Неточные совпадения
Стародум(с важным чистосердечием). Ты теперь в тех летах, в которых душа наслаждаться хочет всем бытием своим, разум хочет знать, а сердце чувствовать. Ты входишь теперь в свет, где первый
шаг решит часто судьбу целой жизни, где всего чаще первая встреча бывает: умы, развращенные в своих понятиях, сердца, развращенные в своих чувствиях. О мой друг! Умей различить, умей остановиться с теми, которых дружба к тебе была б надежною порукою
за твой разум
и сердце.
Предстояло атаковать на пути гору Свистуху; скомандовали: в атаку! передние ряды отважно бросились вперед, но оловянные солдатики
за ними не последовали.
И так как на лицах их,"ради поспешения", черты были нанесены лишь в виде абриса [Абрис (нем.) — контур, очертание.]
и притом в большом беспорядке, то издали казалось, что солдатики иронически улыбаются. А от иронии до крамолы — один
шаг.
Скорым
шагом удалялся он прочь от города, а
за ним, понурив головы
и едва поспевая, следовали обыватели. Наконец к вечеру он пришел. Перед глазами его расстилалась совершенно ровная низина, на поверхности которой не замечалось ни одного бугорка, ни одной впадины. Куда ни обрати взоры — везде гладь, везде ровная скатерть, по которой можно шагать до бесконечности. Это был тоже бред, но бред точь-в-точь совпадавший с тем бредом, который гнездился в его голове…
Она хотела что-то сказать, но голос отказался произнести какие-нибудь звуки; с виноватою мольбой взглянув на старика, она быстрыми легкими
шагами пошла на лестницу. Перегнувшись весь вперед
и цепляясь калошами о ступени, Капитоныч бежал
за ней, стараясь перегнать ее.
Когда он наконец взял невесту
за руку, как надо было, священник прошел несколько
шагов впереди их
и остановился у аналоя.
Левин знал брата
и ход его мыслей; он знал, что неверие его произошло не потому, что ему легче было жить без веры, но потому, что
шаг за шагом современно-научные объяснения явлений мира вытеснили верования,
и потому он знал, что теперешнее возвращение его не было законное, совершившееся путем той же мысли, но было только временное, корыстное, с безумною надеждой исцеления.
«Там видно будет», сказал себе Степан Аркадьич
и, встав, надел серый халат на голубой шелковой подкладке, закинул кисти узлом
и, вдоволь забрав воздуха в свой широкий грудной ящик, привычным бодрым
шагом вывернутых ног, так легко носивших его полное тело, подошел к окну, поднял стору
и громко позвонил. На звонок тотчас же вошел старый друг, камердинер Матвей, неся платье, сапоги
и телеграмму. Вслед
за Матвеем вошел
и цирюльник с припасами для бритья.
Читала ли она, как героиня романа ухаживала
за больным, ей хотелось ходить неслышными
шагами по комнате больного; читала ли она о том, как член парламента говорил речь, ей хотелось говорить эту речь; читала ли она о том, как леди Мери ехала верхом
за стаей
и дразнила невестку
и удивляла всех своею смелостью, ей хотелось это делать самой.
— Нет, Стива не пьет…. Костя, подожди, что с тобой? — заговорила Кити, поспевая
за ним, но он безжалостно, не дожидаясь ее, ушел большими
шагами в столовую
и тотчас же вступил в общий оживленный разговор, который поддерживали там Васенька Весловский
и Степан Аркадьич.
— Что
за охота про это говорить, — с досадой сказала Кити, — я об этом не думаю
и не хочу думать…
И не хочу думать, — повторила она, прислушиваясь к знакомым
шагам мужа по лестнице террасы.
Разве не молодость было то чувство, которое он испытывал теперь, когда, выйдя с другой стороны опять на край леса, он увидел на ярком свете косых лучей солнца грациозную фигуру Вареньки, в желтом платье
и с корзинкой шедшей легким
шагом мимо ствола старой березы,
и когда это впечатление вида Вареньки слилось в одно с поразившим его своею красотой видом облитого косыми лучами желтеющего овсяного поля
и за полем далекого старого леса, испещренного желтизною, тающего в синей дали?
Она тоже не спала всю ночь
и всё утро ждала его. Мать
и отец были бесспорно согласны
и счастливы ее счастьем. Она ждала его. Она первая хотела объявить ему свое
и его счастье. Она готовилась одна встретить его,
и радовалась этой мысли,
и робела
и стыдилась,
и сама не знала, что она сделает. Она слышала его
шаги и голос
и ждала
за дверью, пока уйдет mademoiselle Linon. Mademoiselle Linon ушла. Она, не думая, не спрашивая себя, как
и что, подошла к нему
и сделала то, что она сделала.
