Неточные совпадения
«Семейные бани И. И. Домогайлова сообщают, что в дворянском отделении устроен для мужчин душ профессора Шарко, а для дам ароматические ванны», — читал он, когда в дверь постучали и
на его крик: «Войдите!» вошел курчавый ученик Маракуева — Дунаев. Он никогда не бывал у Клима, и Самгин
встретил его удивленно, поправляя очки. Дунаев, как всегда, улыбался, мелкие колечки густейшей бороды его шевелились, а нос как-то странно углубился в усы, и
шагал Дунаев так, точно он ожидал, что может провалиться сквозь пол.
— Выпейте с нами, мудрец, — приставал Лютов к Самгину. Клим отказался и
шагнул в зал,
встречу аплодисментам. Дама в кокошнике отказалась петь,
на ее место встала другая, украинка, с незначительным лицом, вся в цветах, в лентах, а рядом с нею — Кутузов. Он снял полумаску, и Самгин подумал, что она и не нужна ему, фальшивая серая борода неузнаваемо старила его лицо. Толстый маркиз впереди Самгина сказал...
Толкались люди,
шагая встречу, обгоняя, уходя от них, Самгин зашел в сквер храма Христа, сел
на скамью, и первая ясная его мысль сложилась вопросом: чем испугал жандарм?
— Пойдемте чай пить, — предложила жена. Самгин отказался, не желая
встречи с Кутузовым, вышел
на улицу, в сумрачный холод короткого зимнего дня. Раздраженный бесплодным визитом к богатому барину, он
шагал быстро, пред ним вспыхивали фонари, как бы догоняя людей.
Вечером он все-таки не очень охотно
шагал к Дронову, — смущала возможность
встречи с Тагильским. Он не мог забыть, что, увидав Тагильского у Дронова, постыдно испугался чего-то и несколько отвратительных секунд соображал: подойти к Тагильскому или не нужно? Но Тагильский сам подошел, кругленький, щеголевато одетый, с добродушной усмешкой
на красной роже.
Встретили группу английских офицеров, впереди их автоматически
шагал неестественно высокий человек с лицом из трех костей, в белой чалме
на длинной голове, со множеством орденов
на груди, узкой и плоской.
Он почти неделю не посещал Дронова и не знал, что Юрин помер, он
встретил процессию
на улице. Зимою похороны особенно грустны, а тут еще вспомнились похороны Варвары: день такой же враждебно холодный, шипел ветер, сеялся мелкий, колючий снег, точно так же навстречу катафалку и обгоняя его, но как бы не замечая, поспешно
шагали равнодушные люди, явилась та же унылая мысль...
Орудья подземных работ
на пути,
Провалы, бугры мы
встречали.
Работа кипела под звуки оков,
Под песни, — работа над бездной!
Стучались в упругую грудь рудников
И заступ и молот железный.
Там с ношею узник
шагал по бревну,
Невольно кричала я: «Тише!»
Там новую мину вели в глубину,
Там люди карабкались выше
По шатким подпоркам… Какие труды!
Какая отвага!.. Сверкали
Местами добытые глыбы руды
И щедрую дань обещали…
Он
шагал и, уж конечно, не подозревал, что для мужика и бабы он, в этот миг, составляет самый загадочный и любопытный предмет, какой только можно
встретить на большой дороге.
Подле него, возле ступенек крыльца и
на самых ступеньках, располагалось несколько пьяных мужиков, которые сидели вкривь и вкось, иной даже лежал, но все держались за руки или обнимались; они не обращали внимания
на то, что через них
шагали, наступали им
на ноги или же попросту валились
на них: дружеские объятия
встречали того, кто спотыкался и падал; они горланили что было моченьки, во сколько хватало духу какую-то раздирательную, нескладную песню и так страшно раскрывали рты, что видны были не только коренные зубы, но даже нёбо и маленький язычок, болтавшийся в горле.
Идя по лестнице
на чердак, он
шагал осторожно, боясь нашуметь, боясь
встретить кого-нибудь.
Пароход пристал, люди хлынули волной
на пристань. Затертый толпою Маякин
на минуту скрылся из глаз и снова вынырнул, улыбаясь торжествующей улыбкой. Фома, сдвинув брови, в упор смотрел
на него и подвигался навстречу ему, медленно
шагая по мосткам. Его толкали в спину, навалились
на него, теснили — все это еще более возбуждало. Вот он столкнулся со стариком, и тот
встретил его вежливеньким поклоном и вопросом...
Гурия Плетнева арестовали и отвезли в Петербург, в «Кресты». Первый сказал мне об этом Никифорыч,
встретив меня рано утром
на улице.
Шагая навстречу мне задумчиво и торжественно, при всех медалях, — как будто возвращаясь с парада, — он поднял руку к фуражке и молча разминулся со мной, но, тотчас остановясь, сердитым голосом сказал в затылок мне...