Неточные совпадения
Магомет — основатель
ислама (6–7 вв. н. э.).]
— «Да это твоя религия; а родом?» — «
Ислам, мусульман», — твердил он.
«Индус вон! — говорил он, показывая на такого же, как и он сам, — а я
ислам».
«Кто ж ты, из какой страны?» — «
Ислам, мусульман».
Тема случилась странная: Григорий поутру, забирая в лавке у купца Лукьянова товар, услышал от него об одном русском солдате, что тот, где-то далеко на границе, у азиятов, попав к ним в плен и будучи принуждаем ими под страхом мучительной и немедленной смерти отказаться от христианства и перейти в
ислам, не согласился изменить своей веры и принял муки, дал содрать с себя кожу и умер, славя и хваля Христа, — о каковом подвиге и было напечатано как раз в полученной в тот день газете.
Точно так сочли бы мы себя правыми, если бы, например, приехали в магометанское государство и, подчинившись его законам, не приняли, однако,
ислама.
Но нам нет никакой надобности ходить в мечеть, потому что мы вовсе не чувствуем потребности молиться пророку, не нуждаемся в истинах и утешениях алкорана и не верим магометову раю со всеми его гуриями, следовательно, от
ислама ничем, не пользуемся и не хотим пользоваться».
— Не случайно, быть может, что в эпоху крестовых походов около Гроба Господня столкнулись два политических
ислама, мусульманский и католический, которые одинаково обрушились на падавшую Византию.].
VII Вселенский собор (786–787, Константинополь, Никея) осудил иконоборчество — еретическое течение в Византии, возникшее под влиянием иудаизма и
ислама, запрещающих изображать Бога.].
Получается чудовищный подмен, имевший роковые последствия для всего христианского мира [Любопытно, что наибольшую аналогию католичеству в этом отношении представляет
ислам с его идеей теократического халифата, в котором глава государства является вместе с тем и наместником пророка и потому соединяет в себе полноту светской и духовной власти.
Поэтому христианство никак нельзя, под предлогом «панхристизма», превращать в принципиальный и решительный имманентизм и антрополарию, фактически понимая его как углубленное и очищенное язычество (хотя оно включает в себя и последнее, как подчиненную и частную истину, и даже раскрывает относительную его правду); но одинаково нельзя его понимать и по типу ветхозаветного трансцендентизма, как религию закона, обязательного лишь своей трансцендентной санкцией [Реакционную реставрацию этого трансцендентизма мы имеем в
Исламе, в этом главный его пафос, существенно антихристианский.
— Да что же он, сам-то уськал, уськал свой народ, травил его
исламом, а как попался, так сам же с повинной пришел к нашему вождю. Ведь, небось, не бросился в пропасть, как в плен его взяли? Нет, привел-таки своих жен и сыновей, и внуков и сдал их на русское милосердие.
Это что-то вроде нового
ислама, в котором хотят заслужить себе рай избиением неверных.