Неточные совпадения
— Что
ж, верно ушиблись, когда упали? — сказал гувернер. — Я говорил, что
это опасная игра. И
надо сказать директору.
— Да что
ж это такое? — сказала она с таким искренним и комическим удивлением. — Что тебе от меня
надо?
— А! Ну, в
этом случае что
ж, пускай едут; только, повредят
эти немецкие шарлатаны…
Надо, чтобы слушались… Ну, так пускай едут.
Вот они и сладили
это дело… по правде сказать, нехорошее дело! Я после и говорил
это Печорину, да только он мне отвечал, что дикая черкешенка должна быть счастлива, имея такого милого мужа, как он, потому что, по-ихнему, он все-таки ее муж, а что Казбич — разбойник, которого
надо было наказать. Сами посудите, что
ж я мог отвечать против
этого?.. Но в то время я ничего не знал об их заговоре. Вот раз приехал Казбич и спрашивает, не нужно ли баранов и меда; я велел ему привести на другой день.
Ну, что прикажете отвечать на
это?.. Я стал в тупик. Однако
ж после некоторого молчания я ему сказал, что если отец станет ее требовать, то
надо будет отдать.
Еще немного, и
это общество,
эти родные, после трехлетней разлуки,
этот родственный тон разговора при полной невозможности хоть об чем-нибудь говорить, — стали бы, наконец, ему решительно невыносимы. Было, однако
ж, одно неотлагательное дело, которое так или этак, а
надо было непременно решить сегодня, — так решил он еще давеча, когда проснулся. Теперь он обрадовался делу, как выходу.
— А вы и на силу претендуете? Хе-хе-хе! Удивили же вы меня сейчас, Родион Романыч, хоть я заранее знал, что
это так будет. Вы же толкуете мне о разврате и об эстетике! Вы — Шиллер, вы — идеалист! Все
это, конечно, так и должно быть, и
надо бы удивляться, если б оно было иначе, но, однако
ж, как-то все-таки странно в действительности… Ах, жаль, что времени мало, потому вы сами прелюбопытный субъект! А кстати, вы любите Шиллера? Я ужасно люблю.
Дико́й. Что
ж ты, украдешь, что ли, у кого? Держите его! Этакой фальшивый мужичонка! С
этим народом какому
надо быть человеку? Я уж не знаю. (Обращаясь к народу.) Да вы, проклятые, хоть кого в грех введете! Вот не хотел нынче сердиться, а он, как нарочно, рассердил-таки. Чтоб ему провалиться! (Сердито.) Перестал, что ль, дождик-то?
Кабанов. Кто ее знает. Говорят, с Кудряшом с Ванькой убежала, и того также нигде не найдут. Уж
это, Кулигин,
надо прямо сказать, что от маменьки; потому стала ее тиранить и на замок запирать. «Не запирайте, говорит, хуже будет!» Вот так и вышло. Что
ж мне теперь делать, скажи ты мне! Научи ты меня, как мне жить теперь! Дом мне опостылел, людей совестно, за дело возьмусь, руки отваливаются. Вот теперь домой иду; на радость, что ль, иду?
Дико́й. Понимаю я
это; да что
ж ты мне прикажешь с собой делать, когда у меня сердце такое! Ведь уж знаю, что
надо отдать, а все добром не могу. Друг ты мне, и я тебе должен отдать, а приди ты у меня просить — обругаю. Я отдам, отдам, а обругаю. Потому только заикнись мне о деньгах, у меня всю нутренную разжигать станет; всю нутренную вот разжигает, да и только; ну, и в те поры ни за что обругаю человека.
— А я собралась на панихиду по губернаторе. Но время еще есть. Сядем. Послушай, Клим, я ничего не понимаю! Ведь дана конституция, что же еще
надо? Ты постарел немножко: белые виски и очень страдальческое лицо.
Это понятно — какие дни! Конечно, он жестоко наказал рабочих, но — что
ж делать, что?
