Безлунные ночи

Аглая Тураева

Страну Тенгоку создала династия божественных правителей Као-но-Сора, что движут солнце и луну по небу. Их власть кажется незыблемой, но лишь до тех пор, пока во дворец не врываются мятежники с невиданным оружием. Император пленён, его сын сброшен с крепостной стены, и на страну лёг холодный мрак безлунной ночи. На что способны пойти боги, чтобы вновь увидеть друг друга? Так уж бесчестные предавшие богов мятежники? И чьё правление обернётся для Тенгоку меньшим из зол?

© Аглая Тураева, 2021

ISBN 978-5-0055-5570-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

ПРОЛОГ

— Запереть двери!

У замка Секицуи-Рю есть лишь одна цель. Даже в тот день, когда великий Мутеки-но-Тайо заложил первый камень в его основание, этот камень знал своё предназначение: защитить Императора и его сына. Отразить орды всех, кто захочет им гибели. Выстоять, когда армии будут биться о его стены словно море о скалы, когда земля разверзнется и боги отвернутся от своих детей. Такова цель Секицуи-Рю, его стен, перекрытий, дверей и запоров. Такова была цель у того, на чьих костях он стоит и чей череп, покрытый золотом и чёрным лаком, служит троном для Императоров Тенгоку вот уже тринадцать веков.

Замок справится.

Но справятся ли его защитники?

Сутараито глубоко выдохнул и заправил выбившуюся прядь за ухо. Всё-таки он любил свой трон. Неуютно вспоминать, что некогда он был живым существом. Сиденьем стала длинная морда, подлокотниками — выдающиеся дуги ноздрей. Пусть драконья кость жестка и неудобна, но престол возвышал Императора над подданными, как Императору и подобает. Это кстати. Чиновники в цветастых кимоно, их хорошенькие куколки-жёны, писцы с палетками, слуги всех мастей и рангов — все они казались маленькими и иллюзорными, будто мухи перед глазами Сутараито. Они и есть иллюзии. Мужи и жёны, что полчаса назад решали судьбы страны, сейчас бесполезны. Сейчас судьбу Тенгоку решали солдаты. Отборная гвардия, которую Сутараито по обычаю деда выбирал из лучших воинов и следил, чтобы они были преданы не бусидо, но Императору и его сыну.

— Где мой сын?

Молодой воин стоял у подножия трона-черепа прямо, как статуя. Но Сутараито прекрасно знал, что творится за забралом его шлема. Воин хмурился, губы. Нервничал. Сам Император, само солнце обратилось к нему, а он не знает, что ответить. Стражник бросил взгляд на толпу чиновников. Те жались по углам и думали только, как спасти свою жизнь — мужья закрывали жён, слуги смотрели в оконца и представляли, как можно протиснуться в них и спуститься по замковой стене…

Сутараито вздохнул. Только паники и не хватало. Теперь встать с собственного трона опаснее, чем сойти вниз на три этажа, где звенит металл о метал и льётся кровь. Сутараито прикрыл глаза и вцепился в ноздри-подлокотники до побелевших костяшек. Его забывчивость сыграла с ним злую шутку — Император мысленно составлял смертные приговоры для командиров стражи моста и городского крыла, но совершенно не помнил, как их зовут. Все слуги давно смешались в единую массу, и разделять их — что пытаться распустить шёлковое полотно.

— Мой Император, мы… э…

Сутараито оборвал его, подняв руку.

— Во имя Аматерасу¹ и моего отца, если не знаете, что ответить — молчите! Можете не бояться, казнить вас глупо. У меня гораздо больше причин злиться на ваших командиров, чем на вас… можете напомнить, как зовут командиров крыла Коганэбоку и моста? Когда волнения кончатся, палач с ними поговорит, но вот в чём шутка — я начисто забыл их имена!

— Мой Император, они мертвы, — выпалил стражник.

— Вот как?

Сутараито тяжело вздохнул и посмотрел в окно. Закату следовало наступить ещё полчаса назад, но Императору не до него. И солнце зависло на небосводе, только край опущен за горизонт. Красно-жёлтые полосы света ложились на полы тронного зала, на расписанные фусума² и тонкие резные колонны, путались в рыжем и золотом шёлке одежд Сутараито. В тёплом свете даже его волосы, обыкновенно чёрные, как смоль, отдавали тёплым оттенком тёмной древесины. Император гордился своими волосами. Возможно, оттого, что был одним из двух их обладателей во всём Тенгоку. Некоторые чинуши совсем отчаялись, уже рвали со своих голов перья. Боги создали народ катайханэ из птиц, и волосы им заменяли пёстрые хохолки. По древнему обычаю отца и деда Сутараито укладывал волосы в сложную высокую причёску, которая вместе со множеством украшений и шпилек в глазах подданных смотрелась величественнее любого венца. Но сейчас… сейчас все гребни, начёсы, шпильки из черепахового панциря, цветы и фигурки журавлей давили на шею так, словно все они отлиты из свинца. Сутараито с удовольствием бы расплёл волосы, если бы мог.

Толстые деревянные двери, редкость для Тенгоку, защита от стрел и ударов мечей, приоткрылись. Воин в чёрно-оранжевых офицерских доспехах влетел в зал, распихал локтями чиновников и слуг и остановился у ступеней императорского трона. Он даже не поклонился. Впрочем, со стороны Сутараито было бы страшной глупостью вспоминать про этикет.

— Мой Император, мы потеряли двор и первые этажи! Вам нужно бежать, пока мятежники не нашли ходы в стенах!

Сутараито отрывисто вздохнул.

— Невозможно, — процедил он, смотря на офицера стражи сверху вниз. — Будь тут целая армия — они не проникли бы за стены. Как они взяли ворота? Меня предали?

