Одинокий. Рассказы

Александр Ступин

Сборник рассказов «Одинокий» рассматривается автором как художественная форма передачи содержания научных статей. В сборнике мало прямых ссылок на источники, архивы, но все герои рассказов вполне реальны и узнаваемы, хотя чаще всего они выглядят фантастически.

VII

Утро. Лучше бы оно не наступало. Вечер тупой, а утро ещё хуже. Какой дурак придумал это, что «утро вечера мудренее»? Поганее. Особенно, когда почти не спал.

Анатолий Дмитриевич — среднего роста, полноватый, даже слегка пухловатый. Без седин и плеши. Нос слегка крючковат. Глаза большие карие. Взгляд одновременно наглый и в то же время преданный. Это — для начальства. Для подчинённых — всегда гроза. Ну, ничего приметного, запоминающегося. Чиновник. Русский чиновник. Классический. Он всегда выглядел бодрячком, но не сегодня.

Шёл к служебному «мерседесу», как на эшафот. Его ждали на стройке. Там будет губернатор и представитель из Москвы с инвесторами из Европы. Можно было бы не ездить, сославшись на здоровье, стройка не его, всем управляет губернатор. Только отношения с губернатором были давно испорчены и продолжали портиться, каждый из них грёб под себя и делиться ни с кем не хотел. Терпели друг друга. Пока терпели, потому что за каждым из них стояли определённые люди.

Стройка была на территории района, но проку от неё ни для района, ни для него лично не было. Строили какой-то завод, финансировали частью — иностранцы, частью — бюджет. Большей частью — иностранцы, поэтому украсть было тяжело. А предложить свои услуги мешало прикрытие губернатором и контроль сверху. Бестолковая стройка.

Он уже был на месте, когда машина губернатора и представителя со свитой и иностранными инвесторами только подъезжали.

— Успел. Припёрлись ноздря в ноздрю. Не спится им. Ладно. Главное, этого чудовища со мной нет. Представляю, что было бы… Эх, иду.., — вслух думал он, потом нарочито бодро и ласково закричал, выпрыгивая из машины:

— Доброе утро всем! Рад приветствовать!

С ним поздоровались наскоро и тут же прошли на строительство.

— И вам спасибо…, — пробурчал он им в след.

— Доброе утро.

— Ты…?

Парнишка стоял перед ним в нелепейшей одежде: светлая рубаха из грубого холста, подпоясанная веревочкой, штаны такие же, на голове — кепка, как из музея, а ноги были обуты в лапти.

— Ты откуда такой? Слушай, давай, завтра, завтра, давай… — — засуетился глава, опасаясь, как бы его не увидели рядом с этим языческим «чудовищем».

— Одет ты не по-людски. Всё в галстуки, да кожаная обувь дорогая. Посмотри, как народ ходит, скромно.

— В лаптях, что ли? В том, как ты, пугало огородное…?

— И тебе на землю спуститься надо, чтоб народ власть уважал. Будь прост, как голубь.

Объяснить, как на нём оказалась одежда, близкая к той, что носил парнишка, Анатолий Дмитриевич не смог бы. То ли он сам так оделся, то ли фокусы всё языческие. Но холщовая мужская рубаха была легка и приятна, ноги вообще блаженствовали, ничего не жало, было легко и свободно. Грудь дышала, сердце стучало, в голове было ясно и светло.

«Может, сбежать? — мелькнула мысль. — Сбежать, пока не поздно, пока не увидели. Потом объяснюсь. Увидят же, или засмеют, или тут же снимут с должности… Сбе-жа-а-ать… А что сбегать-то? Что? От чего? Сколько бегать буду? Марафонец районного розлива. Не побегу. А пусть видят. Подойду даже… Вот где у меня этот придурок губернатор и вся его братия. И на иностранцев — плевать. Боюсь одних, других гроблю налево и направо.»

Он подтянул веревку на пузе и пошёл легкой походкой туда, где в окружении строителей стояли представитель президента, губернатор и инвесторы.

— Анатолий Дмитриевич, хорошо, что вы подошли. Вот, строители просят…, не могли бы вы… А что это вы так переоделись? Оригинально так…

Губернатор смотрел на главу района, и глаза его наливались кровью, иностранцы чуть в стороне переговаривались через переводчика с представителем президента и ещё не обратили внимания на экзотическое одеяние чиновника.

— Ты когда это успел напялить это? Ты с пугала огородного это снял? Быстро переоденься, если хочешь во главе района остаться… Я сказал, быстро…

— Виктор Константинович…, — позвал губернатора москвич.

