно, я у вас поживу немного?
— Чувствуй себя как дома. — Тайка пожала руку и украдкой вытерла испачканную ладонь о фартук. — Хочешь молока?
Никифор дернул ее за подол платья:
— Лучше послушай, хозяйка, чо у Сени стряслось. Дело-то сурьезное.
Домовой Арсений вытер нос рукавом и тоненько запричитал:
— Ой, беда-беда, кручинушка. Из дома родненького выселили, супостаты!
— Кто? Хозяева? — Глаза наконец привыкли к полумраку, и Тайке удалось рассмотреть гостя получше: латаная-перелатаная косоворотка, полуразвалившиеся лапти, нечесаная борода — одним словом, непутевый. И пахло от него кислой бражкой.
— Нет у меня хозяев, — всхлипнул Сеня. — Я это… из дома на окраине.
Заброшенный дом в Дивнозёрье знали все: кривенький, с облупленными наличниками и покосившимся забором. Он переходил от хозяина к хозяину, попутно обрастая дурной славой. Одни видели там призраков, другие грешили на шишигу, кое-кто считал, что это домовой одичал и чудит, но все сходились во мнении, что в доме нечисто. Бабушка рассказывала, что в стародавние времена там ведьма жила. Веданой её звали. Наследников, вроде как не оставила. Потом какой-то ушлый начальник документы подделал и дом присвоил, но только перестроил да облагородил — как там сразу начала чертовщина твориться. С тех пор его только и делали, что перепродавали.
Глядя на Арсения, Тайка легко поверила бы в историю об одичавшем домовом, если бы этот самый домовой сейчас не сидел перед ней, дрожа от страха.
— Тогда кто?
— А я почем знаю? — Сеня влез на бочонок из-под квашеной капусты. — Бывало, сам озорничал, каюсь. Так все озорничают!
Никифор в ответ на такой поклеп кашлянул и нахмурил косматые брови. Он был серьезным домовым, не то что некоторые…
— А теперича там че-то завелось и воет, аж жуть берет! — Арсений закатил глаза. — Помоги, а? Ты ж ведьма!
Тайка вздохнула. Вот и нашлось настоящее дельце. Теперь было очень важно не ударить в грязь лицом. Это, вроде как экзамен получается.
— Попробую узнать, кто там воет, — Тайка поежилась. — Но ничего не обещаю.
— Пушка с собой возьми, — Никифор потянулся, хрустнув спиной. — А мы с Сеней пока в баньку сходим косточки попарить. Подберу ему чо-нить из вещичек. Негоже домовому — пущай и бездомному — чучелом неумытым ходить.
Тайке эта идея пришлась по душе — всё-таки не одной идти. А вот Пушок совсем не обрадовался.
— Очумела? — Коловерша нарезал круги по комнате. — Там что-то воет, а мы туда пойдем? Еще и ночью! А вдруг это оборотень?
— Не ори. Мы одним глазком посмотрим. Я же обещала. — Тайка показала коловерше яблоко, но тот даже не взглянул на лакомство: пришлось есть самой.
— Обещала она! — Пушок приземлился, клацнув совиными когтями по столешнице. — Пожалела Сеньку. Взгляни на него, Тая, он же бомж! Опустившийся элемент.
— Где ты таких слов нахватался? — ахнула Тайка.
— Думаешь, я газеты к себе в гнездо ношу, чтобы на них спать?
— А разве у тебя есть гнездо?
В круглых желтых глазах Пушка мелькнуло негодование. Он захлопал крыльями.
— Я не пойду, ясно? И тебя не пущу. Ишь, смелая выискалась! Загрызет тебя оборотень, что тогда?
— Подавится, — усмехнулась Тайка. — У меня обереги есть. И ножик серебряный.
— Но-ожик, — коловерша презрительно фыркнул. — А у него когти — во! Больше моих.
Для наглядности он поднял лапу, но Тайка не испугалась:
— Все равно пойду. С тобой или без тебя!
— Ну и дурочка.
— А ну, не обзывайся!