Матрена. Кто
ж его знает? Уж
это его дело.
Надо полагать, что и тут ничего себе не выиграет.
— И не нужно никакого! — сказал Штольц. — Ты только поезжай: на месте увидишь, что
надо делать. Ты давно что-то с
этим планом возишься: ужели еще все не готово? Что
ж ты делаешь?
— Как что
ж? Я тут спину и бока протер, ворочаясь от
этих хлопот. Ведь один: и то
надо, и другое, там счеты сводить, туда плати, здесь плати, а тут перевозка! Денег выходит ужас сколько, и сам не знаю куда! Того и гляди, останешься без гроша…
«Что за господин?..какой-то Обломов… что он тут делает… Dieu sait», — все
это застучало ему в голову. — «Какой-то!» Что я тут делаю? Как что? Люблю Ольгу; я ее… Однако
ж вот уж в свете родился вопрос: что я тут делаю? Заметили… Ах, Боже мой! как же,
надо что-нибудь…»
«Да, да; но ведь
этим надо было начать! — думал он опять в страхе. — Троекратное „люблю“, ветка сирени, признание — все
это должно быть залогом счастья всей жизни и не повторяться у чистой женщины. Что
ж я? Кто я?» — стучало, как молотком, ему в голову.
— Что
ж это я в самом деле? — сказал он вслух с досадой, —
надо совесть знать: пора за дело! Дай только волю себе, так и…
— Чего тебе
надо? Ну, носовой платок, пожалуй. Что
ж, тебе не хотелось бы так пожить? — спросил Обломов. — А?
Это не жизнь?
«Ну, вот —
это исполнено теперь: что
ж дальше? ужели так все и будет? — говорил он. —
Надо поосторожнее справиться!..»
— А что
ж делать? Вот, чтоб
этого не терпеть, — говорила бабушка, стороной глядя на Веру, — и
надо бы было
этой Кунигунде спроситься у тех, кто уже пожил и знает, что значит страсти.
— Что
ж такое, что сын! Если он с вами, то он негодяй. Если вы сын Версилова, — обратилась она вдруг ко мне, — то передайте от меня вашему отцу, что он негодяй, что он недостойный бесстыдник, что мне денег его не
надо… Нате, нате, нате, передайте сейчас ему
эти деньги!
Я узнал от смотрителя, однако
ж, немного: он добавил, что там есть один каменный дом, а прочие деревянные; что есть продажа вина; что господа все хорошие и купечество знатное; что зимой живут в городе, а летом на заимках (дачах), под камнем, «то есть камня никакого нет, — сказал он, —
это только так называется»; что проезжих бывает мало-мало; что если мне
надо ехать дальше, то чтоб я спешил, а то по Лене осенью ехать нельзя, а берегом худо и т. п.
Однако нам объявили, что мы скоро снимаемся с якоря, дня через четыре. «Да как же
это? да что
ж это так скоро?..» — говорил я, не зная, зачем бы я оставался долее в Луконии. Мы почти все видели; ехать дальше внутрь —
надо употребить по крайней мере неделю, да и здешнее начальство неохотно пускает туда. А все жаль было покидать Манилу!
«Отдать землю, ехать в Сибирь, — блохи, клопы, нечистота… Ну, что
ж, коли
надо нести
это — понесу». Но, несмотря на всё желание, он не мог вынести
этого и сел у открытого окна, любуясь на убегающую тучу и на открывшийся опять месяц.
Смеется, должно быть, с другою
надо мной, и уж я
ж его, думаю, только бы увидеть его, встретить когда: то уж я
ж ему отплачу, уж я
ж ему отплачу!» Ночью в темноте рыдаю в подушку и все
это передумаю, сердце мое раздираю нарочно, злобой его утоляю: «Уж я
ж ему, уж я
ж ему отплачу!» Так, бывало, и закричу в темноте.