— А что, если нам попробовать упростить задачу, которая встаёт перед районом. Где, кстати, глава?

— А я — здесь! — нагло и весело закричал Анатолий Дмитриевич.

— Идите к нам, — позвали его.

— Иду! Бегу! — как-то уж совсем потеряв всякий страх, отозвался он. Анатолий Дмитриевич решил расслабиться и наслаждаться. Насиловать ещё не начали, но дело за этим не станет. Кто ему поверит, что он в этом маскараде не виноват. А то, что этот маскарад губернатор воспримет, как попытку подорвать его авторитет, сомнений нет.

Когда опубликовали данные декларации об имуществе, то за губернатором числился сад в шесть соток и старый прицеп. Больше ничего. Даже старенького «москвича» не было. Тогда в области все смеялись. Вот, пусть теперь посмотрит, как глава района одевается. Кто к народу ближе?

— Вот гер Шнайдер говорит, что рядом замечательный хлеб растёт. А что, если нам использовать местные ресурсы? Как вы приоделись-то. Ну, прямо, толстовец. Вы не толстовец у нас?

— Смотрите, господа, вот так у нас чиновники ходят. А вы всё: коррупция, коррупция. Похож он на коррупционера? Замечательно смотритесь. Вот, наши партнеры спрашивают: «Это настоящее всё?»

— Ну, а какое? Бумажное, что ли? Лён натуральный, а может, конопля. Легко и телу и ногам.

— Конопля, в смысле, марихуана? Этого мне в области только не хватало.

— Конопля, марихуана, канабис. Раньше, между прочим, медали за её выращивание давали, и Героев Соцтруда.

— Так, это раньше было, а теперь за это срок можно получить.

— И так последнюю рубаху снимаете, а ещё и в кутузку…?

— Что ты мелешь? Тебя про хлеб спрашивают, — забормотал покрасневший от злости губернатор. — Отвечай. Про хлеб…

— А что про хлеб? Хлебушек хорош, цена не меняется, в рот кусок не помещается. Много не сидели, чтоб не потолстели.

— Что ты несёшь? Тебя не про вес спрашивают…

— А что посеешь, то и принесёшь. Вы там по гамбургеру считаете, а мы тут по борщу. Так вот, в борще неизменным осталась только вода, свекла и картошка, да и той — немножко.

— Ты специально всё, специально, чтобы меня скинуть. Не получится, они всё равно ничего не понимают, я переводчицу предупредил. Эти ничего не поймут, а ты поймёшь уже сегодня вечером. Уже сегодня. Доехать не успеешь, как приказ о твоём увольнении будет, — шептал ему на ухо губернатор.

— Вот, Илья Сергеевич, такие у нас в районе сидят. Гнать, гнать нужно таких…

— Так вот, когда заводик этот заработает, то у нас в районе только вода в борще останется.

— Это почему?

— Да потому, что все продукты подорожают, потому что их будет дефицит, а цены взлетят. Вот такая арифметика. Области хорошо. Губернатору вот, рапорты писать. Тута был у вас лесок, а останется песок.

Он говорил, говорил, и остановиться не мог. Язык молол сам по себе. Как потом объяснить кому-то, что не он эту чушь нёс? Может, правда, когда и думал, во хмелю, жалея пенсионеров и других, кто перебивался с хлеба на воду, но это было редко.

— Ну, не надо так уж мрачно. Открытие производства выгодно и району. А про взлёт цен, надо думать. Всё в наших руках.

Иностранцы с любопытством слушали разговор. Для них было удивительно, что чиновник на более низкой должности так смело разговаривает с губернатором и не боится прямо говорить представителю президента.

— Проблема, Илья? Этот господин критикует проект? Я понял, на вас, как это, «наехали»? И что теперь с ним будет? Отставка?

— Я бы не смог его уволить, даже если б захотел. А что он такого сказал, чего бы я не знал? Только вот, земля здесь прекрасная, а люди живут плохо, бедно. Почему? Только ли они виноваты? Он ведь не стал по-за углам шептать. Он — напрямую, как есть. Да если мы бы и захотели, всех не уволишь. А подхалимов, их везде хватает. Смелых и деловых — мало. А трусливых и подхалимов и искать не надо. У вас не так?

— Да так же.

— Удивлён. Я думал, будете отрицать.

— За кого вы меня принимаете? Я ведь — предприниматель, не политик, не чиновник…

— Знаете. Я — хоть и чиновник, но я больше эксперт, чем столоначальник.

