Неточные совпадения
«Странный
человек этот лекарь!» — думала она, лежа в своей великолепной постели, на кружевных подушках, под легким
шелковым одеялом… Анна Сергеевна наследовала от отца частицу его наклонности к роскоши. Она очень любила своего грешного, но доброго отца, а он обожал ее, дружелюбно шутил с ней, как с ровней, и доверялся ей вполне, советовался с ней. Мать свою она едва помнила.
Отец Алексей, мужчина видный и полный, с густыми, тщательно расчесанными волосами, с вышитым поясом на лиловой
шелковой рясе, оказался
человеком очень ловким и находчивым.
У окна сидел и курил
человек в поддевке,
шелковой шапочке на голове, седая борода его дымилась, выпуклыми глазами он смотрел на
человека против него, у этого
человека лицо напоминает благородную морду датского дога — нижняя часть слишком высунулась вперед, а лоб опрокинут к затылку, рядом с ним дремали еще двое, один безмолвно, другой — чмокая с сожалением и сердито.
— Хочется думать, что молодежь понимает свою задачу, — сказал патрон, подвинув Самгину пачку бумаг, и встал; халат распахнулся, показав
шелковое белье на крепком теле циркового борца. — Разумеется,
людям придется вести борьбу на два фронта, — внушительно говорил он, расхаживая по кабинету, вытирая платком пальцы. — Да, на два: против лиходеев справа, которые доводят народ снова до пугачевщины, как было на юге, и против анархии отчаявшихся.
За другими столами помещалось с полсотни второстепенных
людей; туго застегнутые в сюртуки и
шелковые черные платья, они усердно кушали и тихонько урчали.
Человек с серьгой в ухе не ответил. Вместо него словоохотливо заговорил его сосед, стройный красавец в желтой
шелковой рубахе...
Если оказывалась книга в богатом переплете лежащею на диване, на стуле, — Надежда Васильевна ставила ее на полку; если западал слишком вольный луч солнца и играл на хрустале, на зеркале, на серебре, — Анна Васильевна находила, что глазам больно, молча указывала
человеку пальцем на портьеру, и тяжелая, негнущаяся
шелковая завеса мерно падала с петли и закрывала свет.
Потом неизменно скромный и вежливый Тит Никоныч, тоже во фраке, со взглядом обожания к бабушке, с улыбкой ко всем; священник, в
шелковой рясе и с вышитым широким поясом, советники палаты, гарнизонный полковник, толстый, коротенький, с налившимся кровью лицом и глазами, так что, глядя на него, делалось «за
человека страшно»; две-три барыни из города, несколько шепчущихся в углу молодых чиновников и несколько неподросших девиц, знакомых Марфеньки, робко смотрящих, крепко жмущих друг у друга красные, вспотевшие от робости руки и беспрестанно краснеющих.
Она не только была необыкновенно оригинально нарядна, — что-то было на ней накручено и бархатное, и
шелковое, и ярко желтое, и зеленое, — но и жидкие волосы ее были подвиты, и она победительно влетела в приемную, сопутствуемая длинным улыбающимся
человеком с земляным цветом лица, в сюртуке с
шелковыми отворотами и белом галстуке.
Генерал, одутловатый, с картофельным носом и выдающимися шишками на лбу и оголенном черепе и мешками под глазами, сангвинический
человек, сидел в татарском
шелковом халате и с папиросой в руках пил чай из стакана в серебряном подстаканнике.
Вспоминая вчерашний вечер, проведенный у Корчагиных, богатых и знаменитых
людей, на дочери которых предполагалось всеми, что он должен жениться, он вздохнул и, бросив выкуренную папироску, хотел достать из серебряного портсигара другую, но раздумал и, спустив с кровати гладкие белые ноги, нашел ими туфли, накинул на полные плечи
шелковый халат и, быстро и тяжело ступая, пошел в соседнюю с спальней уборную, всю пропитанную искусственным запахом элексиров, одеколона, фиксатуаров, духов.
Иван Яковлич ничего не отвечал на это нравоучение и небрежно сунул деньги в боковой карман вместе с
шелковым носовым платком. Через десять минут эти почтенные
люди вернулись в гостиную как ни в чем не бывало. Алла подала Лепешкину стакан квасу прямо из рук, причем один рукав сбился и открыл белую, как слоновая кость, руку по самый локоть с розовыми ямочками, хитрый старик только прищурил свои узкие, заплывшие глаза и проговорил, принимая стакан...