В десяти
шагах от прежнего места с жирным хорканьем
и особенным дупелиным выпуклым звуком крыльев поднялся один дупель.
И вслед
за выстрелом тяжело шлепнулся белою грудью о мокрую трясину. Другой не дождался
и сзади Левина поднялся без собаки.
Еще по звуку легких
шагов на лестнице он почувствовал ее приближение,
и, хотя он был доволен своею речью, ему стало страшно
за предстоящее объяснение…
Дети с испуганным
и радостным визгом бежали впереди. Дарья Александровна, с трудом борясь с своими облепившими ее ноги юбками, уже не шла, а бежала, не спуская с глаз детей. Мужчины, придерживая шляпы, шли большими
шагами. Они были уже у самого крыльца, как большая капля ударилась
и разбилась о край железного жолоба. Дети
и за ними большие с веселым говором вбежали под защиту крыши.
Но Левин не мог сидеть. Он прошелся два раза своими твердыми
шагами по клеточке-комнате, помигал глазами, чтобы не видно было слез,
и тогда только сел опять
за стол.
Но это говорили его вещи, другой же голос в душе говорил, что не надо подчиняться прошедшему
и что с собой сделать всё возможно.
И, слушаясь этого голоса, он подошел к углу, где у него стояли две пудовые гири,
и стал гимнастически поднимать их, стараясь привести себя в состояние бодрости.
За дверью заскрипели
шаги. Он поспешно поставил гири.
Трава пошла мягче,
и Левин, слушая, но не отвечая
и стараясь косить как можно лучше, шел
за Титом. Они прошли
шагов сто. Тит всё шел, не останавливаясь, не выказывая ни малейшей усталости; но Левину уже страшно становилось, что он не выдержит: так он устал.
— Нет, штука. Идите, идите, Василий Лукич зовет, — сказал швейцар, слыша приближавшиеся
шаги гувернера
и осторожно расправляя ручку в до-половины снятой перчатке, державшую его
за перевязь,
и подмигивая головой на Вунича.
Вронский не слушал его. Он быстрыми
шагами пошел вниз: он чувствовал, что ему надо что-то сделать, но не знал что. Досада на нее
за то, что она ставила себя
и его в такое фальшивое положение, вместе с жалостью к ней
за ее страдания, волновали его. Он сошел вниз в партер
и направился прямо к бенуару Анны. У бенуара стоял Стремов
и разговаривал с нею...
Сбежав до половины лестницы, Левин услыхал в передней знакомый ему звук покашливанья; но он слышал его неясно из-за звука своих
шагов и надеялся, что он ошибся; потом он увидал
и всю длинную, костлявую, знакомую фигуру,
и, казалось, уже нельзя было обманываться, но всё еще надеялся, что он ошибается
и что этот длинный человек, снимавший шубу
и откашливавшийся, был не брат Николай.
И Корсунский завальсировал, умеряя
шаг, прямо на толпу в левом углу залы, приговаривая: «pardon, mesdames, pardon, pardon, mesdames»
и, лавируя между морем кружев, тюля
и лент
и не зацепив ни
за перышко, повернул круто свою даму, так что открылись ее тонкие ножки в ажурных чулках, а шлейф разнесло опахалом
и закрыло им колени Кривину.
Воз был увязан. Иван спрыгнул
и повел
за повод добрую, сытую лошадь. Баба вскинула на воз грабли
и бодрым
шагом, размахивая руками, пошла к собравшимся хороводом бабам. Иван, выехав на дорогу, вступил в обоз с другими возами. Бабы с граблями на плечах, блестя яркими цветами
и треща звонкими, веселыми голосами, шли позади возов. Один грубый, дикий бабий голос затянул песню
и допел ее до повторенья,
и дружно, в раз, подхватили опять с начала ту же песню полсотни разных, грубых
и тонких, здоровых голосов.
Но Каренина не дождалась брата, а, увидав его, решительным легким
шагом вышла из вагона.
И, как только брат подошел к ней, она движением, поразившим Вронского своею решительностью
и грацией, обхватила брата левою рукой
за шею, быстро притянула к себе
и крепко поцеловала. Вронский, не спуская глаз, смотрел на нее
и, сам не зная чему, улыбался. Но вспомнив, что мать ждала его, он опять вошел в вагон.
В пять часов скрип отворенной двери разбудил его. Он вскочил
и оглянулся. Кити не было на постели подле него. Но
за перегородкой был движущийся свет,
и он слышал ее
шаги.