Шнайдер подошёл к Анатолию Дмитриевичу и протянул ему руку. Обернувшись, попросил переводчицу перевести:

— Вы — смелый человек. В России, действительно, меняются люди. Не ожидал, признаюсь, не ожидал. У нас про Россию говорят в СМИ больше негативно: коррупция, режим, обман. Я мало этому верил. Пресса — бизнес, кто платит…

— Тот и танцует девушку…

— Не понимаю. «Кто платит, тот девушку…

— У нас так говорят. Поговорка: «Кто платит, тот и танцует девушку.»

— Ха-ха-ха, надо запомнить. Хорошо. Если в России есть такие люди, и немаловажно, что в администрации президента к таким людям относятся лояльно, то Россия далеко пойдёт…

Представитель администрации президента широко улыбался и поднимал большой палец руки: «Молодец!»

— Он смеётся и думает также стандартно, как все политики, — попытался пошутить Шнайдер.

— От вас, Отто, не спрячешься. Только ведь и у вас шаблонное мышление о чиновниках, политиках. У нас ведь — ничего лишнего, только функция. Не задумывались о вреде такого подхода? Вот вам образец нового подхода к управлению.

Он переключил наше внимание на свои проблемы. Приди он в стандартной привычной одежде с портфелем и печатью озабоченности, стали бы его слушать? Нет. Отправили бы к губернатору в приёмные часы. А так, мы уже час с ним говорим и озаботились проблемой района. Серьезно настолько, что продумываем, как обойти острые углы. Труд чиновника иной раз напоминает труд бурлака.

— Бурлака? Я не понимаю. Это кто?

— В позапрошлом столетии по Волге, слышали о такой реке в России, ходили баржи. Так вот, поскольку двигатели паровые были дорогие, баржи таскали ватаги, группы людей. Они шли по берегу и за канаты тащили баржу против течения.

— О, это очень тяжело. Рабский труд.

— Тяжело, но не рабский. Там свои истории были. Всё за деньги, не бесплатно. Так вот, была такая история, подрядился в ватагу известный русский писатель Гиляровский. Был он нормально одет, хорошие новые сапоги, костюм. Его переодели так, как одевались все бурлаки: легкая одежда, а на ногах — лапти. Гиляровский расстроился вначале, что потерял сапоги. Но потом оценил: в сапогах по песку и камням он бы далеко не ушёл. А вот в такой обуви, как у Анатолия Дмитриевича, сотни километров прошагал.

— Ну что, Анатолий Дмитриевич, пойдёте к нам в ватагу бурлаком? Я всё согласую. Вы ближе нас всех к этому месту, знаете проблемы. Будете курировать стройку, а губернатора мы от этой ноши освободим. Он и так стонет, у него проблем в области нерешённых хоть отбавляй. Согласны?

Губернатор попытался изобразить на лице облегчение, радость, но лицевые мышцы его не слушались, он что-то промямлил, стоял красный и растерянный. Даже глаза, глаза были пусты. В них не было ничего прежнего: гнева, печали, ярости. Пустота. Убили на месте. Только упасть и закрыть их. Руки разбросать по сторонам, ноги протянуть, вздохнуть несколько раз и прошептать: «Убили, сволочи, за что?»

— А я соглашусь. Возьму и соглашусь, потому что чувствую: смогу. И спасибо, что предложили. Низкий вам поклон. За своих я постою. Буду тянуть лямку бурлацкую, — Анатолий Дмитриевич поклонился и отошёл в сторону. Он не верил в случившееся. Наваждение. К губернатору он даже поворачиваться боялся: чувствовал, останься они один на один, поубивали бы друг друга. Губернатор — тот ещё кабан, и ростом повыше, и пошире мордой и пузом.

Разъезжались. Глава района махал сердечно всем рукой, только что слезу не пустил. Трогательное прощание. Потом он стоял у машины и смотрел на стройку. Не верил.

«Главное, не сорваться. Деньжищи тут крутятся… Не выдержу, и, как минимум, лет на десять упекут. Кто за меня, сироту, заступится? Кремлёвские мальчики тут, конечно, копытом будут бить, идейки подкидывать, субподрядишки разные.

Хрен вам. Что важнее, лишний миллион, хотя, когда он лишний бывает, или политическая карьера? Появился выбор. Выбор. Как бы не ошибиться. Стать популистом, народным героем можно. А потом ходить на митинги с теми бывшими, кто когда-то лопухнулся… Как, как? Крутиться. Но ведь интереснее, чем у деревенских сотки тырить. Масштаб другой!

А что-то я забыл совсем про свою главную проблему. Где банник? Я ведь у него, как заложник. Заложник. Нужно найти на него управу. Кто, кто, кто…? Синод наш? Архиепископ может подсказать. Начну с него.»