Неточные совпадения
Вдруг издали до него дошел
шум торопливых шагов, и между кустами сосняка и ельника являлась и
пропадала фигура.
Они, как будто ряд гигантских всадников, наскакивали с
шумом, похожим на пушечные выстрелы, и с облаком пены на каменья, прыгали через них, как взбесившиеся кони через
пропасти и преграды, и наконец, обессиленные, падали клочьями грязной, желтой пены на песок.
Чем выше мы поднимались, тем больше иссякали ручьи и наконец
пропали совсем. Однако глухой
шум под камнями указывал, что источники эти еще богаты водой. Мало-помалу
шум этот тоже начинал стихать. Слышно было, как под землей бежала вода маленькими струйками, точно ее лили из чайника, потом струйки эти превратились в капли, и затем все стихло.
Он все ускорял шаги, затем нас обоих подхватывал какой-то вихрь, и мы среди особенного
шума неслись с ним опять по закатывающейся круговой линии куда-то в бездонную
пропасть…
Опускаясь на ночлег, они не слетают, а как будто падают вниз, без всякого
шума, точно
пропадают, так что, завидя издали большое дерево, унизанное десятками тетеревов, и подъезжая к нему с осторожностью, вдруг вы увидите, что тетеревов нет, а они никуда не улетали!
— Конечно, дом сумасшедших! — не вытерпела и резко проговорила Аглая, но слова ее
пропали в общем
шуме; все уже громко говорили, все рассуждали, кто спорил, кто смеялся. Иван Федорович Епанчин был в последней степени негодования и, с видом оскорбленного достоинства, поджидал Лизавету Прокофьевну. Племянник Лебедева ввернул последнее словечко...
По мере того как приемыш приближался к цели своего путешествия, освещенные окна становились реже.
Шум внутри фабрик отдалялся с каждою минутой. Мало-помалу он
пропал совершенно. В ушах приемыша раздавался только хляск, производимый его ногами, и шуршуканье ветра, который время от времени пробегал по соломенным кровлям.
Шум шагов
пропадал в сыпучем песке, кой-где покрытом широкими листьями лопуха.
— Ну —
шум поднялся… Прогнали Верку… Изругали её… И меня… Она — ко мне… А я в ту пору без места был… Проели всё до ниточки… Ну, а она — характерная… Убежала…
Пропала недели на две… Потом явилась… одетая по-модному и всё… браслет… деньги…
Было это время хорошо для меня, время тихо-радостного праздника. Любил я один во храме быть, и чтобы ни
шума, ни шелеста вокруг — тогда, в тишине,
пропадал я, как бы возносился на облака, с высоты их все люди незаметны становились для меня и человеческое — невидимо.
Чёрное небо то и дело рвали огненные стрелы молнии, и гром гудел над быстро летевшим поездом.
Шум колёс на стыках рельс и лязг сцеплений
пропадали в рёве грома, а неуловимо быстрые молнии, мелькая мимо окон, слепили глаза.
«А что, если он проснется, когда я подойду к калитке, и поднимет
шум? — мелькнула у меня тревожная мысль. — Тогда весь мой план
пропал!»
Дорога была в высшей степени живописна и в то же время, чем выше, тем более казалась опасной и возбуждала у непривычных к таким горным подъемам нервное напряжение, особенно когда пришлось ехать узенькой тропинкой, по одной стороне которой шла отвесная гора, а с другой — страшно взглянуть! — глубокая
пропасть, откуда долетал глухой
шум воды, бежавшей по каменьям.
И заляскали вслед за нею о древки сухие цепы, заколотили емки и ухваты, зазвенели серпы и косы, задребезжали спицами трезубые вилы; сотни звонких, громких голосов, кто во что горазд, взвизгнули, гаркнули, крикнули: «згинь,
пропади отсюда, коровья смерть!» и, переливаясь, понеслись, то заглушаемые
шумом, то всплывающие поверх его вновь.
А раз, это было давно, когда весь институт стоял на молитве в зале, вдруг в силюльках послышался какой-то
шум, потом плач и все институтки, как один человек, увидели тень высокой, черной монахини, которая прошла мимо круглого окна в коридорчик верхних силюлек и, спустившись с лестницы,
пропала внизу.
— И сразу
пропадает тишина и все становится криком,
шумом, беготней.