На биллиарде играл князь Н., молодой
человек лет двадцати двух, с веселым и несколько презрительным лицом, в сюртуке нараспашку, красной
шелковой рубахе и широких бархатных шароварах; играл он с отставным поручиком Виктором Хлопаковым.
Г-н Беневоленский был
человек толстоватый, среднего роста, мягкий на вид, с коротенькими ножками и пухленькими ручками; носил он просторный и чрезвычайно опрятный фрак, высокий и широкий галстух, белое, как снег, белье, золотую цепочку на
шелковом жилете, перстень с камнем на указательном пальце и белокурый парик; говорил убедительно и кротко, выступал без шума, приятно улыбался, приятно поводил глазами, приятно погружал подбородок в галстух: вообще приятный был
человек.
— Ну, ну, ладно! — оборвала ее Анфуса Гавриловна. — Девицы, вы приоденьтесь к обеду-то. Не то штоб уж совсем на отличку, а как порядок требовает. Ты, Харитинушка, барежево платье одень, а ты, Серафимушка,
шелковое, канаусовое, которое тебе отец из Ирбитской ярманки привез… Ох, Аграфена, сняла ты с меня голову!.. Ну, надо ли было дурище наваливаться на такого
человека, а?.. Растерзать тебя мало…
Дальше события немножко перепутались. Галактион помнил только, что поднимался опять куда-то во второй этаж вместе с Полуяновым и что шубы с них снимала красивая горничная, которую Полуянов пребольно щипнул. Потом их встретила красивая белокурая дама в сером
шелковом платье. Кругом были все те же
люди, что и в думе, и Голяшкин обнимал при всех белокурую даму и говорил...
Это был молодой
человек, бедно и неряшливо одетый, в сюртуке, с засаленными до зеркального лоску рукавами, с жирною, застегнутою доверху жилеткой, с исчезнувшим куда-то бельем, с черным
шелковым замасленным донельзя и скатанным в жгут шарфом, с немытыми руками, с чрезвычайно угреватым лицом, белокурый и, если можно так выразиться, с невинно-нахальным взглядом.
Один молодой
человек, развязный и красивый, в фуражке с приплюснутыми полями, лихо надетой набекрень, в
шелковой рубашке, опоясанной шнурком с кисточками, тоже повел ее с собой в номера, спросил вина и закуску, долго врал Любке о том, что он побочный сын графа н что он первый бильярдист во всем городе, что его любят все девки и что он из Любки тоже сделает фартовую «маруху».
В гостиной Вихровы застали довольно большое общество: самую хозяйку, хоть и очень постаревшую, но по-прежнему с претензиями одетую и в тех же буклях 30-х годов, сына ее в расстегнутом вицмундире и в эполетах и монаха в клобуке, с пресыщенным несколько лицом, в
шелковой гроденаплевой [Гроденапль — плотная ткань, род тафты, от франц. gros de Naples.] рясе, с красивыми четками в руках и в чищенных сапогах, — это был настоятель ближайшего монастыря, отец Иоаким,
человек ученый, магистр богословия.
Наконец генерал надумался и обратился к «батюшке». Отец Алексей был
человек молодой, очень приличного вида и страстно любимый своею попадьей. Он щеголял
шелковою рясой и возвышенным образом мыслей и пленил генерала, сказав однажды, что"вера — главное, а разум — все равно что слуга на запятках: есть надобность за чем-нибудь его послать — хорошо, а нет надобности — и так простоит на запятках!"
Девушка торопливо протянула свою руку и почувствовала, с странным трепетом в душе, как к ее тонким розовым пальцам прильнуло горячее лицо набоба и его белокурые волосы обвили ее
шелковой волной. Ее на мгновенье охватило торжествующее чувство удовлетворенной гордости: набоб пресмыкался у ее ног точно так же, как пресмыкались пред ним сотни других, таких же жалких
людей.
Лицо у него серое, бородка тоже серая, из тонких
шелковых волос, серые глаза как-то особенно глубоки и печальны. Он хорошо улыбается, но ему не улыбнешься, неловко как-то. Он похож на икону Симеона Столпника — такой же сухой, тощий, и его неподвижные глаза так же отвлеченно смотрят куда-то вдаль, сквозь
людей и стены.