— Ты слишком уже подчеркиваешь свою нежность, чтоб я очень ценила, — сказала она тем же шуточным тоном, невольно прислушиваясь к звукам
шагов Вронского, шедшего
за ними. «Но что мне
за дело?» подумала она
и стала спрашивать у мужа, как без нее проводил время Сережа.
Отойдя
шагов 40
и зайдя
за куст бересклета в полном цвету с его розовокрасными сережками, Сергей Иванович, зная, что его не видят, остановился.
Запах их всё сильнее
и сильнее, определеннее
и определеннее поражал ее,
и вдруг ей вполне стало ясно, что один из них тут,
за этою кочкой, в пяти
шагах пред нею,
и она остановилась
и замерла всем телом.
Столько же доводов было тогда
за этот
шаг, сколько
и против,
и не было того решительного повода, который бы заставил его изменить своему правилу: воздерживаться в сомнении; но тетка Анны внушила ему через знакомого, что он уже компрометтировал девушку
и что долг чести обязывает его сделать предложение.
Несмотря на то, что она только что говорила, что он лучше
и добрее ее, при быстром взгляде, который она бросила на него, охватив всю его фигуру со всеми подробностями, чувства отвращения
и злобы к нему
и зависти
за сына охватили ее. Она быстрым движением опустила вуаль
и, прибавив
шагу, почти выбежала из комнаты.
Варенька, услыхав голос Кити
и выговор ее матери, быстро легкими
шагами подошла к Кити. Быстрота движений, краска, покрывавшая оживленное лицо, — всё показывало, что в ней происходило что-то необыкновенное. Кити знала, что̀ было это необыкновенное,
и внимательно следила
за ней. Она теперь позвала Вареньку только затем, чтобы мысленно благословить ее на то важное событие, которое, по мысли Кити, должно было совершиться нынче после обеда в лесу.
Ровно в двенадцать, когда Анна еще сидела
за письменным столом, дописывая письмо к Долли, послышались ровные
шаги в туфлях,
и Алексей Александрович, вымытый
и причесанный, с книгою под мышкой, подошел к ней.
Курчавый старик, повязанный по волосам лычком, с темною от пота горбатою спиной, ускорив
шаг, подошел к коляске
и взялся загорелою рукой
за крыло коляски.
Уж я заканчивал второй стакан чая, как вдруг дверь скрыпнула, легкий шорох платья
и шагов послышался
за мной; я вздрогнул
и обернулся, — то была она, моя ундина!
Слободка, которая
за крепостью, населилась; в ресторации, построенной на холме, в нескольких
шагах от моей квартиры, начинают мелькать вечером огни сквозь двойной ряд тополей; шум
и звон стаканов раздаются до поздней ночи.
— Вот, батюшка, надоели нам эти головорезы; нынче, слава Богу, смирнее; а бывало, на сто
шагов отойдешь
за вал, уже где-нибудь косматый дьявол сидит
и караулит: чуть зазевался, того
и гляди — либо аркан на шее, либо пуля в затылке. А молодцы!..
— А вот слушайте: Грушницкий на него особенно сердит — ему первая роль! Он придерется к какой-нибудь глупости
и вызовет Печорина на дуэль… Погодите; вот в этом-то
и штука… Вызовет на дуэль: хорошо! Все это — вызов, приготовления, условия — будет как можно торжественнее
и ужаснее, — я
за это берусь; я буду твоим секундантом, мой бедный друг! Хорошо! Только вот где закорючка: в пистолеты мы не положим пуль. Уж я вам отвечаю, что Печорин струсит, — на шести
шагах их поставлю, черт возьми! Согласны ли, господа?
Вот он раз
и дождался у дороги, версты три
за аулом; старик возвращался из напрасных поисков
за дочерью; уздени его отстали, — это было в сумерки, — он ехал задумчиво
шагом, как вдруг Казбич, будто кошка, нырнул из-за куста, прыг сзади его на лошадь, ударом кинжала свалил его наземь, схватил поводья —
и был таков; некоторые уздени все это видели с пригорка; они бросились догонять, только не догнали.
Слезши с лошадей, дамы вошли к княгине; я был взволнован
и поскакал в горы развеять мысли, толпившиеся в голове моей. Росистый вечер дышал упоительной прохладой. Луна подымалась из-за темных вершин. Каждый
шаг моей некованой лошади глухо раздавался в молчании ущелий; у водопада я напоил коня, жадно вдохнул в себя раза два свежий воздух южной ночи
и пустился в обратный путь. Я ехал через слободку. Огни начинали угасать в окнах; часовые на валу крепости
и казаки на окрестных пикетах протяжно перекликались…
Едва я успел ее рассмотреть, как услышал шум
шагов: два казака бежали из переулка, один подошел ко мне
и спросил: не видал ли я пьяного казака, который гнался
за свиньей.