И вот
надо ж так, что в ту
ж секунду все мужики увидали нас, ну и загалдели разом: «
Это ты нарочно!» — «Нет, не нарочно».
— Да неужто
ж ты уходить, Алеша, хочешь! — воскликнула она в горестном изумлении, — да что
ж ты
надо мной теперь делаешь: всю воззвал, истерзал, и опять теперь
эта ночь, опять мне одной оставаться!
— Что
ж такое? — счел нужным оборониться Коля, хотя ему очень приятна была и похвала. — Латынь я зубрю, потому что
надо, потому что я обещался матери кончить курс, а по-моему, за что взялся, то уж делать хорошо, но в душе глубоко презираю классицизм и всю
эту подлость… Не соглашаетесь, Карамазов?
— Войдите, войдите ко мне сюда, — настойчиво и повелительно закричала она, — теперь уж без глупостей! О Господи, что
ж вы стояли и молчали такое время? Он мог истечь кровью, мама! Где
это вы, как
это вы? Прежде всего воды, воды!
Надо рану промыть, просто опустить в холодную воду, чтобы боль перестала, и держать, все держать… Скорей, скорей воды, мама, в полоскательную чашку. Да скорее же, — нервно закончила она. Она была в совершенном испуге; рана Алеши страшно поразила ее.
Но, убедившись, что Кирсанов говорит дело и что
надо его слушаться, Полозов все еще не мог взять в толк, что
ж это за человек: он на его стороне, и вместе на стороне дочери; он заставляет его покориться дочери и хочет, чтобы дочь изменила свою волю: как примирить
это?
Я положил умереть в Павловске, на восходе солнца и сойдя в парк, чтобы не обеспокоить никого на даче. Мое «Объяснение» достаточно объяснит всё дело полиции. Охотники до психологии и те, кому
надо, могут вывести из него всё, что им будет угодно. Я бы не желал, однако
ж, чтоб
эта рукопись предана была гласности. Прошу князя сохранить экземпляр у себя и сообщить другой экземпляр Аглае Ивановне Епанчиной. Такова моя воля. Завещаю мой скелет в Медицинскую академию для научной пользы.
— То, стало быть, вставать и уходить? — приподнялся князь, как-то даже весело рассмеявшись, несмотря на всю видимую затруднительность своих обстоятельств. — И вот, ей-богу же, генерал, хоть я ровно ничего не знаю практически ни в здешних обычаях, ни вообще как здесь люди живут, но так я и думал, что у нас непременно именно
это и выйдет, как теперь вышло. Что
ж, может быть, оно так и
надо… Да и тогда мне тоже на письмо не ответили… Ну, прощайте и извините, что обеспокоил.
— Или адресные билеты, — зачинал другой. — Что
это за билеты? Склыка одна да беспокойство. Нет,
это не так
надо устроить!
Это можно устроить в два слова по целой России, а не то что здесь да в Питере, только склыка одна. Деньги нужны — зачем не брать, только с чего
ж бы и нас не спросить.
—
Надо держать крепче тех, которые меньше знают. У вас есть Арапов, рыжий,
этот Пархоменко и капитан, Да Райнер, — помилуйте, чего
ж вам? А что
эти Белоярцев и Завулонов?
— Разумеется, не лгал. Мне кажется, и думать об
этом нечего. Нельзя даже предлога приискать к какой-нибудь хитрости. И, наконец, что
ж я такое в глазах его, чтоб до такой степени смеяться
надо мной? Неужели человек может быть способен на такую обиду?
— Неделю! Так чего
ж лучше: ты завтра проводишь их до Москвы,
это всего один день, и тотчас же приезжай сюда. Как им
надо будет выезжать из Москвы, мы уж тогда совсем, на месяц, простимся, и ты воротишься в Москву их провожать.
