Соната

Сона́та (итал. sonare — звучать) — жанр инструментальной музыки, а также музыкальная форма, называемая сонатной формой. Сочиняется для камерного состава инструментов и фортепиано. Как правило, соло или дуэта. Ряд инструментальных пьес, написанных для многих оркестровых составов, принято называть не сонатой, а большим концертом (итал. concerto grosso). Также словом «соната» может называться собрание пьес в одно целое, потому что некоторые из этих пьес написаны в сонатной форме.

Название «соната» произошло от итальянского глагола «sonare», что переводится как «звучать». Соната состоит из трех частей. Классическая (самая общая) схема сонаты такова: первая часть обычно быстрая, написанная в форме сонатного аллегро, то есть с определенным типом развития музыкального материала и соотношения тем; вторая, наоборот, выдержана в медленном темпе; ей на смену приходит заключительная часть (конец), которой присущ быстрый темп. Однако встречается много исключений из этого правила: например, из десяти сонат Скрябина ни одна не является трехчастной.

От сюиты соната отличается тесной взаимосвязью частей, которые, однако, построены по принципу контраста (конфликтности), как и музыкальный материал сонатного аллегро.

Источник: Википедия

Упоминания в литературе

Теоретики нового искусства замечали признаки музыкальной формы и в игровых немых фильмах. Так, Николай Иезуитов усматривал в композиции картины Всеволода Пудовкина «Мать» (1926) сонатную форму (уточним: говоря о сонатной форме, Иезуитов имел в виду сонатно-симфонический цикл)[15]. В более поздних работах приводится уже масса примеров воплощения музыкальной формы в звуковых фильмах: польский музыковед Зофья Лисса в своем капитальном труде о киномузыке перечисляет (правда, подробно не анализируя) формы вариации, рондо, фуги, сонаты и др. в различных кинопроизведениях[16].

Юлия Михеева, Эстетика звука в советском и постсоветском кинематографе, 2016

И правда, из рассказов Адриана мне уяснилось, что его уроки музыки в старинном доме возле собора, где жил Кречмар, на добрую половину состояли из бесед о философии и поэзии. Тем не менее, еще учась в гимназии с Адрианом, я буквально изо дня в день замечал его музыкальные успехи. Разумеется, то, что он самоучкой приобрел известное знакомство с клавиатурой и тональностями, немало ускорило первые его шаги. В гаммах он упражнялся добросовестно, но школа фортепьянной игры, насколько мне известно, оставалась в пренебрежении; Кречмар просто заставлял его играть несложные хоралы и – как ни удивительно они звучали в фортепьянном исполнении – четырехголосные псалмы Палестрины, состоящие из натуральных аккордов, сплоченных гармоническими тяготениями и каденциями; и затем, несколько позднее, маленькие прелюдии и фугетты Баха, его же двухголосные инвенции, «Sonata facile»[25] Моцарта, одночастные сонаты Скарлатти. Кроме того, Кречмар и сам писал для него небольшие вещички, марши и танцы, как для сольного исполнения, так и для четырех рук; в последних музыкальные трудности приходились на партию второго пианиста, первая же партия, предназначенная для ученика, была весьма несложной, так что он мог испытывать удовлетворение от ведущей роли в пьесе, в целом выдержанной на более высоком техническом уровне, чем тот, который был ему посилен.

Томас Манн, Доктор Фаустус, 1947

С другой стороны, циклические отношения, характерные для миниатюрного жанра и проявляющиеся как в целостности всего сочинения, так и в особом соотношении его частей, прослеживаются здесь весьма условно. Ясно выраженный приоритет педагогической направленности формирует инструктивно-обучающий подход автора к концепции сочинения и позволяет обнаружить в его составе весь спектр фортепианного педагогического репертуара – полифоническое произведение («Фугетта»), крупную форму («Маленькая соната»), пьесы моторного и кантиленного характера («Веселая прогулка», «Осенний день», «Первый дождь»), а также танцевальные и песенные образцы («Марш», «Вальс», «Романс»).