— Бе-бе-бе, — Пушок перепорхнул на печку, а Тайка в сердцах запустила в него огрызком яблока, но промахнулась.
Вдруг раздался осторожный стук, и в приоткрытую дверь заглянула соседская девочка Аленка. Тоненькая, тихая, с двумя торчащими светлыми косицами и конопатым носом. Ей недавно исполнилось восемь, и этой осенью Аленка опять собиралась в первый класс: прошлый год пришлось пропустить из-за частых болезней.
— Можно? Мама сказала к тебе пойти…
— И что надо твоей маме? — Тайка припомнила тетю Маше вечно уставшую седую женщину с грустными глазами.
Соседи жили бедно. Аленка была поздним ребенком, да к тому же росла без отца… Друзей у нее не водилось, поэтому Тайка, несмотря на разницу в возрасте, порой гоняла с ней на великах по деревне или брала с собой в лес за грибами. Заодно они и Аленкину овчарку выгуливали, чтобы размыла лапы, побегала. Умнейшая собака. Из тех, с которыми ребёнка можно было оставить, как с нянькой. Тетя Маша раньше так и делала, когда уходила на работу. Аленка даже шутила, что это Джулька её вырастила.
— У мамы всё нормально, — девочка шмыгнула носом, — Это мне помощь нужна. Джулька пропала. Всю деревню обыскали — нигде нет. Найди ее, пожалуйста. Ты ж ведьма!
Она протянула на ладошке золотые сережки-колечки — самое дорогое, что у нее было. Тайка, конечно же, не взяла.
— Давно пропала-то?
— Да уж три дня назад. — Губы девочки задрожали. — Мама сперва говорила, мол, вернется. А теперь говорит, давай новую собаку заведем, а другую я не хочу. Джулька, когда я болела, под окнами больницы ночевала, а как-то даже в окно влезла и нарычала на доктора, который мне уколы делал. Она мой друг. Разве друзей бросают?
— Песье племя! Терпеть их не могу, — Пушок яростно завозился за печкой.
Аленка, разумеется, слов не разобрала. Вместо коловерши она увидела бы обычного кота. Мяучит себе — и пусть мяучит. А вот Тайке захотелось его стукнуть. Ну чего он лезет?
— Конечно, не бросают. Я найду Джулю, обещаю.
Она дождалась, пока девочка уйдет, и — бэ-э-э — показала Пушку язык.
* * *
Идти ночью к заброшенному дому в одиночку было боязно. А не идти — стыдно.
Тайка еще не успела добраться до покосившегося забора, как на ее плечо бесшумно спланировал коловерша.
— Фу, ну и напугал!
Он появился очень кстати: ноги тут же перестали подкашиваться, и темнота уже не казалась такой непроглядной.
— Одну не пущу, — Пушок встопорщил перья. — Должен же кто-то хранить хранительницу, ну?
— Спасибо, родной, — Тайка пригладила озорной хохолок на его голове. — Тише, мы почти на месте…
Окна заброшенного дома были темны. Открытые ставни поскрипывали от ветра, в заросшем саду кто-то шуршал и перешептывался (хотелось верить, что мыши), под ногами хрустел гравий… Тайка сжала оберег в кулаке и вошла в сад. Пушок сдавленно ухнул, впиваясь когтями в ее плечо.
— Эй, больно же, — Тайка шлепнула его по лапам, и коловерша ослабил хватку.
Как вдруг у них за спиной с треском захлопнулась калитка — бам! Тут поневоле вздрогнешь.
— Пойдем домой, а? — заныл Пушок, щекоча усами Тайкино ухо. — Нет здесь никого. Ау-у-у? Видишь, не отзываются.
Порыв ветра громыхнул заржавевшей кровлей, с крыши посыпались прошлогодние листья, запахло гнилью и грибницей.
Тайка ухватилась за замшелый наличник, приподнялась на цыпочки, чтобы заглянуть в окно, и ахнула: внутри в кромешной темноте что-то белело.
— Наверное, простыню сушат, — Пушок прижался к Тайкиной щеке.
В заброшенном доме. Простыню. Ну, конечно.