— Их оружие изрыгает огонь и металл, словно они подчинили сотню демонов! — закричал офицер и злобно ударил себя по ноге, заставив металлические пластинки звякнуть. — Мы уже проиграли. Почти все ваши стражи мертвы! Вы должны бежать, пока не поздно!..

— Где мой сын?

Сердце Сутараито болезненно ёкнуло. В тронном зале собрались все значительные чиновники Тенгоку и столицы. Все, кто что-то значит в Тенгоку, но не тот единственный, кто что-то значит для Императора. Серебряный трон рядом с черепом дракона пуст. Никто не знал, что с его сыном, и Сутараито молился всем известным богам и тысячам неизвестных, чтобы его дитя осталось невредимо. Он посылал лучших бойцов на его поиски, но все они не возвращались и, верно, оставались лежать где-то в коридорах с распоротыми горлами. Или бежали. Или просто бежали, предали своего Императора, своего бога…

— Его комнаты пусты. Никто не видел Тенгоку-но-Цуки с начала бунта. Его давно убили, мой Император, вы должны уходить! Тенгоку не может лишиться солнца!

— Я не сдвинусь с места, пока моего сына не найдут.

Лицо замковой стражи закрыто забралами, но Сутараито почти видел, как этот офицер закусил губу, чтобы не закричать в голос. Он считал Императора идиотом. Все слуги считают Императора идиотом, кто-то больше, кто-то меньше — Сутараито прекрасно выучил это за сотни лет правления и даже не гневался. Он ещё хуже — он не видит в своих подданных ничего, кроме корма для червей. Император заставил себя смягчиться. Наверное, он опять выглядит страшно, за день краска на лице должна размазаться. Дважды непрошенные слёзы настигали его, и тушь от них расплылась по щекам. Сутараито вытер лицо. Так и есть. Ребро ладони испачкано сажей.

— Воля ваша… — выдохнул офицер и встал напротив сослуживца. — Я погибну вместе с вами, если вам это угодно.

— Погибну? — Сутараито усмехнулся, но горло сдавило от одного только слова. — Я живу на этом свете двенадцать сотен лет. Разве какой-то мятеж может убить солнце?

— Мой Император, это не какой-то мятеж! Иначе бы мы сбросили восставших с моста ещё несколько часов назад. Я говорю, у этих тварей какое-то колдовство в руках! — офицер вновь хлопнул себя по бедру. — Гарнизонов Коганэбоку и моста нет! Их перебили! Мы продержимся в лучшем случае полчаса, и если не сбежать сейчас…

— Тише, тише… — Сутараито поднял руку. — Не пугайте наших гостей. Сейчас озверевшая толпа для нас гораздо опаснее каких-то демонов. По крайней мере, пока нас разделяют толстые двери… Я уже сказал, что никуда не пойду без сына.

— Но если Тенгоку-но-Цуки и правда мёртв?.. — неуверенно спросил стражник, что стоял от Сутараито по правую руку.

— Никто не посмеет поднять руку на бога. Мой сын будет жив, покуда живёт луна на небосводе.

— Только если луна на небосводе не живёт, пока жив Тенгоку-но-Цуки…

Казалось, время остановилось также, как солнце без воли Сутараито остановилось на небе. Мир вокруг Императора двигался нехотя, топорно, глупо и никчёмно, как механическая птичка в сравнении с настоящим зимородком. Всё замерло. Разговоры перепуганных чиновников и сбитое от тревоги дыхание стражников не трогали слух Сутараито, и разум его отказывался видеть залитый огненным светом застывшего заката зал. Солнце остановилось, не зашло за горизонт и ждало своего ночного брата месяца. Император, что во всех официальных документах величался Тенгоку-но-Тайо, ждал Тенгоку-но-Цуки. Отец ждал сына, и близость собственной гибели не трогала Сутараито.

Пока в коридоре не грохнуло.

Император увидел, словно во сне, когда время становится тягучим и медленным, как двери дрогнули. Что-то, что не мог уловить даже взгляд бога, влетело сквозь толстое дерево. Раздробило его в щепки, проделало в нём сквозную дыру и остановилось только в теле какой-то юной госпожи. Наваждение спало. Император встал с трона. Шквал звуков, до того отступивший, мигом ударил в уши. И самый страшный звук — грохот. Разрывающий, резкий, громкий настолько, что показалось, будто молнией ударило внутри замка. Воздух поразили ещё три грома, двери вновь дрогнули. Сутараито испуганно взглянул на офицера.

— Добрались… Им даже не нужно открывать двери. Они и так всех перебьют! — крикнул он. — Если вы погибните, сына точно не дождётесь! Уходим, пока есть время!

–…вы правы, — Сутараито приподнял полы одежд и спустился с трона. — Я… не собираюсь умирать здесь. Выведете меня!

— Поздно, — тихо прошептал молодой стражник, подавая руку Сутараито.

Император сделал вид, что не услышал.

Тайная дверь пряталась за одной из расписных ширм, которыми тронный зал был обвешан не столько для красоты, сколько для отвлечения внимания. Офицер отодвинул одну из панелей, и стражник ввёл Сутараито внутрь. Внутри толстой внешней стены Секицуи-Рю оказался узкий коридор. Он уходил куда-то вдаль, до самого угла замка, и освещался только крохотными щелями в кладке. Стражник пошёл первым, в одну руку взял катану, а другой держал хрупкую кисть Сутараито. Офицер задвинул панель и двинулся следом. Судя по грохоту, глухому стуку и крикам, растерзанное дерево не выдержало и проломилось под натиском мятежников. Император за своих подданных не волновался. Они сдадутся на милость победителям, и их участь будет гораздо завиднее судьбы Сутараито, если его возьмут в плен.

