Дневник Евы Хейман

Агнес Жолт, 2021

Дневник венгерской «Анны Франк» впервые публикуется на русском языке. Страницы дневника охватывают полгода жизни Евы, начиная с февраля 1944 года, когда нацисты вторглись в Венгрию, а затем и в родной город девочки – Надьварад, и заканчивая в мае 1944 года, в день, когда Ева вместе с бабушкой с дедушкой попадают в Освенцим. В октябре того же года, Ева попыталась сбежать из лагеря и спрятаться в бараке. Ее нашел Йозеф Менгеле, известный также как «Ангел Смерти». По рассказам очевидцев, он собственноручно затолкнул девочку в грузовик, направляющийся в крематорий. 17 октября 1944 года жизнь Евы оборвалась. После публикации дневника мать Евы Агнес Жолт покончила с собой. В 2019 году в Instagram был запущен масштабный медиапроект, посвященный истории Евы – eva.stories, который собрал более 1, 2 млн подписчиков. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

21 февраля 1944 года

Пару дней я о тебе почти не вспоминала, милый мой Дневничок, времени не было ни минуты. Нам выдали табель за полгода, Анни Пайор и я — круглые отличницы. Юсти сегодня была у нас, она очень обрадовалась, что у меня такой табель, и подарила мне «Упрямицу», четвертый и пятый выпуски^[13]. Юсти я люблю больше всего на свете, немножко даже больше, чем Аги, но Аги идет сразу после нее, потом папа, сразу после папы — дядя Бела и дедушка с бабушкой, которые Рац, потом бабушка Луйза. Правда, бабушке Рац этого нельзя говорить, потому что она сразу обижается. Говорит, она мне дает больше всех, потому и я должна ее любить больше всех. Но не могу же я себя заставить! Это правда, бабушка Рац тратит на меня много денег, но что делать, если я не могу любить ее больше, чем всех других! С бабушкой Рац надо уметь ладить, но ладить с ней никто не может, только дедушка, потому что он во всем с ней соглашается. Я уже пробовала говорить об этом с Аги, но она всегда меня останавливает. Правда, Аги никогда мне не говорит, мол, ты этого не понимаешь, она просто переходит на «детский язык»; но если я начинаю с ней говорить про бабушку Рац, она мне отвечает: очень жаль, Ева, доченька моя, но до этого ты еще не доросла. Однажды она все-таки стала говорить о ней, но я не совсем поняла, что она хочет сказать. Она говорила… ну, как в книгах пишут. Дескать, люди — не ангелы и не демоны, они и такие, и этакие, то есть и хорошие, и плохие. Но бабушка — совсем не плохая. Более того, она очень даже добрая ко всем. Она и Аги одевает, потому что Аги вообще-то — несобранная, да и денег у нее всегда мало. Бабушка и Юсти дарит прекрасные подарки, и Маришке. А если она начинает ругаться, то ей всегда потом стыдно, и она тут же что-нибудь человеку покупает. Аги говорит, бабушка очень вспыльчивая, и от этого ей самой плохо, потому что она потом сильно переживает. Аги мне объясняла, что все несчастья у бабушки — оттого, что она очень ревнивая. Когда дедушка был молодой, она ревновала его, так же было и когда Аги была маленькой: как она говорит, с ней всегда было что-нибудь не так. Тогда дедушка еще не отвечал бабушке «да» на все, о чем бы ни шла речь, и Аги прямо дрожала от страха, боялась, что они вот-вот опять поругаются. Думаю, Аги в таких случаях всегда была на стороне дедушки, но в этом она мне не признается. Бабушка по-настоящему счастлива, когда все вокруг сердятся друг на друга, а она со всеми договаривается. Аги считает, это тоже ревность, а причина тут в том, что прабабушка моя когда-то была очень-очень красивой, я даже ее помню немного, но мне она не нравилась, потому, наверно, что была уже очень старая. Бабушка Рац тоже была красивая, хотя и не такая, как прабабушка. Люди, когда видели ее, говорили: да, красивая девушка, но где ей до матери. Дедушка тоже был очень красивый, наверняка красивей, чем бабушка Рац, и наверняка это ей тоже говорили. Но я это только про себя думаю! Аги же это вот как объясняет: она, то есть бабушка, «так никогда и не избавилась от комплекса неполноценности, которым страдала в молодые годы, отсюда и ее ревность, которую она не может в себе преодолеть и переносит на все окружение». Эту фразу, милый мой Дневничок, я позаимствовала у Аги, которая в прошлом году написала мне письмо, но адресовала его Юсти, чтобы оно бабушке