В смертельной тоске возвращался я к себе домой поздно вечером. Мне
надо было в
этот вечер быть у Наташи; она сама звала меня еще утром. Но я даже и не ел ничего в
этот день; мысль о Нелли возмущала всю мою душу. «Что же
это такое? — думал я. — Неужели
ж это такое мудреное следствие болезни? Уж не сумасшедшая ли она или сходит с ума? Но, боже мой, где она теперь, где я сыщу ее!»
—
Это все правда, — сказал я, — что ты говоришь, Наташа. Значит, ему
надо теперь узнать и полюбить тебя вновь. А главное: узнать. Что
ж? Он и полюбит тебя. Неужели
ж ты думаешь, что он не в состоянии узнать и понять тебя, он, он, такое сердце!
— И не даст. Потому, дурак, а дураков учить
надо. Ежели дураков да не учить, так
это что
ж такое будет! Пущай-ко теперь попробует, каково с сумой-то щеголять!
Нас попросили выйти из вагонов, и,
надо сказать правду, именно только попросили,а отнюдь не вытурили. И при
этом не употребляли ни огня, ни меча — так
это было странно! Такая ласковость подействовала на меня тем более отдохновительно, что перед
этим у меня положительно подкашивались ноги. В голове моей даже мелькнула нахальная мысль:"Да что
ж они об Страшном суде говорили! какой же
это Страшный суд! — или, быть может, он послебудет?
— Христос с тобой! куда
ж они от нас уйдут! Ведь
это не то что от прихоти: земля, дескать, хороша! а от нужды от кровной: и нехороша земля, да
надо ее взять! Верное
это слово я тебе говорю: по четыре на круг дадут. И цена не то чтобы с прижимкой, а самая настоящая, христианская…
Все, думаю, распознать прежде
надо, нечем на что-нибудь решиться. Да на что
ж и решаться-то? думаю. Из скитов бежать?
Это все одно что в острог прямо идти, по той причине, что я и бродяга был, и невесть с какими людьми спознался. Оставаться в лесах тоже нельзя: так мне все там опостылело, что глядеть-то сердце измирает… Господи!
Что
ж, сказал он мне,
надо быть снисходительным к человеческим слабостям; ведь
эта милая капиталистка представляет для нас единственную надежду выйти из скверного положения…
— "Что
ж, говорю, разве уж больно худо дело?"–"Да так-то, говорит, худо, что через неделю, много через две, разрешенью быть
надо; ты, говорит, подумай, матушка, одно только детище и было да и то в крапиву пошло!"А сам, знаешь, говорит
это, да так-то, сердечный, льется-разливается.
— Как же
это?
надо, брат,
надо отыскать голову… Голова, братец,
это при следствии главное… Ну, сам ты согласись, не будь, например, у нас с тобой головы, что
ж бы
это такое вышло!
Надо,
надо голову отыскать!
Надо, однако
ж,
эту тайну раскрыть.
— Не прогневаться! — цыркнул было Дыба, но опять спохватился и продолжал: — Позвольте, однако
ж! если бы мы одни на всем земном шаре жили, конечно, тогда все равно… Но ведь нам и без того в Европу стыдно нос показать…
надо же принять
это в расчет… Неловко.
— Помилуйте! Хорошее?.. Сорок процентов… Помилуйте! — продолжал восклицать князь и потом, после нескольких минут размышления, снова начал, как бы рассуждая сам с собой: — Значит, теперь единственный вопрос в капитале, и, собственно говоря, у меня есть денежный источник; но что
ж вы прикажете делать — родственный! За проценты не дадут, — скажут: возьми так! А
это «так» для меня нож острый. Я по натуре купец: сам не дам без процентов, и мне не
надо. Гонор
этот, понимаете, торговый.
Надо, однако
ж, как-нибудь убить
это прошлое, чтоб оно не отравляло крови, не рвало на куски сердца!
— А что
ж теперь делать. Конечно,
надо итти. Пешком по воде не побежишь, а от
этого немецкого чорта все-таки, может, хоть что-нибудь доберемся…