Нет, никто в здравом уме не посмеет поднять руку на того, кто управляет ходом солнца — по крайней мере, не насмерть. Отец никогда не рассказывал толком, но два отрубленных пальца на правой руке, сожжённая до углей щека и великое множество шрамов по всему телу были слишком красноречивы. Сутараито хорошо помнил, как слёзы капали из вечно печального голубого глаза — правый обратился в слепое бельмо — стоило только неосторожно поинтересоваться, откуда его увечья. Он не в силах понять и сотой доли страданий отца, но возможность повторить их пугающе близка. Теперешние мятежники должны быть намного злее своих предков времён Стодневного солнца.

Что им стоило убить Тенгоку-но-Цуки?

— Никто не осматривал эти проходы? — Сутараито взглянул на офицера через плечо, стараясь не сбавлять шага. — Мой сын мог спрятаться здесь.

— В такой суматохе мы не осматривали ничего! — выплюнул он. — Не время для разговоров, мой Император! Мы должны быть тихими, как безмолвные духи, и прошу вас…

— Заткнуться и не мешать меня спасать? — Сутараито нервно улыбнулся.

— Надеюсь, вы потом не станете наказывать за озвученное вами, но да. Сказали лучше, чем я.

Сутараито отвернулся. Внутри коридора воздух сухой, лёгкие режет. Подошвы латных сапог и деревянных сандалий взметали в воздух древнюю пыль, оседающую здесь веками — тайными ходами Секицуи-рю дозволено пользоваться хозяевам и страже, но никак не уборщикам. На гладком камне подошвы скользили, и Сутараито в неустойчивых гэта³ чуть не падал. Император замечал белеющие скелеты крыс и мёртвых птиц, верно, случайно влетевших в световые оконца. Казалось, коридор бесконечен. Каменная кладка, как губка, глушила любые звуки. Слабые их подобия доносились из щелей во внутренней стене замка. Стражники приостанавливались и быстро заглядывали в них. Судя по глухому лязгу металла и грому, смотреть бесполезно. Везде опасно. Весь этаж наводнили враги, а друзья, что отчаянно бились за свою жизнь, от этих врагов не отличались.

В одном из закоулков, где в трёх щелях подряд было тихо, стражники остановились. Офицер отпер дверь наружу и быстро выхватил из ножен катану, посмотрел по сторонам. Сделав знак, он осторожно пошёл вперёд по мягким татами⁴, заглядывая за каждый угол. Сердце Сутараито тревожно забилось. С таким демоническим оружием мятежников не заметить даже по лязгу металла, а гром звучит слишком поздно… боги, его сын не успеет даже вздохнуть, как его пронзят также, как несчастные двери тронного зала! И никакое оружие, даже выкованное самими богами, не спасёт его!..

Глаза Сутараито наполнились слезами, но он прикусил внутреннюю сторону щеки, чтобы прийти в себя, и быстро смахнул их рукавами одежд. Он не должен допускать таких мыслей. Его сын не мог умереть. Боги не умирают. Его мальчик жив, он выбрался по одному из тайных коридоров и теперь просто ждёт тех, кому сможет довериться. Его мальчик жив, он обошёл все ловушки и козни, обвёл мятежников, опирающихся лишь на силу оружия, вокруг пальца. Нет, это оружие не мог изобрести ни один катайханэ. Это колдовство — настолько явное и вопиющее, что становится тошно. Но рядом с богами любые чары должны терять свою силу. Эти… мелкие демоны не опасны ни для Тенгоку-но-Цуки, ни, тем более, для самого солнца.

Гром раздался так близко и ударил так больно, что в ушах зазвенело. Сутараито вырвал руку и сдавил голову, зажмурился и сжался в комок. Ему показалось, что он умрёт прямо здесь. Сердце стучало так сильно, что чудилось, будто оно пробьёт грудную клетку. Толчок в грудь заставил Сутараито рухнуть на пол, и он, оглушённый, даже не пытался встать. Он только отполз в сторону, упёрся в стену и притянул колени к груди, спрятав в них лицо. Вместе с этим… выстрелом всю волю и императорское величие выбило из Сутараито. Он молился лишь об одном — чтобы это кончилось. Чтобы его не заметили и ушли. Чтобы он проснулся от этого кошмара, худшего из кошмаров, и сын его сидел рядом и шутил про туполобого коменданта моста и про испортившиеся за последний век постановки в Золотом театре… чтобы никогда не было ни мелких демонов, ни этого мятежа.

Когда сознание вернулось к Сутараито, он увидел самую жуткую картину в своей жизни. Молодой стражник лежал на полу, его доспехи и грудь превратились в месиво из лакированных пластин, ремней и плоти, разорванной с такой силой, словно через неё со скоростью ветра пролетел булыжник. Длинный след крови остался на татами. Слышался лязг металла. Над трупом несчастного офицер с катаной и танто⁵ в руках бился сразу с двумя противниками — самураями с гербами префектур Канадзава и Иокогама на плечах. Третья фигура, одетая в простое синее кимоно, стояла в конце коридора, удерживая в руках чудовищного вида… устройство, которое Сутараито не знал, с чем сравнить. Металлическая труба, ручка из дерева странной формы, что-то торчало и двигалось… Мятежник забивал что-то в трубу. Случайная мысль ужаснула Сутараито. За свою долгую жизнь он не видел ничего подобного. Неужели это и есть то самое проклятое оружие?

— Беги! — закричал офицер, глядя на Сутараито.