Пока Тайка думала, как бы сострить, белое марево обрело очертания женской фигуры с темными провалами вместо глаз. Слишком широкий для человека рот скривился в ухмылке. Тайка сглотнула.
— А-а-а, привидение!!! — Пушок сорвался с ее плеча.
Подгнивший наличник треснул, и Тайка с размаху шлепнулась в крапиву.
Белая фигура захихикала, протягивая к ним руки, и в этот самый миг раздался тоскливый протяжный вой, похожий на собачий или волчий.
— Оборотень!!! — Пушок заметался, роняя перья.
Тайка не стала ни задерживаться, ни оглядываться: выскочила из крапивы и припустила бегом, до самого дома не переводя дух.
Вот тебе и ведьма-хранительница.
* * *
— Никак Марьянку встретили? — Умытый, приодетый и надушенный одеколоном Арсений улыбался во весь рот.
Тайка медленно подняла голову от бабкиных тетрадок. Ее и без того темные глазищи почернели.
— Твоя знакомая?
— А то ж! Марьянка-вытьянка. В один прекрасный день, понимаешь, появилась на пороге, как снег на голову. Ничего, грит, не помню, а дом энтот помню. Не выгонять же? Ну так и стали вместе жить. Знаешь, какие она пироги печёт? Закачаешься. Я её замуж звал даже — не идет. Эх…
Тайка в сердцах захлопнула тетрадку. Вытьянка, конечно же! Беспокойный дух. Умеет пугать, но настоящего вреда причинить не может. По крайней мере, так у бабушки записано. За позорное бегство стало совсем стыдно.
— И ты молчал?
Арсений пожал плечами:
— Ты не спрашивала… ай! — Пушок, спланировав, цапнул его за ухо.
А Тайка схватилась за метлу:
— Иди-ка ты домой, Сеня. К своей вытьянке. Погостил — пора и честь знать.
— Хозяйка, ты… — Никифор осекся на полуслове — знал: если уж разозлили ведьму, лучше помалкивать. Даром что маленькая, а метлой может приложить как большая.
Арсений, поняв, что дело плохо, съежился и запричитал:
— Н-не выгоняйте, умоляю! На улице совсем пропаду: нам, домовым, без дома н-нельзя.
— Что ж ты такого натворил, что вытьянка тебя не пускает? Обидел её? Признавайся! — Тайка перекинула за спину смоляные косы. — Если узнаю, что приставал, я за себя не отвечаю! Когда пустил девушку — или как, в нашем случае, вытьянку, — к себе жить, она от тебя зависит, понимаешь? Нельзя настаивать, если уже раз отказала.
— Да не приставал я! — Арсений на всякий случай пригнулся. — И вообще, это не она воет. Нешто я Марьяниного голоса не знаю!
— Значит, все-таки оборотень… Пушок его видел.
— Кхм, — коловерша отпрыгнул на безопасное расстояние. — Вообще-то нет.
— Вот как? — Рука на метле сжалась крепче. — А кто громче всех кричал?
Пушок на всякий случай отлетел еще подальше.
— Мне показалось.
Тайка обвела взглядом притихшую компанию.
— Ну вот, мы вернулись к тому, с чего начали…
— Не серчай, хозяюшка, — пробасил из угла Никифор. — Сеня не со зла, глупый он просто. Ты, это… метлу-то отложи. Я с утречка козу сам подою, хошь?
— Я полы помою, — пискнул Арсений.
— А я в саду помогу, — коловерша взмахнул крыльями. — Вишни высоко, а я — хоп — слетал и достал!
— Ага, и половину по дороге слопал, — фыркнула Тайка. — Не вздумай, олух, они еще не поспели!
Нет, ну как прикажете на них злиться?
* * *
Теперь, когда стало ясно, что в заброшенном доме живет вытьянка, поскрипывания и шорохи уже не казались такими угрожающими. И все же Тайка была начеку. Пушок опять увязался следом: видать, тоже винил себя за вчерашнюю трусость.
— Явились — не запылились, — раздался хихикающий голос, стоило им приоткрыть калитку. — Мало было? Так я добавлю. У-у-у, мародеры!