Как на досадную разлуку,
Татьяна ропщет на ручей;
Не видит никого, кто руку
С той стороны подал бы ей;
Но вдруг сугроб зашевелился,
И кто ж из-под него явился?
Большой, взъерошенный медведь;
Татьяна ах! а он реветь,
И лапу с острыми когтями
Ей протянул; она скрепясь
Дрожащей ручкой оперлась
И боязливыми
шагамиПеребралась через ручей;
Пошла —
и что ж? медведь
за ней!
Вот пистолеты уж блеснули,
Гремит о шомпол молоток.
В граненый ствол уходят пули,
И щелкнул в первый раз курок.
Вот порох струйкой сероватой
На полку сыплется. Зубчатый,
Надежно ввинченный кремень
Взведен еще.
За ближний пень
Становится Гильо смущенный.
Плащи бросают два врага.
Зарецкий тридцать два
шагаОтмерил с точностью отменной,
Друзей развел по крайний след,
И каждый взял свой пистолет.
Нам всем было жутко в темноте; мы жались один к другому
и ничего не говорили. Почти вслед
за нами тихими
шагами вошел Гриша. В одной руке он держал свой посох, в другой — сальную свечу в медном подсвечнике. Мы не переводили дыхания.
Вот послышались
шаги папа на лестнице; выжлятник подогнал отрыскавших гончих; охотники с борзыми подозвали своих
и стали садиться. Стремянный подвел лошадь к крыльцу; собаки своры папа, которые прежде лежали в разных живописных позах около нее, бросились к нему. Вслед
за ним, в бисерном ошейнике, побрякивая железкой, весело выбежала Милка. Она, выходя, всегда здоровалась с псарными собаками: с одними поиграет, с другими понюхается
и порычит, а у некоторых поищет блох.
Когда стали подходить к кресту, я вдруг почувствовал, что нахожусь под тяжелым влиянием непреодолимой, одуревающей застенчивости,
и, чувствуя, что у меня никогда не достанет духу поднести свой подарок, я спрятался
за спину Карла Иваныча, который, в самых отборных выражениях поздравив бабушку, переложил коробочку из правой руки в левую, вручил ее имениннице
и отошел несколько
шагов, чтобы дать место Володе.
Покамест он бродил в темноте
и в недоумении, где бы мог быть вход к Капернаумову, вдруг, в трех
шагах от него, отворилась какая-то дверь; он схватился
за нее машинально.
Но лодки было уж не надо: городовой сбежал по ступенькам схода к канаве, сбросил с себя шинель, сапоги
и кинулся в воду. Работы было немного: утопленницу несло водой в двух
шагах от схода, он схватил ее
за одежду правою рукою, левою успел схватиться
за шест, который протянул ему товарищ,
и тотчас же утопленница была вытащена. Ее положили на гранитные плиты схода. Она очнулась скоро, приподнялась, села, стала чихать
и фыркать, бессмысленно обтирая мокрое платье руками. Она ничего не говорила.
Дойдя до поворота, он перешел на противоположную сторону улицы, обернулся
и увидел, что Соня уже идет вслед
за ним, по той же дороге,
и ничего не замечая. Дойдя до поворота, как раз
и она повернула в эту же улицу. Он пошел вслед, не спуская с нее глаз с противоположного тротуара; пройдя
шагов пятьдесят, перешел опять на ту сторону, по которой шла Соня, догнал ее
и пошел
за ней, оставаясь в пяти
шагах расстояния.
Раскольников бросился вслед
за мещанином
и тотчас же увидел его идущего по другой стороне улицы, прежним ровным
и неспешным
шагом, уткнув глаза в землю
и как бы что-то обдумывая. Он скоро догнал его, но некоторое время шел сзади; наконец поравнялся с ним
и заглянул ему сбоку в лицо. Тот тотчас же заметил его, быстро оглядел, но опять опустил глаза,
и так шли они с минуту, один подле другого
и не говоря ни слова.
«Черт возьми! — продолжал он почти вслух, — говорит со смыслом, а как будто… Ведь
и я дурак! Да разве помешанные не говорят со смыслом? А Зосимов-то, показалось мне, этого-то
и побаивается! — Он стукнул пальцем по лбу. — Ну что, если… ну как его одного теперь пускать? Пожалуй, утопится… Эх, маху я дал! Нельзя!»
И он побежал назад, вдогонку
за Раскольниковым, но уж след простыл. Он плюнул
и скорыми
шагами воротился в «Хрустальный дворец» допросить поскорее Заметова.