Офицер ударил кинжалом шею одного из мятежников. Отпрянул, рубанул второго мечом по руке, но поздно. Слишком поздно. Третий уже поднял своё страшное оружие и наставил его на офицера. Мгновение — и вновь грянул гром. Что-то, за чем не поспевал взгляд, влетело в голову офицера, смяло шлем. Смесь красного и белого брызнула из пробитой головы. Сутараито положил себе руку на горло. Во рту появился привкус желчи, столь нестерпимый, что захотелось сплюнуть. Боги, насколько мучительной должна быть такая смерть… Сутараито перевёл взгляд на стрелявшего. Тот вновь возился с трубой, но бросил и что-то щёлкнул.

— Не стрелять! — закричал он. — Здесь Император! Кемури нас всех свиньям бросит, если мы его поцарапаем!

Пока мятежник возился со своим устройством, у Сутараито было время. Он сбросил с ног неудобные гэта, подобрал полы одежд и бросился в один из боковых коридоров. Где-то здесь есть лестница, за ней — вход в тайный спуск через этаж. Волосы, длинные настолько, что не прибрать, при беге лезли в лицо. Пришлось взять их в руку. Сутараито добрался до лестницы и едва не слетел вниз. Несколько мёртвых, искалеченных стражников валялись прямо на ступенях. Пришлось замедлиться и переступить их. Носки Сутараито вымокли в крови.

Император бежал. Он не верил, что всё происходит взаправду. Это кошмар. Наваждение. Одно из тех зловещих предзнаменований, что Мутеки-но-Тайо так любит посылать своему внуку, напоминая, что мятеж дышит в спину и что не будет защиты для недальновидного. Но Сутараито дальновиден. Он намного дальновиднее, чем его отец — Саку-Тайо всегда жил так, будто завтрашнего дня не существует! Сутараито, даже когда был луной при солнце-Императоре, всегда думал за отца и защищал отца. Но деду этого показалось мало.

Разве Сутараито заслужил всего этого? Вымокших в чужой крови одежд, трупов прислуги со стеклянными глазами, ран и запаха крови, такого густого, что голова тяжелела? Разве он заслужил бежать по залитому кровавым светом своего же светила замку, задыхаться от страха и долгого бега, лететь сквозь разорванные выстрелами и изрезанные мечами фусума, дёргаться от каждого шороха и ненавидеть собственные волосы, что так некстати лезли в лицо?

Рядом громыхнуло. Сутараито упал, закрыл голову руками. Что-то врезалось в деревянную панель и расщепило её. Послышались шаги. Император не стал подниматься, но вынул из причёски один из гребней, украшенный золотой проволокой, и раскрыл его. В нём прятался тонкий клинок. Чужие ноги подступили совсем близко к его лицу — обут в гэта, значит, без доспехов. Сутараито показалось… нет, он услышал лязг доставаемого из ножен меча.

Мгновение — и спрятанный в шпильке кинжал пронзил голень нападавшего. Тот завопил и повалился на пол. Сутараито резко выдернул нож и ударил мятежника в горло, оборвав его крик. Теперь в горячей, ещё живой крови оказались измазаны пальцы и рукава Императора. Он смотрел на лицо, всё ещё сокращающееся, и улыбался. Хоть эти катайханэ и подчинили себе колдовство, но плоть их не изменилась, а кровь их также красна и также легко покидает их тело, если знать, куда и чем бить. Значит, мир не рухнет. Есть в нём вечное, с чем можно договориться в любую эпоху. Сутараито поднялся. Кинжал скользил в окровавленной руке. Он сжал его поудобнее, будто самое опасное оружие во всей Тенгоку, и бросился дальше, к яркой ширме с магнолией, за которой прятался выход на скрытую лестницу…

Резкий удар в спину. Сутараито повалился на пол. Цветастые плащи замелькали перед глазами. Император приподнялся, но холодная сталь упёрлась ему в горло. Пришлось опуститься обратно. Его не убьют. Если этим безумцам дорого солнце — его не убьют. Эта мысль позволила Сутараито почти спокойно выдохнуть и отрешённо посмотреть в потолок. Сыну, наверное, сейчас проще. Он сидит где-нибудь в узком коридоре и ждёт, когда, наконец, весь этот кошмар кончится и он сможет спокойно уйти… куда? Что он будет делать в столице? Као-но-Сора, правитель Тенгоку, что не помнит имена собственных подданных… если ему удастся добраться до Золотого театра, он спасён. Он просто притворится актёром, а актёров никогда не принимают всерьёз.

— Ты его убьёшь, идиот! — раздался вскрик прямо над ухом. — Да ты… ты… ты понимаешь, что творишь?!

— Замолкни уже! Солнце не схлопнется, если мы просто будем защищать себя!

— Утихли, оба! У нас на руках бог, вы хоть понимаете? — оборвал их чей-то женский голос. — Так, тащим его наверх. Кемури нас убьёт, если с него хоть… шерстинка упадёт.

— Так вы называете волосы?

Сутараито рассмеялся, хотя смеяться не над чем. Трое катайханэ смотрели на него со смесью страха и почтения. Так смотрят на величественных безумцев. Император сжал запястье одного из мятежников, того, что с коротким жёлтым хохолком, и отвёл кинжал от своей шеи. Ему не сопротивлялись. Видимо, они не совсем лишились рассудка, раз в них ещё живёт жажда света… что же, солнце тронуть они не посмеют. Император сел и откинул чёрные пряди с плеч. Волосы липли к кровавым пятнам на одежде. Это злило.

