Урал-батыр. Башкирский народный эпос в изложении Айдара Хусаинова

Айдар Гайдарович Хусаинов

«Урал-батыр» – самое крупное и древнейшее эпическое произведение башкирского фольклора. Перед нами прозаическое переложение, призванное сделать эпос еще более доступным и понятным читателю. Важно отметить, что работа Айдара Хусаинова – не пересказ эпоса, а талантливое воспроизведение всей его сложной композиционной и образной структуры, без ущерба смыслу и букве оригинала. Народный писатель Башкортостана Ахияр Хаким.

Как Йанбирде обнаружил, что из раковины кто-то пил

Долго рассказывал Йанбирде, наконец, в горле у него пересохло, и он решил утолить жажду. Пошел он в укромное место, принес оттуда морскую раковину, в которой хранил свое питье. Открыл Йанбирде раковину и вдруг увидел, что она неполная. Тогда осмотрел он ту раковину повнимательней и обнаружил на ней следы детских пальцев. Понял Йанбирде, что кто-то из его сыновей, а может быть, и оба, нарушил запрет. Страшно рассердился Йанбирде.

— Кто пил из этой раковины? — грозным голосом спросил он у сыновей.

Сыновья молчали.

— Кто посмел? — спросил он еще более страшным голосом. Тут сердце Шульгена не выдержало, и он срывающимся голосом крикнул:

— Никто! Никто не пил, атай³!

Этого Йанбирде стерпеть уже никак не мог. Схватил он палку и стал бить сыновей, приговаривая:

— Не только пили, но еще и врете!

Мальчики вскрикивали под ударами, закрывались руками, но палка безжалостно хлестала их по рукам, по ногам, по спинам. Наконец Шульген не выдержал и закричал:

— Это я, я пил!

Но это не принесло ему облегчения. Теперь отец бил его одного, бил страшным, яростным боем.

Тут Урал подскочил к отцу, схватил его за руку и закричал:

— Одумайся, отец! Остановись! Посмотри на палку в твоей руке — ведь она когда-то была молодым деревцем, что росло в лесу, на ветру колыхалось, трепетало листвой. Птицы пели на ней, вили гнезда. Словно младенец, что сосет грудь матери, это деревце сосало влагу из земли и была прекрасным существом!

А когда его от родного корня отделили, когда лишили его веток и листьев, стало оно безжалостным, что твой каменный молот, словно щука, что ловит рыб, собака, с которой ходят на охоту, как сокол, что пускают на птиц. Разве не стало оно бездушным орудьем в твоих руках?

Много лет ты прожил на земле, но так и не понял, что такое Смерть, сердцем ее не почувствовал. Если еще раз ударишь свое дитя, не значит ли это, что ты в своем собственном дому, на собственных детях хочешь показать, как приходит смерть от сильного к слабому, от отца к детям его? Если сегодня брата убьешь, завтра — меня, останешься совсем один. А когда придет старость, сгорбишься, высохнешь ты, не сможешь ходить на охоту, и лев твой, и собака, и сокол и пиявка — все станут голодать, кровью нальются их глаза. И тогда лев, разъярившись, порвет свою привязь и набросится на тебя и разорвет на куски. Что станет с тобой тогда? Не придется ли тебе встретить Смерть в своем собственном жилище?

Услышал эти слова Йанбирде и бросил свою палку. Уже ничего нельзя было поправить — старший сын нарушил запрет отца. Грузно опустился Йанбирде на камень, задумался.

— Наверное, Улем-Смерть пришла сюда незримо и искушает меня убить сына, — сказал он наконец. — Что же такое эта Смерть? Надо созвать всех зверей и птиц, расспросить их. Не может быть, чтобы никто не видел ее. Тогда и решим, что дальше делать.

Примечания

3

Атай — отец