— Нет-нет, мы не мародёры. Я ведьма, а это — Пушок, — Тайка вошла в сад и зажгла фонарик. — Вы, Марьяна, нас больше не пугайте. Мы не из пугливых.
— Ха, а вчера улепетывали, аж пятки сверкали!
Вытьянка, простоволосая и босая, сидела на крыльце, подперев подбородок ладонями. Ее бледное лицо больше не было страшным, а то, что Пушок вчера принял за простыню, оказалось неподпоясанной белой рубахой. Волосы тоже были почти белыми.
— Арсений послал нас разобраться… — начала было Тайка, но вытьянка вдруг вскочила; ее глаза загорелись синим огнем, рубаха заколыхалась на ветру, как знамя.
— Ах, Арсений! Где этого негодяя носит? Опять пьет?
Тайка невольно попятилась, но быстро опомнилась и взяла себя в руки.
— А у вас тут, говорят, воет кто-то, покой нарушает. Кто бы это мог быть? — она направила фонарик прямо в лицо вытьянке, и та отшатнулась, став полупрозрачной.
— Н-никто.
— Вот только врать не надо. Мы сами слышали. Не бойтесь, я хочу помочь. Правда.
Марьяна огляделась по сторонам и быстро зашептала:
— Ладно, идем… может, придумаешь, что с этим делать. Ты ж ведьма, — Тайкиной руки коснулись холодные как лед пальцы.
— Стой, не ходи за ней, — сквозь зубы прошипел Пушок, но поздно: они уже вошли в дом.
Внутри все заросло паутиной и пылью; ветхий пол, казалось, вот-вот проломится под ногами. Дом, в котором давно не жили, был пугающим и живым даже без чар вытьянки.
— Чую дух песий, — Пушок шумно втянул воздух, — клянусь, оборотень тут!
Словно в подтверждение его слов, не вой, а тихое поскуливание раздалось совсем близко, и Тайка вздрогнула.
— Сюда, — Марьяна выпустила ее руку и преспокойно прошла сквозь стену; а вот Тайке пришлось попотеть, чтобы открыть дверь: та вконец рассохлась.
Она ожидала увидеть что угодно, но только не это: на полу на ватном одеяле сидел белоснежный толстолапый щенок. Здоровенный — лишь немногим меньше взрослой овчарки. Почуяв гостей, он перестал скулить, завилял хвостом и запрыгал.
— Фу! — Коловерша взмыл в воздух, а щенок, заметив его, зашелся заливистым лаем.
Марьяна умилилась:
— Ути маленький, впервые гавкнул.
Тайка только сейчас заметила, что на спине у щенка трепещут маленькие крылышки. Такую махину им, конечно, не поднять… но, может, они еще вырастут?
— И давно у вас это чудо? — Она погладила щенка между ушей.
— На той неделе народился, а смотри ж, не слепой. Вот что значит кровь симаргла!
— Симаргл? Но откуда?!
По бабкиным записям Тайка знала, что крылатые псы-защитники водятся только в дивьем царстве и выбирают одного хозяина на всю жизнь. Очень умные создания. Ну, когда вырастут…
Щенок обслюнявил Тайкин кроссовок: похоже, у него уже резались зубы.
— Да прятался тут один, из дивьих людей, — ледяной взгляд Марьяны вдруг потеплел. — Ух, и красавчик! Вот за него бы я пошла, не за Сеньку. Жаль, не звал. Расспрашивал, не случалось ли у нас в последнее время чего подозрительного. Я пошутила, мол, одеяло старое дырявое спёрли, пока сушилось. Думала, посмеётся, а он такой серьёзный — пошёл во двор верёвку осматривать. И симаргл с ним. А овчарка местная их почуяла да тоже к нам прибилась. Гнала ее домой — ни в какую. У них, понимаешь, собачья любовь случилась.
Так вот, значит, куда делась Джульетта…
Тайка вынула кроссовок из пасти маленького симаргла.
— А где теперь та овчарка?