— Кемури… — повторил Сутараито. — Я уже дважды слышу имя этого рода. Сколько они вам заплатили? Что они вам дали? Эти… демонические устройства, что висят за вашими спинами? И из всех возможных их применений вы выбрали бунт против богов… Но разве можно вас винить! Для подобных вам безумие — единственное, что приближает вас к божеству. Вы удостоились почёта увидеть меня и прикоснуться ко мне. А тебе я окажу ещё большую милость…

Кинжал ударил жёлтопёрого катайханэ в солнечное сплетение. Он раскрыл глаза, впился немеющими пальцами в руку Сутараито. Из распахнутого рта пошла кровь. Мятежник повалился на бок безвольным мешком, и его товарищам только и оставалось, что взирать на труп и думать, когда же императорское правосудие настигнет и их.

— Смерть от руки бога слишком почётна для такого отрепья, как вы, но… выбирать не приходится, — Сутараито улыбнулся, глядя на женщину. — Как вы сказали? Кемури вас убьёт, если с меня хоть шерстинка упадёт?..

Второй мужчина быстро заломил руки Сутараито. Ту, что держала кинжал, вывернули до боли, и Император выпустил оружие. Женщина поднялась, сняла с плеч страшное устройство и размахнулась его деревянной частью, словно для удара. Сутараито стиснул зубы.

— Так я тебя не резать буду, мой Император! Раз и всё, совсем не бо!..

Конец её фразы потонул в темноте.

Как же сильно должен скорбеть Мутеки-но-Тайо, когда узнает, что его твердыня не справилась с единственной своей целью.

* * *

Голова раскалывалась. Сутараито устало приоткрыл глаза и тут же их закрыл, будто веки налились свинцом. Красное солнце пробивалось через террасы его комнат и раздвинутые фусума, немилосердно палило. Свет его превращал всё вокруг в неверные образы и смутные очертания. Очень хотелось спать. Сутараито перевернулся на другой бок и натянул на голову одеяло. Получилось с трудом. Мало того, что поясница ныла так, будто по ней ударили чем-то тяжёлым, так ещё и на голове осталась проклятая императорская причёска. Обычно Кирихито, бывший парикмахером последние лет пятьдесят, расплетал всё так быстро, что Сутараито почти не замечал. Что с Кирихито случилось? Тоже, видимо, перепил?

Сутараито сел и потёр глаза, чтобы не заснуть вновь, пока руки Кирихито на удивление неловко пытались вынуть из его волос шпильки и гребни. Видеть пока что Император не мог — слишком уж хотелось спать и слишком ярок свет. Не пора ли опустить солнце?

— О боги, сколько же я вчера выпил? — с усмешкой спросил Сутараито. — Ничего не помню… Никогда не думал, что голова способна так болеть, будто на неё скалу уронили… Кирихито, бросьте, прекратите мучить волосы. Позовите лучше лекаря… и толкователя снов. Я такую дрянь сегодня видел… видимо, дед меня совсем не жалеет!..

— Х-хозяин, дедушка… Кирихито умер.

Это был не сон.

Сутараито открыл глаза. Парадная одежда покрыта пятнами засохшей крови, наполовину расплетённые волосы слиплись от неё. Император потрогал голову и едва не взвыл. Под волосами, куда пришёлся удар демонического устройства, наливалась кровью гематома. Такая же, если не больше, расползлась по спине. Сутараито попытался найти шпильку с металлической проволокой в волосах и не нашёл. Он перевёл взгляд на слугу. Мальчик лет четырнадцати с чёрно-коричневым хохолком и влажными глазами сидел в изголовье его футона⁶ и, судя по жалостливому лицу, пытался не плакать. Сутараито вздохнул.

— Дай мне руку, — мальчик несмело протянул ладошку, и Сутараито принял её. — Как тебя зовут?

— Тецуя, хозяин… я внук Кирихито. Сын его дочери, — бойко пояснил он.

Тецуя смотрел на Сутараито испуганно, и тому стало смешно. Император не понимал, чего можно бояться в жалком, измазанном кровью и избитом человеке.

— Может, он умер. Но смерть не значит, его больше нет нигде на земле. Пусть ты больше не можешь видеть Кирихито, но он не исчез. Он будет рядом. Поэтому не надо слёз, — Сутараито погладил мальчика по мягкой щеке и ободряюще улыбнулся. — Кирихито будет приглядывать за тобой и, наверное, расстроится, если ты будешь слишком много грустить из-за него.

Слёзы всё-таки потекли из глаз Тецуи. Он замер, несколько рваных всхлипов вырвались из его груди. Мальчишка резко наклонился вперёд и почти упал на Императора. Сутараито осталось только вздохнуть, обнять слугу и погладить его по жёстким перьям, успокаивая то ли его, то ли себя самого. В конце концов, раз Кирихито действительно умер, то этот мальчишка займёт его место. Сутараито предпочёл бы кого-нибудь жреца, но выбирать не приходилось. Кто знает, сколько катайханэ погибло в этой бойне. Живы ли лекари и толкователи снов?..

Слуга успокаивался. Его плечи больше не тряслись крупно, дыхание выровнялось, и из глаз перестали течь слёзы. Он выпрямился, цепляясь за Императора, и посмотрел на него ясными детскими глазами.

— Ты не видел моего сына? — спросил Сутараито, и в груди стало тяжело. — Если бы он был со мной, я бы не попал в плен так глупо…

— Я н-не знаю, — пролепетал Тецуя. — Никто не видел Тенгоку-но-Цуки! Мне Горо… в смысле слуга из Коганэбоку сказал, что видел, как Тен… Тенгоку-но-Цуки и начальник стражи стояли на стене. Они говорили… а через пять минут всё и началось.