Н. А. Говар, Очерки фортепианной миниатюры отечественных композиторов второй половины XX – начала XXI вв. Вопросы стиля и интерпретации, 2013

Именно Мстислав Ростропович придал мощнейший импульс композиторскому творчеству многих отечественных и зарубежных авторов. Ему посвящено более ста произведений крупной формы для виолончели, концертов, сонат, многие из которых были написаны специально для этого музыканта; а перечень фамилий их авторов звучит сам по себе как уникальная симфония: Прокофьев, Шостакович, Бриттен, Хачатурян, Хренников, Кабалевский, Вайнберг, Борис Чайковский, Лютославский, Дютийе, Бернстайн, Пендерецкий, Шнитке, Щедрин. Когда Бенджамин Бриттен впервые услышал Ростроповича в Лондоне в начале 60-х годов, он написал: «Я был полностью захвачен его гением и личностью». То же самое может сказать каждый, кто когда-либо знал Мстислава Ростроповича.

Ольга Афанасьева, Мстислав Ростропович. Любовь с виолончелью в руках, 2015

Различают музыку одноголосную (монодия) и многоголосную (гомофония, полифония). Музыка подразделяется: на роды и виды – театральная (опера, и т. п.), симфоническая, камерная и др.; на жанры – песня, хорал, танец, марш, симфония, сюита, соната и др.

Т. Г. Дорофеева, Культурология, 2012

Тезис об особом новаторстве Шопена получил дальнейшее развитие в теоретической работе Стасова «О некоторых формах нынешней музыки». Стасов исходил из того, что Бетховен в последнем периоде своего творчества обновил традиционную мажоро-минорную систему за счет оригинального развития свойств старинных церковных модусов. (Так называемые церковные модусы средневековья отнюдь не являются специальной принадлежностью церковных напевов, но находят свое широкое развитие в народной музыке европейских стран.) Стасов ссылается на поздние сонаты и квартеты, на 9-ю симфонию и «Торжественную мессу», указывая, что новые средства выражения понадобились композитору для воплощения новых задач, величественных, небывалых еще в музыкальном искусстве. Заметим, что и Шопен, и Глинка не увлекались поздним Бетховеном, скорее всего даже не знали его последних опусов. Однако у Стасова постоянно выступает триумвират: Бетховен – Шопен – Глинка.

Сборник статей, Отзвуки Шопена в русской культуре, 2012

Ответ: Для меня очень важным шагом было участвовать в исполнении камерной музыки. Соната Сен-Санса – выдающееся произведение, и работа над ней в ансамбле потребовала от меня и от Ольги большого вложения сил. Знаете, для исполнения в ансамбле нужна координация звучания, и в этом другим музыкантам очень помогает зрение. Ведь в сольном выступлении музыкант отвечает только сам за себя, в ансамбле же необходимо не только досконально знать свою партию, но очень внимательно слушать партнера, иначе можно просто подвести и себя, и его, и вообще весь ансамбль. Мы должны ориентироваться только на слух, что создает при исполнении такого сложного произведения, как соната Сен-Санса, дополнительные трудности. Но мы преодолели эти трудности и подготовили сонату, и привезли ее на московский Парамузыкальный фестиваль! Для нас участие в таком представительном концерте – большое волнение и большая радость!

Сборник статей, Реабилитация инвалидов средствами искусства. Международная научно-практическая конференция в форме интервью участников Парамузыкального фестиваля (ноябрь 2015 г.). Сборник интервью, 2016

Именно круг определил самую древнюю форму исполнения музыки. Запевала, стоял в центре круга людей, которые вначале отвечали ему неизменными возгласами, а затем повторяющимися фрагментами мелодии. Это послужило образцом для постоянно повторяющейся рифмы, рефрена[40], пения по очереди, а в дальнейшем для рондо (= rund, круглый). Таким образом, в центре – тема, которая «окружается» различными «музыкальными мыслями», подобно Солнцу и планетам. «Повторение – это также копирование космического движения времени суток, времени года, орбиты небесного тела; чередование вдоха и выдоха, сна и бодрствования, рождения и смерти. Интенсивное начало должно всегда возвращаться, чтобы начать новый цикл. Что касается музыки, то примерами принципа повторения являются реприза в сонате, пассакалья, рондо, фуга, канон, ричеркар, секвенция… Также и по этой особенности можно понять, что искусство представляет собой отражение и „подобие“ космоса, который как в пространственном, так и во временном отношении строится на ритмичных повторениях» [18, с. 447]. Хорошим примером здесь служит ария da capo, в которой «интенсивное начало всегда возвращается». В средневековом мензуральном нотном письме наглядно выражается отношение между кругом и Божественностью. Круг в начале нотной строки означал такт три четверти. Только он был «совершенен» как символ Божественного триединства. Из полукруга, знака «несовершенного» прямого такта, возникла наша alla breve[41]. А «окружность» квинт (которая, собственно, является не кругом, а спиралью)? Иоганн Кеплер также придавал кругу особое значение в его связи с душевной жизнью: «Понятие великого учения, представленное в виде круга, имеет в душе совершенно иное значение: здесь он является не просто прообразом внешнего мира, а в известном смысле выражением первичной способности самой души вступать в отношения» [54, с. 38]. См. также цитаты Кеплера в конце второй части «Музыка космоса».