на глаза не попалось. Я не знаю, что такое комплекс неполноценности. Аги говорит, что я смогу это понять, может, в седьмом классе, а пока, говорит, не думай об этом, главное, всегда помни, что бабушка добрая, только нервы у нее слабые. Если дядя Бела приедет, он мне все это объяснит, потому что объяснять он здорово умеет, и вообще знает куда больше, чем все другие. Ах, милый мой Дневничок, лишь бы они уже приехали! Операция прошла очень хорошо, Аги сама звонит каждый вечер, телефон у нее рядом с постелью, и настроение очень хорошее, только место операции еще болит. Я уже не сержусь на Аги за день рождения. Мне сказали — кажется, больше никому, только мне, — что операция была небольшая, хотя опухоль была серьезная, и лежать Аги придется дольше, чем думали. Собственно говоря, по Аги я скучаю так сильно только с тех пор, как у нас нет Юсти, то есть с весны прошлого года. У нас никто не хотел, чтобы она уходила, дедушка все время хлопотал, чтобы она получила венгерское гражданство, но так ничего из этого и не вышло. А Аги считала, что ей надо выйти замуж за кого-нибудь, у кого уже есть венгерское гражданство, и тогда она тоже станет гражданкой. Дедушка даже говорил об этом с одним официантом из кафе «Рояль», но тот хотел сначала получить 1 000 пенгё, прежде чем он женится на Юсти, так что из этого тоже не вышло ничего. Если бы у Юсти было гражданство, то Донат, здешний Volksbund Ortsleiter, не мог бы указывать, где ей служить. А так — смог; правда, Юсти — австриячка, но Гитлер ведь захватил Австрию, поэтому Юсти сразу стала немецкой гражданкой. Хочет ли она ей стать, никто ее не спрашивал, просто сообщили, и все. Бедняжка Юсти просто ненавидит этого Доната и Winterhilfe^[14], на которую все время нужно сдавать деньги. Аги говорит, Гитлер — это дьявол, а все, кто с ним, приспешники дьявола. Аги вправду все время говорит о политике, я даже не понимаю: она так болеет за англичан, а сама говорит, что англичане и за Гитлера в ответе, потому что Гитлер — это бешеная собака, а англичане — живодеры, и все же они позволили бешеной собаке гулять на свободе, вот она и покусала всех. А сама прямо рвется слушать английское радио, да и меня собирается выдать замуж за англичанина-арийца, причем наверняка за такого, который не в ответе за Гитлера. Сейчас я сообразила, что об этом тоже надо спросит дядю Белу, потому что я все-таки не совсем понимаю Аги. В общем, милый мой Дневничок, ты тогда уже был у меня, а значит, ты тоже знаешь, что ничего нельзя было поделать, и Юсти ушла от нас к семье Порослаи. Я тогда два дня и две ночи ревела. Даже в школу не пошла. Аги приехала и тоже плакала, и бабушка плакала, и даже дедушка. В конце концов Аги стала меня утешать, сказала: главное, чтобы мы остались живы, она все время это повторяла, и еще говорила, что тогда Юсти сразу к нам вернется, а пока нужно потерпеть. Она вот, Аги, терпит же без дяди Белы, хотя там, на Украине, куда страшнее, там офицеры мучают дядю Белу, а Юсти у Порослаи никто мучить не станет. Аги тогда все время к нам приезжала, оставалась с пятницы до воскресенья, уезжала ночью, потому что, пока дяди Белы нет, она служила в Пеште, в какой-то конторе. С тех пор я сильно скучаю по Аги. Когда война кончится, мы с Юсти поедем в Пешт, к Аги, у них тогда будет жилье, и деньги будут, потому что для газетчиков уже не будет еврейских законов. Мама Анико, тетя Бора, говорит, что после войны дядя Бела даже министром может стать, и тогда у нас вправду будет красивая квартира в Пеште, и машина будет. Правда, Аги, мне кажется, не хочет, чтобы дядя Бела стал министром, она хочет, чтобы он опять писал всякие передовые статьи и книги, Аги считает, в том, чтобы быть министром, ничего хорошего нет, потому что человеку нужна не власть, а спокойная жизнь. Но спокойная жизнь наступит, только когда умрет Гитлер, но в киножурнале я видела, он очень даже хорошо выглядит, вряд ли он умрет так скоро! Бабушка Луйза считает, что его убьют, но когда, этого она тоже не знает.

Примечания

13

«Упрямица» — очень популярный в XIX в. детский бестселлер немецкой писательницы Эмми фон Роден.

14

Winterhilfe (буквально: «зимняя помощь»; нем.) — ежегодная кампания в нацистской Германии по сбору средств на топливо для бедных.