Сутараито вспомнил, как убитый демоническим оружием стражник говорил, что начальник ворот погиб. Если с ним действительно был его сын, то… Жгучие слёзы покатились по щекам Императора. Он с ненавистью взглянул на яркие ширмы, на свитки и вычурные украшения на стенах, на живые жёлтые хризантемы в фарфоровых вазонах. Сутараито оттолкнул мальчишку и сдвинул одну из перегородок, по золоту расписанную драконами и прошлыми Као-но-Сора. Императору захотелось разбить себе голову. То место, на котором всегда висела катана — самая драгоценная и священная катана во всей Тенгоку — пусто. Только брусок для ремня ножен, вырезанный в форме дракона, и остался.

— Кто заходил, пока меня не было? — спросил Император сквозь стиснутые зубы. — Кто посмел её тронуть?!

— Я никого не видел, хозяин! — испуганно воскликнул мальчишка. — Меня… мне сказали остаться с вами, когда вас внесли наверх… там было двое — мужчина и женщина, но они бросили вас на пороге и ничего не трогали! Я не отходил от вас! Спросите у охраны, если не верите мне!..

— Охраны? — Сутараито нервно рассмеялся и убрал волосы со лба. — Чудно! Меня заперли в собственных покоях! Интересно, кого это они охраняют — меня от мятежников или мятежников от меня? Хорошо! Ножей у меня гораздо больше, чем все думают… принеси мне ларец. С цветком магнолии на крышке. Если ты помогал деду, то должен помнить его.

— Ларца… тоже нет, — пропищал мальчишка, втянув голову в плечи. — М-мне приставили нож к горлу и сказали, что если я не найду ножи, то… меня зарубят, как деда!

— Вот как? — Сутараито усмехнулся, взгляд его бешено метался по комнате. — Оттянул свой конец лет на пятьдесят? Не худшая мена… шкаф с футонами в кладовой, там найдёшь танто. Хотя стой. Встань в дверях и следи за входом. Крикни, если кто-то попытается войти. Ох, говорил мне дед — не надейся на слуг, они вдвое глупее, чем безголовая курица! Если бы дед был здесь…

Сутараито резко сдвинул фусума и вошёл в небольшую кладовую, где в шкафах и ящиках хранили старую одежду и другое бельё. Он отпер шкаф с перевязанными шёлковыми шнурами перинами матрацами. Сутараито запустил руку между ними и нащупал тиснённую кожу. Он схватил танто и вытащил на свет, резким движением вынул кинжал из ножен. Красный свет незашедшего солнца вспыхнул на лезвии. Сутараито улыбнулся, спрятал ножны в один рукав и опустил другой вниз, насколько мог, чтобы скрыть танто от чужих взглядов. Император вышел из кладовой. У входных дверей, отгораживающих императорский этаж от лестницы, стояли двое стражников. Жёлтые перья Тецуи маячили за углом.

Сутараито не ожидал увидеть здесь самураев в полном облачении и предпочёл бы кого-то с демоническим оружием. У этих на наплечниках красовались заключённые в кружок горящие деревья префектуры Нигаймиши. Снова северяне. Император разглядывал их шлемы с жуткими масками, пытаясь понять, удастся ли ударить в шею или всё-таки придётся в глазницу. Их двое. Против двоих самураев Сутараито не выстоит, но, может, получится одного предателя прикончить…

В руках они держали нагинтаны⁷. Лезвия на длинных красных рукоятях, загнутые в форме полумесяца, чернели воронёной сталью. Точно из Нигаймиши. Нигде больше не воронили оружейную сталь. Когда Сутараито попытался открыть двери, они сдвинули нагинтаны и отрезали ему путь. Правый самурай угрожающе положил руку на меч. Тростниковые татами неприятно скрипели под их сапогами. Сутараито сделал вид, что не заметил этого, и попытался пройти снова. Пусть думают, что Император — тот дурак, за которого его держат.

— Да простит нас с братом Тенгоку-но-Тайо, но мы не можем выпустить вас, — голос самурая звучал издевательски и насмешливо, хотя он пытался говорить учтиво. — Внизу слишком опасно. Страна не может рисковать солнцем.

— Неподчинение приказу бога и правителя — страшнейший грех, — холодно сказал Сутараито.

Насмешник расслабился. Он хотел поупражняться в остроумии и думал, что избитый и жалкий человек, которого можно легко схватить за слишком длинные волосы, не опасен.

— Я приказываю пропустить меня. Я не собираюсь ждать, пока моего сына найдут ваши подельники!

— Мы не мятежники, — насмешливый самурай, что выше Императора на полторы головы, почти осторожно взял Сутараито за плечо — повезло, что кинжал у Императора в другой руке. — Мятежниками была ваша гвардия. Они напали на нас, гостей из преферктур, и мы защищались и защищали вас…

— Конечно, — кивнул второй. — Со сталью у горла и башкой на прицеле никто спорить не будет.

— Крестьяне эту сказочку сожрут и не подавятся, а даймё⁸ только рады карманы набить, — насмешливый самурай хрипло и заливисто рассмеялся. — Хватит с Нигаймиши налогов в пользу южан! Посмотрим, как эти крестьяне немытые будут жить без нашего дармового железа!..

Лезвие танто вошло в плоть пугающе гладко. Шлем не защищал подбородок, пронзить его легко — особенно когда противник смеётся, забыв обо всём. Смех превратился в сдавленный хрип. Вся тяжесть самурайского тела и его лат навалилась на Сутараито. Император выдернул нож с хлюпающим звуком. Тело повалилось на пол, а его растерянный товарищ молча смотрел, как по плетённому тростнику расползается кровь. Сутараито хотел ударить и его, но второй оказался проворнее. Удар рукояти сбил Императора с ног. Грудь сдавило. Воин поставил на неё ногу, чтобы жертва не встала, а лезвие оказалось опасно близко к его пальцам.