Фриц Штеге, Музыка, магия, мистика, 1961

Обладание абсолютным слухом, хотя оно и кажется весьма заманчивым, так как позволяет его носителю правильно петь или записывать любую мелодию, довольно часто создает свои специфические проблемы. Одна из них связана с неправильной настройкой музыкальных инструментов. Так, семилетний Моцарт, сравнивая свою скрипку со скрипкой своего друга Шактнера, сказал: «Если ты не настроил свою скрипку после того, как я последний раз на ней играл, то она зазвучит на половину кварты ниже, чем моя». (Так, во всяком случае, повествует «Оксфордский путеводитель по музыке»; там вообще множество историй про музыкальный слух Моцарта, по большей части, несомненно, апокрифических.) Когда композитор Михаэль Торке пробежался по клавишам моего пианино, струны которого были натянуты еще в XIX веке и которое не настраивалось на современный стандарт в 440 герц, он сразу заметил, что инструмент звучит на терцию ниже. Такое небольшое повышение или понижение тона не заметил бы человек, не имеющий абсолютного слуха, но такие отклонения в настройке могут сильно расстроить и даже лишить возможности играть тех, кто таким слухом обладает. Тот же «Оксфордский путеводитель» повествует об одном выдающемся пианисте, который с огромным трудом доиграл до конца «Лунную сонату» (пьесу, которую может сыграть любая школьница) только потому, что фортепьяно было настроено на непривычный для пианиста тон и он «испытывал настоящие мучения от того, что играл пьесу в одном ключе, а слышал в другом».

Оливер Сакс, Музыкофилия, 2007

Музыку исполняли не только постоянные оркестры и оперные труппы. Наиболее известные оркестры гастролировали. Были и гастролирующие оперные труппы, создававшиеся с целью заработка. Исполнялось также много камерной музыки. В шестидесятых и семидесятых годах пианисты, такие, как Брамс и Клара Шуман, вновь обратились к романтической фортепианной литературе, а Бюлов, наряду с дирижированием, продолжал исполнять сонаты Бетховена так, как до него не играл Бетховена никто. Лист отошел от активной концертной деятельности, но его ученики продолжали его традиции. В их числе были Карл Таузиг, пожалуй самый выдающийся его ученик (который умер в 1871 году, не дожив до тридцати лет), и Софи Ментер, уроженка Мюнхена, чьи «поющие руки» очень хвалил Лист. Из скрипачей сохранилась память о Йозефе Иоахиме, друге Брамса и основателе струнного квартета. Он обладал «необыкновенной техникой» и играл не прибегая ни к каким трюкам, которыми увлекались скрипачи-виртуозы со времен Паганини.

Джордж Марек, Рихард Штраус. Последний романтик, -1

3. Неврозы и раздражительность – «Лунная соната» и «Фиделио» Бетховена, «Симфония» Гайдна, «Итальянский концерт» Баха, «Полонез» Огинского, «Венгерская рапсодия» Листа

Бонни Хейз, 99 + 1 способ быть счастливее каждый день, -1

Мощную волну обновления привнесла вспышка патриотической настроенности общественного сознания, вызванная, естественно, военным временем и сказавшаяся, конкретно, на характере зрительских ожиданий. Вместе с тем это обстоятельство окончательно утвердило кинематографистов в мысли, если не о превосходстве, то, во всяком случае, – об уникальности русской культуры, противостоящей по своему менталитету всему иностранному, чужому. Это коснулось и самоопределения национального киноэкрана, до той поры излишне часто оглядывающегося на Запад. Так, отмечая успех «Крейцеровой сонаты», только что вышедшей в прокат, и по шаблону одобрительно отзываясь об актёрах, постановке, декорациях, фотографии (обычно всё перечислялось одной строкой), журнал на этот раз особо акцентирует: «но есть ещё элемент, благодаря которому русская кинематография оставит далеко за собой иностранные производства. Мы говорим о психологическом элементе, составляющем основу всей драмы»[45].

Л. А. Зайцева, Становление выразительности в российском дозвуковом кинематографе, 2013