Но комаревцы резко отличались ото всех яркостью своих рубашек, медными гребешками, висевшими на поясах щеголей, синими кафтанами пожилых
людей, штофными и
шелковыми коротайками на заячьем меху, отливавшими всеми возможными золотистыми отливами на спинах баб.
У Губарева была привычка постоянно расхаживать взад и вперед, то и дело подергивая и почесывая бороду концами длинных и твердых ногтей. Кроме Губарева, в комнате находилась еще одна дама в
шелковом поношенном платье, лет пятидесяти, с чрезвычайно подвижным, как лимон желтым лицом, черными волосиками на верхней губе и быстрыми, словно выскочить готовыми глазами, да еще какой-то плотный
человек сидел, сгорбившись, в уголку.
Шелковые всплески воды, радостные крики освеженного тела, громкий смех и визг ребятишек — всё это и радужные брызги моря, разбитого прыжками
людей, — вздымается к солнцу, как веселая жертва ему.
«Я, говорит, хоть и необразованный
человек, да у меня много дел с купцами-с: так я вам буду из городу
шелковые и разные материи возить, и насчет провианту все будет-с».
Надежда Антоновна. Ах, это очень хорошо… Да, да, да, я вспомнила. Это теперь в моду вошло… и некоторые даже из богатых
людей… для сближения с народом… Ну, разумеется, вы в красной
шелковой… в бархатном кафтане. Я видела зимой в вагоне мильонщика и в простом бараньем… Как это называется?
— Да уж то!.. мать моя, женушка, Наталья Сергевна, — вели Оленьке принарядиться в
шелковый святошный сарафан да выдти поплясать; а других пришли петь, да песельников-то нам побольше, знаешь, чтоб лихо… — он захохотал, сам верно не зная чему; и начал потирать руки, заране наслаждаясь успехом своей выдумки; — этот
человек, обыкновенно довольно угрюмый, теперь был совершенный ребенок.
Мы встали и пошли бродить по комнатам. В конце анфилады их широкая дверь вела в зал, назначенный для танцев. Желтые
шелковые занавески на окнах и расписанный потолок, ряды венских стульев по стенам, в углу залы большая белая ниша в форме раковины, где сидел оркестр из пятнадцати
человек. Женщины, по большей части обнявшись, парами ходили по зале; мужчины сидели по стенам и наблюдали их. Музыканты настраивали инструменты. Лицо первой скрипки показалось мне немного знакомым.
Впереди нас и сзади нас шли
люди, направлявшиеся туда же, куда и мы, — мужчины в меховых пальто, женщины в длинных дипломатах и пальмерстонах из претендующей на роскошь материи:
шелковые цветы по плисовому полю, с боа на шеях и в белых
шелковых платках на головах; все это входило в подъезд и, поднявшись на несколько ступенек лестницы, раздевалось, обнаруживая по большей части жалко-роскошные туалеты, где шелк заменяла наполовину бумага, золото — бронза, бриллианты — шлифованное стекло, а свежесть лица и блеск глаз — цинковые белила, кармин и тердесьен.
На другой день Светлого праздника к нам в дом и затем на деревню приносили образа и появлялись как говорили, «священники», хотя священник был один, даже без дьякона. Тем не менее церковнослужителей с их семьями, при многочисленности последних, набиралось
человек двадцать, начиная с попадьи и дьячихи, которых можно было узнать по головам, тщательно завязанным
шелковыми косынками с двойным отливом. Усердные
люди (оброчники), все без шапок, приносили образа, в видах неприкосновенности святыни, на полотенцах.
На четвертый день Марфа Андревна сама покинула свое заточение. В этот день
люди увидели, что боярыня встала очень рано и прошла в сад в одном темненьком капоте и
шелковом повойничке. Там, в саду, она пробыла одна-одинешенька около часу и вышла оттуда, заперши за собою на замок ворота и опустив ключ в карман своего капота. К господскому обеду в этот день был приглашен отец Алексей.