— Тебя запретили убивать, но про увечья не говорили… мы же этого не хотим? Давай, отпусти ножик… или придётся резать тебе пальцы по одному!

Сутараито не сопротивлялся. Он отпустил рукоять и сжал пальцы в кулак, уводя их из-под воронёной стали. Самурай древком отбил кинжал в конец коридора.

— Думаешь, я тебя не заметил? — крикнул самурай Тецуе. — Заметил. Надеюсь, ножей тут больше нет. Хочешь пырнуть меня сзади — так вперёд! Я таких героев, как ты, десяток голыми руками передушил! Проваливай, пока у меня есть кое-кто поинтереснее…

— Тецуя, ухо… ди!..

Договорить Сутараито не дали. Самурай надавил ногой на его грудь. Дышать трудно, мучительно больно. Сутараито вцепился побелевшими пальцами в ногу самурая, в прикрытое только тканью колено, пытаясь уменьшить давление. Ему показалось, что эта тварь своим тяжёлым латным сапогом сейчас просто раздавит ему грудину и оставит от неё такое же кровавое месиво, в которое превратился тот стражник… нет, это сон. Это нескончаемый кошмар больного разума его деда — Мутеки-но-Тайо грезит об ужасах, что могут произойти с его потомками, а Сутараито мучайся. Как же больно… но нет смысла молить о пощаде. Только ждать, пока Мутеки-но-Тайо угомонится.

— Интересно… — с трудом проговорил Сутараито. — Моего сына… ты… так же убил?..

— Не трогал я твоего сына, — давление уменьшилось, и Сутараито жадно глотнул воздуха. — А вот ты моего братца… я даже тебя убить не могу! А стоит. Я убивал и за меньшее.

— Оставишь всю страну в темноте? — Сутараито криво усмехнулся.

— Знаешь, а почему бы и не…

Вновь раздался гром, теперь на странность знакомый. Что-то пролетело сквозь створку двери и скрылось в комнате, разодрав на своём пути тонкую бумагу фусума. Уши заложило. Самурай отшатнулся, и Сутараито смог вскочить на ноги. Танто лежал у стены, и Император хотел добежать до него, но его вновь остановил удар. Опять рукоять нагинтаны, и проехалась по гематоме, оставшейся с прошлого раза… Сутараито взвыл и рухнул на пол. Холодная сталь прижалась к его плечам, а острая кромка опасно пододвинулась к шее.

— Друг мой, — раздался чей-то хриплый женский голос. — Что в словах «не трогать Императора» было непонятно?

— Всё понятно, — мрачно ответил самурай, но нагинтану убрал. — Но за брата отомстить я обязан.

— Ах, вот как…

Сутараито приподнялся на локтях. Рядом с самураем стояла высокая женщина с длинным хохолком, тонкие перья которого спускались до самого пояса и повторяли окраску журавля — красное пятно на лбу, белые перья до лопаток и чёрные на затылке. И кимоно её расписано танцующими журавлями на чёрном фоне, а воротник алел, словно кровь, и наброшенное на плечи чёрное хаори⁹ украшено гербами Нигаймиши. У неё странное лицо — оно могло бы считаться красивым, если бы не жёсткость и даже жестокость в резком изгибе бровей и ярко-красных губах, таких, будто эта женщина напилась крови.

— Жаль, что так вышло, — со вздохом сказала она, разглядывая труп насмешливого самурая. — Дайджи… он был верным воином и хорошим другом.

— Он был моим братом. Этого достаточно, чтобы спалить за него пару деревень.

— К сожалению, мы не в деревне, а в замке. И убила его рука божества… Впрочем, твой брат будет отомщён, не беспокойся. Присоединись к телохранителям моего мужа. Дворцовые недобитки уже дважды пытались на него напасть, стрелкам пригодится помощь. В это неспокойное время дорогие нам катайханэ умирают слишком часто, а без знаний Иошиюки мы обречены.

— Как скажешь, Нигаи.

Самурай скрылся за дверями и запер их. Женщина подала Сутараито руку. Он ослабел окончательно, и подняться без помощи у него не выйдет. Пришлось принять её. Император с трудом встал на ноги и опёрся всем весом на женщину. Она лишь улыбнулась, довела Сутараито до его комнаты и помогла опуститься ему на футон. За её плечами висело то же демоническое устройство, которым орудовали мятежники.

— Дайджи обидел вас? — с участием спросила женщина. — Простите его, мой Император. Боги одарили их с братом мастерством и силой, а хороший тон забыли… Тошиюки слишком любит брата. Боюсь, он окончательно утратит рассудок. Но не бойтесь. Я сменю вашу стражу на более покладистых.

— Кто вы? — спросил Сутараито, пропустив всё мимо ушей. Его ни капли не волновали предатели.

— Кемури Нигаи, даймё префектуры Нигаймиши. Я прибыла в столицу, чтобы подтвердить своё право на землю, но произошло вот это всё, и…

— Вы изобрели это колдовство?

Нигаи рассмеялась, как будто Сутараито сказал что-то очень глупое и потому смешное.

— Это чистое ремесло, и никакой бог не сделает лучше! — ответила она. — Нет, это сделал мой муж.

— Теперь ясно, кого казнить за всех этих убитых.