— Ушла в дивье царство, — вытьянка вздохнула. — За симарглом и его хозяином. Щена вот оставили, байстрюка мелкого… А тот давай выть с тоски! Сенька испужался и сбег, дурачок. Он ведь дивьего гостя проспал: бражки накушался, пьянь.
— М-да… Ну и что с тобой делать?
Тайка присела на корточки. Крылатый щенок поставил лапу ей на колено и лизнул в нос.
* * *
— Значит, Джуля не вернется? — Аленка сдерживалась, как могла, но слезы сами покатились из глаз. — Выходит, это она меня бросила?
— Не бросила, — Тайка протянула ей платок. — Жениха себе нашла.
— А им вместе хорошо? Он не будет мою Джулю обижать?
Пришлось заверить, что точно не будет: только тогда Аленка кивнула и вытерла слезы.
— Тогда ладно. Бросать друзей нельзя, но и удерживать их против воли тоже плохо.
Тут ее взгляд упал на маленького симаргла.
— Ой! А кто это?
— Ты его видишь? — ахнула Тайка.
— Какой хорошенький! А можно погладить?
Щенок сам подлез под ее ладонь и тявкнул.
— На маленькую Джульку похож, — девочка улыбнулась. — Такой же смешной, только белый.
Симаргл приподнял одно ухо, посмотрел на Тайку, на Аленку, будто выбирая между ними, а потом прижался к Аленкиной ноге и снова тявкнул.
Говорить он еще не умел — даже по-собачьи, — но Тайка поняла без слов:
— Это Джулькин сын, и он выбрал тебя своей хозяйкой. Ух и повезло тебе, Аленушка.
— Правда? — Девочка взвизгнула и обняла щенка за шею, а тот принялся вылизывать ей лицо. — Значит, Джуля не просто ушла, а оставила вместо себя… как же его назвать? Может, Пушок?
— Нет, только не это! — Коловерша едва не свалился с Тайкиного плеча.
— Или лучше Снежок?
— Да-да, прекрасное имя!
К счастью, Аленка по-прежнему не слышала коловершу.
Тайка легонько стукнула Пушка по макушке, чтобы тот успокоился, а затем снова обратилась к подруге:
— Это необычный пес. Твоя мама не увидит его, пока он не научится прятать крылья. Он сможет говорить, а потом и читать твои мысли, будет защищать тебя от всего на свете, отгонять болезни и ночные страхи. Но если ты предашь его, он не проживет и дня.
— Я никому его не отдам. И буду заботиться, — Аленка запустила пальцы в густую белую шерсть. — Мы подружимся. Честно-пречестно!
Она что-то шепнула щенку на ухо, и тот вдруг исчез. Лишь собачьи следы, появляющиеся на земле рядом с Аленкой, указывали, что симаргл все еще здесь. Кажется, эти двое и впрямь нашли друг друга.
— Снежок! — крикнул коловерша им вслед. — И чтобы никаких Пушков мне тут.
— Ну ты и эгоист, — Тайка рассмеялась.
* * *
— Звиняй, хозяйка, — Никифор снял картуз. — Кто ж знал, что Сеня — тот еще фрукт. Ох, прав был Пушок…
— Бражку варили? — Тайка принюхалась.
— Ага, — потупился Никифор.
— Пили?
— Ну, по чуть-чуть… Просыпаюсь, а Сенька сбег и серебряные ложки прихватил, гад.
«И поделом», — хотела сказать Тайка, но вместо этого улыбнулась:
— Не расстраивайся, Никифор. Ты же от чистого сердца, другу помочь хотел.
Домовой просиял:
— Ты у меня, хозяюшка, самая лучшая!
— А ты льстец.
— Не без этого… Как думаешь, зачем тот тип из дивьих приходил?
— Как пришел, так и ушел, — Тайка пожала плечами. — Мне-то какое дело?
На самом деле ей, конечно, было обидно. Самое главное чудо упустила, эх…
— Кому ж еще, как не тебе? — Домовой огладил бороду. — Ты ж у нас ведьма!
Тайка вздохнула: сколько раз за последнее время она слышала эти слова? Уже и не сосчитать.
Ох, а то ли еще будет!