Это был
человек очень подходящий для своей роли. При самом основании школы филантроп прислал его откуда-то из других более цивилизованных мест. Он носил старозаветный еврейский костюм: долгополый кафтан из тонкого сукна, сшитый таким образом, что он одновременно напоминал и лапсердак, и европейский сюртук. В официальных случаях он надевал настоящий сюртук. Из-под его жилета, когда он вынимал часы, виднелись
шелковые «цицес», вроде моточков ниток, ритуальная принадлежность традиционного еврейского костюма.
И
человека три дворян, с самого начала бала пившие в кабинете, с красными лицами, надели кто черные, кто
шелковые вязаные перчатки и вместе с графом уже собрались итти в залу, когда их задержал золотушный молодой
человек, весь бледный и едва удерживая слезы, подошедший к Турбину.
И когда он был уже убит и давно похоронен и новый губернатор, молодой, вежливый, окруженный казаками, быстро и весело носился по городу в коляске, — многие вспоминали этот двухнедельный странный призрак, рожденный старым законом: седого
человека в генеральском пальто, шагающего прямо по грязи, его закинутую голову и незрячий взор — и красную
шелковую подкладку, остро блистающую в молчаливых лужах.
Дня через два после того к дому Сергея Андреича Колышкина подъехала извозчичья коляска, запряженная парой добрых коней. В ней сидел высокий молодой
человек в новеньком с иголочки пальто и в круглой
шелковой шляпе. Если б коляска заехала в деревню Поромову да остановилась перед избой Трифона Лохматого, не узнать бы ему родного детища.
Некоторые —
люди хозяйственные, не пропивавшие жалованья и «заслуги» [«Заслугой» назывались деньги, которые выдавались непьющим матросам на руки за невыпитые ими казенные чарки, и деньги, которые оставались за несъеденное количество масла или какого-нибудь другого припаса, отпускавшегося по положению.] на берегу, — надевали собственные щегольские рубахи с передом из голландского полотна, купленные в Копенгагене и Бресте, и, несмотря на жару, повязывали шею
шелковыми, тоже собственными, платками, пропуская концы их в медные или бронзовые кольца.
Она, восемнадцатилетняя девочка, стояла, глядела в ноты и дрожала, как струна, которую сильно дернули пальцем. Ее маленькое лицо то и дело вспыхивало, как зарево. На глазах блестели слезы, готовые каждую минуту закапать на музыкальные значки с черными булавочными головками. Если бы
шёлковые золотистые волосы, которые водопадом падали на ее плечи и спину, скрыли ее лицо от
людей, она была бы счастлива.
Она и сама точно немного влюблена в Николая Никаноровича: одевается к обеду в
шелковый капот с пелериной и на ночь городки себе устраивает каленой шпилькой. Да и тетя Павла, когда себя получше чувствует, с ним любезна, повторяет все, что по нынешним временам такими молодыми
людьми грех пренебрегать.
Между последними подошел к Александру Васильевичу совершенно еще молодой
человек, одетый, по моде того времени, в
шелковый камзол, бархатный французский кафтан, шитый шелками, с кружевными манжетами, в
шелковых чулках и туфлях с золотыми пряжками, в напудренной затейливой прическе.
Одна, густо покрытая пудрой, сухая, с молодою талией, в темном; другая подводила глаза и красила губы, полненькая, с накладкой на лбу, нарядная, распространяющая вокруг себя запах духов Chypre; []Шипр (фр.). третья — помоложе, менее болтливая и резкая в манерах, курила и то и дело наводила длинный черепаховый лорнет на молодого
человека, сидевшего рядом с ней, совсем женоподобного, еще безбородого и подзавитого, в открытом «смокинге» с
шелковыми отворотами.
Ты останешься в Петербурге и будешь наблюдать за домом, за
людьми, за лошадьми, и за этот труд жалую тебе двадцать пять рублей и старый генеральский халат на красной
шелковой подкладке (халат ее покойника мужа), для внушения страха прислуге.
Обманутая Мариорица, собрав пепел, плакала над ним, как над прахом любимого
человека, и спрятала в
шелковой подушечке, которую нередко держала у своего сердца.
Цветочницы подвигались вперед не спеша, останавливались, разбивали наскоро маленькие и очень легкие
шелковые шатры, из которых каждый мог укрыть только двух
человек.
Когда я взошел в корчму, в ней было всего только три
человека: охотник с ружьем, сидевший в углу за газетой и за кружкой пива, да очень старый еврей в
шелковом капоте.