Нигаи усмехнулась уголком красных губ и огладила щёку Сутараито. Рукав сполз, и на её запястье обнажился жуткий ожог, из-за которого кожа зарубцевалась и покрылась странными тяжами. Нигаи держала его за окровавленную руку, поэтому на щеке Сутараито должен остаться след. Она посмотрела на это почти заворожённо. Сутараито почувствовал себя крайне неуютно. Дед говорил, что вот так — пристально, оценивающе, как на кусок мяса — на них с отцом ещё там, в совсем другой стране, смотрели люди со злыми сердцами. Смотрели и думали, какой из актёров после выступления сможет сыграть для них лично…

— В префектурах рассказывают легенды о красоте Императора и его сына. Вживую вы во сто крат прекраснее, чем на гравюрах и в любых рассказах. Разве престало такой красоте убивать и карать? Казнить? Может, мои руки по локоть в крови, а ваши по запястье, но мы все здесь убийцы. Скольких сегодня вы отправили на тот свет? Того стрелка и Дайджи? Двоих? И вы после этого смеете обвинять моего мужа? Мой милый Иошиюки не пролил ни капли крови своими руками.

— Я убил троих, — сказал Сутараито. — И не вам, катайханэ, судить меня. Я солнце Тенгоку, хозяин страны и её бог. Разве важна чья-то жизнь, когда солнце может погаснуть?

— Нет, рядом с солнцем любая жизнь неважна, — прямо ответила Нигаи. — Поэтому богу не должно править. Вы не знаете народа, не знаете его нужд и надежд. Императоры никогда не понимают нас, ведь любая жизнь для вас — лишь очередная строка в отчёте! Может, кто-нибудь из нашего рода и открыл бы вам глаза. Но для вас любые слова катайханэ — писк комара. И я не виню вас — ни за убитых, ни за то, что вы солнце. Все мы действуем исходя из своей природы.

— Все мы действуем исходя из законов, написанных руками богов. Вы его нарушили. И закон уничтожит вас, — спокойно ответил Сутараито. — Северяне… Стодневное солнце уже доказало, что каждый ваш вдох обречён. Мой сын вернёт мне свободу и убьёт вас, как Мутеки-но-Тайо обратил в прах тюремщиков своего сына.

— Не в этот раз.

Нигаи достала из рукава что-то маленькое и протянула это Сутараито. Тот прикусил губу, чтобы не закричать в голос. Это оказалась серебряная спица, поломанная, смятая. Её украшали гирлянды из крошечных светло-голубых цветков, а навершием служил полумесяц из голубого дымчатого камня, треснувший. Сегодня у Акацуки постоянно выпадала прядь из причёски, и Сутараито заколол её этой спицей. Сегодня утром, почти сразу после того, как поднял солнце… Сутараито представить не мог, что благородное украшение можно так жестоко сломать. Словно несчастную спицу бросили с вершины башни.

— Спица лежала на крепостной стене, — продолжила Нигаи. — Вниз не спуститься, но на скалах лежал ярко-синий плащ и тянулся красный след. Мне жаль. Я сама мать, и даже не могу представить, что жизнь моего сына может оборваться вот так…

— Он не умер, — прошептал Сутараито. — Он мог уцепиться за уступ. Или упасть невысоко… Что угодно могло произойти!..

— Говорят, вместе с Као-но-Сора живут и светила, — Нигаи пожала плечами. — Я даже не пытаюсь разобраться, но… опустите солнце. Может, что и выйдет. Мальчик, останься с Императором! Вряд ли лекарь ему поможет, но слуга точно понадобится.

Нигаи ушла. Сутараито сидел недвижимо, глядел на изломанную спицу. Он с трудом поднялся и вышел на террасу, едва волоча ноги. Она окружала комнаты Императора и его наследника, давая им прекрасный вид на все их владения. Сутараито смотрел на далёкий лес вишен и красных клёнов внизу, на туманные южные горы, на золотое и рыжее небо и красное солнце, что битый час ждало заката. Император подошёл к ограде, опёрся на неё и прищурил глаза, слезящиеся то ли из-за яркого света, то ли из-за обломка спицы в руке. Солнце вновь сдвинулось, скрылось за горизонтом, там, где мир превращался в зияющую бездну, за которой не ясно, что находится — иная, земная, страна или только бескрайняя пустота.

Тенгоку накрыла ночь. Мириады звёзд высыпали над тёмными лесами и полями, над зажёгшимися, как звёзды земные, деревнями и подворьями. Сутараито обошёл всю террасу. Башни и залы замка, его загнутые вверх алые крыши исчезли в темноте. Даже окна не светились, как прежде — некому зажигать фонари, не для кого им светить. Но город светился, столица пылала огнями театров, гостиниц и мастерских.

Только луны нет над ними.

— Хозяин… — Тецуя взял его за руку и увёл с террасы в тёмные комнаты. — Вы голодны и спать хотите… давайте вы полежите, а я всё принесу, хорошо? Вы меня слышите?..

Сутараито не хотел ни спать, ни есть, ни чтобы даже боль во всём теле, недостойная Императора, прошла.

Сутараито хотел одного — сброситься вниз, с самой высокой из башен Тенгоку, и превратиться в груду разбитого мяса и дроблёных костей. Чтобы солнце исчезло также, как исчезла луна.

Примечания

1

Аматерасу — богиня-солнце, одна из главнейших в японском пантеоне.

2

Фусума — скользящая перегородка в виде обклеенной с двух сторон непрозрачной бумагой деревянной рамы.

3

Гэта — деревянные сандалии в форме скамьи.

4

Татами — тростниковые маты, используются в качестве напольных покрытий.

5

Танто — кинжал самурая.

6

Футон — толстый хлопчатобумажный матрас.

7

Нагинтана — оружие с рукоятью овального сечения и изогнутым лезвием, около двух метров длинной.

8

Даймё — крупнейшие военные феодалы.

9

Хаори — жакет прямого кроя без пуговиц.